- Но я же не учил французский язык! - не понял Пашка.
- Какой учишь? - улыбнулся Алексей,- Английский? Учи. Дело не во французском языке, и не в китайском, и не в способности подтянуться пятьдесят раз, отжаться сто, выбежать на километре из трех минут. Дело в способности собраться. В умении управлять собой. И во многом другом.
Павел вспомнил, как Алексей провел первое занятие. Мальчишки, которые позанимались дзюдо, а большинство их них не оставили борьбы, уже знали правила поведения в спортивном зале. Они вошли в додзё один за другим, поклонились, сели на краю татами. Алексей сидел в центре. Он сидел и смотрел на них. Их было чуть за два десятка - больших и маленьких, чернявых и белобрысых, худышек и здоровячков. В зале стояла стойка с диковинными мячами, висели на крючках диковинные щитки или доспехи, в центре татами сидел тренер, и ничего не происходило. Через пять минут у Пашки затекла спина, через десять - ноги. Больше всего на свете ему хотелось разогнуть колени, кувырнуться, вытянуться, пробежаться. Его соседи начинали ерзать, кто-то сел поудобнее, кто-то оперся на руки. Послышались смешки и ухмылки. Кто-то бросил комок жеваной бумаги.
Через сорок минут, которые Пашке показались самыми длинными минутами в его жизни, Алексей легко встал, поклонился ученикам и назвал имена двенадцати, которые могут прийти на следующее занятие.
Из них пришли десять. Алексей удовлетворенно кивнул, подошел к стойке и снял с нее деревянную палку.
- Это - синай. Бамбуковый меч. Тренировочный снаряд. Но не игрушка. Говорю об этом в первый и последний раз. Каждую секунду пребывания в додзё вы должны относиться к нему как к настоящему оружию. Это главное. Есть вопросы?
Один из учеников поднялся, поклонился и спросил:
- Учитель, скажите, зачем нужен кэндо? Разве может пригодиться умение владеть мечом в обычной жизни?
Алексей кивнул, подождал, пока ученик сядет, улыбнулся. Как потом Пашке будет не хватать его улыбки!
- Я мог бы ответить на твой вопрос вопросом: а зачем нужна музыка? Живопись? Или дзюдо? Ведь в обычной жизни едва ли вы его сможете применить. Конечно, если вы не собираетесь стать негодяями или не решите с ними бороться. Я мог бы попытаться выяснить у вас, что такое необычная жизнь, и мы бы легко пришли к выводу, что обычной жизни не бывает. Но я скажу то, что вы сможете передать своим родителям, тем более что и это правда. Кэндо сделает вас сильнее и мудрее. У вас будет прекрасная осанка. Вы будете здоровы. Вы будете быстры, ловки, устойчивы, сообразительны и собранны. Вы станете более настойчивы и упорны. Гнев, раздражение, страх - все эти чувства будут в вашей власти. Вы сможете управлять собой! Все понятно?
- А когда мы начнем заниматься? - с поклоном спросил Пашка.
- Вы уже занимаетесь! - уверенно заявил Алексей.- Оглянитесь! Вас стало меньше в два раза! Это значит, что первую схватку выиграла только половина из вас! А схваток будет еще много!
На третий год занятий в зал кэндо приходили уже до полусотни человек. Директор спортклуба пытался поднять цену за посещение клуба, намекал на необходимость участия в соревнованиях, которые стали проводиться в Москве, но Алексей его словно не слышал.
- Им нужны соревнования! - ярился директор,- Стимул же должен быть! Да и реклама!
- Нет,- мотал головой Алексей.
- Да! - орал директор.
Конфликт разрешился, когда Пашка закончил школу. Он уже знал, что осенью пойдет в армию, и проводил последние летние месяцы в додзё, замещая Алексея, который уехал куда-то по срочным делам. В одну из тренировок директор спортклуба привел в додзё настоящего японца. Тот одобрительно кивал, кланялся, довольно улыбался. Когда тренировка закончилась, японец, который оказался известным мастером кэн-дзюцу школы Ка- тори, поблагодарил директора, Пашку и всех учеников, сказал, что у них замечательный додзё, что у них правильные костюмы и мечи, но их искусство не имеет ничего общего не только ни с одной школой кэндо Японии, но и Китая. Лицо у директора вытянулось, но японец продолжил речь, в которой еще раз поблагодарил за приглашение и теплый прием и сказал, что с радостью пообщается с руководителем школы и готов пригласить на стажировку в Японию старших учеников, и прежде всего Павла.
Приглашение не состоялось. Алексей в додзё больше не появился, оказалось, что даже съехал с квартиры, где снимал комнату, а занятия теперь уже как бы и не кэндо прекратились сами собой. Никто не хотел заниматься неизвестно чем, хотя ничто из того, о чем говорил Алексей, не расходилось с ощущениями его учеников. Павел ушел в армию.
После армии он пытался найти наставника, порой ему даже казалось, что он чувствует его взгляд, но все было безрезультатно. Учась в институте, Павел занимался и боевым самбо, и историческим фехтованием, и даже настоящим кэндо, после которого и в самом деле уверился, что его наставник учил своих учеников чему-то неведомому. В последние годы времени у Павла хватало только на обычное фехтование, но Алексея он вспоминал. Все, что тот обещал ученикам, сбылось. Вот только чему он их научил?
22
- А! Павлик! - Бывший директор спортклуба пытался остановить Павла в дверях, но тот шагнул вперед, и старику пришлось отступить.
- Здравствуйте, Олег Николаевич! - поздоровался
Павел и перехватил взгляд старика, направленный на телефон.- Нет никого дома? В одиночестве сидите? А! Футбольчик смотрите? Ну конечно, воскресенье. А мне помощь ваша нужна. Очень. Помните, я как-то заглядывал к вам с женой? Вы еще сказали, что Алексей объявлялся, оставил записку, как его найти. Поищите, пожалуйста, очень нужно.
- Ну как же, помню,- засуетился старик, застегивая рубашку.- Ты посиди тут, я сейчас поищу.
- Нет уж, Олег Николаевич.- Павел прикоснулся к плечу старика, уловил невольный жест - хват за запястье и ладонь, разворот вокруг правой ноги, удержание, но руку не убрал. Опустил руки и бывший тренер, обернулся, заморгал слезящимися глазами:
- Эх! Годков бы десять хотя бы скинуть, ух и приложил бы я тебя, Павлик!
- Не приложили бы, Олег Николаевич,- Павел все-таки убрал руку,- Пять лет у Алексея кое-чего стоят.
- Прохиндеем оказался твой Алексей,- пробурчал тренер и поплелся в гостиную.- Учил вас черт знает чему. Одного не могу понять: ему-то зачем это было надо? Получал за работу - смешно сказать - копейки! Половину от сбора. А что вы ему могли собрать? Да и толку от его занятий? Обстучала жизнь ребятишек, никто не поднялся, все на виду: кто спился, кто уже в ящик сыграл, кто живот отрастил. Или ты на коне? Ладно. А была бы и в самом деле наука - глядишь, и сгодились бы на что, мальчишки-то хорошие были! Я уж и увещевал Алексея, и орал на него - бесполезно. Если бы не эти спонсоры, которые приплачивали за подвал, выгнал бы к чертям! Хотя нет.- Тренер обернулся, хлопнул ладонями некогда сильных рук о колени.- Не выгнал бы. Помнишь тот случай с Красновым? Ну мальчишка его еще ходил ко мне, занимался? Лобастый такой? Батя его, царство ему небесное, после той шутки с французским языком приказал вытурить наглеца, а с того все как с гуся вода. Засмеялся, сказал, что прибежит еще Краснов извинения просить. Ну извинения не извинения, а насчет вытурить - слова свои забрал. Вместе с пацаненком. Увел того, обиделся. Пацаненок-то теперь сам... как батя. Краснов Сергей Сергеевич. Начальник местного ФСНК. О как! Контроль, прости господи, за оборотом наркотиков. Понял? А ты говоришь...
- Кто приходил по мою душу, Олег Николаевич? - строго спросил Павел.
Поскучнел тренер сразу. В окно посмотрел, за которым день клонился к вечеру, кашлянул, полез в карман, начал разминать сигарету, прищурился, вглядываясь в экран телевизора.
- Эх! Кто ж так играет... Вот помню...
- Олег Николаевич! - перебил старика Павел.
- Проблемы мне устраиваешь? - протянул тот недовольно.
- Мне тоже проблемы ни к чему,- пожал плечами Павел,- Я вам зла не желаю, надеюсь на взаимность, кстати.
- Куда я пришью твою взаимность? - скривился тренер,- Вместо ног, которые мне тот же Краснов выдернет?
- А ему-то я что сделал? - удивился Павел.
- Ему? - не понял тренер,- Ты что, думаешь, что у нас милиция или этот ФСНК - одно, а бандиты - другое? Да его батя, упокой его душу, с Губаревым в дружках ходили!
- Я Губарева не трогал,- отрезал Павел.
- А мне все равно,- пробурчал тренер,- Я в прокуроры не нанимался. Вы там хоть порежьте друг друга на лоскуты - главное, чтобы меня не зацепило.
- Меня никто не видел, Олег Николаевич,- надвинул на лоб бейсболку Павел.- Как пришел, так и уйду. Вам-то что с того?
- То! - надул губы тренер,- Ты хоть убейся, а Краснов все вызнает. Поверь мне, парень, ежели есть три или четыре места, где ты можешь появиться, он там будет. Я тебя за последние лет десять видел один раз, и то год прошел, а вот тебе - и ты здесь, и команда насчет тебя есть. Что прикажешь? А если я тебе еще скажу, что у его бати еще с тех времен зуб на твоего Алексея? Я уж не знаю, как он разру- лил тот случай, как жив остался, а Краснов-старший чуть не до смерти зубами скрипел. Самая обидная подначка теперь для всего семейства Красновых - французский язык выучить.
- Знают они, что Алексей вам весточку оставлял? - спросил Павел, подойдя к окну.
В маленьком дворике все было спокойно. Играли дети, стучали костяшками домино пенсионеры. Хотя хозяин юркого "корейца" выглядывал из-под поднятого капота, пытался рассмотреть что-то за тюлем квартиры тренера.
- Нет,- пробурчал тренер.- Спрашивали, зачем ты в прошлый раз приезжал, так я сказал, что об Алексее спрашивал, так столько лет прошло, что, если и были какие концы, все уж растерялось давно.
Старик был напуган. Страшно напуган, до дрожи в пальцах, но тем не менее врал. И напуган не Павлом, нет. Если и была у него весточка от Алексея, явно показал ее Краснову.
- Так есть у вас что или нет? - спросил Павел,- Как мне найти Алексея?
- Есть, конечно, есть,- закряхтел, поднимаясь с кресла, тренер,- Тут же и отыскал, как Краснов о тебе напомнил. Как не выбросил, до сих пор удивляюсь. Тут она, весточка твоя, в стенке.
Тренер громыхнул стеклянной дверцей, приподнялся на носках, сдвинул хрустальные рюмки и вытащил двумя пальцами из вазочки полоску бумаги.
- Вот она, родимая. Все, что ль, Павлик?
Павел взял записку, развернул пожелтевший листок. Уже полузабытым аккуратным почерком Алексея на листке был написан адрес. Номер дома и квартиры. "Москва. Зеленый проспект. Бываю каждый вторник. С девяти до девяти тридцати вечера".
- Что ж... - Павел спрятал листок в карман.- Спасибо, Олег Николаевич. Как Краснову сообщить велено? Ножками сбегать или по телефону позвонить?
- По телефону,- с готовностью сообщил тренер и тут же осекся.
- Ну что вы, в самом деле? - поморщился Павел.- Не убивал я Губарева, черт вас возьми. И к вам без ножа пришел. А звонить лучше не надо. Не стоит.
- Так я... - развел руками тренер.
- Телефон! - потребовал Павел.
- Вот,- запустил задрожавшую руку в карман тренер.
- Какой номер у Краснова? - спросил Павел.
- Так это... - Старик мазнул рукавом по лбу хлынувший пот,- На зеленую кнопку жми, так он там первым и всплывет. С утра сегодня только были, инструктировали меня...
- Обкладывают,- заметил Павел, запоминая номер Краснова.
- Что ж ты натворил-то, парень? - проблеял тренер,- Зачем такая заноза, если ты Губарева не убивал? Менты, говорят, в соседнем городишке второй день на ушах стоят!
- Да хоть на руках,- буркнул Павел,- Я позвоню?
- Звони,- пожал плечами Олег Николаевич.
Второй номер Томки и номер Дюкова вновь не ответили. Жора взял телефон сразу, но сказать ничего не успел. Только ответил на короткий вопрос Павла: "Новости о Томке?" - "Нет". Павел нажал отбой, набрал бабу Машу. Телефон гудел, Олег Николаевич елозил по лбу рукавом, а баба Маша все не отзывалась. Павел разобрал телефон, вытащил сим-карту.
- Старенький у тебя телефон, Олег Николаевич, но я его куплю. Две сотни баксов даю, переплачиваю раза в четыре. Держи свою симку. И за этот телефончик,- он выдернул из телефонной розетки аппарат с дисковым номеронабирателем,- сотню дам. Как за раритет. Согласен?
- Бери,- пролепетал тренер, принимая деньги,- Ты бы бежал, парень. Я так понял, что команда была кончать тебя. Что ментам, что браткам.
- Зря они это затеяли,- вздохнул Павел.- Пойду я.
- Так я это... - замялся старик.- От соседки все одно позвоню?
- Позвони,- кивнул Павел.- Только не спеши слишком. Где у тебя ключи-то?
Выйдя из квартиры, Павел обломил ключ в замке. За стенами старика не удержит, а все одно далеко от квартиры не отпустит. Бросил на подоконник дисковый телефон, вышел из подъезда и тут же услышал стариковский вопль с балкона:
- Ваня! Вон он! Держи его, а то уйдет!
Тут же рванул вдоль стены за угол, за второй, остановился в зарослях шиповника, услышал топот и встретил незнакомца крепким ударом в живот. Шустрый хозяин "корейца" согнулся, хватая ртом воздух, а Павел приложил его сверху и мгновенно избавил от пистолета.
- Ага,- кивнул, рассматривая удостоверение,- Лейтенант Перов Иван Анатольевич. Хороший у тебя пистолет! СТС, он же "Гюрза". Впрочем, я не такой уж знаток. Одно непонятно: кому ты служишь? Впрочем, не один ли черт? Ты не трясись, парень, и деньги мне твои не нужны, и документы, да и пока еще не убил я никого и не собираюсь. А пистолетик приберу пока. От греха.
23
Как-то дядя Федор поинтересовался у племянника - ну и чему вас этот самый тренер по кэндо и будо учит? Покажешь что или как?
Пашка огляделся: высота потолка в квартире два с половиной метра, люстра еще ниже висит - никак не покажешь дяде, чему учит наставник, это же надо какой-нибудь снаряд еще в руки взять, да хоть ту же ложку для обуви, выправленную из жести длиной в полметра, чтобы не нагибаться. Нет, все одно люстра пострадает. Да и нельзя же просто так мечом размахивать - Алексей о том и сказал-то всего пару раз, но так сказал, что отпечаталось на мертво.
- Кэндо - это путь меча,- важно произнес Пашка,- А будо - путь воина. То есть искусство фехтования и воинское искусство. Наверное, так,- смутился юный Шермер, почесав затылок.
- Вот оно как,- повторил его жест дядя и отложил газету.- Ну, скажем так, путь воина еще никому не помешал. И тебе в армию идти. А вот чем ты фехтовать там собираешься? Какая от твоего фехтования польза?
- А как же? - загорелся Пашка.- А если врукопашную? Да хоть с палкой какой-нибудь, со штык-ножом. Это ж тоже фехтование. А если, наоборот, отбиться надо? С голыми руками!
- Оно, конечно, так,- Дядя поморщился,- Только ведь всегда все по-другому выходит. По последней войне те же самые слова про лошадок говорили. На танки конницу гнали. Однако танки прочнее оказались. А теперь, я так понимаю, и танки уж не в почете. А ты говоришь, фехтование. Мне так кажется, что теперь воевать будут в белых рубашках, да за столиком. У этого, как его... монитора! Так что калькулятором надо фехтовать. Или линейкой логарифмической. Путь воина.
- Да нет! - вытаращил глаза Пашка.- Дело ж не в том! Главное ж не только в том, чтобы там в маске или с мечом, в додзё и на татами суметь. Хотя и это важно. В жизни конечно же все не так. Но вот хоть на дороге или там у монитора, дело ж тоже не в белой рубашке. Везде же главное что? Характер! Воля, здоровье! Человек! Так вот как раз кэндо и делает человека из размазни.
- Из размазни? - спрятал усмешку под прищуром дядя.
- Ну необязательно из размазни... - Пашка зашмыгал носом.- Но все равно ж делает!
- Это тебя тренер научил так говорить? - улыбнулся Дядя.
- Нет.- Пашка плюхнулся на стул.- Он не учит ГОВОРИТЬ. Он сам говорит. Медленно. Подолгу. Иногда половину занятия, а иногда и больше. Мы даже скучали сначала, а теперь интересно. Слушаем. Но и фехтуем тоже. Здорово! А еще он лечит. Одному пацану помог от хронической ангины - ему уж гланды собирались удалять. Меня научил избавляться от головной боли. Без таблеток. Усилием воли!
- Да, - задумался дядя. - Есть такое слово. Усилие. У некоторых вся жизнь из такого слова состоит. На самом деле так-то и надо. Стиснул зубы - и вперед. Пока не сломаешься. По-любому лучше сломаться, чем сгнить.
Павел об этом разговоре вспомнил только после смерти дяди. Слова его словно вживую в голове прозвучали. "Пока не сломаешься". Хотя кто, как не он, учил двадцать раз перестраховаться, прежде чем под машину лезть? Чурбаки подкладывал, колодки под колеса, специального козелка из уголка сварил. Судьба, как сказал бы и сам дядя и как он и говорил, схлопнув ладони, после каждой новости из маленького телевизора, какой бы та ни была - плохой ли, хорошей.
Все-таки неспроста Томка спрашивала, просила вспомнить тех людей, которые много для Павла значили. Стоило ему задуматься о них, как тут же вышло, что он сам себя вспоминает. Вот баба Нюра. Воспитывала она внука? Да никогда. Слова не говорила. Не укоряла ни за что. Утром он просыпался, а она уже на кухне - возится у печки. Спать ложился - она еще у швейной машинки сидит, нитку слюнявит, тычет ее в иголку, пенсия маленькая, никак без приработка не обойдешься. Как тут не помогать? Ведь знал же: не принесет дров со двора - сама пойдет, по полешку будет таскать. Не наносит воды - возьмет коромысло, ведра и поплетется к колонке. Как потом по улице пройти, соседские взгляды вынести? Какие уж тут разговоры? Да когда Пашке двенадцать стукнуло, бабка уже меньше него ростом была. Маленькая, сухонькая, сутулая. Шаркала валенками по избе, беспокоилась по хозяйству, чиркала по бумажке карандашом, прикидывая, что и как купить внуку, радовалась, когда приходил с почты перевод от сына с Севера, плакала, когда Пашка просил рассказать про деда, про мать, про отца. Не навзрыд, по-светлому. Просто садилась на диванчик, клала руки на колени, почему-то всегда ладонями вверх, и рассказывала. И под медленный говор из ее глаз начинали течь слезы. Пашка поначалу тут же бросался утешать бабушку, уговаривать ее не плакать, а потом перестал. Она и сама словно светлела от своих слез. А он листал старый альбом и удивлялся: что же должно было произойти в жизни, чтобы статная деваха с темной и толстой косой до пояса превратилась в его бабушку - маленькую и жалкую...
Когда она умерла, стала еще меньше. Каникулы уже начались, Пашка, с утра переделав мелкие домашние заботы, убегал на Клязьму, где не столько сидел с удочкой, сколько бултыхался в холодных струях, ловил раков, вырезал из ивового прута тугой лук. После обеда он возвращался с куканом, на котором всегда висел пяток плотвичек или подлещиков, и кричал на весь двор:
- Бабуля! Я с рыбой! Жарить или вялить?
В тот день она ему не ответила. Не вынесла миски с солью и большой медной иголки с бечевой. Не заворчала с хитринкой в глазах: "Опять ты со своей рыбой!"