Глава 13
Белый мир,
Холоден и солнца свет -
Мы как тени в темноте,
Мы загонщики судьбы.
Белый мир,
От ветров пощады нет -
Мы как призраки в ночи,
Мы загонщики судьбы.
Белый мир
Вечностью в снега одет -
Мы загонщики меча,
Волчья стая злой судьбы.
Походная песня Жекков
Не более пятнадцати шагов - от императора до раба. Полотнище летерийского ковра, добыча походов вековой давности. Поверх героических сцен пролегли тропы - разноцветная карта, выдавленная шагами Тисте Эдур. Короли в венцах. Торжествующие победители. Образы истории, по которым ходили Эдур, равнодушные, занятые своими повседневными делами.
Удинаас не готов был описывать смысл всех деталей ковра. Он занял привычное место на узоре: взор прямой и непреклонный, разум за ним отключен, бездонная глубина под ровной поверхностью.
Так безопаснее. Он мог стоять здесь, между двумя подставками для факелов, ни один из которых не сможет опалить кожу, и из этого относительного центра молча наблюдать за Руладом, скинувшем медвежью шубу, представшим обнаженным перед новообретенной женой.
Если бы Удинаас позволил себе проявление эмоций, он повеселился бы, наблюдая, как приваренные к пенису Рулада монеты начали отрываться - она, две, четыре - когда его желание стало очевидным. Кругляши ударялись о ковер, подпрыгивали, затем описывали круг и, наконец, ложились на пол. С другой стороны, он мог бы ужаснуться, видя красные глаза манящего к себе Майен Рулада. Симпатия к беспомощной девушке, конечно же, оставалась абстрактной.
Раб сохранял неподвижность, внутреннюю и внешнюю, созерцая жуткую и вместе смешную сцену. Нелепая реальность мира говорила сама за себя.
Вначале ее самоконтроль был абсолютен. Он схватил ее за руку, потянул, притягивая поближе. - Майен, - прохрипел император. Голос, старавшийся выразить нежность, но выказавший только грубую похоть. - Поведать ли тебе мои грезы? - Резкий смех. - Не сейчас. Не так. Не в… таких деталях.
- Ты уже выразил свои мечты, Рулад. Недавно.
- О да, зови меня Рулад. Как прежде. Между нами ничего не изменилось.
- Но я твоя императрица.
- Моя жена.
- Мы не можем делать вид, будто ничего не изменилось.
- Я научу тебя, Майен. Я прежний Рулад. - Он заключил ее в объятия - по детски неловкие. Золотое кольцо рук. - Майен, ты его дар. Его доказательство преданности. Он сделал то, что должен был сделать брат.
- Я обручена…
- А я император! Я могу сломать законы, правящие Эдур! Прошлое мертво, Майен, и именно я кузнец грядущего! И ты, рядом со мной. День за днем я ловил твои взоры и все яснее чувствовал желание в твоих глазах. О, мы знали, что в конце концов тебя возьмет Фир. Что можно было сделать? Ничего. Но я все изменил. - Он отступил на шаг, но не выпустил ее руки. - Майен, жена моя. - И принялся ее раздевать.
Реальность. Миг за мигом, ковыляющие вперед. Нескладные необходимости. Руладовы мечты о миге близости, каковы бы ни были их детали, обернулись набором земных неудобств. Одежду сорвать нелегко, если она скроена не твоими собственными руками. Пассивность женщины прибавляла неловкости его действиям, пока всякий налет романтичности не улетучился.
Удинаас видел, что его похоть гаснет. Конечно, не надолго - ведь Рулад молод. Чувства объекта желаний не интересны, а ведь Майен стала именно объектом. Трофеем.
Император снова заговорил, показав тем самым, что чувствует полнейшее несовпадение их желаний: - Я вижу по твоим глазам, как ты меня хочешь. Теперь никто не встанет между нами, Майен.
"Встанет, Рулад. Хуже того: уродство стало частью твоей плоти. Летерийское золото обратилось к выполнению своих естественных наклонностей. Летериийское золото овладело этим Эдур. Ха".
Страсть императора вернулась. Он убедил себя своими же словами.
И потащил женщину к постели. Постель принадлежала Ханнану Мосагу и потому была узкой. Места для двоих не хватало, что не показалось Руладу препятствием. Он завалил Майен на спину. Поглядел сверху вниз и произнес: - Нет, так я тебя раздавлю. Вставай, любовь моя. Ты возляжешь сверху. Я подарю тебе детей. Обещаю. Много детей, которые приведут тебя в восторг. Наследников. Много наследников.
Удинаас расслышал в этих словах голос чистого инстинкта. Предвкушение грядущего возмездия. Повод перенести ужас настоящего.
Рулад улегся на кровать. Раскинул руки.
Она уставилась на него. Попыталась оседлать эту бесформенную кучу золота. Опустилась…
Игра смертных, сексуальный акт. Десятилетия жизни кажутся мигом. Пробуждение, пир ошеломительных ощущений, короткий выброс энергии, должный порождать другую жизнь, быстрое утомление… и смерть. Рулад юн. Он еще недостаточно ублажил свое эго.
В те секунды, когда Рулад задергался под телом Майен, когда его рык стал тоненьким взвизгом, Удинаас успел различить, как ломается ее самоконтроль. Словно внутри разгорелась искорка, способная стать истинным желанием, возможно, даже наслаждением. Затем, когда он кончил, искра замигала и угасла.
В этом миг Удинаас поверил, что Майен стала Императрицей и Супругой Императора. В этот миг умерла вера ее духа - если "вера" правильное слово для тайной войны между предчувствием и надеждой. Имейся в его душе сострадание, он понял бы это и выразил сочувствие. Но сострадание - это доблесть, понимание, выходящее за рамки простого наблюдения; а всего этого Рулад лишен.
Услышав тихие всхлипы из другого угла комнаты, Удинаас осторожно повернул голову и увидел последнего, четвертого обитателя комнаты. Как и он сам, ставшего свидетелем насилия во всей его метафорической широте. Но этот свидетель попал в ловушку чувств.
К ней вела одна из вытоптанных в ковре тропинок.
Пернатая Ведьма прижалась к стене, закрыв лицо трясущимися руками.
Еще немного шума - и ее могут казнить. Рулад слишком близко познакомился с процессом умирания. Он не желал вспоминать, чего оно стоило ему и всем его близким. Хуже того, он лишился тормозов.
Удинаас собрался прокрасться к ней, чтобы сказать: "Потише". Однако взор его упал на тропки ковра, и раб понял - дистанция слишком велика.
Сидящая на Руладе Майен опустила голову.
- Еще, - сказал император.
Она выпрямилась и возобновила ерзанье; Удинаас видел, как отчаянно ищет она искру удовольствия. И находит.
Желаешь хорошего, смиряешься с самым плохим. Так ли все просто? Не втоптана ли эта запутанная, неточная карта в рассудки всех мужчин и женщин? Вопрос, не стоящий раздумий, решил Удинаас. Он и так слишком многое потерял.
- Заткни эту суку!
Раб подпрыгнул от резкого крика императора.
Рыдания стали еще громче, возможно, как ответ на пыхтение Майен. Удинаас рванулся через ковер, туда, где скорчилась в полумраке Пернатая Ведьма.
- Выведи ее! Убирайтесь оба!
Девушка не сопротивлялась, когда Удинаас поднял ее за руку. Он склонился к уху. - Послушай, Пернатая. Ты чего ожидала?
Ее голова дернулась, во взоре мелькнула ненависть. - От тебя, - прорычала она, - ничего.
- От нее. Не отвечай - нам надо уходить.
Он провел ее к боковой двери, затем в коридор для слуг. Закрыв за собой дверь, протащил девушку шагов на пять по проходу. - Нет причин для плача. Майен попала в ловушку, Пернатая Ведьма. Как все мы. Не тебе рыдать о ней, ищущей и умеющей найти удовольствие.
- Должник, я поняла, к чему ты клонишь. - Она вырвала руку. - Этого ты хочешь? Моей сдачи? Чтобы я получила удовольствие, пока ты мною пользуешься?
- Я именно таков, Пернатая. Я Должник. Чего я хочу? Мои хотения ничего не значат. Они безмолвно умирают в моем рассудке. Думаешь, я стану преследовать тебя? Домогаться любви? - Раб покачал головой. Она смотрела в его глаза. - Ты права. К чему это?
- Не хочу иметь с тобой ничего общего.
- Да. Знаю. Но ты служанка Майен. А я, кажется, стал личным рабом Рулада. Император и императрица. Взглянем в лицо реальности. У нас же сносные отношения.
- Были. Как я понимаю, больше не так.
- Ладно. Тогда давай общаться лишь при необходимости.
Он кивнул.
Ее глаза сузились: - Не верю.
- Мне все равно.
Неуверенность. Неловкость. - Что за игру ты начал, Удинаас? Кто говорит твоими устами? - Она сделала шаг назад. - Надо рассказать ей. О том, кто таится в тебе.
- Если сделаешь это, Пернатая, разрушишь свои же шансы.
- Какие шансы?
- На освобождение.
Ее лицо исказилось: - И этим ты решил купить молчание? Должник, ты глуп. Я рождена рабыней. У меня нет осаждающих тебя воспоминаний…
- Воспоминаний? Пернатая, память о свободе - сама как должник, запертый в мире, из которого не освободит даже смерть. Моя память - это память отца, и она же станет памятью моих детей. Если у меня будут дети. Ты не поняла. Я говорю не о своей свободе. Лишь о твоей. О том, что не находится, а рождается впервые.
- И какой у тебя план освобождения, Удинаас?
- Мы пойдем на войну, Пернатая. Тисте Эдур начнут войну с Летером.
Девушка скривилась: - И что? Войны уже были…
- Но не такие. Рулада интересуют не набеги. Это будет завоевание.
- Завоевание Летера? Они проиграют…
- Да, может быть. Суть в том, что когда Эдур пойдут на юг, мы будем среди них.
- Почему ты уверен? Война? Завоевание?
- Потому что император поднимает теневых духов. Всех.
- Тебе ли знать о подобном?
Он промолчал.
- Ты не можешь знать, - подтвердила Пернатая Ведьма. Отвернулась и пошла по коридору.
Удинаас вернулся к двери. Ожидать приказаний, которые вскоре последуют - он твердо это знал.
Император и раб. Десяток шагов, тысяча лиг. Разум не сможет исчислить дистанцию между приказом и беспрекословным повиновением. Однако эта тропа давно стала торной. Так было и так будет всегда.
Призраки нестройными отрядами собираются в окружающих лесах; среди них тяжеловесные демоны в цепях чар, словно в блестящих кольчугах. Со дна моря поднята тварь, способная нести на спине четыреста ладей к'орфан; она жаждет плыть на юг. Во всех селах всех племен ведуны слышат приказы нового владыки.
"Слышат призыв к войне".
Через вытертый ковер.
Герои торжествуют.
Из-за деревянной двери раздался крик Майен.
* * *
Он вышел из леса - лицо бледно, словно у одержимого духами - и удивленно остановился, увидев запряженные фургоны, бранящегося Бурака и бегающих взад и вперед нереков. Серен Педак как раз надела кожаные доспехи и сейчас прилаживала ремень.
Она заметила его приход. - Ужасные события, Халл Беддикт.
- Вы уезжаете?
- Приказ Бурака.
- Как насчет железа, которое хотели продать?
- Поедет обратно. - Оглянувшись, она произнесла: - Отойдем. Нужно в последний раз поговорить с Первым Евнухом.
Халл кивнул: - Хорошо. Мне нужно многое тебе рассказать.
Ее улыбка вышла вымученной. - Я как раз хотела сказать то же самое.
Они пошли в гостевой домик рядом с цитаделью. Снова через кольца эдурского поселения. Но на этот раз их встречали жители мрачные и безмолвные. Серен и Халл двигались, словно духи.
- Я посетил древние места, - заговорил Халл. - И нашел признаки активности.
- Что за места?
- К северу от пропасти. Под пологом леса некогда был большой город, простиравшийся на лиги. Весь из камня, такого типа, что я раньше не видел. Он не ломается, и лишь давление корней смогло сдвинуть плиты мостовых.
- Откуда в таком месте активность? Разве только духи и привидения?
Халл метнул на нее взор и сразу же отвернулся. - Это… места убийства. Кучи костей, за давностью лет ставшие камнем. Скелеты Тисте. Рядом с ними кости каких-то рептилий…
- Да, я такие видела. Нереки их собирают и перемалывают в лечебную муку.
- Именно. Аквитор, город потревожен, и я нашел весьма поразительные следы. Думаю, они принадлежат драконам…
- Она взглянула недоверчиво: - Согласно разбросам плиток, Оплот Драконов остается спящим тысячи лет.
- Когда ты в последний раз говорила с гадателем?
Серен поколебалась, вспомнив о попытках Пернатой Ведьмы. Судя по ее словам, в Оплотах все пришло в движение. - Хорошо, хорошо. Драконы… - Мысль о явившихся в мир драконах ужасала. - Но я не поняла, как это связано с Эдур…
- Серен, ты уже должна была осознать, что Тисте Эдур поклоняются драконам. Отец Тень, три Дочери - все они драконы. Или Солтейкены. В глубинах пропасти, совсем недалеко отсюда, можно найти разбитый череп дракона. Я думаю, что это Отец Тень. Тот, кого Эдур зовут Кровавым Глазом. Возможно, там коренятся истоки предательства, вера в которое стала самым сердцем их религии. И я нашел следы. Эдурские следы.
- И какой во всем этом смысл, Халл Беддикт?
- Будет война. Роковая война, порожденная обостренным чувством судьбы. Я боюсь за Ханнана Мосага. Он схватил дракона за хвост - и боюсь, что не только иносказательно. Это может быть слишком опасно, даже для него и к'риснан ов.
- Халл, ими теперь правит не Король - Ведун.
Шок. Лицо собеседника потемнело. - Делегация привезла с собой ассасинов?
- Его низвергли перед прибытием делегации. О, как все началось, я не знаю. Брат Бинадаса, Рулад. Он умер и восстал, и у него был меч - дар, которого искал Ханнан Мосаг. Рулад провозгласил себя императором. И Мосаг встал перед ним на колени.
Глаза Халла сияли. - Я же говорил! Судьба.
- Ты решил называть этот так?
- В твоем голосе гнев, аквитор.
- Судьба - ложь. Судьба - это оправдание жестокости. Это доспехи, которыми убийцы закрываются от укоров совести. Это слово, желающее заменить собой мораль, отвергающее все этические толкования. Халл, ты предался лжи, и не по неведению.
Они уже дошли до мостика. Халл Беддикт резко встал, поворачиваясь к ней лицом. - Ты давно меня знаешь, Серен Педак. Все было слишком давно, чтобы я мог вернуться к жизни. Я не слеп к этой истине, равно как к истине о тебе. Ты человек чести в мире, уничтожившем честь. Если бы я мог заимствовать у тебя твои черты, я стал бы таким же. Я присоединился бы к тебе на всю жизнь. Но мне не хватает твоей силы. Я не могу переделать себя самого. - Он замолчал, смотря на нее, и вновь заговорил, не дав собеседнице раскрыть рта: - Ты права, я не слепец. Я понимаю, что значит "принять судьбу". Я пытаюсь сказать только вот что: это лучшее, на что я способен!
Она отступила, будто подчиняясь граду ударов. Вперила в него взор и поняла: он говорит искренне. Она хотела закричать, выразить отчаяние и гнев - пусть звук прокатится по городу, словно окончательный и откровенный ответ случившемуся здесь.
"Но нет. Я дура, если думаю, что другие чувствуют то же. Прилив наступает, и мало кто способен противостоять этому".
С разрывающей сердце нежностью Халл Беддикт коснулся ее руки. - Идем, нанесем визит Первому Евнуху.
- По крайней мере, - начала Серен, пока они шагали по мосту, - твоя позиция стала менее важной, и потому ты кажешься им менее опасным.
- Думаешь?
- А ты нет?
- Это зависит… Рулад может не принять мое предложение союза. Он может не поверить мне.
- Что ты сделаешь тогда?
- Не знаю.
Гостевой дом был переполнен. Прибыл финед Герун Эберикт с телохранителем Первого Евнуха, Рулитом, и дюжиной других стражей и чиновников. Войдя, Серен и Халл обнаружили себя под огнем гневных тирад принца Квилласа.
- … волшебники обоих наших лагерей. Если ударить сейчас, мы можем разрушить самое сердце мерзкой тирании! - Он повернулся. - Финед Мороч Неват, ваши маги здесь?
- Трое из четырех, мой Принц, - ответил воин. - Лаэрдас остался при кораблях.
- Очень хорошо. Ну, Первый Евнух?
Нифадас стоял неподвижно, внимательно смотрел на принца. Не отвечая, он обратился к пришедшим: - Аквитор, дождь все идет?
- Нет, Первый Евнух.
- А Бурак Преграда готов отбыть?
Она кивнула.
- Я задал вопрос, Нифадас! - зарычал мрачный Квиллас.
- Ответить на него, - медленно произнес Первый Евнух, уставившись на принца маленькими глазками, - значит признать важность вопроса. Он не важен. Перед нами не только Ханнан Мосаг и его К'риснан. Император и меч. Вместе они стали… чем-то иным. Сопровождающие меня полностью мне преданы, я уверен. Скажите, Принц, сколько убийц вы привезли под видом волшебников?
Квиллас не ответил.
Нифадас обратился к Геруну Эберикту: - Финед?
- Двоих, - отвечал тот. - Оба здесь, в комнате.
Нифадас кивнул и, видимо, решил сменить тему. - Халл Беддикт, я не знаю, принимать ли ваше приветствие.
- Я не огорчен вашим замешательством, Первый Евнух.
- Аквитор ввела вас в курс дела?
- Да.
- И?
- Ради всего благого советую вам уехать. Как можно скорее.
- А что сделаете вы?
Халл нахмурился: - Не вижу причин отвечать.
- Предатель! - зашипел Квиллас. - Финед Мороч, арестовать его!
Лицо Первого Евнуха тронула гримаса неудовольствия, едва Неват вытянул меч и шагнул к Халлу.
- Вы не смеете, - сказала Серен Педак. Сердце тяжело билось у нее в груди.
Все лица обратились к ней.
- Прошу прощения, мой Принц, - продолжала она, стараясь говорить спокойным тоном. - Халл Беддикт находится под защитой Тисте Эдур. Этот статус ему обеспечивает родство с Бинадасом Сенгаром, братом Императора.
- Он летериец!
- Эдур такие тонкости не заинтересуют.
- Закончим на этом, - сказал Нифадас. - Арестов не будет. Принц Квиллас, время дорого.
- Мы будем бегать по команде этого "императора", Первый Евнух? - Квиллас трясся от злости. - Он звал нас? Отлично - пусть ублюдок подождет. - Он дернулся, разворачиваясь к Халлу. - Знай, что я намерен объявить тебя предателем и врагом Летера. Ты поплатишься жизнью.
Единственным ответом Халла стала усталая улыбка.
Нифадас обратился к Серен: - Аквитор, вы сопроводите нас на аудиенцию к императору?
Это приглашение ее удивило и не на шутку встревожило. - Первый Евнух?..
- Конечно, если Бурак согласится обождать. Лично я уверен, что согласится. Пошлите кого-нибудь известить его. - Он взмахнул рукой, и один из слуг поспешно вышел. - Халл Беддикт, я полагаю, вы также намерены говорить с Императором Руладом? Сопроводите нас хотя бы до цитадели. Сомневаюсь, что кто-то поймет наше совместное появление превратно.
Серен не смогла угадать мотивы, лежавшие за приглашением Нифадаса. Она чувствовала себя выбитой из равновесия.
- Как пожелаете, - дернул плечом Халл.
Четверо летерийцев во главе с Нифадасом оставили гостевой дом и направились к крепости. Серен потянула Халла назад, на шаг отставая от принца и Первого Евнуха. - Не уверена, что мне это нравится, - прошептала она.
Халл хмыкнул. Серен не сразу поняла, что это был смешок.
- Что тут смешного?
- Твоя способность понимания. Всегда восхищался твоей способностью сохранять спокойствие.
- Нерешительность считается пороком…
- Если ты жаждешь решительности, Серен, присоединяйся ко мне.