- А доведись мне помереть, так и слезы не уронит. Обязательно отговорку найдет.
И громко, решительно на весь лес заявила.
- А мне вот для него слезы не жалко. Вся уревусь обольюсь слезами с ног до головы. И пусть ему будет стыдно от моего такого непосильного горя, пеньку гнилому.
- С чего бы мне уреветься, когда ты до сих пор живая? - услышали они, полный удивления, глуховатый голос лешего. - Вот, когда умрешь, тогда и узнаешь кто уревется, а кто нет.
- Ну, вот! Дождалась! - Кикимора, не скрывая своей радости, повернулась к ним. - Смерти моей ждет, аспид. Признался таки. Вымучила. А уж какие кружева плел вокруг меня, устала распутывать. Хорошо еще, что хватило ума, не поддалась на уговоры. А то бы натешился и в омут головой! Или еще построже место выберет. Нет, я уж лучше годок - другой в девках побегаю. Не остарела. На мой век ихнего брата хватит. Мне матушка еще наказывала, рано замуж не убегать. А присмотреться, приглядеться.
- Смотри, не пересиди. Прогадаешь. - Услышали они осуждающий голос.
- Да уж, не прогадаю поди. Такого себе выхвачу, из под ручки поглядеть!! - Тут же беззаботно откликнулась кикимора. - Лучше веди нас, старый сучок, прямой дорогой, пока я окончательно не ослабла от голода. А лучше склонись пониже, я к тебе на руки заберусь, а то ноженьки свои белые до коленок сносила.
И лихо подмигнула княжне.
- Хоть узнаю, каково это у мужика на руках сидеть. Аж завидки берут, как ты у Радогора на руках гнездо свила. А я по своей беспробудной стыдливости не то, что на руках, на коленках не сиживала.
Леший, обреченно, вздохнул и натужно заскрипел, наклоняясь к берегине.
- Эк, ты, однако, постарел, парень. Спина не гнется, а все за девками бегать надо. Смотри, не распрямишься обратно. - Укорила его кикимора, забираясь к нему на руки.
- Когда это я бегал, когда их и близко нет. - Возмутился леший, со стоном выпрямляясь.
Кикимора возилась где - то над головой у них, устраиваясь удобней.
- Значит ко мне близко дойти не с руки, а что далеко делается, увидел.
- Ой, бросит он ее, Радо! - Встревожилась Влада за капризную берегиню. - Что ни слово, то и напоперек, то и в занозу. Бросит, и только черепки от нее полетят в разные стороны.
- Не бегал я… А сказал к тому, что и девок не видел.
- А я, по твоему, кто тебе, не девка? - Вся душа у кикиморы затрепетала от возмущения. - Я всю свою сознательную жизнь девичество свое хранила в чистоте, думала, вот оно… не напрасно страдала столько лет, а ты!
И жалобно всхлипнула.
- Вот уж верно, одно слово. Уросливая! - Укоризненно покачал головой Радогор. - Так под кожу и лезет. И как он такое терпит?
Влада загадочно улыбнулась и забежала вперед, протягивая к нему руки.
- Завидно стало, хоть плач! - Обняв его за шею, прошептала она. И засмеялась. - А ты бы не терпел?
- Так ты же не куражишься…
- В баньку бы сейчас. - Мечтательно проговорила она. - Болотом пропахла, а на руки забралась. А ты словно и в болоте не был. Волосы чистые, мягкие, волос к волосу. Как гребешком приглажены. И цветами пахнешь.
- Ладно уж, снимай. - Долетел до них разнеженный, умиротворенный голос кикиморы. - Приехали. Вон и избешка показалась.
И беззлобно проворчала.
- Тут пыхтит, там сопит, а все бы девок на руках таскал. Смотри, как Радогор идет. Не чихнет, не всплеснет. Княжна у него в руках, как в зыбке покачивается, а я всю свою красоту отхлестала и до синюх разбила о твои руки.
Закрутила головой и удивилась.
- Почитай, до самой ночи проползали.
Уснула ты… - Мягко пророкотал леший. - Вот и не заметила, как день кончился.
И со страшным скрипом наклонился, опуская ее не землю. Берегиня, помолодевшая и подобревшая, выпорхнула из его лап.
- Ты вот что… ты далеко не убегай. Может, и прибегу когда вечерком к тебе.
Весело засмеялась, как горсть гороха рассыпала, и не дожидаясь Радогора с княжной, резво припустила к жилищу Копытихи. Но опомнилась и остановилась, бросая на них нетерпеливые взгляды.
- Побойчей ходить нельзя? - встретила их сердитым вопросом. - Подруга моя все глаза проглядела, а вы в обнимку все не нагулялись.
Лада неохотно высвободилась из рук Радогора и засмеялась.
- А сам, тетушка, на руки только залезла и сразу все слова от счастья перезабыла.
- Больно мне надо! - Отмахнулась кикимора. - Это я для того, чтобы с дороги не сбиться. А то обомлел от радости, что в руки ему далась, и тащит, и тащит. Не пригляди за ним, так и мимо пробежит.
И всплеснула руками.
- Ну, вот, мы и дем, а Копытиха, подруга называется, ни сном, ни духом. А я на пироги надейся после этого!
Но уже летит, косолапя и заваливаясь на бок, бэр, оглашая лес радостным ревом И Копытиха, увязанная платом до бровей, вышла встречать их, спрятав почерневшие от работы и старости, руки под перредник.
Заприметив Ягодку, берегиня резво отскочила в сторону, а Влада предусмотрительно укрылась за спиной Радогора. Вран же пронзительно закричал, торопливо сорвался с плеча, предвидя печальный исход радостной встречи, и в два взмаха крыльями перелетел на кровлю избы.
Рыча и страдая от счастья и возмущения, бэр подлетел к Радогору, сшиб его с ног и, ворча и стеная, принялся поочередно облизывать того и другого.
- Отпусти, дурень! - Взмолился Радогор. Не щенок. Серьезный зверь. А ведешь себя, хуже не куда. Кости так мне переломаешь.
До самой избы бэр бежал, повизгивая и заглядывая в их лица, словно пытаясь узнать, где они были. - здравствуй, матушка…
- И так видно, что здорова. Что с ней сделается. Она по болоту не ползала. - Заторопилась кикимора. Про ее здоровье спрашивать, только время терять. Что вдоль, что поперек себя. А иные еле ноги обратно притащили. А про здоровье у них ни кто не спрашивает.
Копытиха улыбнулась. Давно перестала обижаться на свою вздорную подругу. Поняла, на кикимору обижаться, себе дороже встанет.
- Долго ходили… - Сказала она, обращаясь к Радогору, и окидывая его внимательным, все подмечающим взглядом. Покосилась глазом на мешок и укоризненно покачала головой. - Напрасно принесли это. надо было там оставить.
- Нельзя оставлять было. И людям показать надо будет. Пусть увидят, кто им столько лет жизнь портил. Кто - то духом воспрянет, кто - то надежду потеряет. И разноголосица утихнет.
- И так можно. - Согласилась Копытиха, хотя сомнение в голосе осталось. - Я раньше вас ждала…
- Седьмицы не проходили. - Радогор удивленно вздернул брови. - Куда же меньше. Пока туда дошли, пока обратно. И от туда не сразу убежишь. Болото, матушка. Не торная тропа.
На лице Копытихи появилось удивление.
- Седьмицу, говоришь. Не проходили? Оно и видно. А от болота что - нибудь осталось. Или не успели истоптать?
Кикимора только этого и ждала.
- Ой, подруга, совсем я осиротела. - заголосила, запричитала она. - Нет теперь моего кормильца. Только и осталось от него, что чисто озеро. И хоромину свою теперь не отыщу. А что уцелело, так он огнем пожег.
- Упырь?
- Было когда Упырю на это оборачиваться. - Презрительно фыркнула берегиня. - Ему бы ноги во время унести. Вот он, Радогор.
И словно не она только что причитала, буднично спросила.
- Чем кормить нас с дороги собралась, подруга? Не помню, когда и еле в последний раз. Аки птица небесная крошки хлебные, осклизлые клевала. Тем и жила. А ты стала в дверях столбом, расшаперилась поперек, к дверям не подойти. И мимо не проскочить. Радогор сказал, у тебя пироги в печи стоят?
- Ну, если Радогор сказал… - Улыбнулась Копытиха, отступая в сторону. И повернулась к нему. - Ее здесь оставь. Не носи в избу. Сна не будет. К ветке привяжи и заклятием заслони.
Пропустила берегиню вперед.
- Долго же он вас по болоту водил. Я уж и ждать отчаялась. Особенно, когда загремело да загрохотало болото и ветер засвистел шальной. И на воду глядела, и на камнях раскладывала, а перед глазами одно, ночь… Так уж и не одна, две седьмицы минуло, третья началась.
Радогор и Лада переглянулись, но промолчали.
А потом уж, когда пламя поднялось над болотом, догадалась, что таки добрались вы до него.
- Матушка, не пойдем мы сразу к столу. Грязь кокорками насохла. - Сконфуженно проговорила Влада. Ополоснуться бы прежде. Это радогор будто в утренней росе умылся, а я как свинюшка вся перевозилась.
- Ну, так и беги в баню. Что ни день, жду да подтапливаю. Все вас поджидала. Только железо в избе оставьте. А на подругу же мою не берут, не меняют. Она и одна за столом отгостит.
И переваливаясь утицей, скрылась в избе. Радогор снял со спины Влады меч, растегнул поясной ремень с боевым ножом и шагнул следом за ней. Повесил все на деревянный штырь, вбитый в стену и пошел вдоль нее, приглядываясь к травам.
- Ты что там потерял, Радогор? - Копытиха подняла голову над сундуком, в котором копалась, подбирая для княжны подходящее платье.
- Травку я у тебя одну, матушка, видел. Глаза прополоскать надо.
- Значит верно я угадала, не зрячий ты?
- Зрячий. Но, как будто муть в глазах виисит. И резь… Аж слезу жмет. Какую то пыль в глаза Упырь успел бросить. Как снег искрится. А дело ночью было. Я там наскоро прополоскал водой….
Копытиха часто закивала головой.
- Знаю я эту траву. Отвар я и без тебя запарю. А к ночи проподощем.
Кикимора, не отрывая глаз от стола, забросила пирожок в рот и промычала.
- Целую горсть Упырь запустил ему в глаз. Я так и ахнула. У того Упыря меч с оглоблю, а Радогор ослеп и глаза прокопать не может.
- Ты ешь, ешь, подруга. - Перебила ее Копытиха. - Поговорить и ночью не опоздает.
- Нет. Наемся и сразу на печь. Или на полати заберусь. Такого с ними натерпелась. Что и не знаю, когда теперь успокоюсь. А, может, и вовсе не успокоюсь. Безместная я и бесприютная! - На глаза попалось опустевшее блюдо. Пока причитала, пироги словно сами в рот залетели. - Поем, как я еще пирожков твоих, чтобы душа ночью по миру не пошла. Бегай, ищи ее потом по всему свету.
Копытиха подала Радогору платье для княжны и без слов взялась за ухват.
- Я первая! - Крикнула Влада Радогору, кинулась к бане, на ходу расшнуровывая подкольчужник и скрылась за низкой дверью.
На Радогора дохнуло жаром и продымленными стенами. Лада уже, вытянувшись и блаженно закрыв глаза, лежала на полке. Но стоило ему пояявиться, как быстро вскинулась, приподнялась на локте и повернула голову в его сторону.
- Я только одним глазком посмотреть, не сурочил ли он где тебя. - С обидой в голосе сказала она, увидев, как он поспешно закрылся руками. - Уж и посмотреть нельзя.
- Совестно мне, Ладушка. - Радогор осторожно пристроился рядом. - У тебя все так ладно да так гладко. И все к месту. А я тебя только увидел…
- Ой, Радо! - Яркие синие глаза нависли над его лицом, а руки легли на грудь. - Ты еще и сам не знаешь. Как у тебя все к месту. И не спорь! Я лучше знаю. Или забыл, что берегиня говорила?
Но Радогор и не думал спорить. Ее молодое и сильное тело все решило за него, торопясь проверить, не сурочил его где подлый колдун Упырь.
Глава 22
На следующий день они уже въезжали в город. Одежда княжны была высушена и тщательно вычищена. Голову украшал, тонкой работы, золотой венец. Рукоять меча, как и у Радогора, выглядывала из - за плеча. У седла Радогора висел мешок с головой Упыря. Рядом с его жеребцом бежал, не отставая, Бэр Ягодка. А вран уютно устроился на плече.
Не останавливаясь в воротах, не спешной рысью направили коней к княжескому терему. У терема бросили поводья подбежавшим воям, Радогор вышагнул из седла и принял на руки княжну. А у терема уже собирался народ. Городок не велик и слухи в нем разбегаются быстрее пожара. На звуки десятков голосов на крыльцо вышел Ратимир. Одет он был просто. Как и они. В потертый кожанный подкольчужник с княжеской гривной на груди. За его спиной стояли Охлябя и Гребенка. Но прежде их из - за угла терема вылетела бэриха, закачалась с ноги на ноги, завидев их и взревела от радости. Заревел при виде ее и Ягодка, резво побежав навстречу
- Здрав будь, князь Ратимир. - Чинно произнес Радогор и направился ко крыльцу. - И вам здравствовать, воеводы.
Но договорить не дали.
Ратимир легко сбежал по крыльцу и обнял его. Выпустил его из рук, передавая Охлябе и Гребенке. И с достоинством поклонился княжне.
- Здравствуй, княжна Владислава. А мы уж и не чаяли вас дождаться.
И с удовольствием посмотрел в ее веселое лицо. Все пытаясь отыскать в нем ту полонянку, какой увидел ее на спине бэра.
- Потом, Ратимир. Все потом, князь. Прежде дело. - Остановила она его, и поднялась на несколько ступеней крыльца.
- Не с пустыми руками приехали мы к вам, князь Ратимир и вы, воеводы, и вы люди добрые. Радогор, развяжи мешок.
Радогор зацепил ногтем вязку, раскрыл устье мешка и запустил в него руку. Ратимир, воеводы и все, кто успел прибежать к терему, не отрывая глаз, следили за его рукой. А Радогор отбросил мешок в сторону и высоко поднял руку с отсеченной головой, которую держал за волосы.
- Вот тот, кто сеял раздор в нашем народе! Это он подтолкнул Свища к убийству моих родителей. А вашего князя и княгиню. - Звонко крикнула княжна в толпу. Голос ее заметно дрожжал, но не срывался. Это его умыслом воевода Клык отдал меня в руки своим подсылам.
Сквозь окровавленные волосы на народ смотрели холодные, немигающие глаза. На мертвой голове живые глаз.
- Это его, Упыря, за черное колдовство хотел утопить старый князь Гордич, мой дед За что и сам поплатился смертью. Отныне же будете жить спокойно. Радогор преодолел все колдовские заслоны и убил его. Вы видели, как горело болото. В том огне сгорело и тело колдуна.
Влада замолчала, чтобы перевести дыхание.
Ирадогор, не нажимая на голос, но так, чтобы слышал не только Ратимир с воеводами, но и народ, собравшийся перед теремом, сказал.
- Со мной была ваша княжна и берегиня этой дрягвы.
И бросил голову к ногам людей.
- Сделайте с ней то, что не сделал мой дед, князь Гордич. Пусть сгорит голова в жарком огне, как сгорело его тело, чтобы не вернулся уже никогда в этот мир и сама память о нем исчезла.
Дрогнули веки на голове Упыря, приоткрылись губы. И все слышали его хриплый голос.
- Меч Шеола… Знать бы раньше…
- Нельзя забывать, Лада! Коли забудут, новый Упырь придет. - Тихо поправил ее Радогор.
-Ратимир не позволит. - Так же тихо отозвалась она. Поворачиваясь к Ратимиру. - И вели своим воеводам, чтобы все исполнили последнюю волю княжны из рода Гордичей.
Голос ее дрогнул. Но она справилась с волнением и гордо вскинула голову.
- Живите спокойно, люди. Князь Ратимир сумеет позаботиться о вас. Я же ухожу с Радогором, моим и вашим спасителем.
Сняла венец с головы и с легким поклоном подала его Ратимиру.
- Храни, князь, венец княжны Владиславы для той, кто появится когда - нибудь в этом тереме.
Ратимир хоть и растерялся от неожиданных слов. Но повел себя достойно. Принял венец с поклоном.
- Буду хранить, как самую большую ценность. Верю, что пройдет время, утихнет боль, забудутся обиды и вернешься ты, вернется Радогор. - И повернулся к воеводам. - Возьмите сотню и исполните все по слову княжны. И глаз с головы не сводите пока не сгорит до тла, иначе своих лишитесь. А как сгорит, собрать все до последней пылинки и разбросать по реке. Да подальше от города уйдите. Все ли так я сказал, княжна Владислава?
Влада кивнула головой.
- Не вернусь, Ратимир. Твоему роду дальше рубеж держать. Так, что отряди воев, чтобы привезли твою семью. И воеводы пусть обживаются. Поставь им дома добрые, казны у тебя хватит. Служите народу, как Гордичи служили.
Ковырнула носком сапога землю, пробежала быстрым взглядом по лицам притихших людей и с трудом сдержала вздох.
- Нет, не вернусь Ратимир.
- Не всю же жизнь вам по дорогам бродить?
- А кто сказал, что век бродить будем? - Упрямо тряхнула головой и озорно засмеялся. - Состаримся, Радогор добудет для нас княжество. Для нас и для наших детей. Я знаю. Я видела….
Обняла его руку и прижалась к плечу.
- Ведь правда, Радо? Добудешь?
- Так и будет, ладушка. - Толпа, прислушиваясь к их разговору, притихла. - только с делами нам надо управиться сначала.
Ратимир уже тащил их, как хлебосольный хозяин, к терему.
- И гибель колдуна отпразднуем, и…
Влада замотала головой и даже руками от него заслонилась.
- Не зови, Ратимир, не ступлю больше в терем. А приезжай лучше сам к бабке Копытихе. - С улыбкой, не очень твердо ответила Влада. - Если не погнушаешься. Изба мала, да поляна большая. Охлябя, Гребенка… и вас с Нежданом ждем.
Радогор кивнул головой, соглашаясь с ней.
- Только не мешкайте, Ратимир. Загостился я, дорога ждет. - Поманил взглядом к себе князя. - И прознай все, пока не сожгли, про этот самый Шеол. Сам прознай, ни кому не доверь…
Раздвигая толпу плечом, направился к лошадям. Влада еще раз обежала взглядом людей и склонилась в земном поклоне. Повернулось, дрогнуло и сжалось сердце. Большинство из них она знала даже по именам.
- Прощайте, люди добрые. Не поминайте лихом. А я за вас у Рода милости просить буду. И князя Ратимира плечом крепите. Он вам сейчас защита и опора.
Радогор уже ждет, заглядывая на нее со своего вороного. Подвел к ней буланую лошадку, бережно подхватил ладонями за стан и так же бережно усадил в седло.
- Ну. Вот и все, Радо. Чиста я перед своей землей и людьми.
Улыбнулась, и дерзко, по мальчишески свистнула. Буланка вскинулась на дыбы и понесла ее размашистым галопом. Радогор, промедлив, пустил своего жеребца вдогонку. Бэр с обиженным ревом бросился следом.
Не останавливаясь, Радогор развернулся в седле, и крикнул.
- Можешь погостить. А как нагостишься прибежишь.
Ягодка пробежал несколько шагов, не сразу поняв его слова. Потом остановился, развернулся и весело побежал к терему.
Кони уносили их все дальше и дальше, а люди все не расходились. И смотрели им вслед, словно не княжну и ее загадочного воина провожали, а прощались с чем - то большим. И понимали, что вместе с ними уходит из города целая жизнь.
- Попрощалась?
Вопросом встретила их Копытиха у столба, с вырубленным на нем грубым, почерневшим ликом.
- Попрощались. - За двоих безлико ответила Лада.
Копытиха пытливо посмотрела ей в лицо.
- Болит сердечко?
- Болит, бабушка. Еще как болит. - Тихо, дрогнувшим голосом ответила княжна. - Но не потому, что уезжаю. Сама себе ответить не могу.
Не дожидаясь Радогора, бросила повод на шею лошади и выпрыгнула из седла.
- С детством. С девичеством своим прощалась. С землей, которая ростила тебя, холила и лелеяла ты, девонька, простилась. С этим небом, которое тебя красой одарило и глазами синими, синими…
- Когда вернулась в горд с Радогором, неа людей смотреть не могла. За матушку их простить не могла, за Свища, за подсылов. А сегодня посмотрела на них, лица хорошие, добрые и глаза жалостливые. У многих слезы на глазах. И у меня, как не держалась, а навернулись. Аж сердце сжалось.
Радогор взял поводья и повел расседлывать лошадей, давая княжне выговориться. Копытиха же обняла княжну за плечи и ласково, матерински, привлекла к себе.