– Не достанет, – с сомнением покачал головой дед Зимарь, но Керим только махнул рукой и хитро прищурился:
– Не волнуй себя, Колотун-бабай, Керим-батыр достать шаман-ага на раз-два-три!
Кочевники вслед за своим командиром приблизились к огненной ловушке Агафона и стали с любопытством наблюдать за ходом подготовки спасательной операции.
Касим подвел свою лошадь почти вплотную к огню и заставил ее развернуться боком.
Еще один патрульный взял ее под уздцы, чтобы той не пришло в голову прогуляться,
если станет слишком жарко или слишком скучно. Керим и Касим тут же лихо вскочили ей на спину и выпрямились в полный рост. Получилась почти цирковая пирамида, которой верхний край огненной стены едва доходил до пояса.
Один из кочевников протянул им приспособление из копий и веревки, над которым поработал изобретательный Керим. Приспособление действительно было похоже на удочку, только вместо крючка на конце "лески" болталась петля.
– Эй, шаман-ага, – позвал с коня Керим, глядя на Агафона сверху вниз, и заговорщицки подмигнул. – Моя сейчас через огонь твоя копье протягивать, копье протягивать, копье протягивать, копье протягивать, на нем аркан висеть…
– Чего-чего?.. – не понял Агафон.
– Чего – чего? – недовольный тем, что его прервали, переспросил Керим.
– Почему четыре раза копье протягивать?
– А-а, вспомнил, четыре!.. Точно!.. Четыре копье моя твоя протягивать!
– А-а… – скрыл усмешку, уткнувшись в плечо, чародей.
– Так вот, моя говори, там петля есть. Ты петля себе на руки надевать и затянуть
– без петля твоя себя не удержать. Как твоя готова будет – кричи, наша твоя дергать станем, как карась. Да цигель-цигель, а то копье сгорит, копье сгорит, копье сгорит…
– Четыре!
– Да, четыре копье сгорит, – кивнул Керим, – жарко тут, однако.
– Это что же я – со всего маху головой вперед на землю полечу? – недовольно скрестил руки на груди чародей.
– Не волнуй себя, шаман-ага, – подмигнул ему уже другим глазом начальник патруля.
– Моя батыр твоя ловить на раз-два-три.
Батыры внизу согласно закивали, отошли на несколько шагов за лошадь Керима и вытянули руки, всем своим видом олицетворяя трехсекундную готовность предотвратить жесткую посадку многоуважаемого шамана-аги.
– А если не поймают? – капризно заупрямился Агафон, которому идея изобразить из себя какого-то толстого глупого карася по зрелому размышлению нравилась всё меньше. Сидеть в огненном кольце и ждать, пока оно погаснет – одно, а в мгновение ока закончить свои дни в холодной грязной степи со сломанной шеей – совсем другое.
– Слушай, дорогой, не нравится твоя – тут сиди, репка пой, пока твоя костер через сто лет протухнет, – не выдержал препирательств Керим и раздраженно притопнул ногой.
Лошадь махнула хвостом, но промолчала.
Сто лет?!..
Об этом волшебник не подумал.
– Ладно, ладно, – торопливо согласился узник собственной магии2 и подал сигнал батырам. – Давайте сюда свою петлю…
-начало сноски-
1 – Впрочем, ночь была промозглой и холодной, и лошадь особенно не возражала.
2 – Собственной некомпетентности, дилетантства и профанации древнего искусства, сурово уточнили бы его профессора.
-конец сноски-
Иванушка и дед Зимарь нерешительно шагнули в сторону кочевников, не зная, как предложить помощь, но те сами раздвинули свои ряды и замахали руками:
– Сюда ходи, чужаки, в середина вставай, шаман-ага ловить будем!
И они поспешили занять освободившиеся места и вытянуть руки, как это сделали батыры Керима.
Тем временем Агафон приготовился к полету, потому что из-за стены пламени донесся его несчастный голос:
– Тяните уж, чего там… Перед смертью не надышишься…
Джигиты на коне ухватились вдвоем покрепче за свое композитное удилище, Керим вскричал: "Эй, ухнуть, да?", и они дернули враз, что было силушки батырской.
Шаман-ага, взревев от страха и боли в выдергиваемых руках, ракетой пронесся над огненной стеной сквозь колышущийся от жара воздух, и врезался в поджидавшую его толпу, сминая и опрокидывая приготовившихся ловить его людей…
При ближайшем рассмотрении оказалось, что выдернутый из своего заточения маг
приземлился не куда-нибудь, а прямо на поджидавших его появления царевича и деда Зимаря, и барахтались сейчас в грязи, оглушенные, потерявшие ориентацию в пространстве и пытающиеся разобраться, где чьи руки, ноги и, самое главное, головы, только наши трое искателей приключений.
Наконец, сортировка была произведена, верх-низ и право-лево найдены, дыхание восстановлено, и путешественники обнялись и захлопали друг друга по плечам, выражая бурную радость по поводу долгожданного воссоединения.
– Иван!..
– Агафон!..
– Дед!..
– Получилось!!!..
– Ай, да мы – молодцы!..
– Да это не мы молодцы, а Керим-батыр со своими солдатами, им спасибо говорить надо, это они все придумали, – улыбаясь во весь рот, Иванушка повернулся туда, где, по его мнению, должен был находиться виновник торжества – спаситель попавших в беду1 волшебников – и угадал.
Умильно улыбаясь и ласково щурясь узкими глазками-щелочками, едва заметными в тени мохнатых рыжих шапок, прямо на них смотрели все десять кочевников.
Смотрели, прижавшись щеками к оперениям стрел, наложенных на натянутые тетивы луков.
Улыбка застыла на лице царевича, словно примороженная любимым заклинанием Агафона.
– Ай-вай, – закачал головой Керим, не опуская оружия, – какой любовь, какая дружба… Сердце тает на твоя смотреть, на душа весна цвести…
– Керим-батыр, вы чего? – начал приподниматься Иванушка. – Что случи…
– Не двигай себя, да? – опередил его кочевник. – Сейчас мы ваша будем рука вязать, шаман-ага рот затыкать, чтоб опять чего не натворить. Кто двигаться будет – стрела башка попадет, совсем мертвый будет.
– Керим-батыр, да что произо… – невзирая на предупреждение, Иван вскочил на ноги, и тут же щеку его оцарапала и обожгла пущенная кочевником стрела. Еще несколько стрел вонзились в землю у ног Агафона и старика в виде предупреждения против необдуманных действий.
– Твоя глухой, что ли? – удивился Керим, и уже новая стрела уставилась острым трехгранным наконечником в лоб Ивану. – Моя сказать – стрелять буду, значит, стрелять буду. Зачем не понимай?
– Но…
– Ваша связать их, – мотнул головой начальник патруля, и пока восемь воинов держали путешественников под прицелом, двое ловко скрутили руки за спиной сначала Агафону, потом Ивану и, наконец, деду, и связали их вместе одной веревкой.
Керим придирчиво оглядел результат труда своих подчиненных и недовольно кивнул на чародея.
Касим подскочил к нему, ткнул кулаком в челюсть, заставив мага прикусить язык вместе с куском недопроизнесенного заклинания, затолкал в рот свою перчатку и примотал ее коротким куском веревки. Потом подумал, достал вторую перчатку и засунул ее в раскрывшийся от возмущения рот царевича. Перчатка другого патрульного была затолкана в рот старика.
-начало сноски-
1 – Не в беду – всего лишь в крошечную неприятность, само бы рассосалось, стал бы настаивать сам волшебник.
-конец сноски-
– Вот теперь хорошо, – удовлетворенно кивнул Керим, опустил лук и подошел к
Иванушке, чтобы отстегнуть от пояса ножны с давно приглянувшимся мечом и выудить из кармана честно заработанный кошелек. – Теперь айда стойбище ходить. Завтра дальше пойдем, ханство Караканское пойдем, невольничий рынок пойдем, ваша молодая, сильная, за ваша таньга дадут хороший. А старика наша на сдачу отдать. Бунчук-ага половину таньга нам давать, минус эндээс, минус пенсионный, минус растаможка, минус хозяин рынка взятка – всё равно много останется. Удачно это наша ваша встретила.
Иван яростно замычал и бросился головой вперед на вероломного кочевника.
Тот захохотал и увернулся. Царевич, лишенный точки опоры, которую он рассчитывал обрести в виде груди или головы врага, покачнулся и повалился на землю, увлекая за собой специалиста по волшебным наукам и деда в кучу-малу под смех патруля.
Керим беззлобно пнул его несколько раз и отвернулся, предоставив возможность посмотреть аттракцион "синхронное вставание без помощи рук" своим батырам.
– А если шаман-ага на рынке шаманить начнет? – тревожно спросил у командира Касим, вволю насмеявшись. – Как тогда продать? Клиент браковать будет, скидка требовать!
– Ножик язык чик – и нету. Работать руки нужен, ноги нужен, язык не нужен. Твоя язык – твоя враг, понять, шаман-ага? – Керим вперился веселым и злым взглядом в лицо побледневшему чародею.
Тому ничего не оставалось, как молча кивнуть.
Касим профессионально обшарил карманы и голенища сапог двух других пленников, но не нашел ничего, кроме деревянной ложки-ножа, подаренной когда-то деду Зимарю Тит Силычем.
Касим покрутил ее в руках, пожал плечами и швырнул в темноту.
– Чужой ложка брезговать, – объяснил он в ответ на вопросительный взгляд командира, и тот снова удовлетворенно кивнул.
– Пойдем, однако, – скомандовал он. – Рашид, Ильхам, Мехмет – их вещичка собирать, моя догнать. Чего прикарманить – секир-башка буду, да?
– Поняли, однако, десятник-ага, – покорно развел руками тот, кого назвали
Ильхамом, развернулся, и пошел с соратниками по оружию собирать небогатые трофеи
– мешок с небогатым ассортиментом продуктов, другой мешок – тощий, но отчего-то тяжелый – камней они туда насовали, что ли? – и старый грязный ковер.
Секир-башка, секир-башка…
Обижает Керим-батыр. Мог бы и не предупреждать.
Кому надо такой хлам воровать?
Стойбище кочевников располагалось всего в часе бодрой скачки от всё еще
пылавшего нездешним светом волшебного огненного кольца. Пешком оказалось намного дольше, и когда Кериму-батыру наскучило плестись похоронным шагом под натиском леденящего северного ветра, он приказал отвязать пленников от общей веревки и погрузить их на коней патрульных – поперек седла, как скатанный и сложенный вдвое трофейный ковер.
Патруль, поднимая пыль и взметая ошметки земли вперемежку с сухой травой, с гиканьем и свистом влетел на центральную площадь, окруженную шатрами из шкур, и
остановился у большого костра – правда, в этом случае, абсолютно не магического. Вокруг него с удобством расположились на конских шкурах мужчины, женщины и дети
– не меньше пяти десятков – и, подперев головы руками, затаив дыхание глядели на
ссохшегося беззубого старичка в барсучьем малахае и шубе до пят, восседавшего на самом почетном месте – на стопке из десяти волчьих шкур, сложенной в опасной близости к огню.
Старичок, полуприкрыв глаза и раскачиваясь в такт своим словам, растекался мыслью по древу – высоким надтреснутым голосом плел речитативом запутанное сказание, до сего момента всецело поглощавшее внимание заворожено внимавшей аудитории.
– …и царевич отвечает: "Грусть-тоска меня съедает". Да не тот грусть, люди
добрые, который в корзину кладут, а тот грусть, который тоска. И не тот тоска, в который гвоздь забивают, а тот тоска, который грусть…
– Э-ге-гей, посторонись!.. – гаркнул Керим, с тщательностью слаломиста на олимпиаде объезжая всех, кто попадался у него на пути1. Примеру командира следовали его батыры.
– Прочь с дорог, куриный ног!
– Чайник дрова везем!
– Чай на дрова везем!
– Не чай, дрова везем!
– Чай нет, дрова везем!
– Чай, не дрова везем!
– Какой чай, зачем неправда говоришь?
– Сам неправда говоришь! Ты у них мешок глядеть? А я глядеть! Есть там чай!..
Глаза всех собравшихся, включая сказителя, на мгновение застекленели, потом недоуменно заморгали и обратились к патрулю.
– Извини, что твоя бесценный историй прерывать, Бунчук-ага, – спрыгнул на землю и почтительно склонил перед стариком голову Керим, – но наша с подарком
вернуться. Три чужаки поймать! Один – шаман-ага, шибко сопротивляться! Вся степь
огнем гореть! Другой – Белый Батыр, вот меч, отдай самый достойный, то есть, моя. И последний – Колотун-бабай, сам сказать, имя такой, не знай, зачем. Еще у них большая грязная ковёра быть, кушать большой мешок и камни маленький мешок. Вот, сам смотреть, Бунчук-ага, всё тут.
И с этими словами начальник патруля и его батыры бросили к ногам предводителя все вышеперечисленное и в таком же порядке и стали смиренно ждать похвалы со стороны старика.
Кряхтя, мурза поднялся со своего почетного места и подошел к куче трофеев.
Первое, что попало ему под руку, был мешочек Конро.
– Камни, говорить? – заинтересовано стал развязывать он тесемки. – Красивый камни, однако…
– Скажи, Бунчук-ага, твоя всё знать, твоя мудрый, как степной лис, – уважительно склонив голову чуть набок и прижимая руки к сердцу, обратился к нему Керим. – Зачем такой камни? Что делать?
– А, это… – протянул старичок, словно не расслышал вопрос с первого раза. – Это… Это чтобы камни играть. Игра такой есть у чужаки, моя знать, читать!
И он медленно и аккуратно извлек откуда-то из глубин толстой шубы не менее толстый том и продемонстрировал его публике.
Публика благоговейно ахнула и закивала головами: Бунчук-ага один из всей их
нации обладал волшебным даром – грамотностью, и мог в своей книге прочитать всё, что угодно – от того, куда нации следует откочевать следующей осенью, и до правил игры в невиданную заморскую игру в камни.
Старик демонстративно-фамильярно полистал книжку, потрепанную до такой степени, что любой библиотекарь или простой книголюб, достойный своих очков, прослезился бы и впал в недельный запой2, нашел нужное место и показал его всей честной компании.
Честная компания закивала.
– Мой шаманский книг говорит, что это такой игра есть.
-начало сноски-
1 – Естественно, он знал, что никто из собравшихся и не пошевелится, чтобы встать и посторониться, или хотя бы просто отскочить или отползти, но что за победоносное возвращение патруля с трофеями и добычей, если на него никто не обращает никакого внимания? А внимание с такими вступительными словами ему было гарантировано.
2 – В месячный – если бы узнал, что этой книжке пришлось пережить на своем жизненном пути.
-конец сноски-
Честная компания закивала еще усиленней: всем было известно, что Бунчук-ага был
не только полноправным мурзой и сказителем на полставки, но и на четверть ставки шаманом, и его оккультные таланты доказывало то, что неживой предмет – книга – мог с ним говорить, и он его слышал.
– Смотрите, – важно предложил предводитель и достал из мешочка один камень – безукоризненно круглый, матово блестящий в свете костра, в переплетающуюся черную и белую полоску, и бросил его на землю.
Агафон беззвучно взвыл и попытался закопаться поглубже в кучу-малу, Иванушка охнул и замычал запоздалое предупреждение, и только дед Зимарь промолчал – его
уронили головой в противоположную от арены действий сторону, и поэтому он ничего не видел, и причины внезапной нервозности друзей так и не понял.
Полосатый камень покатился по неровной земле, подскакивая на невидимых глазу кочках, и остановился шагах в трех от предводителя кочевников.
Люди заинтриговано вытянули шеи и уставились на его полосатый бок, ожидая продолжения.
Тогда старик достал другой камень – желтый в неровную оранжевую конопушку – и бросил его так, чтобы тот ударил полосатый.
Куча-мала обреченно замерла, скованная ужасом перед надвигающимися катастрофами…
В тишине раздался сухой стук.
Конопатый ударился о полосатого, и тот отлетел на полшага.
– Попал, однако, – с довольным видом развел руками Бунчук-ага и обвел
присутствующих победным взором. – Моя забирать первый камень, однако. Потому что выиграть. И все остальные тоже забирать. Потому что понравиться.
Керим подобострастно подскочил к мурзе и подал ему укатившиеся шары.
– Хороший батыр, – прищурился Бунчук-ага и оглядел соплеменников. – Время поздно, однако, завтра рано снимать себя – в ханство Караканское идти. Этот чужаки – хороший знак, много рабов по дороге собрать, хороший прибыль получить. Керим большой мешок белый батыр забирать, заслужил.
– А меч?!.. – не удержался начальник патруля.
– А меч я себе взять. Когда в ханство придти – считать будем, кто больше всех раб поймать. Тот меч получить.
– А ковер? – почтительно задал вопрос кто-то из воинов.
– Ковер палатка для рабы сделать сегодня. Керим сделать, у этот костер поставить,
– обнажил все два зуба в улыбке мурза, и сразу стал похож на хищного зайца. – А то нощь холодно, раб заболеть – по дороге помирать, таньга не будь.
Кочевники согласно загомонили, дивясь мудрости своего повелителя.
– А теперь спать все! – поднял руки в благословении Бунчук-ага, намекая, что дискуссия окончена. – Да хранить наша всех духи степей, однако!
Стойбище ушло на покой, но трем пленникам было не до сна: для всех нашлось занятие по душе. Иванушка пытался развязать путы на руках Агафона, Агафон – привести в действие хоть одно заклинание без помощи речи, рук и шпаргалки1, а
дед Зимарь посвятил свободное время одной, но непростой задаче – не задохнуться, так как снова приболел, и теперь его одолевали все симптомы простуды – то одновременно, то по очереди. Во главе командования лихорадочным воинством стоял насморк.
Говорить они не могли, так как кочевники, перед тем, как устроить над ними палатку из Масдая, и не подумали вытащить кляпы, посчитав, что так будет
надежней, а если еще и ноги связать, то можно будет обойтись и вовсе без охраны. И, в общем-то, они были правы.
Иванушка, вывернув шею так, что чуть не отвалилась голова, проводил отчаянным взглядом уносимые в шатер мурзы меч и мешок с камнями, почему-то оказавшимися совсем не волшебными, а пригодными только для изобретенной мурзой игры.
Почему?
Может, силу камней могли пробудить только горные демоны?
Или хитрые шепталы просто обманули посланников Костея – взяли плату и подсунули им красивую, но бесполезную игрушку?
Но зачем? Какая им от этого была выгода? И что бы они стали делать, если бы эмиссар царя потребовал испытаний? Ушли бы, как рассказывал Конро, оставив доверчивых покупателей коротать свои дни в пещере без входа и выхода?
Впрочем, какое это теперь имело значение…
Теперь сомнению не подвергалось только одно: они должны освободиться и бежать до того, как эти варвары увезут их за тридевять земель и продадут другим варварам со скидкой, в кредит или в рассрочку на вечную каторгу.
Где-то далеко на краю Белого Света едва засветлел кусочек неба, прилипший к земле. Скоро утро. И конец всем их надеждам.
Бежать. Бежать. Бежать…
Но как?!
И он выбросил из головы отвлекающие мысли и сосредоточился на растерзании узла веревки, стягивающей запястья лежащего к нему спиной чародея.
Правда, нельзя было сказать, что затекшие и почти посиневшие и похолодевшие пальцы царевича успешно справлялись с этой задачей…
Дед Зимарь, уложенный Керимом с правого края, лицом к Агафону, снова чихнул, хлюпнул носом, надрывно закашлялся и… словно подавился.