Последний день в Хелльштайне прошёл для Конрада незаметно. Марженка не приходила. Вероятно, она была занята. Конрад не стал настаивать на том, чтобы её допустили к нему. Он надеялся увидеться с ней перед отъездом. Феррара тоже не появлялся. Он был поглощён приготовлениями к путешествию. Штефан сказал, что из Праги возвратился паж пана Мирослава Светелко, чтобы сопровождать гостей к своему господину.
Завтракал и обедал Конрад в одиночестве. Один поднимался на башню, где никогда не стихал ветер. Было пасмурно. Над шпилями замка стелились низкие дождевые облака. Конрад грустно бродил по влажным плитам смотровой площадки. Скамейка была покрыта мельчайшими капельками воды. Деревца в кадках трепетали в ожидании непогоды.
Буря разразилась к вечеру. Ветер усилился и тоскливо завыл. Хлынул дождь. Сидя в своей комнате, Конрад с замирающим сердцем прислушивался к плачу ветра в каминной трубе. Огоньки свечей в канделябре горели тускло, тревожно подрагивали, исходя черноватым дымком. Конраду чудилось, что в комнате кто-то есть. Перед его глазами маячило лицо Фрица. Борясь со страхом, маленький убийца пытался внушить себе, что на свете нет такого призрака, который мог бы причинить ему зло. Духи-защитники охраняли своего повелителя. Ужина он не дождался: уснул под шум дождя и гул ветра.
Ближе к полуночи в комнату поднялся Феррара. Конрад спал одетый, на не разобранной постели. Свечи в канделябре оплыли, только одна ещё догорала. Её фитиль наклонился, и воск капал на круглую подставку канделябра, сделанную в виде серебряного цветка, на лепестке которого застыла с раскрытыми крылышками позолоченная стрекоза. Феррара поправил фитиль, провёл указательным пальцем по тонкому телу стрекозы. Она смотрела на ювелира тёмно-бурыми агатовыми глазами.
Феррара прошёлся по комнате. Каминную полку украшали фарфоровые статуэтки: пастушок в моравском костюме и три миленькие пастушки. Феррара улыбнулся: пастушок удивительно напоминал Конрада.
Ветер со злостью швырнул в окно целую пригоршню дождевой воды. Если такая погода будет утром, с отъездом придётся повременить…
Часам к двум ночи дождь прекратился. Буря утихла.
Было ещё темно, когда Штефан разбудил Конрада.
- Вставайте, ваша светлость. Пора в путь.
Вернер и Хайне принесли таз, полотенце и кувшин с тёплой водой. Конрад умылся. Настроение у него было прескверное. Он ненавидел, когда его будили, тем более, до наступления утра. Ему никуда не хотелось ехать. Он с отвращением думал о многочасовой тряске в карете. Слуги расчесали и завили ему волосы щипцами. Он вытерпел эту скучную процедуру молча, дивясь её нелепости: несколько часов - и от локонов не останется следа.
Завтрак ему не подали. Оказалось, что Феррара и Светелко спешили выехать до рассвета. Конрад чертыхнулся: красоте причёски он предпочёл бы сытый желудок, но вскоре забыл о голоде, увидев подарок, присланный ему из Праги паном Мирославом, - тёмно-серый дорожный костюм, расшитый золотой нитью, и белую рубашку из тонкого полотна. К ним прилагались белые шёлковые чулки и чёрные туфли с атласными лентами.
- Здесь есть ещё шляпа, - сказал Штефан, заглянув в большую круглую коробку.
Серую фетровую шляпу украшала восхитительная бриллиантовая брошь, которой был закреплён плюмаж из страусовых перьев. Взглянув на себя в зеркало в новом наряде, Конрад заметил, что выглядит взрослее. Сильно приталенный камзол сидел на нём безупречно. Туфли тоже пришлись впору. Завитые волосы аккуратными локонами спускались на плечи, делая лицо удлинённым, аристократически тонким.
"Пан Мирослав и вправду считает, что я его сын, - думал Конрад, спускаясь со слугами по винтовой лестнице. В руке он держал фарфоровую пастушку, которую прихватил с собой. Она была в красной юбке, точь-в-точь как Марженка. - Господи, помоги, я не хочу ехать к нему, не хочу!"
Во двор он вышел хмурый и злой. Стиснув зубы, исподлобья оглядел своих попутчиков. В сырой и зябкой предрассветной тьме дымились факелы. Отряд был велик: человек тридцать верховых, вооружённых, словно в бой. Посреди двора чернели две дорожные кареты и повозка. Вокруг них толпилась челядь владельца Хелльштайна.
Проходя вслед за Штефаном к своей карете, Конрад пристально всматривался в незнакомые лица. Среди слуг Мирослава и Феррары его люди буквально растворились - он не видел никого. Наконец в противоположном углу двора он заметил внушительную фигуру Яна, сидящего в седле. Крупный, статный Султан всхрапывал и переступал с ноги на ногу, нетерпеливо встряхивая гривой.
Возле кареты ждал Дингер. Старый солдат осклабился и с поклоном открыл дверцу:
- Добро пожаловать, ваша светлость. Вас сегодня просто не узнать.
Конрад забрался в карету, как в тёмную пещеру. Опущенные занавески не пропускали внутрь ни свет факелов, ни тоскливый холодок раннего утра. Развалившись на упругих подушках, Конрад внезапно почувствовал, что рядом кто-то есть, и в испуге вскочил. В темноте тихонько рассмеялась Марженка.
- Это я, ваша светлость! - Её рука нашла руку Конрада. Марженка притянула его к себе и обняла. - Пришла попрощаться. Я знаю, что вы хотели видеть меня вчера, но не смогла прийти - меня не отпустили.
Конрад поцеловал её. Если бы в карете было светло, он ни за что не решился бы на это. И Марженка вела себя смелее. Она гладила его волосы, плечи, спину.
- Я бы хотел остаться, - тихо выговорил он, блаженствуя от её ласки. - Жаль, что ты не можешь ехать со мной.
- А я бы поехала с вами, ваша светлость. Мне хочется увидеть Прагу, я ведь никогда там не бывала и, наверное, никогда не буду.
- Эй, - сказал Дингер, заглянув в карету, - выходи, красавица, иначе действительно уедешь с нами. Мы трогаемся.
- Сиди, - шепнул Конрад, обнимая Марженку. - Никто не заметит, что ты здесь. Поедешь со мной.
- Что вы, ваша светлость! Да если пан Светелко увидит меня, то зарубит прямо на дороге!
- Не посмеет. Я заступлюсь за тебя.
Марженка рассмеялась и выскользнула из кареты так проворно, что он не успел её удержать.
- Прощайте, ваша светлость! Доброго пути!
Дингер влез на сидение и закрыл дверцу. Сразу же тронулись. Конрад отодвинул занавеску, но уже не увидел Марженку. В колеблющемся свете факелов двигались бесформенные, меняющие очертания тени. Грохот кортежа мрачным эхом отдавался в многовековых стенах Хелльштайна, вздымаясь ввысь, к беззвёздному небу. И Конрад с тоской ощутил себя частью этой неудержимой тёмной лавины. Маленькой частицей, неспособной сопротивляться равнодушной силе, влекущей её, как волна песчинку. Приблизилась, надвинулась арка ворот с острыми зубцами поднятой решётки. Карета выехала на мост, изогнувшийся над чёрным провалом. В темноте не было видно ни краёв пропасти, ни деревьев внизу, на её дне. Конраду стало страшно. Он лёг на сидение, обеими руками прижимая к груди фарфоровую пастушку.
Почему Лендерт не сел в карету? Может быть, он решил ехать в повозке? Странная прихоть. Конрад прикрыл глаза, чтобы не видеть качающихся занавесок и мелькающего за ними отблеска факелов. Как тяжело! Отдающийся в голове стук копыт и колёс, запах лошадиного и людского пота, тряска и тошнотворная скука, которую ничем не рассеешь…
Вскоре он задремал, думая о Марженке и сокровищах Феррары. Ему грезились фантастические глыбы самоцветов на берегу большого озера и девушка, танцующая на серебристом песке. Скалы из самоцветных камней уходили подножиями в непрозрачную воду. Тусклая голубовато-пепельная дымка закрывала противоположный берег озера. Вода была неподвижной, мертвенной, но в скалах стоял неумолчный гул, будто в них бушевал ветер.
Проснулся Конрад оттого, что Дингер взял у него статуэтку, которая едва не упала на пол.
- Красивая игрушка, но хрупкая. Ронять её не стоит. С позволения вашей светлости я положу её к себе в карман. Там ей будет безопаснее.
Конрад сел и с недовольным видом отнял пастушку.
- Не беспокойся, я её не разобью.
Дингер усмехнулся:
- Как знать, ваша светлость. В дороге чего не приключится.
Рассвело. За чуть отодвинутой занавеской тянулись поля и холмы. Вдали виднелось какое-то селение: дворы, аккуратные домики, мельница, старинный костел с острыми готическими шпилями. Небо было тёмным, предгрозовым. Конрад вздрогнул: ветвистая молния полыхнула над ближайшим холмом, вонзившись в его мохнатую вершину, а миг спустя равнину затопил тяжёлый раскат грома. Лошади заволновались, заржали. Карету сильно качнуло. Было слышно, как тревожно переговариваются наёмники и слуги. Светелко, ехавший во главе отряда, крикнул, чтобы они поспешили - до хутора было недалеко.
Кортеж перешёл с лёгкой рыси на галоп. Затрясло так, что трудно было дышать. Дингер пересел к Конраду и обнял его.
- Не смотрите в окно, ваша светлость, укачает.
Гроза шла наперерез отряду. Молнии сверкали всё чаще, гром гремел почти не утихая. Сорвался дождь. Крупные капли забарабанили по крыше кареты. Но вдоль дороги уже тянулись окраинные дворы хутора.
Кортеж остановился у корчмы. Дождь шёл плотной стеной. Дингер открыл дверцу и крикнул форейтору, чтобы тот подъехал ближе к дому.
- Не получится, - с досадой ответил форейтор. - Эти чёртовы итальяшки перегородили дорогу своими лошадьми. Я между ними не протиснусь.
- Скажи ему, чтобы бежал в дом, - попросил Конрад, - а мы с тобой переждём здесь. Я не хочу выходить под дождь. Как ты думаешь, в карете нас не убьёт молнией?
- Вряд ли, ваша светлость. Разве только Господу Богу вздумается покарать нас за грехи. Но об этом, полагаю, не стоит тревожиться: среди наших спутников у Всевышнего большой выбор. Взглянуть только на слуг господина Феррары. Черти в преисподней выглядят краше!
Форейтор спрыгнул с седла и заглянул в карету.
- Ступай под навес, Ханзель, - посмеиваясь, сказал Дингер. - Его светлость беспокоится, чтобы тебя не поразило громом небесным за твою страсть к выпивке, а мы переждём тут - дождь скоро пройдёт.
Ханзель, рыжий плечистый детина лет под тридцать, ухмыльнулся, легко отодвинул с дороги плюгавого иностранца-наёмника из сопровождения Феррары, взял переднюю пару лошадей под уздцы и начал осторожно подводить упряжку к крыльцу. Наёмник обернулся с перекошенным от ярости лицом. Смуглый, коренастый, с жёсткими курчавыми иссиня-чёрными волосами он выглядел настоящим разбойником. Конрад замер от ужаса - таких уродов ему не доводилось видеть! Ханзель был выше на целую голову и раза в полтора шире в плечах, но иностранец выхватил кинжал и бросился на него. Дингер проворно и бесшумно выпрыгнул из кареты, сбил наёмника с ног, каблуком сапога наступил ему на руку. Хрустнули кости. Иностранец взвыл и разжал пальцы. Дингер пнул его в лицо, неторопливо, словно дразня, наклонился и поднял кинжал.
- Хорошая штучка! Пригодится.
Наёмник изогнулся, воя от боли. Из носа у него текла кровь. Дождь смывал её на землю. Конраду стало дурно. Он спустился на подножку кареты, не замечая дождя, и молча наблюдал за происходящим. К дерущимся устремились слуги пана Мирослава. Из кареты, остановившейся за экипажем Норденфельда, вышел Феррара в чёрном плаще и шляпе с белой атласной лентой, быстрым шагом направился к извивающемуся в грязи наёмнику, что-то громко и властно говоря ему на неприятном гортанном языке. Не обращая внимания на эту гневную речь, наёмник здоровой рукой потянулся к голенищу сапога, за которым, видимо, прятал нож.
- Дингер! - крикнул Конрад, но Ханзель успел дать наёмнику пинка в затылок и принялся бить его ногами.
Как ни странно, люди Феррары не кинулись на защиту своего товарища, а собрались вокруг, похохатывая и отпуская грубые шутки.
Светелко и Ян подъехали, растолкав конями толпу зрителей. Ян с руганью отпихнул Ханзеля.
- Отдай нож! - приказал Светелко наёмнику.
Тот нехотя подчинился, с волчьей злобой поглядывая на саблю в руке пажа пана Мирослава.
Феррара подошёл к Конраду, накинул ему на плечи край своего плаща и увёл в дом.
- Простите, ваша светлость. Если бы я предполагал, что один из моих псов взбесится, то принял бы меры. Я накажу его.
В корчме было тепло и душно, пахло жареным мясом и пивом. Пожилой хозяин вышел из-за стойки и поклонился бледному мальчику в роскошном костюме, с тяжёлой золотой цепью на груди. Феррару, одетого просто, он, по всей вероятности, принял за учителя либо бедного родственника, сопровождающего в пути отпрыска знатного рода, поэтому приветствовал его не так почтительно.
- Нам нужны две комнаты, - сказал ювелир. - Туда вы подадите завтрак на три персоны. С нами около тридцати человек. Есть они будут здесь, за общим столом.
- Господа желают остаться до утра или только переждать дождь? - Корчмарь говорил по-немецки не лучше своего итальянского гостя.
- Грозовой дождь не бывает затяжным, - сказал Ферраре вошедший вслед за Конрадом Дингер. - Я бы не стал терять время. С такими спутниками, как наши, лучше ехать быстрее. В дороге они не опасны, а здесь перепьются и неизвестно, что натворят. Перекусить, конечно, надо, да и лошадям нужна передышка, но оставаться здесь до утра - безумие.
- Решать, когда мы выедем, будет господин Светелко, - возразил Феррара. - Он знает дорогу, я нет. Возможно, если мы поторопимся, то уже сегодня к вечеру будем в Праге.
- Нет, ваша милость, - вмешался корчмарь, - до Праги отсюда далеко, а дождь большая помеха в пути.
Феррара не ответил, услышав, как Конрад тихо сказал Дингеру:
- Что-то я так и не увидел Лендерта. Куда он подевался?
- Лендерт?! - удивился Дингер. - Разве вашей светлости неизвестно, что его давно уже нет с нами? С того самого дня, как мы прибыли в Хелльштайн, никто из наших его не видел.
- Как же так? - Конрад растерянно оглянулся на Феррару. - Мне говорили, что Лендерт живёт в доме для слуг. Марженка видела его там!
Дингер сделал вид, что не замечает укоризненного взгляда итальянца.
- Не знаю, ваша светлость. Возможно, хорошенькой девушке он и показывался, но на мою старую физиономию смотреть не желал. Хотелось бы мне сказать вам что-нибудь утешительное, да совесть не позволяет лгать, уж простите.
- Быть может, человек, о котором ваша светлость изволит беспокоиться, немного опередил нас в пути? - осторожно предположил Феррара. - Наш друг пан Мирослав мог взять его с собой в Прагу.
- Моего слугу?!
- Почему бы и нет? Зная, как Лендерт предан вашей светлости, пан Мирослав, очевидно, хотел, чтобы он помог приготовить и обставить для вас покои, ведь кому как не любимому слуге знать вкусы своего господина?
Феррара чувствовал, что не убедил мальчика, но в этот момент в корчму вошли Светелко и Ян, а с ними несколько слуг, среди которых был избитый наёмник. Конрад отступил к стене, с тревогой следя за ним. Правая рука наёмника была перевязана грязной окровавленной тряпкой. Он сел за стол, тяжело опёрся на него локтем и вперил мрачный взгляд в стоящих у стойки людей. Феррара что-то произнёс довольно жёстким тоном. Наёмник нехотя встал и вышел.
- Чёртовы нехристи! - пробормотал Дингер, с презрением глядя ему в спину.
- Нехристи? - удивлённо переспросил Конрад.
- Конечно! Болтают по-турецки.
- Откуда ты знаешь, что именно по-турецки?
- Как откуда, ваша светлость? Уж турок-то я на своём веку повидал немало, и повоевать с ними довелось.
Конрад несмело тронул Дингера за руку.
- Не уходи от меня, я за тебя боюсь…
- За меня, ваша светлость? С чего бы это?
- Он убьёт тебя.
- Как бы не так! - Дингер потрепал своего маленького господина по голове. Конрад молча стерпел эту фамильярность. Старый солдат был теперь единственным близким ему человеком.
- Покажи мне кинжал - тот, который ты у него отнял.
Дингер вынул из зажима на поясе свой трофей.
- Дай мне! - Конрад отобрал у австрийца кинжал с причудливым узором на рукояти.
- Зачем он вам, ваша светлость?
- Какая тебе разница? Будет моим.
Кроме Феррары и его спутников, в корчме были и другие постояльцы, поэтому господам пришлось удовольствоваться одной свободной комнатой, где им накрыли завтрак. К удивлению Феррары и Светелко, Конрад потребовал, чтобы Дингер сел за стол вместе с ним, а значит и с ними тоже, поскольку отделиться от своевольного мальчишки у них не было возможности. Светелко попытался воспротивиться этому безобразию, но Феррара, который успел достаточно близко познакомиться с маленьким Норденфельдом, шепнул пажу Мирослава:
- Сударь, если вам дорог душевный покой, ни в коем случае не вмешивайтесь.
Наглый Дингер не испытывал ни малейшей неловкости в обществе благородных господ. Он с большим аппетитом отведал всего, что стояло на столе, и отпустил несколько ехидных замечаний по поводу местной кухни, которые не рассмешили никого, кроме Конрада.
Оплачивать пирушку пришлось Ферраре и Светелко, так как их младшему спутнику платить было нечем. Где его деньги, Дингер не знал, а наследнику барона Норденфельда заботиться о подобных вещах не приходило в голову.
Но главный сюрприз ожидал ювелира и пажа впереди.
Во время завтрака Конрад как бы невзначай спросил об избитом наёмнике: правда ли, что этот человек - иноверец.
- Нет, ваша светлость, - сказал Феррара. - Родился он где-то на Босфоре, но давно уже принял христианство и жил в Голландии до тех пор, пока не нанялся ко мне. Теперь ему приходится много путешествовать.
- Меня удивило, что ваши люди не захотели помочь этому бедняге, когда Дингер и Ханзель напали на него. Избиение чужого слуги оскорбительно для его господина. Я прошу у вас прощения, сударь.
Феррара улыбнулся.
- Благодарю, ваша светлость, но не стоит беспокоиться о таких мелочах. Мои люди - всего лишь наёмники, которым я плачу за то, чтобы они охраняли меня в дороге. Я им не хозяин, и их жизни мне не принадлежат. К тому же мне показалось, что это Хасан напал на вашего форейтора и получил по заслугам.
- Его имя Хасан?
- Да, ваша светлость, так его звали до крещения. Он и сейчас предпочитает своё прежнее имя новому, христианскому.
- Он совсем не понимает по-немецки?
- Прекрасно понимает, - усмехнулся Светелко. - Особенно при виде оружия.