Он погладил меня по щеке.
- Ты не похожа на других человеческих женщин. Ты не презираешь меня - я не ненавижу тебя. Ты еще очень юна, твои мечты кажутся мне несбыточными - но я буду помогать тебе, пока живу, за то, что ты ни разу не попрекнула меня… увечьем.
Я не выдержала и обняла его. Шуарле вздохнул и замер, прошептав:
- Все-таки это хорошо…
Я положила голову на его плечо. Некоторое время мы молчали, потом я осмелилась спросить:
- Шуарле, а почему - мечты несбыточные?
- Я не верю, что мы переберемся через море, - сказал он грустно. - Я не думаю, что сумею проводить тебя до дома твоих родителей или твоего жениха, и что там у нас будет прекрасная жизнь. Но я верю, что тебя любит Нут - и что она, возможно, не оставит и меня. Я вручил себя ей. Пусть все выйдет, как лягут кости.
- Пусть, - сказала я. Мне было очень тепло и спокойно, так, будто меня охраняла вся гвардия моего отца. Я сразу во все поверила, но совершенно не чувствовала страха. Одно дело - некроманты и ведьмы у нас дома, а другое - Шуарле, мой друг, существо, которое я никак не могла считать исчадием зла.
Здесь, в краю перевернутого месяца, мои представления тоже изрядно перевернулись.
Шуарле устроил мне ложе из седельных сумок и укутал меня двумя плащами.
- Ночью тут бывает очень холодно, - сказал он. - Надеюсь не дать тебе замерзнуть.
К вечеру и вправду стало прохладно, но я почему-то заснула быстро и крепко. Я уже давно не спала так спокойно - вероятно, у меня было очень хорошо на душе, невзирая на наши отчаянные обстоятельства.
Утром свежесть разбудила меня чуть свет. Шуарле, спавший, завернувшись в одеяло, прямо на траве, проснулся еще раньше меня и теперь подкладывал хвороста в костер, чтобы заварить травник.
- Жаль, что у нас нет с собой кавойе, Лиалешь, - сказал он, улыбаясь, когда заметил, что я уже проснулась. - Им легче согреться.
- Знаешь, - сказала я, - в нашем положении можно греться даже простой кипяченой водой. Это совершенно все равно.
Одна из наших лошадей за ночь куда-то ушла. Вторая паслась в зарослях неподалеку; Шуарле легко ее поймал, но не стал седлать, а навьючил нашими сумками.
- Мы с тобой пойдем пешком, - сказал он. - Так мы вернее не наступим на что-нибудь плохое. Пока у нас есть еда и кое-какие вещи - будет неплохо, что их несет лошадь, а не мы, но нести тебя я ей больше не доверю. Видишь эти столбы? Это - граница мира аманейе.
- Люди сюда не ходят? - спросила я.
- Бывает, ходят, - отозвался Шуарле. - Ищут сокровища, собирают травы и разные вещицы, нужные для ворожбы. Не всегда возвращаются.
- А мы дойдем по этим горам до побережья? - спросила я робко.
- Не до того места, откуда выехали, - сказал Шуарле. - Мы дойдем до Улиши-Ам-Тейа, Теснины Духов. От нее рукой подать до Лаш-Хейрие, до столицы людей. В столице бывают огнепоклонники с южных побережий, они приезжают продавать рыбу и жемчуг. Может быть, кто-то из них знает морской путь в твою страну.
Его методично описанный план совершенно меня успокоил. Не знаю, почему - но страх исчез совсем. Мне было любопытно в высшей степени - и только. Все-таки я была ужасно самонадеянной и глупой девицей.
Начало путешествия пешком я восприняла, как замечательную веселую прогулку.
Мы шли налегке; я успела привыкнуть к плащу, а платок, отчасти спасающий мою голову от палящих солнечных лучей, был подоткнут уголками и не мешал. Тропа, каменистая, но вполне сносная для ходьбы, заросла по сторонам замечательно яркими цветами - мне стоило большого труда удержаться от желания срывать их. Над цветами реяли стрекозы - зеленовато-синие стрелки со слюдяными крыльями, блестящие, как опалы. Уморительные птички, похожие на перепелок, только крупнее, перепархивали то тут, то там - Шуарле заметил мне, что их вкусным мясом можно будет легко питаться, когда у нас закончится провиант, но пока мне было грустно об этом думать. Деревья, мохнатые, как вязаные носки, росли на ровных площадках, а прямо из склонов поднимались кривые сосны, изящно изогнутые, будто бра со свечами, такие удивительные, что хотелось их нарисовать. Хвоя этих сосен, вовсе не колючая, длинная и пушистая, как пучки волос, свисала с ветвей едва ли не до земли, окружая их стволы нежно-зеленой кисеей.
Наша лошадь шагом брела за нами, позвякивая сбруей. Над горами высоко вздымались бледные, выцветшие от жары небеса, и солнце лило с высот зной, от которого впереди дрожал воздух…
Если бы Шуарле не дернул меня за руку, я, вероятно, глазея на цветущий склон, наступила бы на… Право, я затрудняюсь назвать то, что увидела, взглянув под ноги.
Оно струйкой спускалось между камней, а через тропу переливалось довольно широкой, ладони в четыре, шелестящей лентой. Лента состояла из крохотных тел, похожих на желуди, поросшие мохнатыми колючками - очевидно, под каждым "желудем" имелось некое подобие ножек, на манер муравьиных, но я их не видела. И шли они, как муравьи, сплошным, очень тесным потоком. Их было бесконечно много; в воздухе повис странный запах, острый и резкий, затрудняюсь определить, приятный или противный.
- Не двигайся, - приказал Шуарле вполголоса и сделал два осторожных шага к шевелящейся ленте. Лента заколебалась и, как бы нехотя, отклонилась в сторону.
- Все, как будто, в порядке, - сказал Шуарле, обхватил меня за талию и, прежде чем я опомнилась, перенес через поток странных существ.
Им, как мне показалось, это вовсе не понравилось. Я увидала, как лента выгнулась над дорогой подобно мосту, а мост качнулся прямо к нам - почему-то зрелище стало жутким.
- Отойди назад! - приказал Шуарле отрывисто и резко.
Я попятилась спиной вперед, не спуская с него глаз, а он снова начал меняться, в этот раз - радикально. Я увидала, как его руки, шея, лицо приобретают металлический блеск, а потом с некоторым страхом заметила, как этот металл, подобно воде, начинает просачиваться сквозь одежду. Через несколько секунд Шуарле выглядел, как статуя из ртутно переливающейся живой меди, а воздух сильно похолодел вокруг него - на дорожных камнях и траве даже легла изморось.
В это время петля "колючих желудей" вытянулась и ринулась к нему. Я не успела разглядеть подробностей: раздался пронзительный свист и резкий, но слышимый, скорее, костями, чем ушами, раздирающий визг, лента распалась вокруг тела моего друга, ее клочья осыпались на дорогу и прямо-таки впитались в утоптанный щебень.
Через миг все пропало. Шуарле, совершенно обычный, очень мне знакомый, стоял на пустой тропе, уронив руки и тяжело дыша. Я подбежала к нему и обняла.
- Мы живы, - пробормотал он. - Дивлюсь, - и сел на тропу.
Я присела рядом. К нам подбрела удивленная лошадь.
- Я перетрусил до смерти, - сказал Шуарле. - У меня получилось больше, чем всегда, потому что я за тебя перепугался.
- А что это было? - спросила я.
- Не знаю, - сказал он, мотнув головой. - Надо уходить отсюда.
Я помогла ему подняться. Он ухватился за луку седла нашей лошади и пошел рядом с ней - как я поняла, чтобы не опираться всем весом на мое плечо. Лицо моего друга выглядело очень усталым и больным.
- А почему ты решил, что это опасно? - спросила я. - Они были, пожалуй, даже смешные…
Шуарле не ответил, лишь махнув рукой в сторону. Я проследила за его жестом - и содрогнулась, увидев в траве лошадиный скелет, весь проросший травинками насквозь. Между ребрами лошади, как в клетке, лежал человеческий череп, а кости человека, как видно, рассыпались вокруг. Я оглянулась. Было ужасно тихо. На другой обочине, между камнями, я заметила еще один череп, собаки, волка, или, быть может, лисы. Крохотный мышиный скелетик хрустнул под моей ногой. Все кости выглядели такими белыми и чистыми, будто их специально очищали от остатков плоти; ни клочка шерсти, ни ниточки одежды не осталось нигде поблизости.
- Ох, - сказала я и невольно схватила Шуарле за руку. - Это… желуди их съели?
- Это не желуди, - сказал Шуарле. - Это аманейе.
Мое прогулочное настроение тут же иссякло. На всякий случай я дунула через плечо.
- Думаешь, мы доберемся до столицы по этим горам? - спросила я, снизив голос.
- Надеюсь, - сказал Шуарле. - Мы точно не доберемся до нее по равнине, а по горам - как кости лягут. Здесь много всего, и много того, о чем я не знаю - но я знаю точно, что с людьми мне будет сложнее, чем с нечистью.
Я согласилась. Путешествовать с Шуарле по местам, где живут обычные люди, было бы, очевидно, так же непросто, как путешествовать по Приморью в обществе некроманта. Законопослушные граждане могут прийти в ярость только оттого, что видят перед собой выходца из Того Самого Мира. А с нечистью, с помощью Господней, мы справимся.
Мы отошли от того места примерно на милю, чуточку отдохнули и отправились дальше. Теперь я с напряженным вниманием смотрела по сторонам, ожидая от коварных мест любой опасности и каверзы.
Горы полнились страшными чудесами.
Ближе к полудню мы вышли к перевалу. На гладкой высоте, между вздымающимися скальными стенами, сплошь поросшими зеленью, вдруг явилось странное строение: изящная башенка, увенчанная шарообразным куполом и острым шпилем, на котором сияла золотая звездочка. В ее двери могла бы легко въехать конная повозка; их закрывала ажурная чугунная решетка в виде тонких веточек - все вместе смотрелось, как ворота в никуда. За решеткой надлежало бы увидеть горную стену и небеса на другой стороне, но за ней виднелся огромный город в солнечной дымке.
Это было похоже на безумие. Я ясно видела, что башенку со всех сторон окружают пустынные горы без признаков жилья; я обошла ее вокруг, но и с другой стороны за решеткой отчетливо виднелась широкая проезжая дорога, ведущая к городским воротам, высокие стены из массивных глыб темно-красного камня, статуи сторожевых чудищ, охраняющие въезд, золоченые вымпела и лошадиные хвосты, крашенные алым, развевающиеся над распахнутыми стальными створами… Я видела улицы и дома, выложенные изразцами; напротив въезда бил фонтан, обсаженный вокруг кустами цветущих роз. Это был прекрасный город, может - самый прекрасный из всех, какие мне доводилось видеть, но в нем не было людей. Город казался совершенно пустым, хотя печи дымились, и струи фонтана вздымались к небу, и все вместе отнюдь не выглядело мертвым, пыльным и заброшенным…
Я тронула решетку - и Шуарле мгновенно схватил меня за руку:
- Не смей, что ты делаешь?!
В тот же миг бесплотный голос, скорее женский, веселый и светлый, донесся из обманного простора внутри башни:
- Войди, девушка! Войди, отрок! Вам будут рады! - и мужской голос, очень приятный, низкий и теплый, добавил:
- Вы в великой тени. Вам откроются заветные тайны…
- Бежим отсюда, - сказала я сипло.
Не помню, как скоро мы остановились отдышаться. Я, запыхавшись и вспотев, еле втискивала воздух в легкие. Шуарле погладил меня по плечу:
- Ничего, Лиалешь, все обошлось.
Я кивнула, рассеянно оглядываясь. Мой взгляд остановил чудовищный гриб.
Мне случалось собирать грибы в монастырском парке, я считала себя большим докой по грибной части, но ничего подобного никогда прежде не видела. Этот грибной монстр достал бы своей отвратительной шляпкой, сизовато-бурой, покрытой какими-то белесыми бородавками, до моей груди, а в обхвате казался просто необъятным. Его ножка, обтянутая паутинными нитями, раздвинула собой замшелые валуны. Даже умирая с голоду, я бы не стала прикидывать, съедобен ли он - ответ представлялся очевидным.
- Да, - сказал Шуарле, отследив мой взгляд. - Этому грибу и я бы не доверял.
Я кивнула, мы забрали лошадь и пошли прочь - но тут нас окликнули сзади:
- Далеко ли вы направляетесь, детки?
Шуарле мгновенно обернулся - и я за ним. Сморщенный мерзкий старикашка смотрел на нас из-под огромной нелепой шляпы каким-то плотоядным взглядом.
- Разве я должен отчитываться перед тобой, уважаемый? - спросил мой друг, пытаясь быть любезным. - Наша дорога - наша забота. Мир тебе.
- Ай-яй-яй, - зацокал старикашка, вытянув в трубочку беззубый рот. - Что ж это так огорчает тебя, маленький цветочек? Мое восхищение тобой? Моя очарованность твоей госпожой?
- Твой почтенный возраст внушает уважение, но слова заставляют в нем усомниться, - сказал Шуарле. - Глядя в вечность, не годится отводить взор на суетные мелочи.
- И кто бы счел суетными мелочами юность и прелесть? - хихикнул старик. - Какие у нас гости! Мой народ гостеприимен. Да не скажет никто, что пришедших к нам деток здесь встретили без должной любви, хе-хе…
Лицо Шуарле замерло; он, кажется, к чему-то напряженно прислушивался. Я беспомощно оглянулась вокруг - и дернула его за рукав: вокруг нас росли грибы. Они росли прямо на глазах, вспучиваясь сквозь щебень, валуны и дерн; их шляпки, покрытые слизью и пупырышками, увеличивались с невозможной скоростью - от размера блюдечка до размера блюда для парадного торта в королевском сервизе. Увидев это, Шуарле ахнул и потащил свой тесак из ножен.
- Уй-вай! - вскрикнул старикашка и затрясся от хохота. - Какой острый ножик! Что ты собираешься делать им, бедный птенчик? Может, позволишь мне почистить под ногтями? - и протянул к нам ужасно длинную руку с растопыренными узловатыми пальцами. На каждом рос ноготь, не короче самого пальца, блестящий, как стилет. Шуарле прикрыл меня собой, но я почувствовала, как сзади кто-то схватил меня за бок.
- Какая беленькая кошечка! - заскрипел у меня под самым ухом такой же гнусный голос - и я завизжала, а Шуарле с размаху всадил свое оружие в бородавчатое существо, прикоснувшееся ко мне.
Из твари хлынул поток слизи и чего-то, вроде гноя, она издала скрипучий вопль - а все грибы вокруг вдруг зашевелились, вставая на ноги и отряхивая землю и паутину, обнаруживая под шляпками сморщенные якобы человеческие лица, выпрастывая когтистые лапы.
- Какая радость! - верещали они, норовя хвататься за нас и осклабляясь. - Только взгляните, кто это нынче сюда пожаловал, братья! Человеческая девочка не убежит, птичий мальчик не улетит - и перед ужином будут забавные игры! - я, с ужасом озираясь, сообразила, что приняла за потрепанную одежонку свисающие клочья и складки серой кожи, а шляпы росли у оборотней-аманейе прямо из голов. Как, в предвкушении кошмарной потехи, менялись их тела - я не в силах описать словами. Упомяну только, что… что некоторые их части удлинялись гораздо быстрее рук и выглядели куда опаснее.
Шуарле дрался, как загнанный в угол волк. Я не могла себе представить, что у него столько сил и отваги. Его тело снова стало живым металлом - и я слышала, как когти оборотней скребут по нему с нестерпимым звуком, как камень по стеклу. Шуарле успел ударить клинком двоих - прежде чем его схватили за запястье и выкрутили руку. Мне оставалось только вырываться и пинаться, с яростью, но без особой надежды. Я поняла, что мы пропали.
Но вдруг что-то изменилось. Шуарле вырвал руку из цепких лап хихикающего оборотня, жесткие пальцы, державшие меня, разжались - и мы оказались на пятачке свободного пространства. Пыхтение и радостный визг оборотней стихли; я услыхала резкий свист, будто кто-то размахивал чудовищным мечом.
Я инстинктивно обернулась, и увидела летящих сахи-аглийе.
Не узнать их было нельзя. Их медные тела сияли на солнце. Громадные крылья, показавшиеся мне отточено острыми, заменившие им руки, разрезали воздух с угрожающим шипением - они выглядели одновременно очень твердыми и эластически гибкими, как полоса закаленной стали. Их ноги превратились в драконьи лапы с кривыми когтями, а тело оканчивалось хвостом, упругим, как хлыст, со скорпионьим жалом на конце. Человеческие лица снизу от глаз вытягивались в хищные пасти, оснащенные ужасными клыками, подобными кривым ножам. Каждое из этих существ напоминало ожившее геральдическое чудище.
Их вид ужаснул оборотней. Утеряв человеческое подобие и снова обретя грибной вид, они начали как-то сдуваться, сморщиваться - и просачивались под землю, оставляя на поверхности мокрые слизистые пятна. Мы с Шуарле стояли, прижавшись друг к другу, завороженно глядя вверх - этот медный блеск с небес выглядел столь внушительно и угрожающе, что страх и ярость, вызванные грибами, как-то растворились и пропали.
Неужели, мелькнуло в моей голове, мой несчастный друг был создан таким же сияющим чудовищем? Как великодушно с его стороны не ненавидеть всех людей поголовно за отнятую свободу парения в лучезарной высоте в виде такого потрясающего зверя!
А сахи-аглийе, тем временем, опустились на горную тропу, принимая человеческий облик - и во главе этой стаи оказалась молодая женщина.
Она была жестка, словно отполированное лезвие. Ее прекрасное лицо, черное, как у всех жителей этой страны, с такими же янтарными очами, как у Шуарле, выражало насмешливое презрение. Густые тяжелые волосы, заплетенные во множество кос и закрученные в жгут, она небрежно закинула за спину. Мужской костюм - винно-красная рубаха, кожаные штаны и высокие сапоги - подчеркивал вызывающее совершенство ее тела. Высокая грудь, не нуждающаяся в корсаже, поднимала мягкую ткань, а пояс свободно свисал на бедра с тонкой талии. Меня поразил шипастый хвост, вьющийся вокруг ее ног - он так и не пропал.
Ее красота казалась очевидной, как свет - но в этой ликующей дикой прелести все же было что-то отталкивающее.
Женщину сопровождали трое воинов - молодых мужчин, хвостатых, как и их госпожа, отличающихся статями барсов. Они, впрочем, остановились поодаль, как вассалы. Женщина же подошла к нам, разглядывая нас с веселым и бесцеремонным любопытством.
- Что это за мясо в грибной похлебке? - сказала она, остановившись против меня. - Ты, белый цыпленок! Из-за тебя я не смогу подать своему мужу на нынешний ужин пирожки с грибами!
Ее вассалы сдержанно заулыбались.
- Мы признательны тебе, госпожа, - сказал Шуарле, но женщина-аглийе оборвала его пренебрежительным жестом.
- Цып-цып-цып! Таких, как ты, жарят, когда они жиреют. Какой соус тебе больше по вкусу - медовый или чесночный? Ах да, грибной!
Мужчины-аглийе усмехались, но несколько принужденно - а меня эта реплика привела в тихое бешенство.
- Да, мы признательны, - сказала я, глядя в глаза воительнице. - Но удивлены, что сила кичится жестокостью. До сих пор я полагала, что красоте не к лицу бессердечность.
Женщина окинула меня надменным взглядом. Я смотрела прямо. Шуарле нашел мою руку на ощупь и сжал мою ладонь в своей.
- Ты хоть понимаешь, с кем говоришь, глупая курица? - спросила она, кажется, начиная по-настоящему раздражаться. - Я - первая жена наследного принца Ашури-Хейе, мое имя - Раадрашь, и люди должны падать ниц, когда я им показываюсь.
- Спасибо за вести, новые для меня, - сказала я. - Я - принцесса северной страны по ту сторону моря. Здесь меня зовут Лиалешь, я не оскорбляю незнакомцев и не люблю ставить людей на колени.
- У тебя слишком длинный язык, - сказала Раадрашь, сдвинув прекрасные брови. - Принцесса? Ну что ж, значит, принцу будет не зазорно развлекаться тобой. Я подарю тебя мужу на ужин вместо грибных пирожков. Надеюсь, твоя белая кожа понравится ему на пару ночей.
Ее свита рассматривала землю под ногами. Шуарле сказал:
- Принцесса не бывает наложницей. Она бывает женой или мертвецом.