– Ну, ничего себе порезвились… Подумать только, сколько ущерба может нанести обыкновенная летучая мышь при попадании в человеческое жилье! – недоверчиво покачала головой царевна, переводя взгляд с опустевших стен с безвольно обвисшими на одном гвозде полками на шкафы с вмятинами в дверках от точечных ударов чугунного ПВО.
– Сколько их было? – слабо проговорил Саёк, повернув голову к Находке. – Триста? Четыреста?
– Да уж вся тысяча, поди…
– Не… Тысячи, поди, не было. Подпол бы не закрылся от тысячи-то. Штук пятьсот, наверное. Или шестьсот… – предположила царевна.
– Я думал, они нас съедят…
Через распахнутое окно в одиночестве беспрепятственно проходил чистый холодный ночной воздух.
– Мой верный оруженосец тире повар, – обратилась что-то, по-видимому, вспомнившая царевна к Сайку.
– Я здесь, ваше… С… Сергий! – вскочил тот и вытянулся по стойке "смирно".
– Так вот, кстати, насчет "съедят". Я что-то плохо расслышала – что у нас на ужин? Или уже на завтрак?
Саёк сделал грустное лицо, почесал в затылке, несколько раз пожал плечами на разнообразный манер и, наконец, подытожил:
– Хлеб, сыр и медвежья колбаса, в… С… Сергий. Остальное надо или жарить, или варить…
– Не надо жарить, – быстро остановила его Серафима. – Жарить – не надо. А варить среди ночи неохота. Давай свою колбасу сюда. Надеюсь, чайник остался целый?
Как выяснилось, расколотить чугунный чайник ей не удалось, и через час – после повторной растопки печки, отыскания колодца во дворе – вода из бочки у стола вылилась на пол и под шумок утекла в погреб еще раньше – Находка заварила несколько веточек запасенных Макмыр трав и они сели пить травяной чай с бутербродами.
Время шло.
Ужин был съеден, одежда просушена, мебель и полки возвращены на свои исторические места обитания, летки колод с шерстнями на улице плотно заткнуты оставшейся картошкой (умная идея октябришны), Находка и Саёк сидели за столом и клевали носами, а расположение диспозиции, как, наверное, сказал бы теперь Костей (тьфу-тьфу-тьфу, не к ночи будь помянут), продолжало не изменяться.
И тогда царевна дала команду "Отбой".
Первое дежурство – три часа – она взяла на себя.
Прихватив наспех сооруженный из подручных материалов факел и одевшись потеплее, Серафима выскользнула в ночь и беззвучно прикрыла за собой дверь.
Она надела кольцо-кошку, осторожно спустилась во двор и обошла все хозяйство, напряженно прислушиваясь к тому, что творилось снаружи.
Снаружи творилось немного – зловредные деревяшки с поистине каменным терпением стояли там, где остановились два часа назад и тихонько причмокивали.
Единым невысказанным мнением было, что в свете последних событий единственно правильным и разумным решением было бежать отсюда, пока не появилась хозяйка, и чем скорее и дальше – тем лучше.
Но как?
Снова и снова она прокручивала в гудящей от мыслей и усталости голове возможные варианты спасения.
Бежать напролом?..
Поджечь траву?..
Перехитрить пеньки?..
КАК?!
Если бы им удалось прорваться сквозь заградотряды древогубцев, они смогли бы обогнать их и сбежать, когда станет светлее – скорости человека и пенька не поддавались сравнению, это верно, но самое сложное было именно в преодолении… Стоило один раз споткнуться в пределах досягаемости древогубца – и человека
будет уже не спасти. А если они стоят рядом, то там корней под ногами, наверняка, напутано, как пряжи. Но сама мысль стоящая, надо бы ее обдумать хорошень…
Скрип, скрип, хрусь, тресь, хрясь!..
СКРЫ-Ы-Ы-ЫП!!!
– А-а-а-а-а!!!!!..
А это еще что?..
Заслышав треск и крик с поляны, Серафима, не задумываясь, взлетела на дровяной навес у частокола – облюбованное ранее место наблюдения за расположением и
перемещениями противника – и осторожно выглянула наружу, но, не проведя на своем НП и нескольких секунд, была сбита наземь ударом в лоб чего-то увесистого и деревянного.
Последняя мысль перед коротким забвением была: "Так они еще и прыгать уме…"
Очнулась она уже в избушке, на полу, на шершавой домотканой дорожке. Рядом, на
скамейке, сидели, прижавшись друг к другу, всхлипывающая трясущаяся Находка и не
всхлипывающий только потому, что герои не плачут и поэтому просто дрожащий Саёк.
Из-под нераскрытых пока ресниц царевна украдкой произвела рекогносцировку местности – все вроде как всегда: стол, скамья, кровать, печь, а у печи…
– Ага, очухалась, – скрюченная горбатая старуха в красно-зеленой юбке до пола и сером полушубке мехом внутрь опустила кочергу, которой разбивала догорающие поленья, и повернулась в ее сторону, с ненавистью сверля ее темным взглядом.
– Здравствуйте, убыр Макмыр, – игнорируя боль в разбитом лбу, Серафима приподнялась на локте и склонила буйну голову в приветствии.
Если бы рядом с этой бабкой сейчас поставили их лесогорскую или лукоморскую Бабу-Ягу и под страхом смертной казни приказали найти десять отличий, печальная участь царевны была бы решена.
– Здравствуйте?! – окрысилась старуха. – Это ты подлизываешься, девка, ли чё ли? Привела своих дружков без приглашения, перевернула все кверху дном, посуду перебила, стражу мою извела, малышей моих погубила, а теперь как будто здоровья желаешь?! И язык не отваливается?! Не пройдет это у тебя, так и знай, подлая!
– Ну, давайте, тогда вы нас сейчас пригласите, а мы в следующий раз зайдем – уже
с приглашением, как вы хотите, – тут же предложила Серафима, поднимаясь с пола и, пошатываясь, отступая к скамье под колючим взглядом Макмыр и ее угрожающей кочергой.
– Это чё ты мне тут мозги путаешь? – нахмурилась убыр, понимая, что где-то то ли она перемудрила, то ли ее. – Не отвертишься ты от расплаты, так и знай, девка! Ни ты, ни твоя шантрапа!
– Да мы ведь к вам, тетушка Макмыр, не просто так явились, а с подарочками, – жалобно подала голос Находка. – Вон там, в мешке, все вам – и отрез на юбку новую, и полотно беленое на рубаху, и меда сандалового туес, и лапти новые, и рыбка вяленая, и…
– Без вас все посмотрю, – злобно оборвала ее убыр.
Однозначного толкования ее слов царевна не нашла, и это ей не понравилось.
– Отлично, – несколько натянуто улыбаясь, она сделала шаг вперед. – Тогда перейдем сразу к делу. Мы решились побеспокоить вас не просто так, от нечего делать. Мы пришли, чтобы спросить у вас дорогу…
– Дорогу? – рассмеялась мелким дребезжащим смешком убыр, и от него мороз пробежал по коже злополучных гостей. – Какую дорогу? Не переживайте, милые. Никакой дороги вам больше не нужно будет. Вы отсюда не уйдете, голуби мои…
Царевна кинулась было вперед, но старуха оказалась проворней: она чиркнула кочергой по полу, и Серафима раненым лбом налетела на невидимую стену.
– Ой-и!..
– Ага, разбежались… – неприятно скаля три оставшихся еще во рту своих зуба и четыре железных, убыр подкинула в печь новые поленья. – Давно у меня не было на ужин человеческого мясца… Ох, покатаюсь-поваляюсь на Санькиных косточках, Санькиного мяска наевшись…
– Да не Санёк я, а Саёк! – чуть не плача, выкрикнул мальчик.
– Санёк, Саёк… Какая разница? – искренне удивилась старуха. – Все равно не жилец.
– Ну, не бойся, Саёк, миленький, – обняла его крепко октябришна. – Ты же у нас защитник, молодец…
– Молодец – на холодец… – сочинила стишок Макмыр, достала из корзины в углу
лук и стала его обдирать от желтых шуршащих одежек, неприятно улыбаясь и бормоча себе что-то под загнутый крючком нос, больше похожий на клюв стервятника.
– Простите нас, уважаемая Макмыр! Пощадите!.. – Находка рухнула на колени и стала биться головой об пол. – Это не они, это я во всем виновата – я про древогубца вашего не сказала вовремя, что нельзя его трогать, я! Я их сюда
привела! Я ваших кровососов топтала! Моя вина, мне и расплачиваться! Меня ешьте, а их отпустите!..
– И тебя съем, и его съем, и ее съем… – ровным голосом отозвалась убыр, отложила в сторону очищенные луковицы и загремела в подпечнике чугунками. – Да где же он, двухведерный-то… Сколько уж им не пользовалась, в чулан унесла, чё ли, чёб не мешался… Голову-то в чем варить буду? Ладно, погодите, никуда не уходите, сейчас принесу, двухведерный-то, тут он где-то близко должен быть…
Так, бормоча себе под нос, Макмыр шаркающей походкой, переваливаясь и кряхтя, как утка с ревматизмом, вышла в сени, не прикрыв за собой дверь, чтобы слышать все происходящее в комнате. Магия магией, а с таким сбродом надо держать ухо востро.
Серафима мгновенно вскочила, кинулась, предусмотрительно вытянув руки, к тому
месту, где несколько минут назад встретила ее предыдущий рывок невидимая стена – к ее отчаянию, та все еще была на месте.
Единственное окно осталось в недосягаемой части избы.
– Не пройти тут, не пройти, не пройти, не пройти… – тоскливо и нудно, как зубная боль, стонала за спиной Находка, обхватив обеими руками испуганного до полусмерти мальчишку.
Вторая половина обещалась быть скоро.
– И вы не можете? – быстро повернулась она к Находке и Сайку.
– Не можем… не можем… не можем… – как заевшая пластинка, горестно подвывая, затянула она новую жалобу, уткнувшись в плечо онемевшего за двоих Сайка.
Вправо, влево, вверх, вниз – куда бы царевна не метнулась, везде ее пальцы натыкались на одну и ту же незримую преграду, холодную и гладкую, как стекло…
Как стекло…
Как стекло…
Как стекло?..
Не раздумывая, Серафима одним движением развернулась, сгребла со стола тяжелый чугунный чайник и изо всех сил запустила им в ненавистную стенку.
Ласточкой пролетев через черту, переступить которую она не могла, чайник угодил прямо в дверной проем.
И точно в лоб возвращающейся с огромным чугуном убыр.
Та, не успев ни охнуть, ни выпустить из рук посудину, изумленно скрестила глаза и мешком повалилась прямо на пороге.
– Ой, – сказала Серафима.
– Ой, ваше царственное величество, что вы наделали, что наделали, что сейчас будет!!!..
Наступила испуганная тишина, в которой явственно стало слышно, как в крышку подполья бьются недодушенные пришедшие в себя кровососы.
– Что будет? – царевна поскребла в затылке и завертела кружащейся слегка после двойного прямого попадания головой. – В смысле, хуже съедения с варкой головы в двухведерном чугунке? Придумать, конечно, сложно… Но можно. Там это вон что у нас?
– Где? – встрепенулся Саёк.
– Этот люк, наверное, на чердак ведет? – царевна задрала голову и ткнула пальцем в дощатый квадрат вверху, почти сливавшийся с почерневшим от времени и копоти потолком, там, где сходились две стены.
К нему вели вбитые в бревна ржавые скобы, на которых висели не то новые тряпки, не то старые полотенца.
– Н-наверное…
– А крыша, наверняка, соломой крыта? Или дранкой?
– Мы спасены!!! – вскочил мальчишка, мигом вспомнив, что он уже давно не поваренок, а оруженосец ее величества, быстро размазал сопли и слезы так, чтобы
и следа от них не оставалось, и бросился к лестнице. – Я пойду вперед и разведаю!
Ежесекундно оглядываясь на неподвижную Макмыр, он вскарабкался по скобам и толкнул люк.
Тот не поддавался.
Снова толкнул, уже сильнее – результат тот же.
– Что там? Тебе помогать? – шепотом окликнула его царевна.
– Н-нет-т-т… Й-я с-с-ам-м-м… – прокряхтел он, надавливая на несговорчивую дверь в потолке что было мочушки…
Ни с места.
Да что ты будешь делать!..
А ну, понаддали!
Еще раз, еще и еще…
Зловредный люк как будто приклеился.
Он снова нервно оглянулся на убыр, ему показалось, что рука ее шевельнулась, и он так наподдал упрямой деревяшке обеими кулаками, что она с грохотом сорвалась с проржавевших петель, отлетела от входа и упала на настил чердака. На головы дамам из серых досок потолка опустилась серая туча трухи и пыли.
Прихватив из-под лавки мешок с продуктами и меч Сайка и убедившись, что на ее собственный Макмыр не позарилась, Серафима полезла на чердак вслед за Находкой.
Сказать, что она ни разу не оглянулась на убыр, значит было покривить душой.
Шевельнулась она, или ей это почудилось, но царевна молнией взлетела на чердак, нашла не глядя с первой попытки люк и кинула его на место, вызвав пыльную бурю местного масштаба.
– Ой! Так темно ведь стало! – шепотом пискнул Саёк.
– Ничего, – так же шепотом отозвалась Серафима и сунула ему в руки мешок. – Держи. Сейчас будем ведьме крышу портить.
И она, осторожно переступая – не потому, что ее могли услышать внизу, но чтобы не провалиться сквозь потолок – место этому дому давно уже было в антикварной лавке – приблизилась к тому месту, где крыша встречалась с настилом чердака.
Как она и ожидала, достать солому в лесу было сложнее, чем дранку и мох.
Несколько минут усердной работы обеспечили убыр осеннюю неожиданность при первом же дожде посерьезней.
– У меня готово! – победно кинула она через плечо своему двору. – Вперед!
– Тс-с-с-с!!! – прошипела вдруг Находка, приложив палец к губам и расширив от страха глаза.
– Что?..
Снаружи донесся яростный треск и визг раздираемого дерева, беспорядочный скрип, хруст и шаркающее трение коры о кору, каковые могли бы производиться панически расползающимися в разные стороны деревяшками, низкий раздраженный рев, тяжелый топот шагов по крыльцу и частый стук в дверь:
– Открывай, убыр, гондыр пришел!
То ли гондыр засомневался в гостеприимстве старухи, то ли дверь просто не вынесла натиска ночного гостя, но, не прошло и нескольких секунд, как сопровождаемые грохотом поверженной двери, шаги гондыра торопливо прозвучали по сеням и оказались в комнате. Вековые доски пола гнулись и стонали под тяжестью невидимого грузного тела.
– Ой, что сейчас будет… – беззвучно охнула октябришна. – Что будет…
– Что? – заинтересовалась Серафима.
– Он ее или к себе утащит, или на месте сожрет, – объявила рыжеволосая девушка.
– Пусть лучше на месте сожрет, – с мстительной безжалостностью проголосовал Саёк.
– М-да. Неплохо бы было, – поддержала его царевна.
– Тс-с-с-с!!! – опять прошипела Находка. – Слушайте! Убыр очнулась, и они, кажется, о чем-то говорят!
– Орут, я бы сказала. И дерутся, – так же шепотом уточнила Серафима и, по совету октябришны, прислушалась. Утащит он ее к себе или сожрет на месте – убежать они успеют.
– …жалкая человеческая магия старухи на гондыра не действует, – голос незваного гостя звучал тягучим басом, как магнитофонная запись, пущенная с пониженной скоростью, – пока гондыр держит убыр за руки. Убыр попалась. Что это со старухой сегодня? Гондыр удивляется. Где старухина костыль-нога? Где старухины летучие мыши? Старуха не боится больше гондыра? Гондыр проверит. Гондыр старуху скушает. Гондыр тогда посмотрит, боится его старуха или нет.
– Проваливай, шкура вонючая! – вступил надтреснутый, режущий слух – испуганный?
– фальцет Макмыр. – Тебя в человеческое жилье никто не звал! Вон из моей хатки! А не то с лестницы спущу! Шерсти клочка целого не останется!
– Старуха болтает, – снисходительно, не напрягаясь, раскрыл блеф хозяин леса. – Старухе нечем больше защищаться. Старухины древогубцы убежали как зайцы. Они гондыра боятся. Гондыр старуху съест, древогубцев разорвет, и лес пойдет на человеческие дома. Звери будут людей драть. Деревья будут людей гнать. Людей не будет здесь. Уйдут люди. Не будут зверей убивать. Не будут деревья рубить.
– Найдется на мое место другая убыр! – гневно выкрикнула Макмыр. – И тогда она чучело из тебя сделает, мешок ты медвежьих костей, а из печенки твоей…
Гондыра оскорбление разозлило, и он не то ударил Макмыр, не то тряхнул, но она замолчала на полуслове и как будто ахнула.
– Убыр должна закрыть рот, – угрожающе прорычал он.
– Придет новая…
– Врет убыр. Новая убыр найдется не скоро, – не давая договорить Макмыр, сердито басил лесной хозяин. – В тех деревнях, что рядом, нет убыр. Через год найдется.
Через два года. Через пять лет. Людей не будет к следующей осени. Не нужна будет убыр. Придет другая убыр – гондыр и ее скушает. Гондыр будет сильный. Гондыр…
Не слушая больше, что гудит человек-медведь, Находка повернулась к Серафиме, и ее сжатые в ниточку губы дрожали:
– Он правду говорит. Я чую. Если убыр не будет, лес сожрет Черемшур. И Тыловай. И Кривую Кивару. И Большую Кварсу. И…
– И что ты предлагаешь? – нахмурилась царевна, – Даже ее магия на него не
действует, ты слышала? И что мы должны – спасать ее, рискуя всем? Как?! Не хочу, не могу и не буду. У меня другая забота сейчас. Тем более, что только мы его
прогоним, или чего там, как эта же убыр на нас же первая и набросится! А ведь ты у ней в меню, если я помню, вторым блюдом стояла. И чугунок она уже нашла, кстати.
Октябришна побледнела, жалобно вскинула брови, но не нашлась, что ответить.
– Да ладно, не бери в голову. Врет он все – никуда твои Большие Кивары не
денутся. Ну их, нечисть поганую. Пусть сами разбираются, и чем дольше, тем лучше,
– раздраженно махнула рукой Серафима. – В следующий раз гостей полюбезнее
встречать будет, старая кочережка, если хочет, чтоб они за нее жизни лишались. А нам давно пора бежать. Двое дерутся – третий радуется.
И она подала пример, ловко проскользнув в проделанную ей дыру.
– Не спите! За мной! Мешок не забудьте! Встречаемся у крыльца! – махнула она рукой выглянувшему наружу Сайку, и побежала к воротам, пригибаясь, чтобы не увидели ее заклятые враги невзначай из окна и не помирились временно, пока загоняют и приканчивают заблудших нарушителей спокойствия – причины имелись у обоих.
"Хорошо, что гондыр пеньки разогнал," – с благодарностью подумала Серафима,
выглядывая за ворота и оглядываясь по сторонам. – "Ни одной проклятой деревяшки…"
Стоп.
А это что?
Прямо перед ней на земле лежало не то огромное корыто, не то ванна средних размеров. Из нее торчала дубинка.
При ближайшем рассмотрении дубинка оказалась большущим пестом.
Девушке, выросшей рядом с Ярославной, оставалось сложить два и два.
– Хм-м-м… – почесала в затылке она, усаживаясь на дно корыта. – Нут-ка, нут-ка…
Пробормотав себе под нос короткое заклинание, усвоенное с детства1, она почувствовала, что плавно поднимается вверх.
Надо же!
Кто бы знал!
Ненормалия – ненормалией, а волшебные слова одни и те же срабатывают!..
Дальше было дело техники.
Осторожно контролируя пестом высоту, скорость и направление полета – неповоротливое корыто маневрировало гораздо хуже, чем традиционная ступа – она направила свое воздушное судно к крыльцу, чтобы подобрать друзей.
Нервно переминающийся с ноги на ногу оруженосец и расстроенная, потерянная Находка уже поджидали ее там.
При виде опускающегося с неба корыта Саёк шарахнулся в темноту, а октябришна нырнула и притаилась за ульями.
– Отбой воздушной тревоги! – тихо рассмеялась царевна, опуская корыто на землю.
– Рулевой Серафима приветствует вас на борту нашего воздушного судна! Эй, Саёк, Находка – быстро загружайтесь, мы отправляемся!
– Куда? – недоверчиво донеслось из темноты.