- Завтра же объявлю князем и никуда ты не убежишь!!
- Тесно мне здесь, Ладушка! - Стараясь не обидеть ее, вздохнул Радогор.
- Тесно? - Удивилась она. - Лавка вон какая широкая, а я вся на твоей руке уместилась.
Грудь щекочет лицо и ее колено забирается по ногам все выше и нежный пушок щекочет бедро. И Радогор чувствует, как рушатся и разлетаются в щепу, в мелкие крошки, его, и без того хиленькая крепостная стена под ее сокрушительным натиском.
А вскоре, напрочь забыв обо всех княжеских заботах, она уже крепко спал, свернувшись клубком под его рукой, мерно посапывая и причмокивая губами.
Радогор же лежал, закинув руку за голову с закрытыми глазами, прислушиваясь к звукам ночного терема.
Вот чей - то пьяный, скандальный и хриплый от выпитого, голос. Половицы скрипнули… Женский сконфуженный голос и неясное бормотание. Быстрая мышь суетливо прошелестела по полу из одного угла в другой. Ветерок прошумел над кровлей терема. Дворня стучит, немилосердно топает и гремит посудой, убирая трапезную.
Знакомое уже чувство тревоги мало - по - малу заползало в душу. Словно чьи - то глаза, холодные, цепкие, - и ненавидящие их, - заглядывали в опочивальню. Но не его искали эти глаза. Не его. Почему, не знал. Но что не его, в этом был полностью уверен. Осторожно высвободил руку из - под ее тела и спустил ноги на пол. Так же осторожно натянул портки и, ступая на носки босыми ногами, подобрался к двери. Прислушался. Тихо. Даже стража не слышно у лестницы к переходу. Прижался, бедняга, к стене спиной в темном углу, навалился на копье двумя руками и спит себе беззаботно. И бездумно!
И все же чувство, что кто - то неотрывно следит за ними, не покидало его. На палец приоткрыл двери. И снова застыл, прислушиваясь. Показалось, что быстрая, еле различимая в потемках, тень пролетела переходом к светелке княжны.
Стук падающего копья громом разлетелся по терему. Так и есть, сморил сон бедняга. А может и сердобольная рука поднесла ковш, другой.
И еще одна тень скользнула мимо.
Вжимаясь в стену, выбрался из опочивальни. Удар локтем и тень с разбитой гортанью и сломанными шейными позвонками без шума сползла по стене на пол.
Еще одного выдал месяц, не вовремя заглянувший через слюдяное оконце, в светелку. Ткнул пальцем за ухо, касанье смерти, которым он когда - то успокоил Гребенку, и этот повалился на пол. Сколь не быстр он был, а заметили. Из темноты вылетела рука с мечом, целя ему под подбородок. Умелый, выверенный удар. Качнулся в сторону, пропуская удар мимо и, повернулся на пятке. Зажал кисть с мечом в ладони и направил мимо, одновременно выворачивая ее. Рука с хрустом переломилась в локте и меч без звука упал на мягкую и толстую дорожку. И дикий вопль разорвал тишину терема.
- Тише ты! Люди спят. - С укором проговорил он. - переполошишь всех.
Пока произносил эти душевные слова чуть не пропустил удар ножа. Подлый удар. Снизу вверх под ребра. Еле успел пропустить его под руку и зажать сгибом локтя. И слегка повернулся еще раз, ломая и эту руку.
- Теперь кричи, чего уж там. - Благодушно разрешил он. - Все равно всех перебудил.
И обрушил пятку на его колено
Третий вопль вырвался из светелки в переход.
- Не уходи никуда. Здесь меня подожди. Разговор есть.
Досадливо поморщился. Теперь уж точно, не только мертвого разбудит, всех пьяных поднимет.
Время для него будто остановилось, как уже бывало не раз. Все три крика слились в один долгий вопль. Выскочил из светелки длинным прыжком. Из его опочивальни в дверях княжна нагим телом светится и сказать что - то пытается. Рукой бесцеремонно затолкнул ее обратно и двери захлопнул. Снизу девки ее по ступеням летят и на разные голоса орут. Один дурей другого.
- Огня! - Крикнул он. - Свечи запалите.
Не скучно начинается их жизнь в Верховье. Веселый городок! А он говорил - тоска! Соскучиться не успеешь, как нож под ребра получишь.
У лестницы на поверх страж сидит. В стену спиной вдавился. Копье по лестнице вниз скатилось. Рукой рану в боку зажимает. Из угла губ по бороде кровь… И вином тянет за версту. Не утерпел служивый! Пригубил зелена вина княжеского, чтобы ночью не так одиноко было.
Бэры молчали, значит лиходей не с улицы пришел, здесь затаился, выжидая, когда хмель или сон всех с ног повалит.
Девки со свечами перед светелкой толкошатся. И помалкивают, боясь за двери заглянуть, где заходится в крике гость не прошенный.
А что бы ему вопить? И сломал то всего ничего. Пару - тройку костей, не больше. А их, костей этих, у него еще осталось считать не пересчитать, ломать не переломать. Княжне в руки в потемках кроме его подкольчужника другой одежки не попало. Завернулась в него и невдомек ей, что эта одежка ей еле попку прикрывает. Девки завтра по всему городу эту весть разнесут.
Перехватил свечу и, перешагивая через тела убитых, подошел к искалеченному гостю.
- И что кричать, спрашивается? Это разве больно? - Сердобольно, ласковым задушевным тоном, произнес он. Присел над ним и повернулся к дверям. - Все вон! А мне стражу, какая есть. И княжна туда же.
И забыл о них.
А никто и не подумал уходить. Девки про страх забыли. Глазами жгут, облизывают его широкие плечи, голую высокую грудь. Затаив дыхание смотрят, как под тонкой кожей тело буграми перекатывается. Переводят из под ресниц завистливые взгляды на княжну. И думают, подлые, все сладкое всегда ей, а им только остаточки. А та стоит одной ногой, а другую под себя поджала. И в мыслях у нее нет, что разошлись полы подкольчужника, открывая глазам то, что открывать не положено. На девок зло смотрит. Весь пол мертвыми завален, а они, срамницы, на чужое добро рты пелят.
- Больно будет, когда я спрашивать начну. - Ровным, безликим голосом проговорил он.
И княжна затрепетала всем телом, зная заранее, как он будет спрашивать.
- Кто княжну убить хотел? Кто вас подослал? Вспомни Свища. И тех вспомни, кого я на дороге оставил.
Но подсыл даже не расслышал его вопроса. Дико выкатив глаза, смотрел на торчащие из продранной одежды, обломки костей и уже не кричал, верещал. По лицу Радогора пробежала тень. И поняли, у него в голове не укладывается, как можно не найти ответа на такой простой вопрос. Или два вопроса. Поднялся и снова затолкнул княжну в опочивальню.
- Тут побудь.
На девок только глазом повел, а они вниз по ступеням от него сыпнули. Терем гудел растревоженным ульем. Двери захлопали. Ноги по ступеням затопали. Кто - то мимо его плеча сунулся было в светлицу, но он придержал его рукой и двери перед самым носом захлопнул.
А вскоре душераздирающий вопль вырвался из - за дверей. И такая боль была в этом крике, что у всех, кто его слышал, сердце захлебнулось.
Княжна уже одетая в портки и поодкольчужник и с ножом на поясе, появилась в дверях. И волосы ремешком схвачены. Да так на ней все ладно и все к месту, что у девок дух перехватило. Вроде все скрыто, все спрятано и все снаружи. Даже мужи седобородые и те нет - нет, да и бросят в ее сторону жадный взгляд. И носами дергают.
Не усидела княжна в его опочивальне. Не утерпела.
Глаз полно чужих, урочливых. Уж лучше уши заткнуть и рядом постоять. А то потом хоть ложки мой, хоть с уголька сбрызгивай. Глазищами так и зыркают, так и зыркают!
Вопли вскоре прекратились и Радогор появился в дверях. Суровый и сосредоточенный.
- Этих уберите. - Указал пальцем на мертвых. И сухо распорядился. - Родичам, если есть такие, на руки не отдавать. На лед в погреб перетаскайте. Заклятие на них лежит крепкое. И черное. Черней некуда. Встать могут. Не сумел я пробиться через него.
- Мертвые? Встанут? - В голос ахнули девки.
Но он даже не повернулся к ним. Поймал на себе вопросительный взгляд княжны и неохотно помотал головой.
- Не за мной, за тобой они приходили, моя княжна.
- Кто, Радо?
Распахнула на него синие глаза, и шагнула к нему, словно пытаясь укрыться от опасности в его руках.
- Кому то мешаешь ты, Влада.
Говорят между собой и людей не замечают.
- Мешаешь. А кому не знаю. Пока не знаю. - Голос задумчивый, тихий. - Но узнаю. Эти молчали. Но не они шли тебя убивать, в спину их толкали. За веревки делали, как скоморохи куклу.
Подняла удивленно брови. Можно ли так… чтобы живого человека…
- Ты же спишь, когда в мою ладонь смотришь. - Не весело усмехнулся Радогор. - Вот и они спали. Толкни их в то время, они и не вспомнят ничего. Я же говорю, волхв не из слабых.
Скрылся в опочивальне и на той же ноге вернулся обратно. Но уже одетый, с мечом за спиной и луком в руке.
Дворня выносила убитых. И Радогор крикнул вслед.
- Караул поставить крепкий. Встанут, греха не обобраться.
- Мертвые то? - Всплеснула руками девица с шаловливыми глазами, чей взгляд неотступно, приводя княжну в бешенство, неотрывно следил за ним.
Радогор промолчал, провожая убитых задумчивым взглядом.
- Нам бы с тобой, госпожа моя, до Ратимира продержаться. А там уж я до всего докопаюсь.
А и не госпожа, не госпожа!
Глаза отводит витязь. Чтобы худого на нее не подумали. И думать не надо. Все на виду. И кто тут госпожа, и кто тут господин и слепец разглядит. А то оговорки, когда по имени назвал, не слышали!
- Мне бы, Ладушка. - Вот и снова оговорился! Кроме княжны и не видит никого рядом. - Только бы узнать, увидеть его. А там уж я нашел бы к нему дорогу.
Рука сжалась в кулак и все показалось, что слышат они хруст ломающихся шейных позвонков.
- Я бы нашел что ему сказать!
А то не слышали его разговоров.
Владу словно кипятком обожгло. Догадка осенила. Вспыхнула и зарделась от счастливой мысли. Глаза из синих в голубой цвет окрасились. Ухватилась за его руку, не оторвать.
- Знаю, знаю, Радо, кто нам дорогу укажет. И ка я сразу не вспомнила. Бабка - ведунья! Батюшку от ран выхаживала. Или спину ему на место ставила, когда, бывало, обезножит. Она, почитай, половину города на своих руках выносила. Повитуха.
От нетерпения на месте не стоится.
- Эй, там! Коней седлать велите! - И заторопилась.
- Едем, Радо, едем!
И потянула его за руку из терема.
- Девки, не стойте ровно не живые. Бегите, готовьте гостинцы. Да, больше кладите, не жалеючи.
Посветлела от счастливой мысли. И от терема подальше. Ноги на месте не стоят.
- Шевелитесь, колоды толстомясые! Вас только за смертью посылать.
И где только мясо увидела? Девки на подбор. Одна к одной.
А что за ней посылать, когда вот она, родимая, под ногами, на льду лежит.
Конюхи вывели двух оседланных коней.
- А где моя Буланка? - Вздернула бровки. Ноздри гневно дрогнули и сердито затрепетали.
- На свое подворье свел Буланку воевода Свищ. - Молоденький парнишка, помощник конюха, стоит перед ней враспояску, виновато опустив голову. - И батюшки твоего, покойного князя, жеребцов увел туда же.
- Вор он, не воевода. Кучей тухлого мяса валяется ныне у городских ворот. - От ненависти губу прикусила. - Всех вернуть! Сама смотреть буду, как вернусь!
- Не суди его так строго, княжна. - Вступился за него Радогор, успокаивая ее тихим, спокойным голосом. - Подневольный он. Что сказали, то сделал. Не своей волей увел. Не класть же ему голову под топор?
Княжна вспыхнула и густо покраснела. А Парнишка благодарно поклонился, продолжая удерживать поводья, Радогору. Радогор закрепил торока с гостинцами у своего седла, без слов поднял ее на руки и усадил верхом.
- Показывай дорогу, княжна.
Принял у парня поводья, перекинул их через горделиво поднятую голову лошади без стремян взлетел в седло.
Городские ворота все еще закрыты. Чуть- чуть только рассвет занимается. Из - за событий, которые свалились на них, день с ночью перепутали. Проехали шагом мимо того, кого еще недавно звали Свищом и Влада облегченно вздохнула. Затих. Отмаялся. И вопросительно посмотрела на Радогора. Тот с полным равнодушием пожал плечами
- Если хочешь, вели закопать за городом. Как не крути, а на двух ногах ходил, хоть человеком и не был.
- Завидев их, страж без слов, принялся снимать закладень и Влада на скаку успела бросить.
- Закопайте!
Первая вынеслась из ворот, горяча коня каблуками. Наклонилась к конской шее, распущенные волосы по ветру рассыпались.
- Догоняй, Радо!
Лицо раскраснелось. В глазах радость светится.
Радогор в седле, как на лавке в трапезной, сидит. Ноги на стременах стоят твердо. Спина прямая. Не качнется и поводьями не тряхнет. А конь его и без поводьев понимает.
- Хорошо то как, Радо, мне на воле! Догоняй! Одна убегу.
Крикнула, не оборачиваясь, продолжая торопить коня.
Думала, что задохнусь в тереме. Кругом глаза злые и завидущие. Не рады, что вернулась. Не успела пожить, как уже поторопились зарезать. Сначала Свищ, а потом и Клык… А теперь и вовсе неведомо кто. Скоро батюшку, князя своего, забыли!
Радогор слушал ее в пол - уха и улыбался.
- А меня хотела в князья усадить. Сама же только за ворота и словно охмелела. И глазки шалые.
Натянул повод и поставил коня поперек дороги.
- Слушать нам сейчас, лада, не переслушать…
Княжна поставила своего коня рядом и подняла на него удивленный взгляд.
- Без Ягодки ушли. - Улыбнулся Радогор. - Слышишь, ревет? Боится, как бы мы без него не ушли. И вран крыльями хлопает.
- А бэру за нами теперь можно и не бегать. Хоть и не молода, но есть с кем время скоротать. И брюхо сыто.
Примотала повод к задней луке его седла и вытянула руки.
- К тебе хочу…
И когда он, подняв ее, перенес к себе на колени, объяснила.
- До сих пор трясет от страха. Думала, что опять то, с рогами, за тобой пришел. - Мысль неожиданно сделала резкий поворот. - И девки мои все глаза на тебя проглядели. А ну, как изурочат, порчу напустят от зависти. Или того хуже… Обманулся батюшка! Надо было ему брать в терем кривых, горбатых и кособоких. А лучше того, старых. А он будто со зла набрал одна другой краше. И всего до дыр проглядели.
Выговаривала она ему, привычно устраиваясь на плече.
А я же без тебя и дышать не могу.
Он же и малой вины за собой не видел. В чем был, в том и выскочил. Хорошо еще, что успел в портки заскочить.
- Далеко нам ехать?
- Версты две еще осталось. - Рассеянно ответила она, с головой погрузившись в свои переживания. - Радо, опять ты меня перебил. Только - только додумаюсь до хорошего, а ты тут как тут, чтобы перебить.
Улыбнулся, глядя на ее порозовевшее личико, и бросил повод.
- Иди ко мне, моя маленькая.
Обиды как не бывало. И страхи сразу прошли. И девки теремные не казались ей такими опасными. Может даже и на них, окаянных, грешила напрасно. Но дорога оказалась короткой. Оборвалась, поросшая травой, и их глазам открылась, вросшая в землю и покосившаяся на бок, избушка, крытая почерневшей соломой и подслеповато глядевшая на дорогу волоковыми окнами и щелястыми дверями.
Навстречу выкатился весь облепленный репьями, пес. Вран, свесив голову на бок, раскрыл клюв от удивления, но голоса не подал. С оглушительным, не по росту, лаем, летел он на них, но завидев важно вышагивающего бэра, остановился, взвизгнул и пустился обратно.
За избушкой заметили козу на привязи и несколько скучно бормочущих куриц.
Спустил с седла на землю княжну и спрыгнул сам, перемахнув ногу через голову коня. Не князь, чтобы до крыльца в седле сидеть. И не воевода спесивый. А хозяйка честь увидит.
И увидела.
Выплыла в двери, переваливаясь с ноги на ногу, распахнув руки в стороны и отведя локти назад. Молча ждала, когда подойдут ближе, ощупывая их внимательным, изучающим взглядом. Цыкнула на собачонку, даже ногой притопнула, не боясь, что ветхое в три доски крыльцо, развалится.
- Здравствуй, бабушка. - Влада не торопясь, уважительно поклонилась.
- И тебе, дитятко, не хворать. - Голос оказался на удивление мягким, будто от самого сердца шел. Ответила и на поклон Радогора, успев при этом заглянуть в его глаза. - А выросла то как! И мясом обрасти успела.
Все подмечает ее глаз, и малости не упускает. И Влада густо покраснела.
- А ничего нет в том стыдного, девица, если парень люб. - Мельком заметила она и перевела взгляд на Радогора. - Заждалась я тебя, добрый молодец. Думала, в вечеру приедешь, ан и не угадала. Копытихой меня зовут. А кто - то и Ковылихой величает. Сам видишь, как хожу. Ковыляю с ноги на ногу, а то и просто качусь на том месте, на котором добрые люди сидят. Вот появились бы вчера и душ погубленных понапрасну не было. Я не про Свища, и не про Клыка. Дурная голова всегда себе яму найдет. Ой, да что же я вас на пороге держу. Совсем заговорила.
Всплеснула руками и переваливаясь со стороны на сторону, отступила, едва не повалившись с крыльца.
- А ты, парень, не обидишь ли мою живность? - Поманила рукой бэра и, заглядывая ему в глаза, безбоязненно провела рукой по толстому загривку. - Смотри у меня, я проказников не люблю. Разом на веревку и к дереву привяжу.
Ягодка, смущаясь, что - то бормотал в ответ.
- Ин ладно. Ягодок тебе сейчас вынесу и медком угощу.
Радогор, слушая ее воркотню, тихо улыбался. На душе стало сразу хорошо. Светло и покойно. Как у дедки Врана. Отвязал торока и остановился у крыльца.
- Прими гостинцы, матушка.
- Копытиха я, милок, Копытиха.
- Нет уж, язык не повернется тебя так величать. Если не обидишься, матушкой звать буду. - Улыбнулся, теплея глазами. - Хорошо тут у тебя. Тихо. Душа отдыхает. Как у дедка Врана. Только жилье иное было. Покрепче.
Вран давно уже переступал с ноги на ногу на его плече, стараясь заглянуть бабке в глаза, и щелкал клювом.
- И тебе здравствовать, вещая птица. - Кивнула головой Копытиха. - Ночь придет, потолкуем. Посудачим по стариковски. А теперь прости, гостей потчевать надо.
Перевела взгляд на Радогора. Его голова едва над крышей не поднимается, и пожевала губами, раздумывая.
- А то можно и здесь, на травке.
Но Радогор, не слушая, втиснулся в двери и задохнулся в знакомом запахе трав и корешков, которыми были увешаны все стены и даже потолок. Глаза разгорелись, до чего показалось здесь все родным и близким. Находил знакомые цветы, втягивал в себя их запах и улыбался. Палицы выловили корешок.
- Смотри, Ладушка. Этим я тебя потчевал, чтобы душа успокоилась и тревога ушла. Чтобы страхи твои улеглись. А вот этот… - Пальцы ловко выловили из связки другой корень, как бородкой, украшенный тонким волосом. - А вот, чтобы днями шагать можно было, не уставая.
Глаза разбегаются, взгляд бегает по связкам и пучкам трав. А рука сама тянется к ним.
- Этим кровь остановить и раны залечить можно быстро. А вот от огневицы. Это от сухотки…
Влада, слушая его, не утерпела, засмеялась и, подойдя сзади, обняла, прижавшись к его спине.
- И понять нельзя, глядя на тебя. Радо, воин ты или волхв. За меч возьмешься, витязь, о которых песни поют и сказки сказываю, а увидел травки да корешки и глаза светятся. Но если бы не ты, меня и в живых бы не было уже.
Повернулась к старухе и пояснила.
- В беспамятстве я была тогда. Уже и дышать почти не дышала, когда вызволил он меня.