- Здрасте - приехали! - развел руками Алексей.- Аутотренинг. Дорогой мой, у тебя не все в порядке с нервной системой. Вероятно, внутричерепное давление, нарушение тактильных реакций. Удивительного ничего нет, сейчас так вообще каждый ребенок несет в себе набор дефектов. Но все поправимо. Тебя мне удалось поправить. Почти поправить. Будешь умнее - вообще забудешь о том, что в ушах иногда звенит.
- А ваше кэндо? - прищурился Павел.- Я ведь не выпускал из рук клинков все эти годы. Не скажу, что достиг вершин, но кое-что понял. То, что вы показывали,- не японское кэндо.
- Несть числа школам,- вновь развел руками Алексей.
- Как вы смогли миновать ментов и бандитов? - не отступал Павел.- Квартира под наблюдением!
- Так и смог,- вздохнул Алексей,- В любом случае смог бы, но вот так, чтобы никого не злить, оказалось сделать еще проще. Вот.
Он сунул руку в карман и вытащил красную книжечку.
- Служба,- усмехнулся Алексей.- Это все? Что ты ходишь вокруг?
- Кто вы? Что со мной происходит? Где моя жена? - быстро, но отчетливо произнес Павел на Томкином языке.
Зрачки Алексея сузились, он опять наклонился вперед и тоже произнес несколько непонятных рубленых фраз.
- Ну что? - Наставник расхохотался и приложил руку к груди, благодаря официантку за чай.- Я тоже могу на непонятном! Ты чего хочешь-то, Пашка?
- Блинчиков я хочу, - зло бросил Павел и пододвинул к себе тарелку,- И я знаю, что они сделаны из черт знает чего и к тому же разогреты не один раз. Но это мне не мешает!
- А что тебе мешает? - стал серьезным Алексей.
- Не что, а кто,- отрезал Павел, намазывая блинчик сметаной.- Кто-то. Кто-то преследует меня. Заставил скрываться мою жену. Кто-то взорвал мою мастерскую, мою квартиру, мою машину. Кто-то, он же или другой, убивает людей. Всех, кто хотя бы знаком со мной. Убивает жестоко, можно сказать, рубит, протыкает их тесаком, мечом, мачете, не знаю чем!
- А тебе хоть бы хны! - покачал головой Алексей,- Только царапины на руках. От радиатора. Я помню. Да, еще прихрамываешь и держишься за бок. Да, я имею дело с клинками, но я, поверь мне, парень, не убивал твоих людей. И никто из моих друзей не убивал твоих людей! Ты от меня-то чего хочешь?
- Ясности,- прошипел Павел.- Или вы думаете, что меня до старости можно за дурачка держать? До старости можно пасти? Я что вам, Курочка Ряба? Ждете, что снесу золотое яичко? Рос мальчишка в деревне, никому не мешал, похоронил с помощью соседей бабушку, встретил дядю. Повезло пацану, дядя, правда, странноват оказался, но все-таки заботлив. Перевез парня в город, устроил в спортивную секцию. Там же вдруг оказался тренер, который преподает странное кэндо. Хорошее кэндо. Но не японское и не китайское. Ну да ладно. Тренер тоже хороший. Но вот все свое внимание он направляет в основном на одного ученика. Оно понятно - каждый наставник, наверное, хочет воспитать преемника. Но ученик подрастает, собирается в армию, и его тренер загодя бросает остальных ребят, уезжает, исчезает. А если вспомнить, что зарплату за свое кэндо тренер имел пустяковую, так вовсе впору голову сломать! Ну да ладно еще раз. Паренек служит в армии, а к возвращению хоронит и дядю, который потом, по некоторым сведениям, оказался вовсе не дядей. Да и помер дядя странно - погиб под машиной, хотя никогда не лез под нее, не поставив на колодки, не подперев колес. Пусть. И вот приходит парень из армии, поступает в институт, но то и дело чувствует на себе взгляд. Точно такой взгляд, какой чувствовал на себе во время службы, точно такой взгляд, каким его наставник следил за ним на тренировках. Только какие уж тренировки, если этот взгляд он ощущает чуть ли не каждый день - и уже после института, и при поездке за границу, постоянно! Или наставник исправил у своего подопечного не все дефекты? Зачем же он тогда советовал дяде парня одну престранную клинику? Что собирался диагностировать у своего главного ученика?
- Продолжай,- отхлебнул чаю Алексей.
- Продолжаю,- кивнул Павел.- Однако наставник не исчез вовсе. Он оставил записку, что ждет встречи. И исправно приходил на эту встречу. Каждую неделю. Несколько лет. А парень уже окончил институт. Пытался работать. И тут появился в его жизни старший приятель. Помог ему с бизнесом. Прикрыл его от ментов, от бандитов. Ангелом-хранителем заделался, не иначе! А когда парень в разговоре как-то бросил, что хотел бы побаловаться пейнтболом, тут же из рукава достал увлечение страйком и сразу же что-то посоветовал, увлек, затянул. Главное - всегда был рядом. Или он, или тренер, или дядя. Но в последние годы - высокорослый и старательный друг. Самый постоянный друг. А ведь и правда, куда уж постоянней, если именно этот старший приятель очень приметного роста уже сталкивался с парнем много лет назад, только был он врачом и обследовал его в той самой клинике!
- Детектив! - восхитился Алексей,- Боевик и триллер!
- Драма,- хмуро бросил Павел,- Чего-то испугалась жена главного героя этого самого триллера. Испугалась и исчезла, но сообщение прислать сумела, что она в беде. Кто знает - а не того ли она испугалась, что почувствовала: скоро вокруг ее мужа будет литься кровь?
- Не уберегли, значит? - усмехнулся Алексей,- Да, женушку твою проглядели.
- Сберегали, выходит? - недобро прищурился Павел. - У Жоры такая же книжка, как и у вас. Что у вас за служба? Чего вам надо? Или, может быть, отца моего хватились? Вывести хотите его род под корень? Кто он?
- Не все рассказываешь,- процедил сквозь зубы Алексей, улыбка на лице которого превратилась в застывшую маску.- Значит, говоришь, Курочка Ряба? Или петушок все-таки? Хотя ну какие от петушка яйца? Мы же понимаем. Пасли тебя, выходит? По пятам ходили?
- Ломали,- повысил голос Павел.- Все, что за спиной оставлял, курочили и просеивали. Дом снесли, квартиру уничтожили. Спортзал перелицевали. Школу, считай, заново построили. Не удивлюсь, если и общагу, в которой жил, перебрали. Для того, что из моей квартиры вытекало по трубам, отдельного отстойника не устраивали?
- Нет,- медленно качнул головой Алексей,- Без надобности было.
- Зачем это все? - отчеканил Павел.
- Зачем? - задумался Алексей, прикрыл глаза, раздумывал о чем-то, потом словно проснулся, зевнул, как после долгого сна,- Видишь это?
О стол звякнул ключ. Обычный стальной ключ с двумя бородками для не слишком сложного замка.
- Ключ,- не понял Павел.
- Вот так всегда,- чуть утомленно улыбнулся Алексей.- Лицом надо ткнуть, чтобы дошло. Сюда смотри!
На кольце ключа болтался магнитный кодер от подъездного замка и брелок в виде крохотной, в сантиметр по грани, равносторонней пирамидки. Четыре стороны, четыре равносторонних треугольника. Четыре цвета - белый, черный и два оттенка зеленого.
- Игрушка? - не понял Павел.- Какой-то масонский знак?
- Нет,- сузил взгляд Алексей,- Четыре стороны, четыре качества, четыре интереса, четыре взгляда. И в то же время самая прочная фигура. Идеал прочности, хотя в действительности все не так, все совсем не так, но все же... Для примитивного ума... Ладно, представь себе, что вот эта сторона,- он щелкнул сухим пальцем по черному,- я. Я и мои друзья. Вот эта сторона,- он прикоснулся к белой грани,- твои враги, о которых ты мне не рассказал, но прятаться от которых я тебя научил.
- Они ведь и твои враги! - заметил Павел.
- Прежде всего мои, но они мне не страшны,- рассмеялся Алексей,- Я для них невидим. Они для меня, впрочем, пока тоже.
- Еще две стороны? - нахмурился Павел.- Там еще две грани!
- Ерунда,- махнул рукой Алексей,- Эти две грани - ерунда. Мясо. Грязь. Мусор.
- И к какой же категории мусора отношусь я? - выговорил Павел.
- В этом-то и твоя беда,- понизил голос Алексей,- Ни к какой. Вообще ни к какой. Как теперь я думаю, и твой отец не относился ни к какой. Вечное никто.
- А мясник? - не понял Павел.- Тот, что...
- Сам спроси его об этом, если поймаешь,- посоветовал Алексей.- У меня в додзё такого умельца не было.
- Ты спокоен,- прошептал Павел,- Через сколько минут Жора будет здесь?
- Через пять-шесть,- ответил Алексей,- Советую не волноваться. Пришла пора поговорить серьезно и обстоятельно. У тебя хорошая реакция, парень, но я быстрее. Пальцы переломаю. Ты уже видел. Да и пистолета у тебя теперь нет.
- Что Жора будет делать со мной? - спросил Павел.
- Изучать,- отрезал Алексей.- Но имей в виду: если ты будешь упорствовать - он тебя уничтожит. Полномочия у него есть.
- А если я не согласен? - прошептал Павел.
- Разве я спросил о согласии? - наклонился вперед Алексей и удивленно поднял брови, увидев в руке Павла газоанализатор. Павел еще успел разглядеть досаду, замутившую зрачки наставника, когда за его спиной что-то щелкнуло и в лоб Алексея вонзился стержень, похожий на стрелку для дартса, только без крылышек. В мгновение наставник остекленел, замер, затем захрипел и с этим хрипом начал меняться. Лоб его выдался вперед, подбородок уменьшился, глаза сузились, скулы раздались в стороны. Вслед за лицом начало меняться туловище - ключицы натянули ворот рубахи, плечи заострились, шея стала толще.
Все это продолжалось секунду или две, и Павел, который сам словно остекленел, даже потянулся к собственному лицу, чтобы увериться, что он сам остался таким, каким был. В это мгновение щелчок повторился, и стержень исчез. Или улетел. Павел обернулся, увидел в стекле трактира оплывающее, расплавленное отверстие - и уже под визг официантки подхватил со стола ключ с пирамидкой и бросился прочь от холодного пламени, которым занялось, чернея, существо, только что бывшее Алексеем.
35
Маленький Пашка не давал бабке прохода. То часами листал старинный альбом, в котором в фигурные прорези были вставлены пожелтевшие фотографии. Вытаскивал их, рассматривал надписи на обороте, выглядывал крохотные фигурки на вторых планах карточек с лупой. То перебирал собранные в сундуке открытки и письма, вчитывался в имена, с трудом разбирал почерки.
- Ну где же? - удивлялся он постоянно,- Где же мой папка? Ну хоть одна фотка! Хоть со спины! Хоть краешек лица! Хоть письмо! Хоть записка!
- Нету,- с огорчением разводила руками баба Нюра.- Ничего нету. Не успели! Чего он тут был-то? Я к Феденьке ездила, пока меня не было, мамка твоя с папкой твоим и сошлась, а как я приехала, только и успела чаю с суженым ее попить да благословить их с мамкой твоей. Даже документы его не посмотрела. Фамилию - и ту не спросила. Да и на имя внимания не обратила. Он же неправильно говорил. С... акцентом! Вишь как, руку мне протянул, ну и я ему, а он наклонился, поцеловал мне ру- ку-то.- Баба Нюра захихикала, вытерла руку о фартук, словно на ней все еще был след от поцелуя, и продолжила: - Поцеловал, значит, и говорит, что он Мот. Я не поняла сначала, глаза округлила и переспрашиваю: почему мот-то? Растратчик, что ли? Ну тут уж мамка твоя вмешалась - имя, говорит, такое. Мот. Ну, Мотя по-нашему. Матвей, стало быть.
- А отчество? - не отставал Павел.
- Какое еще отчество? - сдвигала на нос очки бабушка,- Юн он еще был для отчества! Мальчишка мальчишкой! Нет, так-то на вид лет двадцать - двадцать пять я ему дала бы, но глаза у него больные были, да. Замученные. Лет так на семьдесят, прости господи. Я даже мамку твою спрашивала - что ж она жениха-то замучила так, хоть и не уезжай никуда, а она говорит, что болел он. Тут уж я вообще замолчала, только и выдавила: не заразный хоть? А он-то, Мот, рассмеялся, сказал, что не заразный.
- И все? - огорчался Пашка.
- И все,- Бабушка вновь начинала греметь кастрюльками.
- Откуда он хоть взялся? - кричал Пашка.
- Отсель не видать,- бурчала бабушка и уходила во двор. Плакать уходила. Поначалу Пашка бежал за ней, садился на ее сухие колени, пытался отнять мокрые ладони от лица, а потом перестал. Надо было бабе Нюре и поплакать иногда.
- А как он выглядел? - начинал клянчить Пашка через день.
- Как, как,- бурчала бабушка.- Каком кверху. Так и выглядел. Волосы у него были длинные. Тогда таких и не видывали. Только резинка у него была не на затылке, как теперича лохматые носят, а внизу. Ну на концах, стало быть. Мамка потом долго так свои волосы закалывала. Расчешет, подберет внизу и заколет. Словно нахлобучка какая сзади болтается, да узел по загривку стучит. Нет, бабам оно, может, и ничего, а мужикам не то. Не нравится мне. Да что я тебе рассказываю: иди в зеркало посмотрись, копия не копия, а представление получишь. Один в один в отца уродился. Ежели у него родичи где остались, так они тебя по карточке по твоей найдут. За него примут.
- По какой карточке? - не мог понять Пашка.- Мамка им карточку мою отсылала? А куда?
- Тьфу на тебя, неугомонный! - всплескивала руками бабушка.- Все ж за чистую монету тянет. Карточка у тебя на лице. Поедешь в Москву, будешь по улицам ходить - кто-то из родственников, что папку твоего помнит, увидит тебя и сразу смекнет, что вот он, пропавший отросток, Мотович, стало быть. Так что ты уж не пугайся, если к тебе присматриваться кто начнет. Только имей в виду, что никаких челок у твоего папки не было: волос расчесан был назад и чистый, точно у девки! Однако зря лыбишься - пока мелкий, не дам тебе заросли на голове кустить. Вот вырастешь - делай что хочешь.
- А как он был одет? - спрашивал Пашка.
- Да кто? - не понимала бабушка, которая успевала за те минуты, на которые внук отставал от нее, вновь погрузиться в кастрюльки или шитье.
- Кто, кто,- передразнивал бабушку Пашка,- Папка мой!
- Да нешто теперь упомнишь? - Бабушка застывала на пару минут, потом откладывала ножницы и словно начинала рисовать что-то в голове,- Хотя нет, скажу. Куртка у него была, это точно. Но порченая. Одна пола и рукав словно горелые. Вот не жженые, а горелые. Закопченные.
Хотя мамка твоя отстирывала ее. Но она словно синтетика. Хорошая синтетика, но все одно попорченная. Потемнела по той стороне. И дыра у него была на спине. В куртке, да. Спереди и сзади. Пропорол, наверное. Да не на себе, а когда оставил ее где-то. Удружил какой-то озорник, и ладно бы просто проткнул, а то ведь со спины и разодрал еще. Рассечено было да выдрано по краям. Он когда в контору собирался идти, я еще сказала ему: что ж ты, сердешный, в драненьком-то собираешься в совхоз-то? Давай я тебе зашью. Спереди еще ничего, так, прорез, а сзади-то - только что клочьями не висит. А он мне и отвечает: ничего, висит да не отваливается, женушка, говорит, зашьет. А мамка твоя аж сияет. Приголубил он ее, верно. И то сказать, какой парень, сам весь из себя ну чисто принц, хоть и в драненьком, а к девке-то сразу присох. Мамка-то твоя сразу почуяла, что он всамделишный. Да и я как увидела, так и поняла.... Ну так я ж рассказывала тебе уже сто раз!
- А штаны? - ныл Пашка.
- Какие штаны? - не понимала бабушка.
- Ну про куртку ты рассказала, про волосы, про лицо, а про штаны? - не унимался мальчишка.
- Дались тебе эти штаны,- хмыкала бабушка,- Штаны как штаны. Только карманы на них не внутри были, а снаружи. Справа и слева. Я по первости подумала, что Мот их заправить забыл, а потом смотрю - а они притачаны под пояс. И на застежках. Импортные такие, как молнии, только гладкие. Атак-то - обычные штаны. Галифе. Нет, так-то вроде обычной ширины, а как садится в них, так вроде как шире становятся. Ну складки там такие. Мне так интересно стало: где ж, думаю, такие поши- вают? А еще ботиночки у него были, ну словно чулки. Да, до подъема как ботинок, а выше - словно голенище, только цвета другого и мягкое. Но это я потом увидела, когда он их поправлять стал, перед тем как в контору идти. Кто бы знал, что я его в последний раз вижу....
- А цвет? - снова начинал волноваться Пашка.
- Чего цвет-то? - словно приходила в себя бабушка.
- Цвет-то какой был у куртки, у штанов? - торопил ее внук.
- Не помню.- Она морщила лоб.- Странный был какой-то цвет. Дома вроде теплый такой, бежевый, а на улицу вышел - вроде как и зеленоватый, с проблесками такими. Мимо нашей сиреньки пошел, я уж и из виду его потеряла. Не разглядишь. А ботинки коричневые. А рубашка под курткой - белая. Но это уж ему мамка твоя у нас в совхозном купила - его-то совсем разорвалась. Сохранить я ее хотела, да расползлась от времени. Она тоже необычная была. Вроде как водолазка, а впереди застежка. А куртка вовсе без воротника. Неудобно, но он не жаловался. Да что я его видела? Приехала, чаю попили - он и ушел. И все. Верно, кому-то перешел дорогу. Но то не наши творили. Нет. Побаловаться они могли, а так чтобы насмерть - никогда. Хотя чего по пьяни не сделаешь. Но убить да сжечь...
Бабка замирала, оттопырив нижнюю губу, как деревянный истукан, а потом шептала, словно сама для себя:
- Да и плохо они все кончили. Те ребятки, что разобраться с папкой твоим хотели, за мамку разобраться. Кого зарубили, кто вовсе пропал. Никого не осталось. И года не прошло.
- А мамка? - шептал Пашка.
- Что "мамка"? - приходила в себя бабушка.
- А мамка какая у меня была? - горячим шепотом дышал ей в ухо Пашка.
- Хорошая,- выдавливала бабушка тихое слово и бежала во двор плакать.
36
Это ощущение длилось мгновение. Ровно одно мгновение Павел чувствовал взгляд, который пронзал его насквозь. Он даже зажмурился, ожидая, что из темноты вылетит такой же стержень и вопьется ему в лоб, но ощущение растаяло, или убийца отвернулся, да какая разница, старенький "пассат", который дырявым радиатором отнял у Павла пару часов времени, был припаркован недалеко, он побежал, рванул дверь, выжал сцепление и понял, что нога по-прежнему болит, когда машина уже миновала злополучный трактир. "Пассат" нырнул в переулок, в тоннель под железку, загремел расхлестанным кузовом по трамвайной линии, завилял по развязкам у третьего кольца, вырулил на трассу, притопил, съехал, проскочил несколько светофоров и притормозил только на Электрозаводском мосту.
- Не рассчитался,- вдруг подумал Павел и с трудом сдержал идиотский смешок,- В трактире не рассчитался!
Он свернул к "Макдоналдсу", вытащил из кармана мятую-перемятую схему, вгляделся в нее, думая, рисовать ли новые линии или зачеркивать имена, поймал плечами странную, нервную дрожь и тут же соединил пальцы, снимая напряжение и убирая звон в ушах. На груди выступил липкий пот. Павел вышел из машины, свернул пробку у баллона воды и, наклонившись, вылил его на голову.
- И упаковку антиполицая! - прыснул кто-то из пробегающих мимо девчонок.
- Антимилицая,- парировал Павел и понял, что собирается совершить глупость. Более того, он понимал, что совершает глупость, и знал, что он тем не менее ее совершит.
"Дурная голова ногам покоя не дает",- вспомнил Павел бабушкину присказку и опять выехал на дорогу.
На выезде с Буденного на Владимирский тракт наряд ДПС останавливал машины через одну. Милиционер махнул палкой к обочине, Павел приготовил документы, сделал виноватое лицо. Дорожник взглянул на водительское, на талон техосмотра, развернул доверенность на управление, поправил фуражку, прикрытую чехлом от дождя.
- Страховка?
- В машине, без ограничений,- заспешил Павел,- Капот поднимать?
- На хрен? - не понял милиционер,- А если отломится? - заржал над собственной шуткой и махнул палкой,- Езжай, тебе доверенность небось дороже машины
обошлась! Катайся, пока едет, такие только на второй день ломаются! "Немка"! Гордись!