- Покажись, Гермия! Скажи, что простила меня! Скажи!
Сетис оцепенел. Мантора, будто безмолвная тень, следила за происходящим.
- Она ушла, великий царь. Я же сказала - только на миг.
Аргелин долго стоял, пытаясь совладать с собой. Колдунья подошла к нему сзади и, к удивлению Сетиса, взяла его за руки, прислонилась стриженой головой к его спине.
- Я чувствую твою муку, пресветлый. Она глубоко засела в тебе. Доверься мне. Я верну твою любимую. Прошу только об одном - стать Гласительницей. При новом, темном Оракуле.
В тишине за ставнями послышался легкий стук. Аргелин обернулся, отстранил ее. Его голос звучал хрипло.
- Если это обман, я своими руками изрежу тебя на куски.
- И правильно сделаешь. Но это не обман. Ты же сам ее видел.
- Выясни, кто такой Шакал. И готовься творить колдовство. Я пришлю всё, что тебе нужно.
Он подошел к двери, но в этот миг сквозь оконную решетку что-то упало и со странным стуком покатилось по полу. Сетис опустил глаза. Это было большое насекомое. Оно бежало на длинных суставчатых ногах, шевеля жвалами. Сетис передернулся от отвращения и хотел было задавить мерзкую тварь, но генерал схватил его за руку.
- Погоди.
Аргелин медленно опустился на колени и вгляделся. Потом подошел к ставням.
За ними раздавался перестук. Ставни трещали под градом тихих ударов.
- Открой.
Мантора сделала шаг к окну. Но Сетис оказался проворнее. Он широко распахнул створки, мечтая о глотке света и воздуха, но не получил их. Ему в лицо дождем хлынули насекомые. Они окутали его гудящей пеленой, впились в шею, в волосы. Он с криком отшатнулся, отряхиваясь. Полчища гигантской саранчи с чавканьем рассыпались по полу, усеяли потолок, облепили стены.
Аргелин встал.
Небо за окном потемнело от смертоносного дождя.
* * *
Паника.
Сетис мчался по улицам и слышал, как она охватывает город. Крики, проклятия, плач. Люди втаскивали детей в дома, а те, что были далеко от своих жилищ, стучались в первые попавшиеся двери, умоляя впустить их. Черная туча, монолитная, как единое живое существо, клубилась в узких просветах между домами, заслоняла небо, наполняла воздух жужжанием и хрустом. Град насекомых обрушивался на плечи, бился о стены, кучами облеплял любую растительность. В мгновение ока все деревья в садах лишились листвы, оливы были объедены на корню. Собаки выли и рвались с привязи, обезумев под бременем копошащихся масс. Сетис завернулся по самые глаза во взятый у Манторы плащ, который уже успел покрыться дырками, и пошел сквозь ливень саранчи. Насекомые лезли в лицо, хрустели под сапогами. Он, задыхаясь, бежал вслед за Аргелином вниз по лестнице, поскальзываясь в слякоти раздавленных тел, хватаясь за стены, облепленные ковром из трепещущих крыльев.
Саранча сожрала всё до последнего листика и плода. Обгрызла оконные рамы, побила все ткани. На рынке Сетис проталкивался сквозь толпу разъяренных торговцев: тучи насекомых обрушились на виноград и гранаты и в мгновение ока оставили прилавки пустыми. Люди прятались под поломанными прилавками, завертывались в остатки тряпья, отплевывались от насекомых, спотыкались о кошек, которые тоже прибежали искать укрытия.
Нырнув под арку, Сетис наткнулся на патруль чужеземных наемников. Они в ужасе взирали на опустошенный город.
Аргелин схватил за руку одного из них.
- Иди на оросительные каналы. Прогони эту дрянь с засеянных полей!
- Великий царь…
- Идите! Живо!
Наемники убежали. Аргелин обернулся к Сетису, но не успел сказать ни слова: откуда ни возьмись на него кинулась женщина. Не помня себя от ужаса, она вопила:
- Это ты натворил! Навлек на нас проклятие! Ты враг богов!
Аргелин отшвырнул ее и потянул Сетиса за угол.
- Корабли! - взревел он.
Сквозь пелену жгучего дождя Сетис еле слышал его. Но, пробежав последние ступени лестницы, ведущей в гавань, юноша наткнулся на неподвижную спину генерала и всё понял.
Над водой, заполнявшей кратер потухшего вулкана, повисла мгла. Не было больше ни неба, ни моря, только вопили обезумевшие чайки да колыхалась на волнах живая зеленая короста. А вдалеке, там, где раньше стояли корабли, теперь лишь высились голые мачты. Миллионы голодных челюстей вгрызались во всё, что попадалось на пути. На глазах у Сетиса лопались веревки, падали без единого всплеска в задушенное море мачты и реи. Паруса в одно мгновение покрылись дырами и разлетелись в клочья. Люди, крича от страха, прыгали в море, барахтались и захлебывались в хрустящей пене.
Аргелин не произносил ни слова.
Только смотрел, как под тучами насекомых скрылась последняя недостроенная палуба.
Потом, словно вихрь, помчался к себе в штаб-квартиру.
* * *
Нашествие саранчи продолжалось три дня.
Никто не выходил из домов, разве только за водой, когда замучит жажда. На улицах в Порту можно было видеть только людей Аргелина. Плотно закутав лица, они выходили нести стражу. Но воровской мир не терял времени. Шакал совершил два молниеносных набега на оружейную кладовую в Башне Дарона и на охраняемый склад в Квартале Горшечников, где Аргелин хранил запас веревок и балок для катапульт.
Лис нашел для каждой из трех жриц отдельную комнату, и Мирани была рада случаю выспаться и помыться. Однажды, когда она причесывалась, глядя в осколок стекла, служивший зеркалом, в дверь заглянула Крисса.
- А, вот ты где! - Она вошла и мрачным взглядом обвела унылую каморку. - И у меня точно так же. Ничего красивого. Наверняка у них есть краденые украшения, краденые духи. Надо будет поискать. - Потом, не успела Мирани остановить ее, взяла с сундука брошку со скарабеем.
- Какая красота! Мирани отобрала вещицу.
- Это не мое.
- Как ты думаешь, Мирани, среди этих людей нам ничего не грозит?
- Думаю, нет.
- Но им не одолеть Аргелина. - Крисса потерла губу. - Знаешь что, Мирани? Может, нам потихоньку убежать и пойти к нему? Расскажем ему, где прячутся мятежники, и о Ретии тоже. Может, он…
- Будем считать, что я тебя не слышала, - сурово отрезала Мирани. - Пойдем, нам пора.
Они вышли в Логово и направились к жилищу Шакала. Дверь никто не охранял, да и во всем воровском обиталище не было видно ни одного стражника. Мирани постучалась и вошла.
Шакал трудился над шкатулкой. Он перевернул ее вверх дном и тщательно простукивал нижнюю сторону металлическим щупом. На полу были разложены хитроумные приспособления. Он поднял голову, взглянул на вошедших девушек и с досадой отбросил инструмент.
- Да, Мирани, много я повидал дьявольских изобретений Архонов, но эта штуковина - нечто особенное! Ни замка, ни потайных ящичков, ничего. И все-таки внутри что-то есть. Если потрясти - шевелится. - Он устало опустился на стул и скрестил руки.
Крисса с любопытством дотронулась до шкатулки.
- Может, она волшебная?
Шакал фыркнул.
Мирани сказала:
- Крисса, сходи приведи Орфета.
- Этого пьяницу! Да от него же воняет!
- Он больше не пьет. А музыканты отмечены Богом. Иди!
Крисса отошла на шаг, но в дверях замешкалась.
- Эти люди, они такие грязные, просто ужас…
- Они не тронут ни волоска на твоей пустой головке. - Шакал вежливо поднялся, вытолкал ее, закрыл дверь и прислонился к косяку. - А такая уж ли она пустая? Мирани, ты по-прежнему ей не доверяешь?
Его резкость всегда удивляла ее.
- Она говорит, что всё это время была на Острове. Не знаю, верить ли ей.
- Но тебе хочется, чтобы это было правдой.
Вместо ответа она сняла брошь со скарабеем и вложила ему в руку. Он удивленно посмотрел на вещицу, и его лицо потемнело.
- Я должна была отдать ее сразу, как только ты вернулся, - сказала она. - Ее передала…
- Знаю кто. - Его голос был холоден и тверд. Он поднял глаза. - Как она до тебя добралась?
- Она не добиралась. Я случайно попала к ней. - Мирани торопливо рассказала о том, как разрушали статую, как она спряталась во Дворце Наслаждений. Он только один раз прищелкнул языком, но ничего не сказал, пока она не закончила. Потом положил скарабея на скамью и мрачно воззрился на него.
Его молчание вселяло в нее страх.
- Эта женщина - она очень плохая?
Он выдавил холодную улыбку.
- Хуже, чем ты думаешь. Что она передала на словах?
- Сказала, что скоро потребует у тебя расплаты за должок.
Шакал принялся собирать инструменты и складывать их в кожаный футляр. Его тонкие пальцы двигались проворно.
- Этого я и боялся. - Он отложил инструменты и посмотрел на Мирани.
- Как и ты, я познакомился с Манторой случайно. Несколько лет назад. Мы с двумя товарищами пытались взломать одну из гробниц Пятой Династии, но люди Аргелина заметили, как мы делаем подкоп, и нам пришлось бежать от них в Порт. Мы разделились, за мной погнались трое солдат. Я свернул в переулок - а он оказался тупиком. - Шакал пожал плечами. - Я достал меч, приготовился к бою. Я бы лучше умер, чем сдался в плен. - Он помолчал, потом сел на стол, поставил ноги на табуретку, искоса посмотрел на Мирани. - Мне в свое время не раз приходилось убивать. Я хорошо знаю, что такое смерть, но никогда никого не истязал, не наслаждался жестокостью. Из теней, словно грифы, выскочили рабы Манторы, они отобрали у стражников оружие и избили их. Потом пришла она сама. В черном платье, в руках жезл, украшенный полумесяцем. Она сказала: "Я видела тебя в волшебном зеркале, повелитель воров. Теперь твоя жизнь принадлежит мне".
Он покачал головой, тряхнул блестящими волосами.
- Я не часто испытываю страх, пресветлая, но тогда испугался. У меня на глазах она медленно прикончила стражников, и я не стану пугать тебя рассказом об их мучениях. Для ее магии нужны кровь и боль. И, думаю, ее душе тоже.
Оторопев от ужаса, Мирани проговорила:
- И ты ничего не сказал?
Он поднял глаза.
- Ты хочешь назвать меня трусом? Я много раз требовал, чтобы она прекратила, но она обращала на меня внимания не больше, чем на муху под потолком. Меня обезоружили и крепко держали. Когда всё закончилось, она подошла ко мне, откинула капюшон и увидела на моем лице ненависть и отвращение. Она улыбнулась и сказала: "Ты у меня в долгу. Расплачивайся".
Он подбросил скарабея.
- У меня в кармане был этот жук. Это единственное, что мы нашли на ступенях у входа в гробницу. И я отдал его Манторе. - Он покачал головой. - Но ей было мало. Пока ее рабы держали меня, она взяла у меня три капли крови, срезала прядь волос и отстригла ноготь. И все эти годы я со страхом ждал, когда же она нашлет на меня порчу. Видимо, скоро я изведаю всю силу ее колдовства.
Мирани в ужасе смотрела на него, не зная, что сказать.
Отложив жука, он проговорил:
- Она наверняка послала за тобой слежку.
- Как! - Мирани в панике принялась лихорадочно вспоминать тот день. - Не может быть! Я покинула Порт через ворота. Больше никто за мной не выходил.
- Это хорошо. - Шакал встал. Из-за двери послышался густой бас Орфета. - Ничего не говори остальным. Это касается только меня.
Дверь распахнулась. Вошел Орфет, неся на спине Архона, а на голове у Алексоса, радостно вереща, ехала мармозетка из пирамиды. Алексос соскочил, и Орфет тяжело рухнул в кресло.
- Ну, что там, в шкатулке? - спросил толстяк.
- Хотел бы я знать, - проворчал Шакал.
Орфет взглянул на него, уловил недовольство в голосе, но тут Алексос подбежал к шкатулке и провел маленькими ручонками по расписному дереву. - Я ее помню! Она принадлежала мне, когда я был Гастрисом. Сколько лет назад это было, Орфет, ты не помнишь?
- Не помню, дружище. Наверно, много веков. Алексос улыбнулся. Потом убрал руки со шкатулки и подбоченился.
- Шкатулка, откройся. Тебе приказывает бог.
Расписная крышка со щелчком откинулась.
Шакал тихо застонал.
Четвертые Врата
Дорога Кривой Сабли
Говорят, однажды Царица Дождя полюбила земного человека.
Его имя забылось. Даже я его не помню. Она потеряла голову, научила его свой мудрости, взяла его в зеленый сад, к хрустальным фонтанам своего рая.
Я думаю, этому человеку там стало одиноко. И поэтому он нашел дорогу обратно. Она плакала по нему, насылая бури. Но потом убила его своей молнией, потому что он видел слишком многое.
Она не простила. Штормы и потопы - разве им ведома жалость?
Разве они знают, что такое - утонуть?
Она вступает в солнечный жар
Дом был большой. Отобранный у кого-то. Сетис вышел из паланкина и сразу же погрузился по колени в сухие панцири мертвой саранчи. Завидев его, стражник, прислонившийся к стене дома, поспешно вскочил. Давно пора было бы подмести улицы. Но на такую высоту рабочие еще не добрались. Сетису пришлось самому отдавать распоряжения; Аргелин уже много дней почти не выходил из своих покоев.
Сетис окинул стражника взглядом.
- Всё спокойно?
- Да, господин.
Сетису захотелось сказать что-нибудь еще. Но вместо этого он отошел на шаг от паланкина и рабов, достал из кармана толстый кошель, небрежно высыпал монеты себе в ладонь. Звякнули золотые диски; глаза стражника жадно потянулись к ним. Сетис бросил взгляд на рабов; ему не хотелось, чтобы они видели это, потому что кто-нибудь из них непременно донесет Аргелину. Он смерил стражника надменным взглядом.
- Дай воды.
У бедняги во фляжке был всего лишь небольшой драгоценный запас, но он без колебаний наполнил чашку и протянул Сетису. Вода была теплая от солнца, невкусная, видимо, застоявшаяся за много дней. Он отсчитал в чашку пять монет - осторожно, так, чтобы его не видел никто, кроме самого стражника. Вернув чашку, он сурово заявил:
- Я не потерплю, чтобы с моим отцом и сестрой обращались дурно. Если у них будут жалобы, я их непременно услышу, и тогда тебе не сносить головы. Понятно?
- Да, господин.
- Если им нужна защита, ты будешь их защищать. Ясно?
- Я понял вас, господин. - Стражник был дюжий, с лицом обветренным и невозмутимым. Сетис вздохнул, потом сделал ему знак отойти в сторону и вошел в дом. Скорее всего, его усилия будут тщетны. Но больше он ничего не мог для них сделать.
В доме с белеными стенами легко дышалось. Сквозь раскрытые окна проникал ветерок; с террасы, выложенной разноцветным мрамором, открывался вид на Порт, на суетливые улицы, крыши, гавань. Триремы сильно пострадали, однако уже полным ходом шел ремонт. В городе осталось мало древесины, и чтобы было чем чинить корабли, приходилось разбирать доки. Так приказал Ингельд после шумной перебранки с генералом. Аргелин теперь думал только о Гермии. Навязчивая идея буквально съедала его заживо.
- Явился, наконец. - Под лозой, увивавшей стену, стоял отец. Сетис обернулся к нему. Юноша с удивлением обнаружил, что, оказывается, вырос; седовласый старик перед ним словно бы стал меньше ростом, его лицо побледнело от нехватки солнечных лучей.
- Отец! Ты хорошо выглядишь.
- Врешь. Зато ты выглядишь что надо, господин Сетис.
Он и сам это знал. Волосы его были завиты и умащены, новую алую тунику украшала кайма из золотого шитья. Изнурительный голод, терзавший его в пустыне, остался позади, теперь он питался хорошо. На шее висели тонкие золотые цепочки.
Он пожал плечами, ощущая за спиной твердую мраморную балюстраду.
- Где Телия?
- Спит. - На миг они встали друг напротив друга, молча вглядываясь, потом напряженное лицо старика постепенно обмякло. Он устало присел на мраморную скамью и сказал: - Надеюсь, ты понимаешь, какую опасную игру затеял, сын мой.
Сетис сел рядом.
- Нас не подслушивают?
- Нет. Когда мы переехали, я много раз обшаривал дом, искал потайные ходы и скважины в стенах. Аргелин приставил к нам рабыню, но я отослал ее обратно; она наверняка шпионила на него. С тех пор никто больше сюда не приходил. Он оставил нас в покое, только назначил стражника у дверей. Кстати, ты зря потратил деньги. Стражники меняются каждую неделю. Аргелин не хочет, чтобы они привязывались к Телии. На случай, если придется перерезать ей горло.
Сетис похолодел. Отец опустил голову.
- Та торговка колбасой на углу улицы, в грязном фартуке, работает на Шакала. За нами присматривает и кто-то еще. - И добавил: - Как мы ввязались во всё это? Та девушка…
- Бог. Это был Бог, папа, а не Мирани.
Старик приподнял бровь.
- Ты переменился. И ты, и тот толстяк, и вор. Что вы там такое видели, в пустыне? Что превратило тебя в мужчину?
Он не знал, как ответить.
- Солнце. Там больше ничего нет. Только солнце да мы.
И добавил:
- Прости. Этот план придумал я, и я не думал, что он навлечет на вас беду.
Отец невесело рассмеялся.
- Да я сам все время настаивал, чтобы ты поступил на службу к Аргелину.
Наступила тишина. Жаркие лучи солнца жгли голую руку Сетиса. Это молчание было окрашено в иные тона, нежели раньше. В нем не было холодной враждебности, на которую он ожидал натолкнуться. И тут тишину разорвал радостный визг:
- Сетис! - У него на шее повисла заспанная Телия. Она подросла, потяжелела. - Сетис, а где мой подарок? Ты обещал!
- Обещал - значит, принес. - Он положил на пол сверток и улыбнулся, глядя, как она радостно кинулась разворачивать ткань.
- Это из дворца Архона?
Дворец наверняка был обчищен до основания, но он сказал:
- Из дворца. - На самом деле он купил эту игрушку сегодня утром на рынке у женщины, одной из немногих, у кого осталось хоть что-то на продажу, и по страшно вздутой цене.
В свертке лежала цепочка из прелестных резных обезьянок. Их шарнирные лапки были причудливо переплетены; в руках у Телии обезьянки заплясали и закувыркались, то расходясь, то сцепляясь снова, как будто деревянные пальчики были живыми. На забавных мордочках двигались глаза, открывались рты, а внутри каждой шелестели крошечные погремушки.
Глядя на восторг девочки, отец спросил:
- Аргелин пойдет в гробницы?
- Скоро. У него кончились деньги. Они ушли на оплату наемников, а те хотят всё больше и больше. Налоги в гавани не собираются, а торговля прекратилась, потому что на островах стоит императорский флот. Ему нужны люди, нужны корабли. А гробницы - это неиссякаемая сокровищница.
Обезьянки растянулись в длинную цепочку, потом, как гармошка, снова собрались в кучку. Телия смеялась.
- Если пойдешь с ним - будь осторожен. - Голос отца был угрюм. - Внизу поджидает Тень.
- Я должен идти с ним, отец.
- У тебя был выбор. И ты выбрал это. - Потом, под крики чаек над террасой, он встал и посмотрел на море. Вдалеке, в жарком мареве на горизонте, грозной шеренгой стояли на якоре императорские корабли.
- Ты нашел Джамиля?
Сетис поглядел на сестру и обезьянок. И подумал: к вечеру они ей надоедят.
- Да. Но беда в том, что Ретия тоже его нашла.