– Стоп! – поднял я руку. – Ты чего разошёлся, Лысый? Нас старшими над ними ставят, а шутки шутить можно только с теми, кто слабее или по рангу ниже. Мы это понимаем. Так что не надо нас за домашних мальчиков из Белого города держать. Кое-что уже видели в жизни и кое-что сделали. Что, не так скажешь?
– Так, – подтвердил вор, – всё так. Но надо чтобы вы осторожней были.
– Осторожней будем, завтра своих с улицы Красильщиков подтянем, помогут. Да и из местных можем с десяток парней приподнять, тоже с нами будут. Шутить босота умеет, спора нет. Однако мы и сами шутники знатные.
– В корень смотришь, – удивился Лысый.
– По-другому никак, вор.
Нас прервал неугомонный Звенислав:
– Лысый, а ответ на вопрос какой?
Тот усмехнулся и ответил:
– Я не ювелир.
Долго ещё Звенислав пытал Лысого про игрульки, жестокие приколы над людьми. А по мне – всё просто. Это обычный наезд на новичка, дабы определить его место в иерархии. Не растерялся – молодец. А не смог ответить правильно, работай на кого-то или в козлиное сословие переходи. Ничего. Это без Кривого Руга мы должны на местных босяков равняться, а с его поддержкой они на нас будут, иначе им не жить.
– Посмеялись немного, и будет, – прервал свои загадки вор. – Переходим к жаргону, пусть понемногу, а освоить вы его должны. Пример: "Ночь фартовая была, отвалили два угла: лемпень, кемпель, прохоря". Что значит?
Почесали затылки. Отвечать взялся Курбат:
– Фарт – удача, угол – сумка, лемпень – одежда, кемпель – шапка, прохоря – сапоги. Получается, что была удачная ночь, украли две сумки, а в них одежда, шапка и сапоги.
– В общем, правильно, кое-что понимаете, – одобрил вор.
– Опять стоп! – остановил я вора. – Повторяю, Лысый, не мы будем подстраиваться под Старую гавань, а она под нас. Жаргон – баловство, со временем всё сами освоим. Давай закругляться по жаргону, не до него сейчас.
– Тогда зачем я вам нужен? – с деланым недоумением развёл руками вор и начал приподниматься. – Могу и уйти, а то мне с молодыми заносчивыми сопляками сидеть как-то недосуг.
– Подожди, – остановил я его. – Дело к ночи, и мы сейчас по делам уходим. Давай завтра с утра встретимся, нам нужно знать, где и кто из босяков ходит. А главное, чем живёт и с чего кормится. Договорились?
– Да, – недовольно пробухтел Лысый.
– И вот ещё что. Нам нужен человек, который бы взялся обучать нас рукопашному бою и с оружием хорошо обращается.
– Зачем?
– Повторяю, будем район под себя подстраивать. А для этого сила нужна, и нужна она гораздо больше, чем знание жаргона и местного закона.
Вор подумал и определился:
– Поначалу сам вас учить возьмусь, кое-что умею, а дальше видно будет.
На этом мы расстались. Лысый направился по своим делам, а наша дружная троица – по своим. Ночь и город ждали нас.
13. Штенгель
Недопонимание происходящих событий терзало капитана Гельмута Штенгеля. Он пришёл в Тайную стражу восемь лет назад и все эти годы потратил на то, чтобы следить за преступниками Старой гавани. Ему было восемнадцать, когда он встретился с Густавом Кремором, а сейчас ему двадцать шесть, и он не понимал, как у этих не видевших ничего, кроме своего приюта и окрестных улиц, мальчишек всё получается. Не всегда гладко и ровно, но получается, и, чего таиться, гораздо лучше, чем у него, опытнейшего профессионала. Волчата действовали по какому-то наитию, и это чувство полностью заменяло им трезвый расчёт, а заодно и опыт. На это, и только на это капитан мог списать все их успехи…
Когда Кривой Руг назначил его опекуном и учителем дромских сирот, он обрадовался. Задача выполнена, теперь он сможет влиять на мальчишек, которые всегда будут под присмотром. Однако радость Штенгеля была преждевременной, поскольку дромы всегда действовали по своему разумению. Он говорил, какую банду малолетней босоты требуется остерегаться особо, и с ними надо договориться. Но дромы приходили в логово босяцкого главаря Рыбаря и убивали его. Просто и доходчиво, как и в каждом деле, в котором они принимали участие.
Впрочем, по порядку. Практически сразу, отправившись в Штангорд, дромы привели в Старую гавань своих "гвардейцев", беспризорников с улицы Красильщиков. После чего выпросили у прижимистого вышибалы "Отличного улова" здоровяка Гонзо старое оружие и раздали его этим парням. Ладно бы только это. Их вожак Пламен то ли уговорил, то ли приказал, и Лысый стал с ними заниматься. С самого раннего утра он собирал на заднем дворе таверны оборвышей и учил их стрелять из арбалетов, метать ножи, а заодно рассказывал о местных подростковых бандах. Точнее, обучал он сначала дромов, а они уже всех остальных. Отличная метода. Учишься сам и тут же, обучая других, закрепляешь материал.
С тех пор как в Старой гавани сменилась власть, прошло два месяца, а Кривой Руг уже крепко прибрал район к своим загребущим рукам, и в этом была некоторая заслуга мальчишек. Неспешно пройдясь по окрестностям, они подошли к делу с чёткой уверенностью, что точно необходимо совершить.
Первым делом они собрали в кучу тех, кто по каким-то причинам не состоял в бандах или был из них изгнан, и в основном это касалось сынков сбежавшего папаши Бро. Босяки, которые раньше перед ними несколько заискивали, изгнали их из своего круга и сделали отверженными. Изгнать-то изгнали. А Пламен со своими братьями, наоборот, пригрел. Чепуха? Может быть, и Лысому казалось, что ничего из этого не выйдет. Однако два десятка местных беспризорников во главе с Квирином Иглой и полтора десятка городских бродяжек, вооружённых и обозлённых на весь белый свет, – это уже сила.
Следующий шаг был логичен. Есть сила – используй. И ничто не мешало дромским мальчишкам вызвать в выделенный для них неподалеку от "Отличного улова" просторный дом всех местных вожаков и договориться о мирном сосуществовании. Но и тут они поступили по-своему. Собрали своих босяков в отряд, разбили их на десятки и сами прошлись по местам скопления молодых воришек.
Три дня Старая гавань гудела, и дошло до того, что взрослые воры пришли жаловаться на беспредел дромов. И Лысый, как назначенный Кривым Ругом наставник мальчишек, при этом разговоре присутствовал.
– Кривой, – над новым паханом Старой гавани и Лысым, которые расположились за столом, возвышалась гора мяса и мускулов – профессиональный выбиватель долгов Быча, – ты нас проредил. Пусть. Это ваши с папашей Бро дела были, понимаем и зла на тебя не держим. Ты стал самым главным в Старой гавани и держателем общака. Пусть. Но зачем теперь беспредел творишь?
– Беспредел – это не дело, – поддакнул ему старый авторитетный щипач Серебрянка, ездивший на "гастроли" по городам герцогства и только недавно вернувшийся в город.
Он точно был не в теме и при разгроме сторонников папаши Бро не пострадал. Поэтому его пригласили как свидетеля и арбитра.
– Где вы беспредел увидели? – в ответ буром попёр Кривой Руг. – Пащенки ваши первыми одного из моих пырнули. Разговор начал ты, Быча. А потому спрос с тебя. Признаёшь?
– Пырнули, – насупившись, согласился Быча. – Так пусть одного накажут или на воровской суд выведут. Это не по понятиям всю банду под корень вырезать.
– Не всех убили, а трёх из десяти, так что не гони понапрасну, – прищурившись, парировал хозяин района, и от его недоброго взгляда Штенгелю стало немного не по себе. – Этому идиоту Рыбарю доступно объяснили, кто теперь над их вольницей старший. Он не внял, за что и получил в голову болт. Ещё вопросы есть?
– Так как же, – Быча растерялся, поскольку думал, что его слова будут иметь вес, – они же и на взрослых воров кидаются.
– На кого? – чуть приподнялся из-за стола Руг.
– На Калёного, на Свата и Торопыгу.
– Ты хочешь по понятиям, по законам Старой гавани всё решить?
– Да, – подтвердил туповатый Быча и этим подписал смертный приговор трём ворам, которых назвал.
– Где они?
Из-за широкой спины Бычи показались жестоко избитые воры, и Кривой Руг, уставившись на них, спросил:
– Вы напали на моих людей?
– Да какие это люди, сопляки, – раздухарился один из воров, долговязый Торопыга, ранее бывший на побегушках у папаши Бро.
– Спрашиваю в последний раз, – Руг начинал впадать в бешенство, – вы напали на моих людей?
– Мы чего, видим, драка идёт, вот и присоединились, – примирительно выставив перед собой пустые ладони, сказал Сват.
– Получается, вы первыми начали?
– Ну… – замялись избитые воры.
– Где парни?! – выкрикнул Кривой Руг.
Тут же со двора появился Пламен. Остальные дромы от своих занятий на импровизированном тренировочном поле отрываться не стали. Мальчишка встал сбоку от стола, между Ругом и ворами, которые выглядели бедными родственниками, прибывшими просить о помощи.
– Вызывал? – спросил Пламен покровителя.
– Рассказывай, как дело было, – кивнул тот на воров. – С самого начала.
– Нам было поручено приглядывать за местными босяками и заниматься тем же, чем раньше занимался он. – Пламен посмотрел на Торопыгу. – То есть следить, чтобы не было сильных претензий от стражников, и собирать долю в общак. Мы прошлись по всем общинам и группам, но везде встретили отказ. В результате были вынуждены применить силу. Дошли до Рыбаря. Он отказал и заявил, что не подчиняется Кривому Ругу, потому что всю долю отдаёт, как и прежде, Торопыге. Одного из наших на выходе ударили заточкой в бок. Пришлось вернуться и пристрелить троих, включая Рыбаря. Ещё двоих покалечили, так вышло. Пока с босотой Рыбаря разбирались, вмешались эти трое. – Снова кивок в сторону воров. – Они бросились на нас с ножами, и мы ответили. Однако никого убивать не стали. Закон мы уважаем и первыми руку на старших не поднимали.
Пламен закончил, а Кривой Руг в полной тишине спросил понявших, что беда уже рядом, воров:
– Получается, два месяца вы собираете с босяков долю, а я об этом ничего не знаю?
– Мы хотели отдать, – поёживаясь, ответил Торопыга, – но как-то всё не получалось.
Хозяин Старой гавани обратился к Серебрянке:
– Ты авторитетный вор, Серебрянка. Рассуди, что за крысятничество бывает?
– Смерть! – Старик сказал только одно слово.
– А ты, Быча, не с ними в доле был, что за них вписываешься? – спросил Руг громилу.
– Я ничего не знал, – тут же отказался от друзей Быча. – Они сами по себе, а я сам по себе.
– И что с этими козлами делать? Какое наказание им назначить?
Быча бросил на избитую троицу взгляд, а затем со вздохом отвернулся и пробурчал:
– Смерть!
Воров, попавшихся на столь неблаговидном деле, как крысятничество, подхватили под руки люди Кривого Руга и утащили в подвал. Серебрянка и Быча таверну покинули сразу, а Кривой спросил Пламена:
– Ты ведь знал, что так получится?
– Да, знал. – Парень всё так же стоял у стола.
– Иначе никак нельзя было поступить?
– По-другому целый год надо народ к себе приучать. А мы по-простому. Вожаков поломали, кто против был. А остальные уже не спорили.
– Ладно, иди работай. – Кривой Руг разрешаю где махнул рукой и еле слышно пробормотал вслед Пламену: – Отморозок. Прям как я в юности.
Пламен ушёл, а Штенгель, ещё некоторое время посидев с Ругом, направился вслед за парнем. Вышел на свежий воздух, вдохнул полной грудью и спросил Пламена, перебиравшего сваленные в кучу ножи, которые были добыты на бандитских хавирах:
– Что дальше делать думаете?
– Работать, – ответил Пламен. – Твоя помощь нужна будет, Лысый.
– Какая?
– Мы хотим один дом богатый выставить, и нам потребуется опытный вор-домушник, который бы все схронки хозяев нашёл. Пойдёшь с нами?
– Наобум – нет, – покачал головой капитан. – Надо самому место посмотреть и определиться.
– Хорошо, сегодня в ночь пойдём посмотрим. – Пламен выбрал себе нож, отличнейший дромский боевой кинжал, непонятно как оказавшийся у безвременно ушедшего в иной мир Рыбаря. – Какой хороший и удобный нож, словно влитой в руке сидит. Лысый, можешь о нём что-то сказать?
– Дромский боевой клинок, стандартный. Использовался разведчиками и пограничниками. Может, твой отец точно такой же носил.
– Жаль, не знали сразу, а то спросили бы Рыбаря, где он его достал, – заметил Пламен. – Ничего, выживших босяков спросим.
Штенгель протянул руку:
– Ладно, давай нож и Звенислава с Курбатом кликни. Повторим основные стойки, а заодно об этом клинке расскажу.
Дромы собрались, и Штенгель, повертев в руках нож, начал:
– Смотрите и запоминайте. Это один из самых лучших боевых ножей, какие только были придуманы человеком. Дромы называли такие иби. Он имеет листовидную форму и одинаково эффективен как колющее, так и режущее оружие. Именно такая форма повышает его проникающие свойства при колющих ударах. А отличная заточка при неровной линии лезвия делает его превосходным режущим инструментом. От нижнего ограничителя до трети длины лезвия одна сторона клинка имеет зубчатую заточку. Для чего это делается? – Капитан посмотрел на Курбата.
– Думаю, такая заточка не даёт противнику захватывать и блокировать клинок руками, – ответил горбун, – и, конечно, так наносятся более длинные и глубокие резаные раны.
– Правильно, – кивнул Штенгель и продолжил: – Обратите внимание на клинок. Сам по себе нож – тридцать сантиметров, а длина клинка – восемнадцать. От зубчатой заточки до острия идёт гладкая заточка, а с другой его стороны – обратная заточка. От острия спуски и в середине лезвия сделаны долы. Идеальное оружие ближнего боя. Вам бы всем такие надо достать.
– В квартал оружейников сходить надо, тем более давно собирались, – сказал Пламен.
– А деньги у вас есть? – усмехнулся капитан.
– Найдутся. – Голос Пламена был серьёзен.
– Ну и хорошо. – Штенгель бросил дромский боевой нож чуть в сторону от Звенислава, который рассеянно смотрел на хмурые облака, несущие в Штангорд то ли дождь, то ли снег.
Подловить парня не получилось: он ловко подпрыгнул, перехватил нож в воздухе и, застыв на полусогнутых ногах, направил остриё вниз.
"С каждым разом всё лучше и лучше, – подметил капитан, глядя на Звенислава. – Правильная фронтальная стойка, ноги полусогнуты, нож в правой руке и готов к бою, хоть против меня, хоть против всего мира".
Опять ворохнулось в душе капитана непонимание. Может, даже с примесью зависти к мальчишкам. И он отправил парней заниматься дальше, а сам пошёл в город.
14. Штенгель
Покинув Старую гавань, Штенгель неспешно шёл по улицам Штангорда и разглядывал дома. И если бы за ним следом увязался хвост, то шпион подумал бы, что вор-домушник присматривает себе работёнку на ночь. Однако это было не так. Лысый шёл на встречу с Корном, которая была назначена в харчевне неподалеку от Белого города. И, двигаясь определённым маршрутом, он знал, что сейчас за ним пристально наблюдают два человека из Тайной стражи, которые проверяют, нет ли за ним слежки.
Харчевня, в которую вошёл Штенгель, была самым обычным, ничем не примечательным гильдейским заведением. Каждый вечер здесь собирались ткачи и все, кто имел какое-то отношение к этому делу. На стенах были развешаны гобелены, а в углу стояли бюсты прежних герцогов, которые даровали гильдии ткачей некоторые привилегии. В остальном же всё было как и везде: столы, лавки, запахи еды и пива. В этот час обычно здесь было немноголюдно, и хозяина особо не волновало, кто сидит за столами.
Штенгель прошёл в закуток, который не просматривался от входа, заказал копчёного мяса и кружку пива. Вскоре к нему подсел Корн, который заказал то же самое.
Заказ принесли быстро, и филёр, оставшийся в группе за старшего, сказал:
– Всё чисто, капитан, за вами никто не шёл.
Штенгель удовлетворённо кивнул и спросил:
– Что нового?
– Мальчишки ночами по городу бродят. Бывает, беспризорников за собой таскают. Как вы и велели, постоянно за ними не ходим, но издалека посматриваем. Сами понимаете, господин капитан, видим мы не всё. Но в основном они крутятся у дома госпожи Эрмины Хайлер.
– Это бывшая директриса сиротского приюта?
– Так точно, господин капитан. Что-то они против неё злоумышляют. Может, предупредить женщину об опасности, пусть уедет?
– Нет, Корн. Это редкостная тварь, справки о ней я наводил. Так что пусть всё будет как суждено. От Фриге Нойма новости были?
– Известно только, что он прибыл в Эльмайнор. Больше ничего.
– А что наше начальство говорит?
– Ничего нового: усилить работу, ускорить, предоставить чёткий план, дать определённые результаты. В целом они довольны, и граф Таран, и Хайнтли Дортрас. Только вот… – Филёр замялся.
– Говори уже, раз начал, – подстегнул его Штенгель.
– Конечно, мне не по чину обсуждать начальство. Но складывается впечатление, что в городе готовится измена, а Тайная стража не в курсе.
– Как – измена? – удивился капитан. – Давай подробней.
– Через месяц свадьба молодого герцога, и в город начинают прибывать дворяне из провинции. А мы с напарниками некогда там службу тянули. Поэтому знаем провинциалов как облупленных и заметили некоторые странности.
– Например?
Прибыл барон Финнер, дружина у него – три калеки отставных. А теперь при нём три десятка справных солдат. Спрашивается – откуда? Вчера видели графа Больтронга. Так он только называется графом, голь перекатная. А сейчас с ним сорок наёмников. Таких дворян мы уже с десяток насчитали, мимоходом, пока по Штангорду ходили. И всё это совпадает с тем, что на Каримских железоделательных рудниках вспыхнуло восстание рабочих, и некоторые столичные полки были отосланы из города.
– Думаешь, это неспроста?
– Уверен. – Голос филёра был тих. – В Кариме народ спокойный и обстоятельный, там бунтовать не будут.
– Графу Тарану докладывал?
– Сегодня утром на приём ходил и на месте его не застал. Только секретарю докладную записку оставил, надменный такой, щенок.
– Зря ты так поступил, Корн.
– Сам понимаю, что надо было личный доклад сделать. Да чего уж теперь…
На улице раздался шум, звон стали, крики, и в харчевню влетел оставленный наблюдать за входом сыщик, который зажимал окровавленный бок.
– Бегите! – выкрикнул он. – Измена! – Это были его последние слова, поскольку позади филёра возникла голова человека в шлеме, а из тела показалось острие меча.
Оттолкнувший уже мёртвого сыщика с дороги воин, первым влетевший в харчевню, видимо, по привычке выдохнул, выдергивая меч из тела:
– Во славу Ятгве! Смерть неверным и необрезанным!
– Наёмники! – выдохнул Корн.