Копытиха во все глаза, не скрывая любопытства, следила за ним. И кивала, соглшаясь с ним, головой.
- От сглаза, от порчи. Этого не знаю… Говорят приворотное варить можно. Но это не для меня. Черным тянет от него.
- Эко вы оба обрядились не по здешнему. - Улыбнулась хозяйка. - В пути ладно, а на людях глаз дразнит, на нехорошее наводит.
Бабка рылась в углу, собирая на стол.
- Разносолов нет, не обессудьте. Но зато в радость.
Остановилась с горшком напротив Влады.
- Ровно яблочко наливное. Румяное и само в руки катится. А приняла на ручки комочком вот такусеньким. - Поставила горшок и показала на ладони рукой размеры комочка. - Пищишь и губешками шлепаешь, титьку просишь. Матушке твоей те родины не сладко дались. Князь, батюшка твой, ночью, сам, за мной прискакал и всвоем седле увез. Ты же вон какая стала. Лебедь белая.
Лада смутилась и покраснела.
- Перехвалишь, бабушка.
Приговаривает Копытиха, а руки ее ловко и умело пробежали по телу княжны. Коснулись тугих грудей, пробежали по животу, прокатились по крутым бедрам. Шлепнула шутливо по ягодицам.
- Тебе же, девица, деток долго не видать.
- Как же так, матушка? - Испугалась княжна. - Я и матери - ольхе поклялась, что сына Ольхом назову, а коли дочь, так Ольхой будет зваться.
Копытиха, казалось, вовсе не разделяла ее страхов.
- Да вы к столу, к столу садитесь, не чинясь.
- Грибочки только из лесу, ягода спелая, яички… Молоко козье для здоровья. Медок.
Дождалась, когда на лавку в угол сядут кулачками щеки подперла и заулыбалась, глядя на них.
- Простоволосая ходишь. Думала не угадаю? Не в девках, не в бабах. Э, милая! Девка после первой ночи с парнем и глядит по иному, и ноги ставит по другому. И к народу себя иначе несет.
- Так я же по батюшке с матушкой зарок дала до году волос не плести. - Конфузясь, попробовала оправдаться она.
Но старуха перебила ее.
- Про косы кому другому плети. - Отмахнулась старуха. - А детки у вас будут. И Ольх, и Ольха. А от них род потянется на многие века. Сильный, могучий. Но много позже. Вижу, не для красы в одежку воинскую срядились В путь - дорогу дальнюю. И где остановитесь, не скажу. Не видела, сколько бы не глядела.
Княжна облегченно вздохнула.
- Слышал, Радо? Не обманул сон… Рядом мне быть.
Копытиха же уже не слушала ее. Взгляд ее остановился на рукояти его меча.
- Далеко вас этот меч уведет. И сила в нем заложена великая, и бессилие. Войну несет он в себе и мир. И жизнь, и смерть. Вот как нем все свернулось и перепуталось разом. - Улыбка исчезла с лица и глаза потемнели. - Вот как…
- Затем и пришел к тебе, матушка. - Кивнул головой Радогор, не скрывая своего восхищения ее прозорливостью. И сам не зная как и почему выложил перед свою заботу. - Дедко Вран, старый волхв, полвека хранил этот меч под своей смертной домовиной, от глаз людских прятал. И страшным заклятием от чужих рук закрыл. И я свое добавил. Да отыскался хозяин меча. Назад требует. А отдать не могу. Великие беды народы ждут, если меч к нему вернется.
- Будет еще время, будет Радогор для этого. Успеем и поговорить, и посмотреть что и где. Но не за этим же вы чуть свет ко мне приехали?
Радогор засмеялся. Ничего не скроешь от старой.
- Не за этим. Опять угадала матушка.
- Угадывает ворожея. - Отрезала Копытиха и обидчиво поджала губы. - А я вижу.
- Когда к городу шли, подсылы нас ждали. За головой княжны шли. Свища уж, Клыка не стало, а нынче ночью снова были. И не простые подсылы, матушка. - Умолк, не зная, как доходчивее объяснить старухе то, с чем он столкнулся. Наконец, догадался. - ладушка, смотри в ладонь.
Слова прозвучали настолько неожиданно для княжны, что она вскинула голову. Ладонь медленно прошла перед ее лицом. Взгляд ее остановился, кружка с молоком остановилась перед губами.
- Поняла ли, матушка? Велю ей сейчас козу доить, пойдет. И ягоды собирать побежит. Убить велю, возьмет в руки и убивать пойдет. А очнется и не вспомнит. Так и те подсылы шли. Будто мертвые… Не сами шли, вели их.
Пальцем не больно щелкнул княжну по лбу. Взгляд ожил и кружка коснулась губ.
Копытиха с изумлением смотрела на спокойное лицо Влады, для которой, казалось, кроме кружки с молоком и хлеба с медом ничего не существовало. Потом перевела взгляд на Радогора, на его руку.
- Все трое мертвые. Мертвее не куда. После меня не оживают. - Говорил уверенно, без похвальбы. - А мнится мне, поднимут их снова. И встанут они и пойдут.
Старуха надолго задумалась. Глядя то на его лицо, то на его руки, то на, ни чего не подозревающую, княжну.
- Я уж и так смотрел и этак… но не могу пробиться. В огонь заглядывал, на воду. И сквозь персты… Заклинания какие ни есть перебрал, чтобы человека найти.
- Скажи хоть одно, скажу то ли…
Радогор, не долго думая, хитроумно сплел пальцы. Взгляд его остановился, уставясь в невидимую точку и губы его зашевелились, произнося заклинание.
Умолк, чтобы перевести дыхание, и заговорил снова.
- Я уж начал думать, что слова, грешным делом, не так выговариваю.
Взгляд Копытихи стал еще задумчивее.
- А не древу ли старому поклонялся твой волхв Вран?
- И ему тоже. Но Рода чтил. И Бэру благоволил. Да и я отцу - дубу кланяюсь. А мать - ольха Ладе полюбилась. Не так ли, Ладушка?
Выслушала его, с пониманием покачивая головой. И княжну взглядом не обошла.
- И много заклинаний упомнил?
Радогор на миг растерялся. Но ответил сразу.
- Вроде …
- А что еще умеешь?
- Кроме волхвования? - Радогор растерялся еще больше. - на мечах могу биться., копьем или стрелой… Ножом. Пальцем могу поразить, а то и взглядом.
Повернулся, посмотрел на двери остановившимся взглядом и двери медленно отворились.
- Могу и наотмашь выхлестнуть, когда нужда придет, но боюсь совсем вылетят. Воевода Смур далеко стоял, а не одну сажень на спине катился, а я его чуть задел. - Чистосердечно признался Радогор. - К земле, к лесу заклинания помню. Даже темных духов могу вызвать. Но не хочу.
Копытиха слушала молча, не прерывая, часто кивая головой, прежде, чем сказала.
- Многих народов волхвование собрал твой волхв, Радогор. Я и малой части их не знаю. Великую силу, меры которой ты по молодости лет и сам, пока, не знаешь, вложил в тебя волхв. Но думай прежде чем ее на волю выпустить. Головой думай. Сердцем угадывай. К душе примеряй.
Тяжкими глыбами валятся на него слова старухи. Даже Лада оторвалась от чашки со спелой нарядной лесной ягодой и глядела на него широко раскрытыми глазами, словно только что увидела.
- Я и так берегусь, матушка. Ослеп от злобы, когда дедку убили. Обеспамятел. Так потом сам боялся. Лес ходуном ходил. Земля рвалась и огнем горела. Теперь уж не на заклинания, на руки больше надеюсь.
- И не надо, Радогор, пока меры не угадаешь. - Сказала она, все так же задумчиво глядя на него. И заулыбалась. - Значит, говоришь, человека искал?
- Человека…
Улыбка стала не шире, но загадочней.
- А ты попытай счастье, попробуй в черной дрягве, в непролазном болоте порыться. Может, там найдешь, то что искал. К каждой точке приглядись, в хляби глубокие загляни, траву - осоку раздвинь. Только пальцы не изрежь. Сдается мне, ребятки, старый Упырь лютует. Давно, менгя тогда еще и в пометухах не было на свете, повздорил он из - за места с пращуром, вот ее… - Указала взглядом на Владу. - Да, от обиды и скрылся в дрягве. А надо сказать, что упырь тот черным колдовством баловался. Там, в дрягве, и одичал совсем. От злобы и зависти облик человеческий утратил. Чистая нелюдь. И дед твой, девица, ненароком помер. И батюшка с матушкой. Свищ, слов нет, подлый был человечишко, но ума бы у него не хватило благодетелей своих, с чьих рук кормился, извести. Про Клыка и говорить не буду. Под стать себе воеводу посадил Свищ. Его, Упыря рук, дело. В дрягве его ищи, Радогор. В дрягве. А я пока про меч и его хозяина допытаюсь. Уж больно чуден и грозен он, я говорю про меч. Говоришь, поспорили?
Радогор нехотя пожал плечами.
- Не говорил… но поспорили. С тем и разошлись.
- Так уж и разошлись? - Копытиха и не думала скрывать недоверие к его словам. И с просила с легкой усмешкой.
- Ну, да. Он мне слово, я ему…Не без этого.
- А, ну да…
- Подрались маленько. Совсем уж неохотно сознался он.
- Совсем маленько. - Не утерпела и вмешалась в разговор княжна. - Ягодка меня верст за пять увез, а все слышно было, как они спорили. Деревьев горы навалили, зверю не пролезть. И самого будто звери лютые драли. Места живого не было. Кости белые было видно.
- Оно и понятно. - Охотно согласилась Копытиха. На то и мужик. Морда есть, а кулак всегда на месте. И память останется.
И соскочила с лавки, чтобы убрать со стола.
- Я помогу, бабушка. - Подхватилась за ней Влада.
- Не мне, ему помоги. - Кивнула хозяйка головой на Радогора. - Ночь не спал. Да и до того, чай немного при такой - то красе спать приходилось.
Вогнала Ладу в краску и развеселилась.
- И верно! Что его жалеть? На двоих припасено было, а одному досталось. Не убудет. А бабий век короток. Не успеешь двух разов вокруг себя обернуться, и вот она - Копытиха! С боку на бок, с ноги на ногу переваливается людям на смех.
Рассмеялась, с удовольствием глядя в их смущенные лица, и подтолкнула к дверям.
- Идите уж. Травки свежей набросайте где ни то. А я холстину дам. Да и подремлите. Иначе долгим день покажется. А я той порой поразмыслю да поколдую. Или не ведьмой старой меня люди кличут. И с птицей вещей поговорить надо.
Глава 16
У Копытихи прожили не день, как хотели. На три дня задержались. И еще отпускать их не хотела.
- А пусть их, узнают каково без руки жить, да без вожжей обходиться. Налаются, нагрызутся, да и сами приползут. Рассуди, де, княжна. Умиротворь нас. Жить одним ни как не выходит.
Не пускала, и знала, что делала.
Оказалось, что Радогор юнец юнцом, а такое знает, о чем она и думать не думала.
Перебирая однажды ее травы, отложил пучок в стороны и поморщился.
- Дедко говорил, что это черное. Приворот и отворот творить можно. Присушить, присушишь, а душу погубишь. И тому и другому. Потому, как жить в неволе нельзя. И с отворотом так же. Жить, человек живет, а душа томится. А вот одолень - трава в воинском деле сгодится. На вид неказиста, а и камень крожит, и доспех, дедка сказывал, ломает и рвет. Но не для всякого. Иной дуреет от нее, себя не помнит.
- А это?
- Сон - трава. Эта же, с желтыми цветками, для ран хороша. Надави соку и смачивай. Рана не портится и гнилью не пахнет. Эту же лучше от девиц как можно дальше держать! Захочет грех от людей скрыть, запарит ее круче, настоит до черна и напьется. Дитя после этого мертвым появится или с кровью истечет. А то еще камень есть такой. Плеснешь на него водой, а он вдруг начинает разваливаться в творог. Но и это черное.
Влада слушает их, широко раскрыв рот.
- Как ребеночка- то можно? - и рот ладошкой прикрыла, когда страшные слова вымолвила. - Живой ведь он. Ножками стучит. Переворачивается, будто бы бок отлежал.
- А ты не слушай! - Прикрикнула Копытиха на нее. - Мала еще такие разговоры выслушивать.
Вспыхнет от обиды, но и не подумает выйти за порог. Забьется в уголок, затаится и аж уши оттопырит, вслушивается.
Вран здесь же, на столе толчется. Глазом не моргнет, словно понимает каждое слово.
- А на воду как дуешь? Впрямь, или искоса? Как бы с боку.
- Это, когда что увидеть надо. Если близко, то впрямь надо бы. Но мне этого не надобно. Если не далеко, то я и без воды вижу. Но лучше воск на воду лить… А вот огонь лучше, когда сам прогорит. Его торопить, только делу вредить. А когда уж прогорит, то дымок слабый от него исходит. И пепел с угольками сами складываются как надо, успевай, смотри.
Но чаще всего они слышали. - "Но мне и этого не надо. Руками скорее выходит".
Не выдержала как - то бабка его слов и спросила, отводя глаза в сторону, чтобы спрятать смущение.
- Покажи, молодец, как руками - то у тебя выходит
Радогор ни чуть не удивился ее просьбе. Словно сам ждал ее слов. Смотрит то на бабку, то на своими руками. А руки словно ком податливой глины в ладонях сминают. И поднес их к ладони старухи. С его ладоней полилось на старые, узловатые руки, ровное и мягкое тепло.
- Княжну так же на ноги ставил? - Отнимая у него свои руки, хитро улыбнулась Копытиха.
- Девицу то? Да еще в беспамятстве? Как можно? Да она и на девицу в ту пору не похожа была. Так, комок неразборчивый. - ответил Радогор, с трудом скрывая возмущение.
- Ну - ну, не сердись. К слову пришлось. - Засмеялась бабка. - А вот как ты жар в ладони нагоняешь, не пойму.
- А ты в терем приходи, матушка. Я за тобой и лошадь пришлю. Поживешь там, а я, что успею, покажу. - И таинственно улыбнулся. И как огонь запалить, тоже…
- Он и мысли угадывать может, бабушка. - Вмешалась Влада, не утерпев.
- Все твои мысли, девица, в глазах стоят и через одежку выпирают. И угадывать не надо. - Бабка не выдержала и громко расхохоталась. А Влада покраснела густо - на - густо.
- Бабушка!
- Но не каждому все дается. Я вот на слепо долго ходить не мог. Остальное вроде все легко давалось. А иногда и то делал, чего и дедко Вран не знал. А на слепо…
Влада подергала за рукав.
- Радо, давай не поедем сегодня. Останемся, погостим еще. - Глядит на него умоляющими глазами. - И бабушке веселее будет.
Копытиха молчит, но по глазам видно, что не хочет она, чтобы уезжали. Но не утерпела.
- А и верно, Радогор, зачем вам в ночь ехать? - Поддержала она княжну.
- Ну же, Радо. Посмотри, как Ягодке здесь хорошо.
- Да, не трещи ты, сорока. Дай подумать ему. Оглушила чисто всех.
На бэра можно не смотреть. Воля вольная. Пропадает в лесу день деньской. А то и ночь прихватит. Муравейники… ягодники. Все его. Заявится, морда покусанная, но в меду.
- Ты зачем, охальник такой, пчелок зоришь?
Копытиха пальцем грозит, а он башку ей под руку сует, ластится и молока выпрашивает. А потом снова в лес…
- Мы еще и про хозяина меча не говорили… - Глазки хитрые, но правильно Копытиха сказала, вся хитрость на виду. - И Ратимира еще нет, Радо.
- А я вам баньку истоплю. Вместе то, поди. И не мывались еще? - Прищурилась, и княжне глазом подмигнула молодо. И долго потом хохотала, глядя на их сконфуженные лица. И решив, что все уже ясно, спросила. - Ну ка, показывай, как это на слепо ходить можно? С батожком? Или как? Ничего не утаивай, все показывай. Что ни покажешь, все здесь останется. Знать должна я с кем девка пойдет, которую прежде матери на руки взяла.
Не отвязаться Радогору. Махнул рукой.
- Вяжите глаза платом на глухо, чтобы свет не пробивался в глаза. - Попросил он, и наклонился, подставляя голову под повязку.
Вышел на крыльцо, прошел несколько шагов, приучая себя к потемкам перешел на быстрый и ровный бег, ловко огибая деревья.
- Тут не глазами надо смотреть, чем - то другим. Дедко мне говорил, но так мудрено, что я и не понял А сколько я синюх набил себе, пока гонял он меня. И лицо в кровь разбивал. И колени, и руки обдирал и резал…
- А ножи зачем на шее носишь?
- Для боя. - Пожал плечами Радогор.
Один за другим ножи взлетели над головой. Последний без замаха отправил в толстый расщепленный пень в десятке саженей от них. А он, не глядя, выхватывал, падающие сверху на его голову, ножи и отправлял их туда же молниеносными бросками.
- Баловство, не больше…
Старуха промолчала и заковыляла ко крыльцу.
- И с мечом так же можешь? - Копытиха уже не смеялась.
- С мечом проще…
Поправил повязку на глазах и меч сам выпрыгнул на ладонь. И будто ветер закрутился, завыл перед крыльцом. И только по огненным всполохам можно было угадать. Где сейчас сам Радогор и кого он разил, кромсая плоть и кости, своим древним и полным мрачных тайн, мечом.
- Зверовато! - Копытиха мрачно посмотрела на меч и покачала уже не в первый раз, головой, когда ветер стих и Радогор появился перед ними.
И до ночи не сказала больше ни слова. А вечером запалила лучина, выставила перед ними молоко и хлеб, села напротив и чуть слышно проговорила, глядя с жалостью на него.
- Страшную силу ты в себе носишь, витязь. А что еще насовал в тебя твой волхв и зачем ему это было надо, я так и не разглядела. И не дай бог, вырвется она наружу. Не совладать тебе с ней. Берегись ее, Радогор. И без нужды не показывай. Лучше пусть внутри тебя сидит. И поглубже.
Радогор ее выслушал молча, с каменным лицом. Так же молча допил молоко, встал из - за стола и вышел на крыльцо.
- А ты что сидишь? Беги за ним, успокой. Страшные я слова сказала. Не каждый спокойно вынесет. А я со стола уберу.
А немного погодя и сама появилась.
Толкнула руки под старенький передник. И села рядом.
- Солнышко садится. Опять ночь скоро… - Помолчала. - Вот так и жизнь проходит в один день. Была или нет, пойми попробуй.
Поймала на себе вопрошающий взгляд Радогора. Заговорила, будто сама с собой, глядя под ноги.
- Род, он один на всех, как бы не звался. Как красно солнышко. Пращура его, как тебя звали. Радо, Радость…
- Ты к чему это, матушка.
Словно не слышит его, и не видит.
- Слово то какое. Радо! Само с языка катится колесом.
Влада бросила из - под ресниц на него лукавый взгляд. Обхватила за руку и прижалась к нему.
- Так и Род. Как бы не сказал, а все равно Род. А тот у него из первых был И тоже по разному звался.
- И как же, матушка?
- Не к ночи звать его. Его не зови, так сам явится. И во все то он лез, во все совался. Впереди Рода быть хотел. Род, де, стар стал, немощен. И дела больше не делает. Умом, де, оскудел. А народ без руки со стороны на сторону шатается., другим богам кланяется. Из молодых. И восхотел сам богом стать. Разразилась тогда между великая пря. Горы тряслись и в мелкие камешки рассыпались. А там, где они стояли, вода разлилась без края. Смотри, не смотри, а берега глазом не достанешь. А горы уж в другом месте вылезли. Земля огнем плескалась, на того и на другого ярилась. А куда ей деваться было, когда сама волей Рода появилась? Люди же и твари разные гибли без числа. Каменьями их давило, водой топило и огнем жгло.
Бабка замолчала, чтобы перевести дух и тоской проводила закатившееся солнце.
- Так ли было или нет, не знаю. Привелось мне так…
И снова замолчала.
Владе от нетерпения на месте не сиделось. Вертится, крутится, толкает того и другого.
- Тише ты, егоза, все бока отхлестала локтями.
- А дальше, что было, бабушка? - Спросила она, еще теснее прижимаясь к Радогору.