* * *
Газ вылетел на улицу очень рано, едва сообразил, что обычная дневная выручка не купит ему веселой ночи в кабаке. Зорди следила за муженьком, отмечая жалкую сутулость, которая всегда проявлялась в нем, когда Газ сердился. Он резкими скачками выбежал в ночь. Куда он идет, она не знала - да и не очень хотела знать. За прошедшую неделю ее лоток дважды обокрал тот тощий клещ - уличный сорванец. Боги, что за родители в наши дни? Недоноску наверняка не больше пяти лет, это точно; он уже верток словно угорь на мелководье. Почему его не секут, как положено? Особенно в таком возрасте, когда найдется много типов, готовых поймать паренька, побить, продать или использовать иначе. Если его используют совсем нехорошим способом, то после свернут шею. Зорди мельком отметила, что это жестокая мысль и жестокий образ, скорее подходящий для муженька, чем для нее. Хотя он скорее думал бы о том, сколько монет она приносила бы без воровства. Наверное, еще о том, что сделал бы с недоноском, попади тот к нему в руки.
Она вздрогнула от таких мыслей, но тут же была отвлечена - Ноу, сторожевой пес в соседнем дворике, необычайно яростно забрехал - хотя она сразу сообразила, что Ноу не любит Газа, особенно когда тот идет такой вот походкой. Когда Газ бредет к дому пьяный и бесполезный, шелудивая скотина звука не издаст. Игнорирует Газа напрочь.
Псы, знала она, могут вынюхать дурные намерения. И другие звери также, но особенно псы. Газ никогда не трогал Зорди, ни шлепка ни затрещины - он отлично понимал, что без жены и ее огорода окажется в полной заднице. Искушение у него было - много раз - но каждый раз в его глазах вдруг что-то вспыхивало, какое-то удивление… и он улыбался и отворачивался, сохраняя кулаки и все прочее для кого-то другого. Газ любит хорошую драку где-нибудь в аллее позади таверны. Любит лупить по морде, если морда слабее и пьянее его. И нет рядом дружков, способных заступиться и даже напасть со спины. Все от мерзостей жизни, так он частенько объясняет.
Зорди не знала, о каких мерзостях он толкует, но некоторые догадки у нее были. Например, она сама. Жалкий клочок земли с овощами. Ее пустое чрево. Годы и тяжкий труд, состарившие ее, укравшие былую прелесть. О, в ней было много чего, делавшее его несчастным. Если хорошенько подумать, ей повезло, что он держится рядом так долго, ведь он работал у рыбака на сетях и потерял все пальцы в ту несчастную ночь, когда что-то большое затаилось внизу, неподвижное и незаметное, так что рыбаки успели поднять сеть на борт лодки. Вот тогда оно и взорвалось в дикой силе, прокатившись по воде что твой таран. Скорченные пальцы Газа отскочили словно морковки, и теперь у него только большие пальцы остаются и нижние костяшки всех прочих.
Кулаки, созданные для драк, говорит он и бессознательно оскаливает зубы. И ни для чего больше. Она думала, что это вполне достаточное и понятое основание напиваться при малейшей возможности.
Но потом она стала чувствовать в себе гораздо меньше великодушия. Точнее говоря, великодушия вообще не осталось. Даже жалость съежилась и куда-то пропала, словно сухой лист на осеннем ветру. Он словно изменился на глазах… но она понимала, что скорее изменилось что-то за ее глазами - не тот, на которого смотрят, но та, что смотрит. Она больше не трясется, видя его ярость. Больше не стыдится сутулости и бессильного гнева - просто смотрит и видит всю тщетность его жалости к себе, его уязвленной гордости.
Она пуста, да. Она думала, что будет опустошенной весь остаток жизни. Но что-то новое начало заполнять бездну. Вначале оно вызывало содрогания, уколы совести… но не сейчас. Теперь мысли об убийстве наполняют голову и ей приятно, словно она погружается в ароматическую ванну.
Газ жалок. Он сам так сказал. Он сказал, что был бы счастливее мертвым.
По правде говоря, она думает точно так же.
* * *
Вся эта любовь, вся отчаянная нужда… а он стал бесполезным. Надо было давным-давно его прогнать. Он сам понимает. Держаться за него вот так - для нее сущая пытка. Он говорит жене, что нападает лишь на слабаков. Дураков и того хуже. Говорит, делает это, чтобы держать кулаки сильными, укреплять костяшки. Что это позволяет ему оставаться в живых (хо, вот уж отличная причина!) Человеку нужно мастерство, это так. И неважно, в хорошем он мастер или в дурном. На деле же он выбирает самых злобных и здоровенных ублюдков, каких может найти. Доказывает себе, что костяшки сохранили убийственную силу.
Убийственную, да. Пока что он в них уверен.
Но рано или поздно, понимал Газ, монетка ляжет не той стороной - и его хладный труп останется в аллее. И хорошо. Когда ты скапливаешь монету, которую не вполне заслужил, кто-то непременно приходит и отбирает все.
Он знал, что она не будет скорбеть. Любящий способен заметить, когда любимая уже не отвечает ему любовью. Он не винил ее и не стал любить меньше; нет, его страсть стала еще сильней.
Таверна "Голубое Яйцо" занимала угол обширного квартала бедных домов, смердящих мочой и гнилым мусором. В разгар праздника анархия достигла особого размаха здесь, среди портовых улочек; Газ далеко не единственный слонялся в ночи в поисках неприятностей. Ему пришло в голову, что он отнюдь не уникальный человек, как думал раньше. Что он всего лишь один из тысяч бесполезных городских негодяев, ненавидящих себя и бегающих по следу друг друга словно стая шелудивых псов. Знакомые обходили его стороной, разбегаясь с пути. Газ приближался к излюбленному месту боя, задворкам "Голубого Яйца". Мелькнувшая мысль - насчет других, насчет скрытых тенями лиц вокруг - быстро исчезла. Он почуял в жарком и сыром воздухе запах крови.
Кто-то обставил его. Возможно, и сейчас околачивается на другой стороне аллеи. Ну, может быть, дурак сделает круг и он сможет устроить ему то же, что тот устроил кому-то… а, вот и недвижная куча, скорченное тело. Газ подошел и толкнул тело носком сапога. Услышал хриплый, булькающий вздох. Воткнул пятку в ребра. Раздался треск и хруст. Кровь хлынула струей; тихий стон, последний вздох… Плевое дело. Конец.
- Доволен, Газ?
Он повернулся на звук тихого, сочного голоса, принимая защитную стойку и зная, что не успевает - но ожидаемый кулак так и не коснулся его. Газ с руганью отскочил, прижавшись плечами к стене, и с растущим страхом поглядел на высокую фигуру в каком-то саване. - Я не боюсь, - злобно зарычал он.
Насмешку незнакомца словно смыло волной. - Откройся, Газ. Открой душу своему богу.
Газ ощутил, как входит в рот воздух, холодя зубы, ощутил, как растягиваются в ухмылке потрескавшиеся губы. Сердце колотилось в груди. - У меня нет бога. Я знаю только проклятия. А тебя не знаю. Совсем.
- Конечно, знаешь, Газ. Ты принес мне шесть жертв. Я считаю.
Газ не мог различить лицо под капюшоном, но воздух между ними внезапно наполнился тошнотворно-сладким, пряным запахом. Словно холодная грязь, та, что стекает из бойни. Показалось, он слышит жужжание мух… но звук исходил откуда-то из головы. - Я убиваю не ради тебя, - сказал он жалким, тонким голосом.
- И не должен. Я не требую жертвоприношений. Нет… надобности. Вы, смертные, освящаете любую землю, даже грязь этой аллеи. Вы цедите на нее жизнь. Ничего иного не нужно. Не намерений, ни молитв, ни заклинаний. Меня призывают без конца.
- Чего тебе нужно от меня?
- Пока - чтобы ты продолжал пожинать души. Когда придет время большего, Газ Гадробиец, тебе подскажут, что нужно.
- А если я не…
- Твои желания не имеют значения.
Он не может избавиться от адского жужжания в черепе. Он качает головой, прищуривает на мгновение глаза…
Когда он открыл глаза, бог исчез.
"Мухи. Мухи в голове. Боги, уходите!"
Кто-то забрел в аллею, шатаясь, бормоча и хватаясь вытянутой рукой за каждую преграду.
"Я смогу выгнать их. Да!" И он тут же понял истинность мысли, понял, что убийство заставит замолчать проклятых мух. Развернулся и побежал, готовя руки, к пьяному дурню.
Тот поднял глаза в последний миг - и встретился с ужасными костяшками.
* * *
Крут из Тальента замедлил шаги вблизи от узкого прохода к дому, в котором нынче жил. Кто-то стоит в тени, загородив дверь. Он встал в десяти шагах от него. - Отличная работа, - сказал он. - Ты был за моей спиной почти все время. Я уж подумал, что ты дилетант. Но вот он, ты…
- Привет, Крут.
Услышав голос, Крут вздрогнул и вытянул шею, пытаясь пронизать взором сумрак. Всего лишь смутная форма - но, как он понял, подходящая форма. - Боги подлые! Не думал, что ты вернешься. Ты хоть представляешь, что случилось за время твоего отсутствия?
- Нет. Что, не расскажешь?
Крут ухмыльнулся. - Расскажу. Но не здесь.
- Раньше ты жил в лучшем районе.
Крут глядел на Раллика Нома, вышедшего из ниши, и улыбался все шире. - Ты совсем не изменился. И да, я знавал лучшие времена. Неприятно говорить, но виноват ты, Раллик.
Высокий поджарый ассасин повернулся и осмотрел фасад здания. - Ты живешь тут? И в этом моя вина?
- Идем внутрь. Разумеется, верхний этаж, угол, выходящий на аллею - темно как у Худа подмышкой и вылезти на крышу легко. Ты полюбишь мое гнездышко.
Вскоре они сидели в большей из двух комнат за поцарапанным столом; на столе стояла кривоватая свечка с коптящим фитильком, а также глиняный кувшин кислого эля. Оловянные кубки в руках ассасинов протекали.
Крут долго молча тянул эль. Наконец он улыбнулся, выказывая любопытство и удивление: - Я тут подумал… Ты появился живой и невредимый. И сделал то, чего не смог сделать Крафар. Раллик Ном, у нас тут существует культ во имя твое. Крафар объявил нас вне закона Гильдии, пытался искоренить. Но мы только скрылись в глубине. Я нырнул недостаточно глубоко - меня подозревают, меня изгнали и сторонятся, словно я уже покойник. Старые приятели… глядят сквозь меня. Раллик. Это чертовски тяжело.
- Крафар?
- Себа, родич Тало. Из свары за наследие Ворканы он единственный вышел невредимым… то есть живым, я имел в виду. Гильдия обескровлена. Многие опытные убийцы уехали, им не нравилась междоусобица. Почти все на юг, в Элингарт. Некоторые в Черный Коралл - если ты можешь поверить. Слух прошел, что кое-кто подался в Крепь, вступать в малазанский Коготь.
Раллик застыл с пятнистым кубком в руке: - Погоди, чтоб тебя! Какой идиот придумал культ?
Крут пожал плечами: - Просто так случилось, Раллик. Не совсем поклонение. Неподходящее слово. Это скорее… философия. Философия умерщвления. Прежде всего - долой магию. Яды, различные яды. И отатараловая пыль, если кто может достать. Но Себа Крафар желает вернуть нас ко всякой магии, хотя ты показал яснее ясного, какой путь лучше и надежнее. Этот тип упертый - кровь сказывается, а? - Крут хлопнул по столу и в последний миг успел остановить падающую свечку. Жалкое пламя чуть не погасло. - Не терпится увидеть рожу Крафара, когда ты войдешь и…
- Увидишь, - обещал Раллик. - Но вот что. Пока никому не слова.
Крут хитро усмехнулся: - Планируешь напасть внезапно? Ты переступишь труп Крафара и возглавишь Гильдию. Тебе нужен план - и я готов помочь, подсказать, кто самый верный, кому можно доверить спину…
- Помолчи, - прервал Раллик. - Тебе кое-что нужно узнать.
- Что?
- Помнишь ночь моего исчезновения?
- Конечно!
- Той ночью еще кое-кто исчез.
Рут моргнул. - Да, это…
- Я вот вернулся…
- Ты…
Раллик выпил эля. И еще.
Крут выпятился на него, выругался. - Она тоже?!
- Да.
Крут мигом выхлебал кубок и налил еще. Откинулся на спинку стула. - О боги. Бедняга Крафар. Ты работаешь с ней против него, Раллик?
- Нет.
- Не то чтобы ей нужна была помощь…
- Я не знаю, где она может быть, Крут. Не знаю, что планирует. Если планирует. Не знаю и не могу догадаться. Как и ты.
- Что же делать, Раллик?
- Ничего не меняй, веди обычную жизнь.
Крут фыркнул: - Какая обычная жизнь? Медленное помирание с голоду?
- У меня есть деньги. Хватит на обоих. Спрятаны там и сям. - Раллик встал. - Полагаю, нынче на крышах тихо.
- Только воры снуют там, словно мыши в отсутствие совы. Я же сказал - Гильдия стоит на коленях.
- Ладно. Вернусь перед рассветом. А пока, Крут, ничего не делай.
- Это я умею.
Раллик поморщился, но промолчал. Отвернулся, начал открывать задвижку окна.
На взгляд Крута, ему ничего и не надо было говорить. Да, Крут хорошо умеет ничего не делать. Но Раллик Ном этого не умеет. Совсем не умеет. Ох, весело будет. Да уж!
* * *
Бормотание преследовало его вдоль по улице - гортанные звуки из десятков клыкастых пастей. Языки высовывались, черные губы вздергивались. В полутьме сверкали белки глаз. Оглядываясь через плечо, Искарал Паст, Маг и Верховный Жрец Теней, бог бхок’аралов, строил рожи поклонникам. Шептал проклятия. Показывал язык. Оскаливал зубы и выпучивал глаза.
Но разве этим их напугаешь? Конечно, нет! Совсем наоборот, если можете верить в подобное безумие. Они подкрадывались все ближе, сживая в лапах добычу, награбленную у зевак на рынке; их личики искажало страдание. Запор или что-то еще хуже. Есть от чего придти в ярость!
- Не обращать внимания. Не обращать. У меня есть задачи, миссии. Дела великой важности. Много работы.
И он поспешил, пиная мусор и прислушиваясь к тварям, которые за его спиной пинали тот же мусор. Он замирал в начале каждой улицы, бросал быстрые взгляды по сторонам и мчался к следующему перекрестку. Бхок’аралы сзади скучивались на перекрестках, смотрели туда, смотрели сюда, пускались следом.
Вскоре он замер; на фоне умирающего эха шагов раздалось громкое клацание бесчисленных когтистых лап по мостовой. Искарал Паст схватился руками за остатки волос и вихрем развернулся. Бхок’аралы скорчились и приложили кулачки к вискам крошечных голов.
- Оставьте меня! - зашипел он.
Они зашипели в ответ.
Он плюнул.
И был окачен потоками вонючей слюны.
Он ударил себя по голове.
Твари молотили себя по головам кулачками, фруктами и прочей зажатой в кулачках добычей.
Сузив глаза (сузив глаза!) Искарал Паст медленно встал на одну ногу. Поглядел, как бхок’аралы колышутся каждый на одной лапе.
- Боги подлые! - прошептал он. - Они стали совсем дурными.
Снова повернувшись кругом, он уставился на приземистый восьмиугольный храм, что стоял в пятидесяти шагах вправо по улице. Стены - хаотическое собрание ниш и кривых углов, изобильных вместилищ для теней. Паст вздохнул: - Мое новое жилище. Скромная хижина, но для моих нужд сойдет. Конечно, я планирую расстаться с ним, когда придет время. О, вам нравятся золотые блюда на шелковых салфетках? Вот мне они безразличны, заметьте. Но буду рад. Пауки? Нет, никаких тут пауков, хо, хо. Их просто не пускают. Мерзкие твари, да. Отвратительные. Не моются, даже не знают, каково это. Мерзкие.
Сзади раздавалось пение без слов.
- О, не обращайте внимания. Родня жены. Если бы я знал заранее, никогда не позволил бы себя окрутить. Если понимаете, о чем я. Но именно так дела и обстоят - женитесь, и в конце концов вас оседлает вся семейная кодла. Даже когда она исчезла, улетела по ветру пустой восьминогой шелухой - ну, должен признаться, что чувствую некоторую ответственность за несчастных свойственничков. Нет, нет. Она была совсем на них не похожа. Еще хуже. Признаюсь во временном умопомрачении. Думаю, это проклятие юности. Давно ли мы женаты? Ну, уже четыре или пять лет, да. Хотя это показалось вечностью и я рад, так рад, что со всем покончено. Еще вина, милая?
Улыбнувшись, Искарал Паст двинулся к храму.
Покрытые тенями ступени ведут на затененное крыльцо, покрытое изрытыми впадинами серыми камнями; о, это очень умело сделано. Две двери, огромные, почти что ворота в панелях полированной бронзы, составляющих изображения Гончих в прыжке. Сделано с любовью. Что за рычащий ужас!
- Да, двери были моей идеей. Фактически я сделал их своими руками. Хобби. Скульптура, гобелены, портретура, карикатура, горшкотура… то есть горшки, я просто воспользовался техническим термином. Видите эту погребальную урну? Исключительная. Да, она внутри. Да. Моя любимая ушла, моя любезная ушла, моя благословенная ушла - хе, хе - о, сложить ее лапы было непростой задачей, скажу вам, едва места хватило. Знаю, трудно поверить, что она там, в урне размером меньше кувшина вина. У меня много умений, да, как положено славному смертному слуге Высокого Дома Тени. Но скажу вам, она бешено сопротивлялась до самого конца!
Он согнулся у бронзовых дверей, поглядел в зияющие пасти Гончих. Поднял костистый кулак и постучал в нос Барену.
Раздался гулкий звук.
- Так и знал, - сказал он, кивая.
Бхок’аралы терлись на ступенях, стучали друг другу в морды и кивали с мудрым видом. Дверь со скрипом открылась. Лицо укутанной в плащ с капюшоном, согбенной фигуры было смутным и расплывчатым. - Нам ничего не нужно, - произнесла она тонким женским голосом.
- Вам не нужно ничего. А чего именно?
- Они испачкают обстановку.
Искарал Паст оскалился. - Она безумна. Почему мне встречаются одни безумцы? Слушай, ничтожная служка, отойди. Поскреби прыщавым лбом плиты пола, поцелуй мои драгоценные ноги. Я никто иной как Искарал Паст.
- Кто?
- Искарал Паст! Верховный Жрец Теней. Маг Высокого Дома. Самый доверенный, излюбленный, ценимый слуга нашего бога! Ну-ка, отойди и дай мне войти! Я объявляю храм своим по праву старшинства, по праву законной иерархии и по праву природного превосходства! Я буду говорить с Верховной Жрицей! Немедленно! Буди ее, тормоши ее - делай все что нужно, пусть будет готова ко встрече.