Он ушел по задней лестнице через сырую и узкую кухню, выйдя на все еще охваченную ночным холодком аллею. Ему нужно потолковать с Ралликом Номом, но не прямо сейчас. Его слегка шатает, словно пьяного. Возможно, это шок возвращения, столкновение того, кем он был раньше, с тем, кем стал сегодня. Нужно успокоиться, изгнать смущение из разума. Снова став способным видеть все ясными глазами, он поймет, что делать.
Итак, прогуляемся по городу. Не то чтобы "бешено бегать", э?
Нет, эти дни в прошлом.
* * *
Раны заживали быстро, что напомнило ему о переменах - о пыли отатарала, которую он втер в кожу всего несколько дней назад… как кажется. Чтобы начать ночь убийств… тогда, годы назад. Но другие перемены оказались более тревожными. Он потерял слишком много времени. Исчез из мира, а мир продолжал двигаться без него. Раллик Ном как бы умер? да - никакой разницы. Вот только он вернулся, хотя мертвецы так не поступают. "Вытащи палку из грязи - и грязь затянет лунку, так что никакого следа не останется".
Он все еще ассасин Гильдии? Не совсем.
Перед ним открывалось столько возможностей, что ум пасовал, рисуя всего лишь картину возвращения в катакомбы, где он предстает перед Себой Крафаром и объявляет о возвращении, требуя назад старую жизнь.
И если Себа хоть сколько-то похож на старину Тало, он скажет: "Рад, весьма рад, Раллик Ном". С этого мгновения шансы, что Раллику удастся подняться на поверхность, станут призрачными. Себа сразу распознает нависшую над ним угрозу. Воркана ценила Раллика больше, чем его - уже достаточная причина для устранения. Себе не нужны соперники - он поимел их предостаточно, если Крут все правильно рассказывал.
Есть и второй способ вернуться в Гильдию. Раллик может пойти и убить Крафара, объявить себя временным Мастером и ждать возвращения Ворканы. Или таиться сколько возможно, ожидая, пока Воркана не сделает первый шаг. Когда она снова усядется в середине гнезда, он сможет объявиться - и прошедшие годы словно испарятся, станут несущественными. Он столь многое разделил с Ворканой, что ей некому будет довериться, кроме Раллика. Он станет номером вторым, и разве это не хорошо?
О, старый кризис отдалился на годы. Тогда он думал, что Турбан Орр станет последним человеком, им убитым. Что за глупые мысли!
Он сел на край кровати. В зале внизу можно было услышать, как Крюпп поет дифирамбы завтраку; его речь сопровождали заглушенные, но, без сомнения, сочные комментарии Мизы. Да, это двое совсем не изменились. Увы, о Муриллио такого не скажешь. Как и о Крокусе, ставшем ныне Резаком - ясное дело, имя ассасина, вполне подходящее человеку, которым стал Крокус. "Так кто научил его так работать ножами? Что-то от стиля малазан - скорее всего, Когтя".
Раллик ждал визита Резака, предвкушал обед в сопровождении шквала вопросов. Разве он не захочет объясниться? Попытается убедить Раллика в верности принятых решений, даже если оправдать их нельзя. "А ведь он не послушал меня, не так ли? Игнорировал предупреждения. Лишь дураки думают, что отличаются от всех". Так где он? Наверное, у Муриллио. Откладывает неизбежное.
Короткий стук в дверь; вошла Ирильта - ей туго приходилось в последнее время, это заметно сразу - женщины стареют быстрее, хотя мужчины если уж сдаются, то быстро уходят. - Завтрак принесла, - сказала она, подавая поднос. - Видишь? Я вспомнила все, даже вымоченные в меду фиги.
"Вымоченные в меду фиги?" - Спасибо, Ирильта. Дай Кро… дай знать Резаку, что я хотел бы его увидеть.
- Он ушел.
- Точно? Когда?
Она пожала плечами: - Не так давно, если верить Муриллио. - Тут женщина тяжело закашлялась, лицо ее побагровело.
- Найди целителя, - сказала Раллик, дождавшись окончания приступа.
- Слушай, - ответила она, уже открывая дверь, - мне не нужно сочувствие, Раллик. Я не жду божьего поцелуя или какой другой помощи, и пусть никто не говорит, что Ирильта мало веселилась при жизни!
Она добавила что-то еще, но уже на лестнице, закрыв дверь, так что Раллик не разобрал. Что-то вроде "…сосунков учи у меня…", но ведь она всегда была грубиянкой, не так ли?
Он хмуро поглядел на поднос, поднял его и встал.
Вышел в коридор, уравновесил поднос на одной руке, а второй открыл дверь в комнату Муриллио.
- Это тебе, - сказал он. - Вымоченные в меду фиги, твои любимые.
Муриллио хмыкнул с постели: - Ясно, откуда у меня куски вяленого мяса. Ты такое ешь, да?
- Ты вовсе не такой любезник, как тебе кажется, - заметил Раллик, опуская поднос. - Бедная Ирильта.
- Ничего не бедная - за этой бабой толпится больше лет, чем за всеми нами. Она умирает, но не зовет целителя - думаю, потому, что готова уйти. - Он покачал головой и протянул руку за глазированной фигой. - Если узнает, что ты ее жалеешь, Раллик - может убить тебя. По-настоящему.
- Вижу, ты по мне скучал.
Пауза, бегающий взгляд… затем Муриллио впился в фигу.
Раллик подошел и сел в одно из двух загромождавших комнатенку кресел. - Говорил с Резаком?
- Так как-то.
- Я думал, он зайдет повидаться.
- Думал?
- И тот факт, что не зашел, заставляет меня полагать - он меня боится.
Муриллио медленно покачал головой.
Раллик вздохнул: - Видел ночью Коля. Итак, наш план работает. Он вернул имение, имя и самоуважение. Знаешь, Муриллио, не думал я, что это сработает так хорошо. Так… совершенно. Как нам удалось, во имя Худа?
- То была ночь чудес.
- Чувствую себя… заблудившимся.
- Неудивительно, - сказал, потянувшись за другой фигой, Муриллио. - Съешь хоть часть мяса - от эдакой вони меня тошнит.
- Лучше пусть смердит у меня изо рта?
- Ну, целоваться с тобой я не намерен.
- Я не голоден, - заметил Раллик. - Когда проснулся, был, но все куда-то ушло.
- Проснулся … Ты все время спал в Доме Финнеста? Валялся в кроватке?
- На камнях прямо у входа. А Воркана лежала справа. Кажется. Когда я очнулся, ее не было. Был неупокоенный Джагут.
Муриллио вроде бы обдумал сказанное. - Итак, что теперь, Раллик Ном?
- Хотелось бы знать.
- Баруку потребуются услуги. Как раньше.
- Например, охрана Резака? Пригляд за Колем? И быстро ли Гильдия узнает, что я вернулся? Быстро ли меня выследят?
- А, Гильдия. Я-то думал, ты вломишься прямиком в нее, оставишь за собой пару дюжин бездыханных тел и займешь подобающее высокое место. Если возвращается Воркана… ну, мне все кажется ясным.
- Это совсем не мой стиль, Муриллио.
- Знаю. Но обстоятельства меняются.
- Это точно.
- Он вернется. Когда будет готов говорить с тобой. Помни, он уходил и где-то получил много новых рубцов, глубоких рубцов. Некоторые еще кровоточат. - Он помолчал и добавил: - Если бы Маммот не умер… ну, кто знает, что случилось бы. А так он ушел с малазанами, чтобы вернуть Апсалар домой - о, вижу, ты понятия не имеешь, о чем я. Ладно, давай расскажу историю конца той ночи, когда ты нас покинул. Только дожуй проклятое мясо, умоляю!
- Жестоко задолжаешь, дружище.
Муриллио улыбнулся - в первый раз за все утро.
* * *
Ее запах остался на простынях, такой сладкий, что ему хотелось рыдать, и даже какое-то тепло осталось - хотя, может быть, виновато солнце, золотой луч, что струится из окошка и несет с собой смутно тревожащий щебет птиц, призывающих пару в кустах заднего дворика. "Не надо так буйствовать, малыши. Перед вами все время мира". Но… он же должен чувствовать себя так же, не правда ли?
Она работала у гончарного круга в другой комнате. Звук, который когда-то наполнял его жизнь, чтобы однажды исчезнуть, а вот теперь - вернуться. Словно и не было ужасных преступлений, бандитизма и рабства в качестве вполне заслуженной кары; он словно и не лежал в вонючей яме рядом со скованными варварами - Теблорами. Неужели не было могучего воина, висящего распятым посреди корабля, и Торвальд не лил воду в его потрескавшиеся губы? Не было магических бурь, акул, извращенных миров, в которые они попадали, из которых с трудом выкарабкивались. Ему лишь снилось, как они тонули… нет, это была чья-то жизнь, сказка полупьяного барда, и недоверчивая аудитория почти готова в ярости разорвать сказителя на куски - пусть только наплетет об еще одном невероятном подвиге! Да, чья-то жизнь. Круг крутится, как всегда, она придает глине форму, симметрию, красоту. Разумеется, после ночи любви ей не удаются шедевры, словно она потратила некую сущность, дар творчества. Иногда он корил за это себя. Тогда она смеялась, качая головой, отметая его сомнения и с большим пылом налегая на работу.
На полках он успел заметить массу горшков среднего качества. Повод для беспокойства? Увы, больше нет. Он пропал из ее жизни - так с чего бы ей хранить супружескую верность или соблюдать затянувшийся траур? Люди есть люди, и так будет всегда. Разумеется, она находила любовников. Может, и сейчас кто-то есть. Было бы настоящим чудом, если бы жена встретила его одинокой; он почти ожидал встретить какого-нибудь идола с огромными мускулами и выступающей челюстью, так и взывающей к тычку в качестве приветствия.
- Может, ушел маму навестить, - пробормотал Торвальд.
Он сел, опустил ноги на тканый коврик, что лежал на полу. Заметил, что коврик буквально усыпан подушечками; они были набиты лавандой - сухая трава затрещала под пяткой. - Не удивляюсь, что у нее ноги хорошо пахнут. - Ну да ладно. Он даже не спросит, как она поживала все это время. Не спросит, даже если она будет намекать, хотя все станет только хуже. "Да, только хуже".
Начался день, и все, что ему нужно - уладить некоторые проблемки. Потом можно возобновить жизнь, подобающую гражданину Даруджистана. Наверное, навестить старых приятелей, членов разбредшегося семейства (тех, что захотят с ним говорить), посетить места, вызывающие особо сильную ностальгию. Подумать, что будет делать с остатком жизни.
Но вначале самое важное. Натянув иноземные одежды (стираные, но, к сожалению, при сушке приобретшие массу складок), Торвальд Ном прошел в мастерскую. Она сидела спиной к нему, крутя круг, нажимая ногами на педали. Он увидел на привычном месте большой чан с водой, подошел и ополоснул лицо. Вспомнил, что нужно побриться - но теперь он может заплатить за такие услуги другому. Кто ловок, тот всегда награду получает. Кто-то когда-то так сказал, он уверен…
- Сладость моя!
Она чуть повернула голову и ухмыльнулась: - Погляди, как плохо вышло, Тор. Понимаешь, что наделал?
- Это темперамент…
- Это усталые бедра.
- Частое недомогание? - спросил он вскользь, пройдя к полке и встав, чтобы разглядеть набор кособоких тарелок.
- К сожалению, слишком редкое. Ты смотришь, да не понимаешь, муженек. Это новый, особо модный стиль. Симметрия мертва, да здравствует всё кривое и неуклюжее. Любая знатная дама мечтает о бедной деревенской кухне, о тетушке или бабушке со скрюченными пальцами, что изготовляют посуду в промежутках между кромсанием тыкв и сворачиванием куриных шей.
- Ого, какая изысканная ложь.
- Ах, Тор, я намекаю, чтобы не говорить прямо.
- Я никогда не понимал намеки. Разве что самые откровенные.
- Ну, у меня было только два любовника, Тор, и оба не продержались пару месяцев. Хочешь услышать имена?
- Я их знаю?
Когда она не ответила, он оглянулся через плечо. Жена смотрела на него. - А, - сказал он глубокомысленно.
- Что ж, лучше тебе рассказать, иначе начнешь коситься на всякого, кто приходит за заказом или говорит мне привет на улице…
- Нет, нет, дорогая. На самом деле тайна… интригует. Точное знание всё убьет.
- Верно. Вот поэтому я ни о чем не буду расспрашивать тебя. Где ты был, что делал.
- Но это совсем иное!
Она подняла брови.
- Нет, на самом деле. - Торвальд подошел ближе. - Ночью я рассказывал без преувеличений.
- Как скажешь.
Он понял, что она не верит. - Я сокрушен. Раздавлен.
- Лучше тебе идти, - сказала Тизерра, снова берясь за комок глины на круге. - Долги пора платить.
- Своё не пахнет?
- Все чисто, насколько вообще возможно. Если Гареб не пометил каждую монету тайным значком, он ничего не поймет. Хотя заподозрить может.
- Я сочинил отличную сказку для объяснения, - сказал Торвальд. - Вклады в иноземные предприятия, неожиданно найденные сокровища, триумфальное возвращение.
- Знаешь, я бы сочиняла с оглядкой.
Он удивленно поглядел на нее и промолчал. Зачем спорить? "Гигант, которому я не раз спасал жизнь… его звали Карса Орлонг. Думаешь, Тиза, я мог бы выдумать этакое имя? А как насчет шрамов от кандалов? О, это новый стиль среди знати. Подчеркнутое смирение, всё такое".
Ладно, это не важно. - Я не собирался лично встречаться с Гаребом, - сказал он, подходя к выходу. - Передам через Скорча и Леффа.
Комок сырой глины взлетел с круга и шлепнулся о стену; повисел одно мгновение и с хлюпаньем шлепнулся на темный пол.
Пораженный Торвальд обернулся к жене и увидел на ее лице выражение, которого не видел… э… очень давно не видел. - Погоди! - крикнул он. - Мы больше не партнеры! Клянусь! Дорогая, они просто посредники, и…
- Ты снова замешался с этими типами, Торвальд Ном! Я лично закажу тебя Гильдии!
- Они всегда тебя любили.
- Торвальд…
- Знаю, любовь моя, знаю. Не беспокойся. Больше никаких схем с Леффом и Скорчем. Обещаю. Мы же теперь богаты, помнишь?
* * *
- Вся трудность со списком, - сказал Скорч, - в именах.
Лефф кивнул: - Точно, это трудность. Ты чертовски прав, Скорч. Все эти имена. Как думаешь, они же должны встречаться? Все акулы - ростовщики собираются в тесной дымной комнате, пышные женщины кидают им виноград в рот, а писец с чернильными губами строчит и строчит. Имена. Люди, потерявшие удачу, люди такие глупые, что подписывали не глядя, брали монету, не думая о грабительском проценте. Имена. У тебя в руках список дураков, Скорч. Бедных, тупых, безнадежных глупцов.
- А когда, - подхватил Скорч, - список кончается, уже готов новый для других безнадежно-тупых глупцов.
- Слушай, мы же теперь в пролете не останемся!
- Ну да? Мы в пролете, потому что Торвальд Ном испарился. У него есть мозги - признай, Лефф. Вот ты пытался изображать мозги, Лефф - и куда это привело? К списку с треклятыми именами.
Лефф воздел палец: - У нас есть Крюпп, и он нашел сразу шестерых.
- Вести о которых мы передали куда следует. Знаешь, что это означает? Головорезов, выламывающих ночью двери, несущих угрозы или что похуже. Люди из-за нас страдают, Лефф. Здорово страдают.
- Они страдают, потому что не платят. Или ты решил бежать? Говоря "бежать", я имею в виду - бежать из города за сотни лиг, в местечки, не имеющие связей с Даруджистаном. Вот они так не делают. Почему бы? Потому что все схвачены, пойманы в сети, не находят пути - у них есть родители и жены и дети и может быть это тяжело, зато по семейному. Сечешь, о чем я?
- Нет.
Лефф заморгал. - Я просто сказал…
- Они думают, что и нас поймали в сети? Разве что если мы решим плавать в Озере! Ведь на займах свет клином не сошелся? Есть еще шантаж, и у меня появилась парочка мыслишек…
- Хватит, Скорч. Не желаю даже слушать.
- Я только думал подкатиться к Тору, вот и все. Увидеть, что он замыслил.
- Это если Тор вообще покажется.
- Покажется, попомни меня. Он был нашим партнером. Был? И вернулся.
Тут разговор замер без видимой причины; они стояли и долго разглядывали друг дружку. Находились они снаружи "Гостиницы Феникса". Утро, самая хорошая пора для мыслей. Но утро быстро умирает, и к полудню они поймут, что снова уселись где-то, вялые как черепахи под градом, спорят ни о чем, бормочут нечто односложное и становятся все злее.
Без лишних слов они одновременно двинулись в "Феникс".
Ввалившись внутрь, огляделись - скорее ради порядка - и направились к столику Крюппа. Тот как раз воздел пухлые руки, пошевелил ладонями, словно двумя змеиными головами, и опустил их в одну из дюжины тарелок с выпечкой. Беспомощные сладости нанизывались на острые ногти и прямо-таки мелькали, попадая в рот Крюппа, глотавшего их без перерыва, рассыпавшего водопады крошек.
Несколько мгновений - и половины пищи как не бывало. Щеки Крюппа раздулись, измазанные джемом губы пытались сомкнуться; он одновременно жевал и глотал, останавливаясь лишь ради того, чтобы шумно вдохнуть через нос. Завидев, что подходят Скорч и Лефф, он молча повел рукой, приглашая садиться.
- В один прекрасный день ты взорвешься, Крюпп, - сказал Лефф.
Скорч смотрел с обычным своим выражением одурелого недоверия.
Крюпп наконец сумел проглотить все и вновь поднял руки, позволив им свободно парить. Глаза уставились на гостей. - Благие партнеры, разве утро не чудесное?