Ханнан Мосаг внезапно и обезоруживающе улыбнулся: - Честный ответ. Прекрасно, аквитор. Можете удалиться.
Она неуверенно встала, поклонилась. - Было приятно с вами увидеться, Ваше Величество.
- Скажу то же самое, аквитор. Хотелось бы переговорить наедине, позже.
- Жду вашего приказа.
Не глядя в глаза спутникам, Серен вышла из-за стола и покинула зал.
Король - Ведун лишил ее груза свидетельства всего, что произойдет между ним, Бураком и Халлом. Это казалось обидой, но она прекрасно понимала, что это может спасти ей жизнь.
В любом случае, все, что нужно было сказать, было сказано. Интересно, понял ли это Халл. В том, что Бурак все понял, сомнений не было.
"Мы действительно потеряли всякое равновесие. Ханнан Мосаг, Король - Ведун, желает мира".
Возобновился дождь. Она натянула плащ на плечи. "Бедный Халл".
* * *
Кто-то встал рядом. Удинаас оглянулся - то был Халед, его лицо вытянулось, выглядело усталым и озабоченным. - С тобой все в порядке?
Халед пожал плечами. - Я припомнил прошлое гадание. У меня тогда все нервы оборвались.
Удинаас промолчал. Удивительно, но сам он не испытывал ничего подобного. Он изменился, это яснее ясного. Он слышал, что Пернатая Ведьма пал жертвой недовольства Майен. Кажется, ярость Уруфи по поводу благословения нереков была хоть и краткой, но емкой. Майен, соответственно, постаралась переложить свое недовольство на спину рабыни.
Когда дело доходит до рабов, о справедливости речь не идет.
Он смотрел, как Пернатая Ведьма выходит на середину комнаты. На этот раз в большом сарае собралось еще больше рабов. Нет сомнения, их привлекли страшные рассказы о последнем гадании. "Не хуже Топляков".
Пернатая Ведьма уселась на жесткий пол, и все последовали ее примеру, двигаясь с резвостью, которой, недавно побитая, она не могла проявить. Удинаас видел напряженность ее движений, и гадал, не винит ли она саму себя за свои страдания. Майен была не более жестока, чем прочие Эдур. Побои были, к счастью, редким делом - почти все обнаруженные преступления рабов карались быстрой смертью. Если не хочешь убить раба, зачем делать его негодным для работы?
Прошлое гадание не продвинулось дальше простого разбрасывания плиток. Внезапное нападение вайвела вырвало Ведьму из царства проявлений Оплотов. Удинаас почувствовал первую дрожь предвкушения в груди.
Внезапно наступила тишина: Пернатая Ведьма закрыла глаза и опустила голову, желтые волосы сомкнулись, словно занавес. Задрожав, она испустила глубокий вздох, поглядела вверх пустыми глазами, в которых медленно вздымалась черная гуща лишенного звезд ночного неба, будто рассеивался тонкий туман. Появилась спираль рассеянного света.
Начала прошли через нее, превратив лицо в маску ужаса, первобытного и пугающего. Удинаас знал: сейчас она смотрит в Бездну, подвешенная в великом, подпирающем звезды забвении. Еще не было ни Творцов, ни созданных ими миров.
А теперь Фулькры. Огонь, Дольмен и Странник. Странник, давший форму Оплотам…
- Идите со мной к Оплотам.
Летерийские рабы затаили дыхание.
- Мы стоим на Дольмене, и все таково, каким должно быть. - Но в ее голосе нарастало напряжение. - Жить - значит вести войну против Бездны. В нашем росте - завоевание, в стагнации мы найдем себя под осадой, умирая, мы теряем последние укрепления. Это истины Звериного Оплота. Лезвие и Костяшки, война, которой не избежать нам. Века исцарапали лик и вырвали очи Старейшего. Он истерзан в битвах. Карга кудахчет от горькой злобы, дергается во снах о бегстве. Уста Провидца двигаются, но ничего не слышно. Шаман воет на костяных полях над утком мертвецов, но думает, что ни один из его узоров, из трупов выложенных, не останется надолго. Охотник ступает твердо и хитро, делая вид, что заблудился.
Она замолчала.
Толпа глухо бормотала. Это было холодное приглашение в Оплоты.
"Храни нас Странник, мы в беде. Ужасной беде".
Халед всплеснул руками, показывая на дальнюю стену, где тени падали на грязную лужу. Там стояла женщина, прислонившись спиной к грязной штукатурке. Аквитор. Серен Педак.
Пернатая Ведьма все молчала. Нарастало всеобщее беспокойство.
Удинаас вскочил на ноги и начал пробираться через толпу, игнорируя возмущенные взгляды. Дойдя до стены, он направился к аквитору.
- Что пошло не так? - спросила она.
- Не знаю…
Ведьма заговорила снова: - Костяной Престол стоит троном, который никто не займет, ибо форма его стала враждебна прикосновению. Спинка трона искривилась, ребра опущены вниз, лопатки стали узкими и изогнутыми. Подлокотники, на которых должны лежать руки правителя, подняты, и на каждом образ волка, и очи волков горят дикой жизнью. - Она помедлила и повысила голос: - Оплот Зверя нашел Двоих Правителей…
- Невозможно, - пробормотала Серен Педак.
- А теперь перед нами… оплот Азата. Его камни кровоточат. Земля вздымается и парит. Тихие, нескончаемые вопли сотрясают ветви древних деревьев. Азат под осадой.
Рабы зашевелились, забормотали в недоверии.
- Оплот Льда! - крикнула Ведьма, изогнув спину, оскалив зубы.
Снова воцарилось молчание. Все глаза были устремлены на нее.
- Расколотая могила! Трупы лежат на разрушенном пороге. Уруквалл джагутан таэзмалаз. Их нет здесь, некому исправить ущерб. Они забыты, и сам лед не помнит тяжести их ног.
- Что это за язык? - спросила Серен Педак.
- Джагутский, - ответил Удинаас и чуть не прикусил собственный язык.
- Кто такие джагуты?
Он пожал плечами: - Кузнецы льда, аквитор. Неважно. Они пропали.
Она схватила его за руку, повернула к себе. - Откуда ты знаешь?
- Оплот Драконов, - говорила Пернатая Ведьма (ее кожа блестела от пота), - Элайнт Тиам пурейк сеторам н'браэль бурас…
- Драконийские слова, - бросил Удинаас, внезапно опьянившись своим тайным знанием. - Дети Матери Тиам затеряны в том, что сдали. Ну, более или менее так. Поэзия страдает при переводе…
- Элайнты уничтожат всё на пути мщения, - сказала скрежещущим голосом Пернатая Ведьма. - Мы все увидим это однажды ночью. Королева лежит мертвая и может никогда не подняться. Консорт извивается на древе и шепчет о времени освобождения. Вассал потерян, он влачит цепи в мире, где идти значит страдать, а остановиться значит быть сожранным. Рыцарь ступил на роковую тропу, и вскоре скрестит он клинки со своим мщением. Врата ярятся диким огнем… Вайвел…
Ее голова откинулась назад, словно получив удар. Кровь брызнула из носа и губ. Она захрипела, улыбнулась кровавыми устами: - Локви Вайвел ждет. Леди и Сестра танцуют вдвоем, каждая на своей половине мира. Кровопийца тоже ждет, ждет, когда будет найден. Пролагающий Пути чувствует жар в крови и балансирует на краю пропасти.
"Да! Все Оплоты, кроме одного…"
- Что-то ее остановило, - прошипела Серен Педак, отпуская руку Удинааса.
Но теперь он сам повернулся к ней и схватил за руку. Она метнула гневный взгляд, попытавшись вырваться. Он подтащил ее к себе. - Это не твой мир, аквитор. Тебя никто не звал. Так что стой и молчи… или уходи.
- Пустой Оплот, - заговорила Ведьма, широко улыбаясь, - воистину переполнен. Бойтесь братьев! Слушайте! Кровь свила сеть, что уловит весь мир! Никто не убежит, никто не найдет убежища! - Правая ее рука дернулась, разбрасывая старинные плитки по полу. С балок под крышей сорвались голуби - дикое, хаотическое биение крыльев. Они безумно кружили, дождем роняя перья.
- Сторожа стоят на месте, словно стали камнем! Их лица - маски ужаса. Госпожи танцуют танец расстроенных желаний. - Глаза ее оставались закрытыми, но тем не менее она показывала на ту или иную плитку, хрипло объявляя их принадлежность. - Рыцари пробились сквозь лед и холодная тьма грядет, раскрывая гибельные объятия. Ходоки не могут остановиться, растущий поток несет их вперед. Спасители…
- Что такое? - вопросила Серен Педак. - Она сделала их множественными - игроки в Оплоте Пустого Трона - бессмысленно…
- … видят друг друга, и оба обречены, и подобно им стоят Предатели, и вот что лежит перед нами, пред всеми нами. - С этими словами голос Ведьмы угас, подбородок вновь опустился, голова склонилась на грудь, длинные волосы завесили лицо.
Голуби всё летали по кругу - единственные звуки в обширном пространстве сарая.
- Претенденты на Пустой Трон, - прошептала Пернатая Ведьма горестным тоном. - Кровь и безумие…
Удинаас медленно разжал хватку на руке Педак. Она не шевелилась, замерев на месте, как и все присутствовавшие. Удинаас удивленно хмыкнул и сказал аквитору: - Види…те ли, она вчера плохо спала.
Серен Педак рванулась наружу, под холодную стену ливня. Шипящий поток на гравии дорожки, крошечные речки, прорывающие русла в песке. Дальний лес, казалось, опутан сетью веревок и нитей. Море и река гневно ворчали. Словно весь мир тает, обращаясь в воду.
Она замигала - на глаза набежали холодные слезы. Вспомнила игры эдурских детей, беззаботное щебетание - тысячу мгновений назад, так давно для ее памяти, словно это были чужие воспоминания. О временах, когда все было скользким и бесформенным.
Воспоминания, бегущие и бегущие к морю.
Словно испуганные дети.
Глава 8
Куда делись дни, что так смело мы
Сжимали твердой рукой?
Как вешние воды смогли проточить
Пещеры под нашей стопой?
Когда зашатался под нами помост
И видимой сделалась ложь?
Вокруг молодая ликует толпа,
Знакомых же лиц не найдешь.
Рассеялся гордый наш сон, и теперь
Закрыта в прошлое дверь.
Граффити на стене Колокольни К'рула, г. Даруджистан
В той битве, когда Зерадас Бун омыл себя кровью, сабля меруде раскроила ему правую щеку, рассекла скуловую кость, верхнюю челюсть и часть нижней. Жестокая рана долго не заживала, потому что нить, которой зашили зияющую дыру во рту, вызвала воспаление, прежде чем товарищи сумели донести воина в ближайший лагерь хиротов. Целитель сделал все, что смог - вытянул заразу, срастил кости; но извитый шрам, следы неровных стежков и втяжение плоти, вызвавшее некоторое смещение правого глаза книзу, остались навсегда. Лицо обрело странно унылое выражение, будто намекая, что некоторые раны души тоже остаются неисцелимыми.
Тралл Сенгар находился вместе с пятерыми товарищами у края ледника, смотрел на Зерадаса, мерявшего шагами просевший снег, на то, как вьется по ветру рыжий лисий мех его плаща. Позади остались земли арапаев, а вместе с ними - и ворчливое гостеприимство подъяремных эдурских племен. Воины - хироты оказались в одиночестве, и перед ними простерся белый, неровный простор.
Он выглядел безлюдным, однако арапаи рассказывали о ночных охотниках, больших, облаченных в меха убийцах, что выскакивали из тьмы, сжимая в руках лезвия из черного железа. Они забирали в качестве трофеев члены тел, оставляя на снегу туловища без рук, ног и голов. Они не брали пленных и не оставляли тел своих собратьев, павших в схватке. Но обычно они нападали на одного или двоих охотников, обходя большие группы. Арапаи прозвали их Жекки, что приблизительно переводилось как "двуногие волки".
- За нами следят, - низким, сиплым голосом заявил Зерадас.
Фир Сенгар пожал плечами: - Ледяные пустоши не так пусты, как это кажется. Зайцы, волки, лисы, совы, медведи, эранаги…
- Арапаи говорили о громадных зверях, - бросил Рулад. - В буром меху, с клыками - мы видели слоновую кость….
- Старую кость, Рулад, - ответил Фир. - Найденную во льду. Похоже, таких зверей больше нет.
- Арапаи думают иначе.
Зерадас хмыкнул. - Они страшатся этих ледников, Рулад, и потому населили их кошмарными зверями и демонами. Суть вот в чем: мы увидим, что увидим. Вы пообедали? Теряем день.
- Да, - согласился Фир, вставая, - надо идти.
Рулад и Мидик Бун пошли по сторонам. Оба носили медвежьи шкуры, черные, с серебром у горла. В каждой руке, защищенной меховой рукавицей (подарки арапаев) было по копью, применяемому в качестве слег - при каждом шаге воины проверяли прочность снега. Зерадас двигался впереди, в пятнадцати шагах, а Тралл, Фир и Бинадас составляли ядро. Они волокли двое саней, загруженных тюками со снаряжением.
Говорили, что дальше на север подо льдами есть вода, остатки древнего внутреннего моря, а также схороненные под тонким снегом карманы и каверны. Внизу поджидало предательство, вынуждая их ступать медленно.
Ветер усиливался, кусая открытые участки кожи, им приходилось склоняться вперед, защищаясь от резких, ледяных порывов.
Несмотря на все схоронившие его под собой меха, Тралл чувствовал трепет перед силой холода, равнодушной и безмозглой, но всегда готовой похищать. Враг вторгался в него при каждом вдохе. Знобящее онемение, поток со слабым привкусом смерти.
Эдур намотали на лица куски шерстяной ткани, оставив лишь узкие просветы для глаз. Разговоры вскоре прекратились, они шли молча; даже хруст снега под меховыми мокасинами казался далеким и глухим.
Солнечное тепло, приход лета не одерживали побед в этих места. Снег и лед вздымались по ветру над головами, окружая насмешливыми миражами само солнце; это заставило Тралла подозревать, что метель движется над самой землей, а выше ледяные кристаллы висят недвижно целые сезоны, целые годы.
Он ненадолго поднял лицо, посмотрев вверх, гадая, уже не содержит ли блестящее, почти непрозрачное покрывало над головами замороженные воспоминания прошлого, мгновенные образы, запертые в каждом кристалле, носителей свидетельств всего, что случалось снизу. Множество судеб, может быть, доходящих до тех времен, когда тут было море вместо льда. Какие неведомые создания бороздили воды в загадочных долбленых каноэ тысячи лет назад? Не они ли стали Жекками?
Летерийцы говорят о Оплотах, странном пантеоне стихий, и среди этих Оплотов есть Ледяной. Будто бы зима рождена магией, будто снег и лед - орудия злокозненного уничтожения. Кое-какие намеки на это присутствовали и в легендах Эдур. Ледник, устремившийся, чтобы похитить землю, омытую кровью Тисте, наглая кража тяжело доставшихся территорий как акт мести. Может быть, ледяное произрастание какого-то заклятья, брошенного при последнем издыхании, предсмертный вызов.
Если тут существовало какое-либо чувство, то чувство старой вражды. Лед - вор жизни, земли и справедливой награды. Вечная тюрьма, скованная смертью и кровью. По всему этому он заслуживает ненависти.
Весь день они продолжали медленно, но уверенно идти через беспорядочное нагромождение торчащих ввысь ледяных обломков, что на расстоянии кажутся чисто-белыми, но вблизи открывают бесчисленные оттенки зеленого, синего и коричневого. Пересекали поля выветренного, плотного снега, лежащего волнами, как песчаные дюны. Переступали странные неровные полосы - там незримые силы вздыбили лед, толкая один край на другой, выгрызая проломы, будто твердый мир под ногами на самом деле бесцельно смещался.
Вскоре пополудни их остановил приглушенный возглас Зерадаса. Тралл, шедший, не отводя глаз от льда под ногами, вскинул голову и увидел, что Зерадас встал перед чем-то и призывно машет им меховой рукой. Еще несколько мгновений - и они подошли к нему.
Попрек пути пролегла трещина не менее пятнадцати шагов в ширину. Отвесные стены уходили в темноту, из которой поднимался незнакомый запах.
- Соль, - сказал Бинадас, освободив лицо от слоев ткани. - Приливные бассейны.
Рулад и Мидик подошел к самой трещине. - Кажется, идет до самого горизонта, - сказал Рулад.
- Разлом выглядит свежим, - заметил Бинадас, склоняясь над обрывом. - Будто поверхность ледника сжали.
- Наверное, лето произвело некоторые изменения даже на пустошах, - предположил Фир. - Мы проходили забитые снегом разломы, они могут быть следами таких же, но старых ран.
- Как перейти? - спросил Мидик.
- Я могу вытащить снизу тени, - предложил Бинадас, но сразу же покачал головой: - Однако это предложение тревожит меня самого. Если в них окажутся духи, они могут быть неуправляемыми. Тут, в снегу и льдах, слои колдовства, и они не дружественны Эмурланну.
- Достанем веревки, - сказал Фир.
- Наступает сумрак.
- Если нужно, разобьем лагерь внизу.
Тралл бросил взгляд на Фира: - А что, если она сомкнется, когда мы будем внизу?
- Не думаю, что такое возможно. К тому же в этих глубинах мы укроемся на ночь. Если тут действительно водятся звери - хотя мы ни разу не видели следов - я готов воспользоваться любой возможностью избежать встречи.