- Слова и есть, - зевнул Бабич. - Фантики это все. В другой раз я, может, и пошелестел бы ими, поговорил бы с тобой об этом с пивком бы, да после парной, но ты ж такого обращения не понимаешь. Гордость - она гордыня и есть, как ни поворачивай, а все остальное... Откуда у тебя честь? Кто ею тебя наделил? Достоинство, порядочность. Слышал фразу - порядочный идиот или придурок? Вот это про твою порядочность и есть. А достоинство... Оно как дым. Дунул - и нет его.
- Игорь Анатольевич... - Павел поморщился: один из милиционеров, что сопел у его щеки, явно не следил за чистотой рта,- Я спорить с вами не собираюсь, хотя и не пойму, чем лично вам досадил. Вы сразу скажите, чего вам от меня нужно. Может быть, сговоримся?
- О как! - хмыкнул Бабич.- Ты где раньше был, если такой сговорчивый? Нет, дорогой. Теперь разговор другим будет. Похоже, те, кто тебя крыл, теперь и закапывать тебя будут. Я в это дело не полезу, мое дело небольшое - задержать и передать. Ну, если только опросить сначала. Все ж таки взрыв ты учинил на моей территории, лишней бумажка не будет. Следователь тебя ждет уже, кстати.
- И что я ему должен буду рассказать? - нахмурился Павел.
- А что хочешь,- пробурчал Бабич, потом рассмеялся, повернулся, свесил между сиденьями одутловатые щеки,- Одно только скажу. С того самого дня, как пришел ко мне верзила с корочками и, как ребенку, по складам объяснил, что черненького на трассе трогать нельзя, я о тебе даже думать не мог, чтобы у меня аппетит не пропал.
- Так, может, Игорь Анатольевич, вы и взорвали мастерскую? - предположил Павел.- Так сказать, для исправления аппетита.
- На, сука! - ткнул кулаком в живот Павлу Бабич. Размахнулся еще раз, но Павел подставил наручники, и, разодрав кулак, полковник сморщился, заверещал, и удары посыпались на задержанного с двух сторон.
- По лицу не бейте! - рыкнул Бабич и тут же заорал на водителя, который остановил машину у отдела.- Что вылупился, тащи аптечку, сейчас китель вымажу. Кулак мне раскровенил, сука!
Пока Павла волокли в дежурку, его вырвало, но боль утихла быстро. Ребра остались целы, хотя руки уж точно не обошлись без синяков. Зато голова гудела не переставая. В ушах опять звенело. Милиционеры расстегнули наручники, заново закрыли их, заведя руки за спину, и в таком виде затащили Павла в грязный туалет. Там он получил еще несколько ударов по спине, затем его сунули головой в раковину и включили холодную воду. Через минуту он оказался в комнате развода. За столом сидел хмурый широкоскулый человек в синем костюме. Рядом стоял Бабич. Милиционеры бросили Павла на скамью напротив штатского.
- Вот он,- заметил полковник.- Шермер Павел Матвеевич. Документов и денег нет, но личность его я тебе удостоверяю с точностью. Тебе сколько времени нужно, чтобы опросить его?
- Как пойдет,- зевнул скуластый.- За час по-любому управлюсь.
- Вот и ладненько.- Бабич улыбнулся Павлу,- Парень с норовом, так что мои бойцы побудут здесь. Закончишь - отведут его в "обезьянник". Пусть посидит там, прочухается, пока его друзья приедут. Я их через часик и вызвоню.
- Как скажешь, Игорь Анатольевич,- вновь зевнул скуластый, кивнул полковнику, который, уходя, смерил Павла насмешливым взглядом, и вытащил из папки бланки.- Расстегните руки задержанному.
- Спасибо, - сказал Павел, потер запястья, разгладил намокшие волосы, сжал ладонями виски.
- Следователь Мартынов, прокуратура,- Человек сунул Павлу под нос удостоверение.- Почему нет документов?
- Не ношу с собой,- объяснил Павел,- Не хочу, чтобы попали в чужие руки.
Он поднял глаза, прищурился, запоминая лица конвоиров.
- Ладно,- опять зевнул следователь,- По факту взрыва на принадлежащем вам и вашему партнеру предприятии возбуждено уголовное дело. В связи с этим я должен опросить вас в качестве свидетеля.
- Я могу попросить занести в протокол факт избиения меня при конвоировании? - спросил Павел.
- Не отвлекайтесь, свидетель,- поморщился Мартынов,- От свидетеля до подозреваемого, кстати, один шаг. Не обостряйте ситуацию. И не мешайте работать. Суббота все-таки. Вы предупреждаетесь об ответственности за отказ или уклонение от дачи показаний и за дачу заведомо ложных показаний.
- И все-таки,- Павел нахмурился.- Я сообщу все, что знаю, но кем бы я ни был: свидетелем, подозреваемым,- требую уважительного отношения. Вот эти молодцы только что избили меня, и вы должны это зафиксировать. Я требую вызова врача и адвоката.
- Павел Матвеевич... - Следователь отложил ручку, откинулся назад.- Вы что? Не заинтересованы в скорейшем прекращении неприятностей? Или вы хотите, чтобы я вышел на пять минут?
- Я заинтересован в прекращении неприятностей,- кивнул Павел,- И в наказании негодяев. Я требую...
Он не успел договорить. Мартынов лениво кивнул, и плечи Павла обжег удар.
- Может, его опять в браслеты? - прогудел один из милиционеров.
Павел не встал с места, но развернулся и, не обращая внимания на занесенную дубинку, посмотрел ему в лицо.
- Зачем? - хмыкнул Мартынов,- Он непохож на дурака. Наивность пока присутствует, конечно, но она легко лечится. Ну что, продолжать лечение?
- Не стоит,- процедил сквозь зубы Павел.
- Вот и хорошо.- Следователь вновь взял ручку,- Вы поймите, Шермер. Я сам обеими руками за законность. Но она не должна распространяться на отбросы. На тех, кто ворует, убивает, гадит всячески. С волками только по-волчьи. Вы, кстати, сами балансируете на грани между человеком и поганью.
- А вы, значит, сортируете? - Павел опять потер виски. Звон в ушах не давал ему покоя.
- Жизнь сортирует,- вздохнул Мартынов,- Будьте серьезнее. Дело ваше непростое, теракт - это не какое-нибудь хулиганство, на контроль встанет. А кому охота получать неприятности? Так что вы бы не дергались. Я уж не знаю, кто там вас опекает в соответствующих органах, но вам бы умерить пыл да вести себя потише. Насколько я в курсе, в ориентировке насчет вас было сказано, что следует проявлять осторожность, объект может представлять опасность.
- Свидетели тоже бывают опасны? - усмехнулся Павел.
- Ну... - Мартынов развел руками.- Не буду повторяться, но мне бы не хотелось опять надевать на вас наручники.
- Хорошо,- Павел скрипнул зубами, ненависть бурлила в груди, голова почти разрывалась на части, вдобавок кончики пальцев, которые он попытался соединить, почти стучали друг о друга,- Но я в самом деле ничего не могу сообщить по поводу взрыва. Ничего, кроме того, что уже сообщил мой напарник.
- Ваш напарник, кстати, прикинулся дурачком, а потом ловко слинял,- скривил губы Мартынов,- И, судя по всему, продолжать общение с органами не собирается. Далеко не убежит, конечно. Не тратьте мое время, мы переливаем из пустого в порожнее уже десять минут. Так что вы уж подумайте сами, кому из вас впрягаться. Кому-то ведь придется.
- Вы так думаете? - поднял брови Павел и одновременно с уже знакомым свистом рванулся в сторону.
В дверях появился человек в сером костюме. Воронка была направлена на Павла, но удар зацепил его только по ногам, развернув в прыжке. Милиционеры и Мартынов обмякли и повалились на пол. Но Павел разглядел это только мельком. Сквозь наполнившие комнату оранжевые искры он уже летел к незнакомцу и, хотя новый удар обжег ему спину, успел сбить серого с ног.
- Прочь! - заорал тот.- Прочь, дрянь! Уйди!
Но Павел ухватил его крепко, заломил руку за спину, впечатал щекой в пол и в мгновение успел разглядеть и странный костюм без воротника, и зеленоватое пятно пластыря на месте недавней раны, и что-то вроде искрящейся сетки на удивительно гладкой, как будто мутной щеке, и сползший налицо серого толстый шнур, напоминающий собранную из деревянных брусочков игрушку-змею.
- Кто ты? - заскрипел ему в ухо Павел.- Кто ты, сволочь? Где Томка?
- Уйди! - взвыл незнакомец, прихватил зубами шнур и рванул его.
В следующее мгновение Павел грохнулся на пол, чихая от гари и забившего нос пепла. Незнакомец исчез. В руках у Павла осталось его оружие. Ничего не понимая, он поднес его к лицу. Это был газоанализатор.
15
Не то что Томка не хотела свадьбы. Она вовсе не думала о ней - просто сказала Павлу: хочу быть с тобой. Они подали заявление через неделю после знакомства, а уже в начале октября расписались. Свидетелем стал Дюков, свидетельницей - Людка. Одеты все были по-походному, паспорта имели на руках, потому как Павел предупредил, что ожидается выезд на природу с обязательной регистрацией на турбазе. Необходимость заехать в загс Дюков воспринял как удачную шутку, а Людка - как не слишком удачный розыгрыш, но держалась молодцом. Даже соорудила из белого газового шарфика фату для удачливой подруги. Ведущая церемонии сначала вытаращила глаза на колоритную компанию в джинсах и ветровках, но после нескольких шуток Дюкова закатывалась хохотом вместе с остальными. Даже оркестр из трех человек оживился и сбацал не только свадебный марш, но и "Семь-сорок", и еще что-то столь же веселое и озорное.
В машине Людка разревелась, Томка взялась ее утешать, а Дюков, который волею обстоятельств оказался в роли водителя, начал сыпать анекдотами. Постепенно Людка успокоилась и заявила Димке, что он - ее последняя надежда. Дюков ловко отшутился и добавил, что если ему уже не придется выпить, так он должен непременно опьянеть от женщины, и только от Людки зависит, сможет он захмелеть или нет. Людка опять зарыдала, Томка вновь начала ее тормошить, а Павел смотрел в окно и думал, что впервые в его жизни все происходит словно бы и без его участия, но происходит именно так, как он того хочет, и ему это нравится. Точно как и тот факт, что рулит не он, а Дюков. И что Людку утешает не он, а Томка. Ион знает все или почти все о том, о чем думает каждый из его спутников, и они знают о том, что он знает, и всем хорошо от этого, и даже слезы Людки светлые и нисколько не горькие.
Когда машина миновала мост через Москва-реку, Дюков поинтересовался, куда они все-таки едут. Павел махнул рукой вперед, а Томка сообщила, что ехать неизвестно куда ужасно романтично, тем более что выспрашивать бесполезно, потому как Пашка ничего не рассказал даже ей. Людка пропищала, что хочет есть, а Дюков пробурчал, что максимум, на что может рассчитывать Павел,- это доехать на его новеньком "фольксвагене" до Рязани, а дальше расчет пойдет по специальному дружескому тарифу. Но до Рязани ехать не пришлось: за Окой экипаж миновал лес и свернул возле памятника огурцу, что, верно, считался кормильцем окрестных деревень, направо. Не прошло и часа, как Дюков притормозил у ворот турбазы, а в следующее мгновение перед машиной выстроился весь славный отряд "Планктон" во главе с Жорой-гигантом и град страйк-шариков ударил в лобовое стекло "туарега". Дюков зашелся в негодующем крике, Павел одну за другой бросил в окно три гранаты, начиненных сушеным горохом, ответом были выстрелы из бутылок шампанского.
Против такого оружия аргументов не нашлось даже у Павла, и четверка капитулировала.
А потом был шашлык, настоящий узбекский плов в огромном казане, каждая порция которого густо засыпалась душистым, но не острым перцем, любимая Павлом и, как выяснилось, Томкой "Массандра", и гитара, и песни, и какие-то дурацкие и смешные конкурсы. Дюков тут же забыл о Людке и начал ухлестывать за огромной Василисой, которая сначала отгоняла его как мелкую мошку, а потом прислушалась к жарким речам и, похоже, разомлела. Впрочем, Людка тоже не потерялась - тут же вооружилась самодельной бутылкой-лейкой и отогнала Жору от мангала, заявив, что намерена развенчать миф, будто женщины не умеют готовить шашлык. Худышка Ларик вдруг оказалась изящно сложенной женщиной, особенно когда, презрев октябрьский холод, исполнила танец живота. Дюков тут же рванулся к новой избраннице, но Василиса ухватила его за шиворот и с рыком "Куда?" отправила к себе на колени, что вызвало новый взрыв хохота, после которого Дюков мужественно согласился на усыновление.
Хохот продолжался и когда молодые удалились в снятый для них отдельный домик, наплевав и на растопленную баньку, и на новые порции действительно замечательного шашлыка. Томка выбралась из крохотного душа с улыбкой, обняла Павла и прошептала ему трижды - спасибо, спасибо, спасибо! А утром возле их домика оказалась родная "импреза", на лобовом стекле которой висел рукописный плакат "Мы не обидимся!", а под дворником торчали две путевки на море.
- У тебя хорошие друзья,- прошептала Томка уже следующим днем, когда самолет сделал круг над Домодедовом и пошел на юг.- Вот уж не думала, что можно сделать загранпаспорт тайком от его обладателя.
- Жора,- объяснил Павел.- Он многое может, но не следует его ни о чем просить. Все, что он может, он делает только по собственной воле. Так что это подарок от него.
- И все-таки спасибо не Жоре, а тебе,- надула губы Томка.
- Подожди благодарить,- хмыкнул Павел,- А вдруг я со временем превращусь в обычного пузатого муженька? Буду ходить в штанах с отвисшими коленками и в грязной майке. Залягу на диване возле телевизора лет так на двадцать.
- Не позволю,- прошелестела Томка в самое ухо.
- Я и сам не хочу,- ответил Павел и вдруг почувствовал взгляд. Взгляд был коротким, в долю секунды, но ощущение было отчетливым, словно кто-то коснулся кончиками пальцев затылка. Павел выждал несколько мгновений и обернулся. Салон самолета был полон, но никто не смотрел на него именно таким взглядом. До него никому не было дела.
- Ты что? - спросила Томка.
- Так,- пожал он плечами.- Показалось. Словно смотрел кто-то знакомый. У меня было такое. В арми и часто случалось, в институте. В детстве особенно. Я лаже подходил к тренеру, спрашивал у него - что это, кто за мной следит, или у меня мания преследования? Он научил меня справляться с головной болью, так что я подумал, что и с этим он справится. Алексей сказал, что у меня очень чувствительное восприятие. Даже провел опыт: я вышел из зала, один из учеников спрятал под кимоно мой пояс, и я угадал кто. Сразу угадал. То есть, если кто-то смотрит на меня, я чувствую.
- Так ты, выходит, эмпат? - удивилась Томка.- А еще какие у тебя таланты?
- Ну как тебе сказать... - сделал серьезное лицо Павел.- О некоторых ты уже знаешь, хотя я бы не стал все подряд причислять к талантам.
- Гордец,- хмыкнула Томка.- Впрочем, основания есть. Еще?
- Неплохо разбираюсь с техникой,- задумался Павел.
- Та же эмпатия, только с механическим уклоном,- отметила Томка.
- Фехтую,- выставил Павел ладонь с тремя загнутыми пальцами.
- Есть такое дело,- согласилась Томка,- Но фехтуешь скупо, не изобретательно. Да и где применить такое умение?
- Метко стреляю,- загнул четвертый палец Павел.
- Есть,- кивнула Томка.- Твой спринг кладет шарики кучно, но дробовик - все-таки не самое лучшее оружие для упражнения в меткости. И опять же вопрос: как применить это умение?
- Разве все умения следует применять? - Павел загнул пятый палец,- Хотя кое-что применять удавалось. На мне все заживает как на собаке. Синяки сходят за сутки. Порезы - дня за два. А однажды я возился с уазиком дяди, рассек палец, боялся, что тренер будет ругаться, так вспомнил бабушкину присказку и заговорил его. За половину дня ранка затянулась!
- Еще колдун и кащей бессмертный.- Томка поймала его ладонь в свои.- Это все?
- Я буду хорошим отцом,- добавил Павел.
- Вот мы и добрались до главного,- стала она серьезной, но тут же прыснула.- Хотя история с синяками мне тоже нравится: если и вправду вздумаешь осесть на диване с толстым пузом, Дюков не так будет издеваться над твоими синяками от моих тумаков.
- Вот я попал,- вздохнул Павел.- Думаю, от толстого живота придется отказаться.
- Правильно думаешь,- прижалась к его плечу Томка.
Две недели на турецком берегу пролетели как один день. Сначала молодые не вылезали из моря, потом ударились в экскурсии, объездили чуть ли не все доступные достопримечательности. Наконец, просто полюбили выбираться в город и бродить по все еще раскаленным солнцем, несмотря на осень, улицам. Уже через пять дней Павел выучил не менее сотни слов по-турецки, чем вызывал у говорливых торговцев фальшивый, но шумный восторг. Томка разглядывала украшения, сувениры, но почти ничего не покупала, разве только какие-то мелочи на кухню. Пряности, серебряные ложечки, душистые травы.
Однажды Павел показал ей серебряное ожерелье явно древней работы. Томка улыбнулась и отказалась:
- Не трать деньги. Я все равно ничего не буду носить, кроме этого.- Она коснулась серебряного диска, которого не снимала,- Это от мамы. Понимаешь, он впитывает добрые эмоции и защищает от злых. С тобой я заряжу его под завязку. А когда у нас родится дочка, он будет защищать и согревать ее. Кстати, ты забыл упомянуть еще одно собственное достоинство - у тебя удивительная способность к языкам.
- Вот если бы у меня еще было и время для их изучения,- улыбнулся Павел и вновь обернулся. Чужой и в то же время словно знакомый внимательный взгляд продолжал преследовать его. Теперь он был почти незаметен, как едва ощутимый ветерок, но Павел продолжал его чувствовать.
- Это уже мания,- засмеялась Томка,- Не дергайся. На меня турки смотрят так, что, кажется, у них сейчас полопаются глаза. Почему ты не думаешь, что так же на тебя могут смотреть турчанки? К тому же многие тут принимают тебя за своего. Слушай, может быть, в тебе есть и турецкая кровь?
- Вот уж чего я не знаю, того не знаю,- вздохнул Павел,- Но турецкий язык учить не стану. Лучше выучу твой. Скажи мне что-нибудь.
- Не скажу,- прошептала она на языке своей матери и побежала в сторону моря.
16
В руках у Павла был газоанализатор. Или что-то еще, но прибор ничем не отличался оттого, который Павел однажды увидел в руках тестя. Мгновение он рассматривал устройство, затем сунул в карман и вскочил на ноги. Хлопья черной гари, которые остались от незнакомца, на глазах светлели, превращаясь в обычную пыль. Павел наклонился, подхватил щепоть пепла, но она тут же растворилась без следа. Преодолевая странное оцепенение, он метнулся к замершим на полу телам и почувствовал, как холод окатывает его с ног до головы. И следователь, и милиционеры были мертвы. Глаза их заливала кровь, ногти посинели, кровяные сгустки висели на ноздрях, на губах, на ушах. Сердце, которое на несколько секунд словно умолкло в ужасе, ожило и забилось в груди гулко и с надрывом.
"Работай,- говорил ему дядя Федор,- Если дурь какая на тебя накатит или беда пришпилит, незадача - работай. Работа - она и успокаивает, и помогает. Я тебе сказки про лягушку в молоке рассказывать не стану, но примерно так все в жизни и происходит. И если даже работа тебя не выручит, так хоть помирать не стыдно будет".
- Так,- пробормотал Павел, взъерошивая волосы.- Так.