– Так что ж ты мне раньше!.. – возмущенно вытянул шею и вытаращил глаза герой.
– Прости, миленький, не подумавши чего-то я была, со страху света белого не взвидела, куда уж там дерево различить…
– Сама-то, небось, березу выбрала… – не переставал обижено бурчать Саёк, снова позабыв о том, как положено разговаривать настоящим героям.
– Отставить пререкания! – скомандовала вошедшая в роль Серафима и повернулась лицом к новой проблеме.
Вернее, к беде.
Вся пятнадцать умрунов стояли шеренгой по стойке "смирно" и ели, как по уставу положено, начальство глазами.
Серафима – командир умрунов.
Ха.
Какое звание, интересно, мне себе придумать по этому поводу?
Комбед?
Кошмар.
И что мне с ними теперь делать?
Уничтожить умруна можно было, только прокрутив его через мясорубку…
Она вспомнила про поляну, заросшую сабельником.
Если приказать им ходить по ней, к примеру, две недели, а еще лучше – ползать, то мясорубка может и не понадобиться…
Перед мысленным взором Серафимы возник глубокий, чуть не кости, как от удара кинжалом или косой, порез на ноге поваренка, она представила, что останется от послушных приказу гвардейцев, и ее передернуло.
Конечно, неплохо бы было оставить их при себе – лучшей защиты от всех напастей в этих дебрях да и потом, когда выберемся, конечно, не придумать… Но если они
встретятся со второй бедой, под командованием Щура, или с другим отрядом Костея,
то кому станут подчиняться ее "детки", такие исполнительные сейчас, вопроса, увы, даже не возникало.
Неужели придется поступить так?..
Но другого способа избавиться от них не было.
Или был?
Или не было?..
Или был.
Идея была тут как тут – простая, как мычание.
Надо отправить их подальше, куда глаза глядят, придумав им невыполнимое задание где-нибудь за тридевять земель, чтобы Костей никогда не смог больше наложить на них руку. Где-нибудь в Вамаяси, или Узамбаре, или вообще в какой-нибудь Нени Чупецкой, где бы это ни было…
Хотя…
Можно поступить еще проще.
Совместим полезное и… полезное.
– Беда! Равняйсь! Смир-р-на! Слушай мою команду!
Гвардейцы вытянулись по струнке.
– Я, царица Елена, почти жена вашего царя Костея, приказываю вам разыскать лукоморского царевича Ивана и защищать его от всего ему угрожающего ценой собственной жи… э-э-э… целостности. Понятно?
– Так! Точно! – хором грянули пятнадцать голосов, как один.
– Никто другой больше не имеет права отдавать вам приказы! Только царевич лукоморский Иван и я! Понятно?
– Так! Точно!
– Розыск должен производиться методом обхода местности и опроса местного населения! На вопросы не отвечать! Пленных не брать! Поиска не прекращать! Понятно?
– Так! Точно!
– Начать поиск в том направлении! – Серафима махнула рукой в сторону поляны. С одного раза, если не споткнутся, с ними ничего не должно было случиться.
Ничего фатального, быстро поправила она себя. И продолжила:
– В пройденные места не возвращаться! Понятно?
– Так! Точно!
– Ваши жизни – его жизни! А сейчас Первый берет на руки меня, Второй – девушку,
Третий – мальчика. Приказываю донести нас до берега большой реки и оставить там! Дальнейший путь продолжаете самостоятельно! Выполнять – бегом – марш!!!
– Есть!
Но когда Первый подхватил ее на руки, он заметила в корявых зарослях чего-то с белыми ветками и красными листьями нечто черное, металлическое, матово поблескивавшее так, что у нее руки затряслись и зачесались.
– Сто-ять!!! Четвертый! Подать мне меч! Вон там, в тех кустах, на которых синие яблоки рожи строят!
– Это не яблоки, это морды, а кустарник этот называется мордовник, ваше царственное величество, – тут же подсказала Находка.
Вернее, ее рот, с недавних пор заживший своей, отдельной и самостоятельной жизнью от мозга. Тот, казалось, временно вышел из строя из-за перегрузки, отказываясь переварить события последних минут, и лишь бестолково хлопал округлившимися еще больше глазами и таращился на окружающих.
– Это я и имела в виду, – приняла поправку Серафима, не замечая состояния октябришны. Ей и в голову не приходило, что человека, выросшего бок о бок с мухами-дроздофилами, мордовниками и прочими блуднями, может удивить поездка на ручных умрунах.
– А вон еще один! – едва не вывернувшись из мягких, но крепких объятий своего
гвардейца, закричал Саёк, указывая в траву – простую неэмоциональную сухую траву, не кровопийцу и не людоеда – шагах в пяти от него.
– Седьмой! Дайте и этот меч, – небрежно шевельнула пальцами царевна.
Не было ни гроша…
– Мне!.. Можно мне, ваше… Серафима!.. – умоляюще протянул к ней руки поваренок, чувствуя, что так просто из-под опеки своего умруна ему не вырваться. – Я ваш
телохранитель! Я обязан быть вооруженным! Я на кухне с секачом работал два раза, я умею, я сильный!..
– Сейчас посмотрим, – рассеяно кивнула та и взвесила в руках оба меча, одним
истосковавшимся взглядом профессионала прикинула качество заточки, баланс, сталь, удобство рукояти…
Офицерский меч отличался от сержантского как муха-дроздофила от мухи-дрозофилы. Зловещая черная сталь с текучим матовым отблеском, баланс как у экслибриста, рукоять, ложащаяся в ладонь, как влитая – совершенное орудие для подведения
итогов и расставления точек над "и", не сделанная – созданная для избранных. То, что ей так не хватало эти последние месяцы. Не для расставления и подведения –
просто для душевного спокойствия, как Ивану – "Приключений лукоморских витязей", а Елене Прекрасной – любимого ожерелья из стеллийских ракушек с кораллами и жемчугом.
Она сделала несколько пробных взмахов и выпадов, рассекая со свистом воздух клинком, и умруны с расступились с новым уважением.
Вот теперь было ясно всем: это – командир.
Саёк вытаращил глаза и забыл канючить.
Находка задумалась: выйти ли ей, наконец, из ступора, или провалиться в него еще глубже…
Удовлетворенно усмехнувшись, царевна осторожно замотала лезвие в опашень и пристроила меч на руках, как ребенка.
Что делать со вторым?
В конце концов, кто сказал, что тринадцатилетних героев не бывает?
Легким пританцовывающим шагом – откуда только силы взялись – подошла она к
умруну с поваренком на руках, протянула своему малолетнему защитнику – рукояткой вперед – сержантский меч и сказала торжественную речь посвящения:
– Теперь ты – мой оруженосец. Но помни, что это не освобождает тебя от приготовления обедов. Держи хорошо, не порежься, это тебе не секач. Будет время
– научу. Первый, поднимай командира! И – рысью – вперед!..
Бережно опустив их на травку на берегу Октября и отсалютовав на прощание, умруны галопом понеслись дальше по песку вдоль воды.
А маленький отряд, смерив взглядом ширину реки в этом месте – метров двести, не меньше – не сговариваясь, уставился на Находку.
Та важно откашлялась, оправила платье, сделала торжественное лицо и повернулась к реке с поклоном:
– Здравствовать изволь, батюшка-Октябрь. Обращается к твоей милости дочь твоя недостойная Находка. Дозволь, Октябрь-батюшка, пройти нам на тот берег – шибко надо. Не оставь нас своею милостию, батюшка-Октябрь, пособи перебраться – до Черемшура добраться.
– Пожалуйста, – добавил волшебное слово Саёк.
– Просим, – подтвердила Серафима.
Ветерок обдувал усталых путников.
Солнышко из последних своих осенних сил нажаривало, хоть с грустью и сознавало, что жара того едва хватило бы, чтобы растопить мороженое.
Дрозды-болтуны, опасливо поглядывая по сторонам, примостились на ветках спокойно
шелестевшего метрах в пятидесяти за их спиной остатками листвы леса и вспоминали приличествующие случаю слова.
Прошелестела по песку и бросилась с разбега в воду водяная змейка…
И все.
Больше никаких изменений ни царевна, ни Саёк не заметили, как ни старались – ни отринувшей в разные стороны воды, ни мокрых старцев – отцов нации, ни хотя бы шальной волны, выхлестнувшей на брег с туманным намеком на ответ.
Ничего.
Не дожидаясь нового вопросительного взгляда от своей царицы, Находка нахмурилась, поджала губы и приказала Сайку:
– Пойдем в лес. Надо набрать грибов, ягод, орехов, плодов – я тебе покажу, каких, чтобы принести Октябрю-батюшке в жертву. Будем проводить обряд.
– Какой обряд? – полюбопытствовала Серафима.
– Обряд обращения. Как в заветах. Видать, то ли некогда ему, то ли не в духах сегодня – за просто так не отзывается.
– А, может, проще брод поискать?
– А чего его искать? – удивилась октябришна. – Ближайший брод километрах в пятидесяти отсюда по течению, я и так знаю.
– М-да… – почесала в затылке царевна. – Тогда и вправду лучше пойдем орехи собирать.
– Нет-нет, – умоляюще вскинула ладони Находка. – Вы, ва…Серафима, тут оставайтесь, а мы с Сайком все соберем и быстренько вернемся.
– Но…
– Ну не царское это дело, не царское!.. – просительно прижала руки к груди октябришна, чуть не плача.
И Серафима сдалась.
– Ладно. Я тут вас подожду. Меч только оставь, оруженосец – против орехов он тебе не помощь.
Саёк неохотно воткнул меч в прибрежный песок и со вздохом поспешил за Находкой –
та уже была на полдороги к лесу, по которому они несколько минут назад так резво промчались на гвардейцах Костея.
Серафима еще несколько секунд провожала их взглядом, потом опустилась на песок и устало вытянула уже отчаявшиеся получить передышку ноги.
Только бы не заснуть.
Если бы хоть было с кем поболтать…
Прямо перед ней на песок приземлился черный дрозд с голубоватым отливом.
– Болтун? – просто для того, чтобы не дать себе соскользнуть в забытье сна, спросила его царевна.
– Болтун, – неожиданно подтвердил тот.
После нескольких часов, проведенных в Находкиной Октябрьской ненормалии, царевна больше не представляла, что может ее удивить теперь. Но уж, конечно, какой-то говорящий дрозд не имел никаких шансов.
– Как дела? – спросила она у птицы.
– Дела – как сажа бела. Дела – не разгребешь без помела. Кончил дело – гуляй смело. Дело мастера боится. Делу – время, потехе час, – отрапортовал довольно дрозд и выжидательно уставился на Серафиму. – Чего сидим?
– Сидим – на воду глядим, – проникнувшись духом беседы, отозвалась царевна. –
Сидим – ничего не едим. Нечего потому что. Сел – посиди, встал – так иди. Раньше сядешь – раньше выйдешь…
– Куда идем? – не унималась любопытная птица.
– Идем своим путем, – сурово оборвала подозрительные расспросы Серафима но,
увидев расстроенный вид дрозда, смягчилась. – В Черемшур идем. Только по воде не очень-то походишь, поэтому больше сидим, чем идем. Народ в лес убежал – за продуктами, будем Октябрю-реке обряды проводить, чтобы пропустил. Хотя, если пропустит, вот тогда я по-настоящему, наверное, удивлюсь. Что бы Находка не
говорила, а все равно не представляю, как это по реке пройти можно. Пусть даже с ее согласия. Тут глубина, поди, метров двадцать будет.
– К броду иди, – посоветовал дрозд, оглядев внимательно ее сначала одним голубым
глазом, потом другим. – В огне брода нет. Не зная броду – не суйся в воду. Броду ищи в любую погоду. На реке брод – как на лугу крот: поискать – найдешь.
– Пятьдесят километром пешком переть?! – возмутилась Серафима, позабыв, что говорит всего лишь с глупой птицей. – Хотя, если так-то, то потихоньку-то мы бы и дошли, да ведь только нас раньше догонят, скрутят, и если под горячую руку не прибьют, то отвезут к одному уроду, и вот тогда – конец. Пришел урод – позабудь про брод, – нашло на нее запоздалое вдохновение.
– Кто урод? Кто урод? – забеспокоился дрозд.
– Царь Костей, не побоюсь этого слова, урод. Моральный, правда. Но это стократ хуже.
– Костей – со всех волостей, – ни к селу, ни к городу сообщила птица. – С дерева упадешь – костей не соберешь. Наварил костей – созывай гостей.
– Варить не пробовала, – призналась царевна, – но ничего остальное его не берет.
Говорит, что бессмертный. Так что, управы на него нет. Только и остается, что от него бежать.
– Бежать – не лежать, – тонко подметила птичка. – Побежишь – людей насмешишь. Заяц бегал, да в суп попал. Бегом – не ладом. Quo vadis – от кого бежим?
Усталую царевну их сумбурный диалог стал забавлять.
– От гвардейцев его бежим, – объяснила она дрозду. – Покойников ходячих. И даже бегающих, весьма некстати. Умрунами прозываются. Пятнадцать умрунов – беда. И сержант.
– Пришла беда – отворяй ворота, – посочувствовал дрозд. – Беда не приходит одна. Бедному беда – богатому вода. Семь бед – один ответ. Ать-два – горе – не беда. Беду бедовать – не век вековать. Друзья познаются в беде.
– Ага, познаются, – криво усмехнулась царевна и оглянулась – не видать ли познаваемых в беде друзей с дарами – или отнятыми силой трофеями – леса.
Друзей было видно – с полным подолом лесных продуктов Находка широким шагом спешила к царевне. За ней поспешал Саёк.
– Идут друзья, – кивнула она на них дрозду.
– Друзья – не разлей вода. Старый друг лучше новых двух. Хороший друг – что спасательный круг, – одобрила спутников Серафимы птичка. – Тот герой, что за друга горой.
– Ваше ве… Серафима! – радостно закричал поваренок, подбегая к ней вперед октябришны и первым делом устремляясь к своему мечу. – Нам так повезло – мы в пять минут всего, что надо, набрали! Сейчас Находка обряд будет делать!
– Сейчас, сейчас, ваш… Серафима, сейчас в один секунд все готово будет, – вывалила на песок орехи, "ножки", "морды" и грибы та и деловито склонилась над ними. – Сейчас все разложим, как положено… или положим, как разложено?.. и начнем…
Птичка, вопреки ожиданию царевны, не улетела. Она лишь перепорхнула на несколько шагов со ставшего слишком шумным места беседы и с интересом воззрилась на приготовления октябришны, прищурив один глаз.
– Так… так… – приговаривала Находка, располагая лесные дары в заведенном
когда-то раз и навсегда порядке на принесенных на дне подола больших желто-красных
листьях, похожих на тарелки с черешками. – Как там дальше… "…от лихой смерти
спасаемся, только на тебя и полагаемся – больше не на кого…" …потом опустить три орешка в воду, потом поклониться три раза и сказать "не дай сгинуть –
пропасть в лапах врага кровавого"… …потом расколоть всем по ореху и съесть… Потом опустить три "морды"… Потом сказать…
– Беда!!! Беда!!! Они бегут!!!..
Отчаянный вопль Сайка перекрыл и оборвал бормотание Находки и заставил Серафиму подавиться последним куском украдкой утащенной "ножки" – вку-усненькой!..
Меч как по волшебству оказался у нее в руке.
Нужды крутить головой, чтобы оценить обстановку, не было: справа и слева, на сколько хватало глаз, простирался голый песчаный берег. За спиной – река.
Впереди – сержант Щур с бедой. Вернее, беда с сержантом – с первого взгляда было видно, что в бою тот предпочитал держаться в тени своих солдат. Значит, выбить его первого не удастся.
Если бы эти полтора десятка были обычными людьми…
Нет, одна против пятнадцати обычных солдат, на ровном месте, да еще в этом дурацком балахоне – шансов тоже не так чтобы много, но одна против пятнадцати умрунов…
Шансов не было вовсе.
Серафима, пятясь, отступила на несколько шагов, и вдруг почувствовала, что ступает не по песку, и не по воде, а…
Что это?..
Вода, но твердая, как камень и прозрачная, как стекло!
Не раздумывая ни секунды больше, она бросилась к спутникам, ухватила их за рукава и поволокла за собой по невесть откуда взявшемуся спасительному мосту.
О том, что мост, невесть откуда взявшийся, в любой момент может невесть куда и подеваться, она старалась не думать.
– Саёк, беги вперед!
– Нет! Я буду…
– РАЗВЕДЧИКОМ!!! – проревела Серафима и дала ему в спину такого тычка, что тот мгновенно согласился и помчался вперед с мечом наголо очертя голову.
– Но грибы!.. Морды!.. Все осталось!..
– Быстрей, быстрей! – тащила она яростно упирающуюся Находку. – Перебирай ногами! Да брось ты свои яблоки, кому говорят!..
– Это не яблоки!..
– Тем более брось!!!
– Но обряд!..
– На том берегу проведешь!..
– На том?..
Она посмотрела себе под ноги и осознала, что стоит почти посредине реки на двух десятках метров воды, всего лишь по неизвестному капризу природы не расступающейся под ее тяжестью.
– Находка! Мы прошли!!! – оглянулся и завопил радостно Саёк. – Твои орехи помогли! Обряд получился!!!
– Но я не делала никакого… Я не успела…
У берега, по грудь в воде – традиционно жидкой, мокрой и по-осеннему холодной, измазанный в грязи, песке и иле, метался, изрыгая проклятия, сержант Щур.
А на том месте, где сидел дрозд-болтун, стоял высокий тощий старик с развевающимися на ветру длинными – до песка – волосами и бородой и приветливо махал ей рукой.
До сержанта Щура скоро дошло, что его жертвы – его надежда на продвижение в
прапоры или даже – тьфу, тьфу, тьфу три раза через левое плечо! – в лейтенанты – как какие-нибудь древние пророки пешком уходят от него по воде, а он остается промокший, грязный и злой на этой стороне.
Но ведь так не бывает!
Так не должно быть!
Солдаты его величества, верно служащие ему, должны выходить победителями изо всех – самых головоломных – ситуаций!..
Но из такой?..
Может, это магия?
Точно. Магия.
Старый пень этот… как его? Ноябрь? Февраль? Октябрь. То, что они считали суевериями отсталых народностей.
Но как?..
Его безумно рыскающий по берегу в поисках лодки или плота взгляд упал на длинного тощего старика, радостно намахивающего сбежавшей царице рукой.
Старик, как старик.
Один удар мечом – и все.
Но с голубой кожей и волосами?..
Октябрь.
– Эй, ты, – истекая потоками воды и ила, Щур грузно вышел на берег, где его
ждала беда, и грубо схватил старика за рукав голубой рубахи. – Это ты – Октябрь?
– Ну, я, – хитро усмехаясь в голубые усы, прищурился старик. – Чего хотел?
– Это ты позволили преступникам уйти?
– Преступникам – не преступникам, не мне судить, а уйти я позволил. Моя река. Что хочу – то и делаю.
Из реки вырвалась крутая волна и ткнула сержанта в спину, повалив старику под ноги.
Сержант был солдафон, но не дурак.
– Прости солдата, старик, – стиснув с хрустнувшим песком зубы, процедил он, не поднимая глаз. – Погорячился.
– Бывает, – мягко отозвался Октябрь.
– Старик, позволь и мне через твою реку перейти.
– Зачем?
– Я должен схватить их и передать в руки царю Костею. Это мой приказ.
– Приказ, говоришь? – задумчиво поскреб в бороде Октябрь, вынул рака и бросил его в воду. – Приказы надо выполнять, солдатик.
– Вот видишь, – обрадовался Щур, проглотив с ненавистью "солдатика". – Давай, пропускай нас! Скорей!..
– Только, чтобы мою реку перейти, вы должны принести мне жертву, – продолжил размеренно старик. – У тебя свои правила, солдатик, а у меня – свои.