* * *
Муриллио ощущал некоторую шаткость в ногах, но хорошо понимал: это не последствия недавнего ранения. Слабость - свойство духа. Возраст словно прыгнул на спину, вцепился когтями в каждый сустав и висит, все сильней наливаясь тяжестью. Он ссутулился, и это казалось привычным - он как бы давно так ходил и лишь случайно обнаружил это сегодня. Острие меча того пьяного сосунка пронзило нечто поистине жизненно важное, и никакие целители, малазанские и другие, не смогут его заштопать.
Шагая по людным улицам, он старался придать походке уверенность; это оказалось сложной задачей.
"Был пьян. Штаны упали. Масса объяснений случившемуся той ночью. Вдова Сефарла плевалась ядом, когда пришла в себя и смогла осознать, что стряслоcь. Кажется, до сих по плюется. Да, что стряслось. С дочерью. Нет, не насилие - слишком много было торжества на девичьем лице, хотя и восторг перед подвигом молодого защитника тоже присутствовал. Едва прошел шок… Не нужно было возвращаться и объясняться…"
Но это стало кошмаром вчерашнего дня - искры сыпались дождем, на лицах семейства было написано огорчение, каждое резкое слово ложилось новым мазком на картину его безобразия… А чего было ожидать? За чем он пришел? Чтобы вернуть самоуверенность?
"Возможно. Подозреваю, я принес кисть с собой".
Несколько лет назад он все уладил бы без особых трудностей. Шепоток там, взгляд в глаза здесь… Нежное касание рукой, намекающее надавливание. Но опять же, несколько лет назад вообще ничего не случилось бы. Пьяный дурак!
Ох, он часто повторяет эти слова. Но относятся они к юнцу со шпагой или к нему сегодняшнему?
Подойдя к большой школе фехтования, он миновал открытые ворота и вышел на залитую солнцем площадку тренировок. Десятка два молодых, перекормленных, залитых потом учеников вздымали пыль и махали деревянными мечами. Большинству - он сразу это понял - недостает агрессии, главнейшего качества убийц. Они танцуют, чтобы увернуться, бестолково тычут остриями, изображая старание. Постановка ног и равновесие вообще отвратительны.
Наставница стояла в тени ближней колоннады. Она даже не следила за побоищем во дворе, целиком занятая созерцанием разорванного шва или прорехи в кожаной перчатке.
Обойдя сбоку толпу, затерянную в облаках желтой пыли, Муриллио подошел к наставнице. Она бросила на него короткий взгляд - и вернулась к перчатке.
- Извините меня, - обратился к ней Муриллио. - Вы главная в школе?
- Я. - Она кивнула, не поглядев в сторону учеников, хотя так уже началось несколько совсем не учебных драк. - И как я с ними управляюсь?
Муриллио уделил большее внимание шумной ссоре. - Это зависит.
- Отличный ответ, - хмыкнула она. - Что могу сделать для вас? Хотите оставить здесь сына или внучку? Ваши одежды роскошны… были роскошными. Но сомневаюсь, что вы можете себе позволить нашу школу. Или вы один из утонченных богачей, считающих высшим шиком домотканое рубище, древние монеты и все такое?
- Просто песня зазывалы, - восхитился Муриллио. - И многих вам удается привлечь?
- Классы переполнены. У нас уже составляется список претендентов.
- Я гадал, не нужна ли вам помощь. В основном обучении.
- В какой школе учились?
- У Карпалы.
Женщина фыркнула: - Он брал одного ученика раз в три года.
- Точно.
Теперь она взирала на него даже слишком пристально. - Я тут слышала, что в городе всего семь его учеников.
- На самом деле пять. Федель споткнулся, сбегая по лестнице, и сломал шею. Пьян был. Сантбала…
- Был пронзен в сердце Горласом Видикасом. Первая серьезная победа ублюдка.
Муриллио поморщился: - Это не дуэль. Сантбала почти ослеп, хотя из гордости это скрывал. Победа обошлась Горласу в один порез на запястье.
- Молодежь предпочитает не ранить, а убивать.
- Да, вот до чего скатилась дуэль. К счастью, большинство ваших учеников скорее порежут себя, чем противника. Подобные раны редко смертельны.
- Как вас зовут?
- Муриллио.
Она кивнула, словно уже успела догадаться. - Вы здесь потому, что хотите стать учителем. Если бы начали учить при жизни Карпалы…
- Он выследил бы меня и убил. Да. Он презирал школы. Да и сами дуэли презирал. Сказал как-то, что учить рапире - все равно что вкладывать ядовитого гада в руку ребенка. Обучение его не радовало; он не удивлялся, узнав, когда кто-то из его элитных учеников или погибал, или спивался.
- Но вы не сделали ни того, ни другого.
- Верно. Я охотился на женщин.
- Но они оказывались слишком быстроногими?
- Вроде того.
- Я Стонни Менакис. Школа существует, чтобы делать меня богатой. Это работает. Скажите, вы разделяете ненависть вашего мастера к учительству?
- Думаю, не так страстно. Не ожидаю, что стану получать наслаждение… но сделаю все, что нужно.
- Постановка ног.
Он кивнул: - Постановка ног. Искусство отхода. Все позиции, "оборонительная сеть", что поможет им сохранить жизнь. Обездвиживающие выпады в запястье, колено, ногу.
- Не смертельные.
- Да.
Она выпрямилась со вздохом: - Отлично. Разумеется, если я смогу вас нанять.
- Уверен, что сможете.
Она удивленно поглядела на него и сказала: - И не думайте охотиться на меня.
- Я с охотой покончил. Или, скорее, охота покончила со мной.
- И хорошо…
Тут они увидели, как в двери входит пожилая женщина. Голос Стонни почему-то … изменился. - Мирла. Что ты тут делаешь?
- Я искала Грантла…
- Идиот уехал с трайгаллами. Я его предупреждала, но он все равно решил убить себя ни за что ни про что…
- Понимаешь, дело в Харлло…
- Что с ним?
Старушка вздрагивала при каждом вопросе Стонни. Муриллио заподозрил, от такого тона и сам он смутился бы.
- Пропал.
- Что? Давно ли?
- Цап сказал, что видел его два дня назад. На пристанях. Он всегда возвращался вечером… ему всего пять…
- Два дня?!
Муриллио видел, как белеет лицо Стонни, как загорается в глазах ужас. - Два дня!
- Цап сказал…
- Тупица! Твой Цап врун! Треклятый вор!
Под таким напором Мирла отступила на шаг. - Он принес от тебя деньги…
- Потому что я чуть его не придушила, да! Что Цап сделал с Харлло? Что он сделал?
Мирла рыдала, прижимая к груди скрюченные подагрой руки. - Он ничего не сделал, Стонни…
- Моментик, - встрял Муриллио и встал между женщинами, ведь Стонни подпрыгнула и подняла руку в перчатке. - Ребенок пропал? Я пошлю весть - я знаю разных людей. Прошу, поступим логически. На пристанях, говорите? Узнаем, какие суда отошли два дня назад - торговый сезон едва начался, их немного. Мальчика зовут Харлло, пяти лет от роду…
- Боги подлые! Ты послала его на улицу, хотя ему только пять!
- Дайте описание. Волосы, глаза и так далее.
Мирла кивала, слезы катились по иссохшим щекам, а все тело дрожало. Она все кивала и кивала…
Стонни отвернулась и убежала, оглашая коридор стуком сапог.
Муриллио удивленно посмотрел ей вслед: - Куда… зачем…
- Это ее сын, видите ли, - прохлюпала Мирла. - Единственный сынок, но она его не хотела, так что он был с нами, а у Цапа ум дурной, но не настолько, нет, так плохо он не мог, он не мог навредить Харлло, не мог!
- Мы его найдем. Так или иначе. Благослови нас Госпожа Удачи, и ребенка тоже. Теперь прошу описать его получше - что он обычно делал - я должен знать все. Все, что вы сумеете рассказать. Все.
* * *
Цап смутно, но точно понимал, что окружающие желают видеть его хорошим и потому верят ему, обманывая самих себя; что, даже если истина выползет на яркий свет, ему следует всего лишь изобразить сокрушенное раскаяние - и великая защитница примет его в объятия. Так делают все матери.
Смеем ли мы надеяться, что хотя бы изредка, может быть, в исходе ночи, когда ужасы подкрадываются ближе, он подумает о том, как свершенные им дела могут исказить материнскую веру - не только в него, но и в себя саму? Сын ведь является продолжением матери - или хотя бы так верят матери где-то в неизреченных глубинах душ. Их вера - цепь незримая, но прочная как железо; напади на ребенка - и поразишь его мать, ибо она подумает об уроках, которые не преподала сыну или преподала неправильно, о вещах, которые предпочла не заметить, перетолковать, представить вовсе не такими, какими они были на самом деле.
Восплачьте о матери. Цап о ней даже не вспомнит - всю свою жизнь он будет плакать только о себе любимом, но уж зато без перерыва. Наползающий ужас пробудил искры мысли, почти что симпатии - но они никогда не смогут привести его к осознанию, к состраданию матери, любящей дитя без всяких условий. В его натуре - принимать всё, что даровано, как принадлежащее по праву рождения, да еще требовать больше и больше.
Гнев против несправедливости приходит тогда, когда что-то - все равно что - отнимается у тебя, какая-то справедливо заслуженная вещь. Цап, разумеется, заслужил всё и сразу, всё, что пожелает. Он желает - и тянет руку, и о, какая разгорается ярость, если вещь избегает его хватки или отнимается другим!
При отсутствии должного воспитания ребенок конструирует мир, подходящий лично ему. Созданный его едва ли пробужденным умом - умом, никогда не достигающим самопознания - мир становится поистине странным местом. Но не будем негодовать на ошибки почти что взрослых детей, родня они нам или нет. Некоторые дети рождаются в клетке - она уже готова, она в их черепах - и это очень темная клетка.
Он бродил по улицам, сбежав от жестоких вопросов. Они не имеют права его вот так обвинять! О, как только он повзрослеет, никому не будет позволено преследовать его. Он разобьет им морды. Он растопчет им головы. Он заставит их бояться, всех их, и будет делать только то, что захочет. Он не может дождаться этого возраста, вот в чем истина.
И да, он обнаружил себя около ворот Двух Волов. Нужно же узнать. Харлло все лежит там? Он же ударил не так сильно, чтобы убить. Правда ведь? Только если Харлло рожден слабаком, если с ним что-то не так. Но разве это удивительно? Собственная мать Харлло выбросила его. Так что если Харлло валяется мертвым в траве на вершине того холма, это ведь не вина Цапа. Его что-то убило бы, раньше или позднее.
Какое облегчение. Но нужно пойти и убедиться. Что, если Харлло все же не умер? Что, если он там планирует убийство? Он как раз сейчас может красться за Цапом! С найденным где-то ножом или узловатой палкой. Быстрый, хитрый, скрывающийся от взгляда, как быстро Цап не оглядывайся - он там! Он ждет. Он выслеживает.
Цап должен все прояснить, вот почему он бежит через Майтен. Вонь Бурого Стока и прокаженных чуть не вызвала рвоту - но ха! Послушайте, как они вопят - он достал каждого большим камнем! Ему почти захотелось задержаться, выбрать самого безобразного и бить его камнем снова и снова, пока не смолкнут вопли. Это ведь будет милосердие, не так ли? Лучше, чем гнить заживо.
Но нет, не сейчас, может, по пути назад - после того как он постоит, любуясь на облепленный мухами труп Харлло - это будет прекрасное завершение дня! Решение проблемы. Никто не охотится в тенях. Он первым бросил камень, он человек - катапульта. Хрямсь! Жидкий череп вдребезги!
Может, он еще малец, но такие вещи уже умеет. Умеет забирать жизни.
Бросив дорогу, он забирался в холмы. То самое место - как он мог бы забыть? Каждая подробность горит в мозгу. Первое великое полотно истории Цапа. Он сразил равного соперника, и поглядите, как вьются в небесах над озером драконы - свидетели!
Склон ужасно утомил его, заставил дрожать ноги. Нет, это, конечно же, пустая нервозность.
Он встал над нужным местом, и подбородок сковало внезапным ужасом.
Тела нет.
Цап заозирался во все стороны сразу. Он там! Вообще не раненый! Он, похоже, притворялся, бил ногами в якобы судорогах. Затаился, да, чтобы устроить Цапу проблемы. Вернется Грантл и ох какого Худа устроит! Грантл сделал Харлло любимчиком, потому что Харлло будто бы помогал. Но разве не Цап принес домой последнюю корзину топлива? Он! Но ведь Грантла нет, он не увидит ничего. Не узнает ничего, потому что…
"Если тот меня раньше не убьет".
Содрогаясь на ледяном ветру с озера, Цап помчался вниз. Нужно попасть домой - может, не в сам дом, но сесть неподалеку - чтобы суметь прыгнуть на спину Харлло, когда тот покажется и расскажет ложь о произошедшем. Ложь! У Цапа ведь нет мешка с деньгами, не так ли? Деньгами матери Харлло - что за смехота! Она и так богатая, Цап заслужил деньги не хуже любого другого - он протянул руку и нежно погладил опухоль на левой щеке. Сука ударила его и украла свои деньги. Ох, она заплатит однажды, ох заплатит!
Однажды, о да, когда он вырастет. Тогда… держись!
* * *
Горласу Видикасу случилось отправить к Худу знаменитого некогда дуэлянта еще тогда, когда окружающие считали его мальчишкой. Но сейчас он - мужчина, настоящий мужчина, вызывающий страх член Совета. Он живет в достатке, но не вызывающе богато… хотя это лишь вопрос времени.
Дураки всего мира поклоняются богам и богиням. Но единственное, чему стоит поклоняться - деньгам, ибо поклоняясь им, ты видишь, как растет их число - еще, и еще; к тому же все, что ты приобретаешь, отнимается у других людей. Вот подлинное завоевание. День за днем, сделка за сделкой - победа в таких играх доказывает истинность веры и поклонения, восхитительную их подлинность.
Дураки складывают деньги в копилки. Богачи очищают их копилки. Вот подлинное деление человечества. Но не только: богачи решают, сколько денег могут откладывать дураки. Не это ли сила? На какой стороне лучше оказаться? Вопросы, не требующие ответа.
Монета покупает силу, как бог благословляет культ; но силы и богатства всегда не хватает. Что до жертв - ну, их тоже всегда не хватает. Кто-то должен чистить улицы района Имений. Кто-то должен стирать одежду, простыни и так далее; кто-то должен производить всю эту чепуху! И кто-то должен выигрывать войны, если богатые решили, что им опять не хватает богатств.
Горлас Видикас, рожденный для титула и созданный для богатства, находит жизнь приятной. Но она может стать еще приятнее, и шаги к улучшению довольно просты.
- Дорогая супруга, - сказал он, вставая, - я должен отправиться в поездку и вернусь не ранее чем завтра или даже послезавтра.
Она помолчала, рассеянно следя, как слуги собирают обеденные приборы со стола - как мелькают бескрылыми птицами мозолистые руки - и произнесла: - О?
- Да. Мне присвоено звание смотрителя загородных предприятий, и я должен их посещать. Потом я поплыву в провинцию Гредфаллан и подпишу договор.
- Очень хорошо, муж.
- Все организовалось неожиданно, - добавил Горлас, - а у меня уже давно лежат приглашения на ужин от Шардена и Ханута. - Он помедлил, улыбнулся ей. - Передаю их в твои умелые руки. Прошу передать мои нижайшие извинения.
Она смотрела на него с недоумевающим видом. - Ты велишь мне посетить твоих друзей ночью?
- Разумеется.
- Понимаю…
Похоже, она действительно понимала. Рассердилась ли она? Нет. Что это расцвело на щеках - румянец удовольствия? Она успела отвернуться, и он не мог судить уверенно.
Жена покинула комнату, покачивая бедрами в своей восхитительной манере. Что же, что сделано… то сделано.
Он встал и подозвал лакея: - Готовьте карету, я выезжаю немедленно.
Человек закивал и поспешно вышел.
Кто-то должен ухаживать за лошадьми, проверять упряжь, держать салон в чистоте, а тормоза в исправности. Кто-то должен заботиться, чтобы в дорожных сундуках лежало все необходимое. А кое-кто должен работать над другими необходимыми вещами. Например, раздвигать ноги перед друзьями в награду за их прошлые услуги и в качестве аванса за услуги, которые понадобятся завтра.
Они могут взять его жену. Он может в один прекрасный день взять их жен - взять все, чем они владеют. Все, что они считают своим. После сегодняшней ночи он будет владеть одной из их жен - нет, обоими, если учитывать, что впереди многие недели. Кто именно произведет на свет наследника Горласа? Ему все равно. Если Чаллиса понесет… это, по крайней мере, заставит ее родителей поддержать Горласа - а может, дарует ей удовлетворение, сотрет с лица выражение грусти, покончит со всеми этими противными вздохами и томными взглядами в окно. Она тоже поклоняется деньгам. Видит Худ, она тратит их достаточно на драгоценные безделушки и скучные развлечения. Дайте ей ребенка, потом еще трех - четырех, и она перестанет его раздражать и притом будет довольна.
Придется приносить жертвы. Так иди, жена, и кто знает - возможно, ты вернешься назад с улыбкой.
Через звон с четвертью экипаж вынес Видикаса через ворота Двух Волов, и лошади прибавили прыти, видя перед собой открытый путь и поспешно минуя нищету Майтена (а где пресмыкаться безнадежным неудачникам, как не за городской стеной?) Горлас закрыл шторки и поднес к носу ароматизированный шарик.
Взяв власть, ему следует отдать приказание: вырыть большую яму на Обжитой Равнине, согнать туда всех этих бесполезных тварей и закопать. Все очень просто - не можешь заплатить целителю, твоя беда; но уж на похороны мы расщедримся.