Двое усталых мужчин и странное лохматое существо с воспаленными глазами молча брели по поющему от воды весеннему миру. Когда-то давно сюда вторглись жестокие й могущественные существа – люди. Они взрезали землю, истоптали, осквернили ее, но потом что-то случилось с ними, и они побросали свои странные железные вещи и ушли. Исчезли неведомо куда и как. И вот наступила весна, которая не привыкла считаться с людьми…
В искалеченном и вместе с тем цветущем мире немолчно пела вода, и Конану все время казалось, что кто-то с гор смотрит ему в спину.
Он остановился, снял с себя груз.
– Разобьем лагерь, – сказал он Дартину.
Место выбрал хорошее – сухое и ровное. Конан вытащил из мешка одеяла. На то, чтобы развести костер и приготовить хотя бы кипяток, сил уже не было, и они безмолвно решили отложить это на завтра.
Кода пристроился рядом со своим другом, и Конан сгреб его под одеяло. "И не противно же ему", – подумал Дартин, у которого Кода вызывай неизменную дрожь отвращения. А маленький Кода, прижавшийся к человеку лохматым горячим боком, всю ночь не давал ему замерзнуть.
* * *
Поскольку они не развели костра, то никто в горах не счел нужным заметить их присутствие. Не успели люди сомкнуть глаз, как кто-то в ущелье заорал и зарыдал отвратительным голосом. Казалось, что капризничает чудовищный ребенок.
– Шакалы, – сказал Конан Дартину сонным голосом. – На целую ночь теперь…
И тут же еле слышно захрапел.
Дартин посмотрел на него с завистью. Конан умел спать в любом месте, где только удавалось растянуться.
Истерический плач сменился истерическим хохотом. Над головой повисли звезды. Чтобы отвлечься, Дартин попробовал отыскать звезды, названия которых знал, но, как всегда, не сумел этого сделать. А потом оказалось, что можно спать даже под омерзительное завывание шакалов. И Дартин заснул.
Его разбудил холод. Продрав слезящиеся глаза, Дартин долго моргал и растирал руками лицо, прежде чем высунуться из-под одеяла. Звезды ушли и вместе с ними ушли шакалы. Туман нехотя уползал, и сквозь белизну утра уже проглядывал ясный и теплый день.
– Эй, Конан, – позвал Дартин. Он потрогал ногой одеяло своего спутника, но ответа не получил. Одеяло зашевелилось. Отчаянно зевая, из-под него выбрался Кода.
Дартин поморщился.
– Где Конан? – спросил он, стараясь не встречаться с Кодой глазами.
– Не знаю, – отозвался Кода. Спросонья голос у него был еще более хриплым.
– Собери веток для костра, – распорядился Дартин.
Кода озабоченно трогал болячку за ухом, словно не слыша приказа.
Дартин повторил чуть громче:
– Разведи костер.
– А Конан на что? – нагло возразила нечистая сила. – Он могучий. Он может лучше развести костер.
Дартин покачал головой.
– Знавал я людей, которые из таких, как ты, делают оторочку для плащей.
Кода покосился на тяжелый нож, который висел у Дартина на поясе. Дартин с удовольствием зарезал бы его, и Пустынный Кода предусмотрительно отошел на безопасное расстояние.
– Я гнусная тварь, – заявил Кода. – Я мерзость. Ох, как я мерзок!
И хихикнув действительно мерзким голосом, он стремительно бросился бежать вниз, в ущелье.
Растерявшись от этой выходки, Дартин обеими руками взъерошил волосы.
* * *
Солнце пробилось, наконец, сквозь туман, и на душе у Дартина стало легче. Желтый камень Зират. Он спрятан где-то здесь. Нужно только найти его и взять.
Дартин прихватил жестяное ведро, заляпанное краской, и решительно зашагал по скользкой дороге к ручью.
У ручья, возле цветущего белого дерева, весело горел костер. В точно таком же жестяном ведре, только менее грязном, уже закипала вода. Сидя на корточках, Конан задумчиво рассматривал камешки, лежащие на берегу. Белые, рыжие, иногда с яркими желтыми пятнами, словно кто-то присыпал их пригоршнями цветного порошка. Кода, пристроившись рядом, говорил:
– Не нравится мне здесь.
– И мне не нравится, – соглашался Конан. – Очень уж тут красиво.
– Слишком ярко, – сказал Кода. – Это всегда опасно.
За их спинами чернела последняя штольня – самая нижняя. Справа от Конана возвышалась гора отвалов.
Штольня не была заколочена, только осыпалась немного. Вход в нее был обгрызен ветрами. Порыжевшие полупрозрачные кубики кристаллов, размером не больше дюйма, покрывали скалу там, где проходила трещина.
Дартин машинально протянул руку и без всяких усилий снял со скалы несколько кубиков, поражаясь правильности их формы. Там, где кубик не был покрыт ржавчиной, были видны бледно-желтые грани. Дартин размахнулся и бросил кристаллы в воду.
Конан и Кода обернулись к нему одновременно, и на их физиономиях, таких разных, появилось одинаковое выражение досады. Дартин поднял бровь. "Этого только не хватало, – мелькнуло у него в голове. – Я им, оказывается, мешаю беседовать. Друзья-приятели. И угадайте, кто тут лишний? Разумеется, бедняга Дартин. Не повезло старику".
Конан махнул ему рукой.
– Присаживайся к нам. Сварим похлебку – у меня оставалось немного солонины.
Дартин зашел в ручей и долго, с шумным плеском, умывался. Сразу стало легче. Перестали слипаться ресницы, ушел озноб. Он обтерся рукавом.
– Солонина? Что же ты раньше молчал?
– Берег до гор, – спокойно объяснил Конан. – Работать на голодный желудок трудно, а поохотиться здесь я сумею только завтра.
– Вот дурак, – пробормотал Дартин, – ты же мог не дожить до гор.
Конан не ответил.
Дартин еще раз оглядел ущелье. Он уже начинал понимать, что небольшой камень можно отыскать на старом руднике только с помощью чуда. "И все-таки я найду его, – подумал Дартин, сжимая губы. – Найду, даже если мне придется перебрать все эти отвалы, камень за камнем".
Между тем Конан и Кода возобновили свой негромкий разговор, словно Дартина здесь и вовсе не было.
– Ты заметил, Кода, во рту странный привкус, – сказал Конан.
– Я заметил странный привкус, – проскрипел Кода, – как будто под языком железный шарик.
Конан сиял с огня ведро и, порывшись в кармане, вытряхнул на ладонь несколько ломтиков солонины.
– Отойди-ка в сторону, – сказал он Коде, сливая лишний кипяток на землю.
– Нехорошо здесь, – сказал Кода, наблюдая за ним. В больших глазах пустынного гнома появилась тревога, и они стали косить еще больше. – Нехорошо здесь, Конан. Даже мне. Людям тем более.
– Глупости, – сердито вмешался Дартин. – Предрассудки. Место как место…
– Это плохое место.
– Плохих мест не бывает.
– Может, и нечисти, и духов, и гномов тоже не бывает? – вставил Кода.
Конан больно стиснул его пальцы, и Кода затих.
– Дартин, – вполне серьезно сказал Конан, – Кода видит здесь беду, и я склонен с ним согласиться. На этих каменоломнях люди быстро умирали от болезней. Что ты потерял в ущелье? Нам лучше уйти.
– Ты никуда не уйдешь. Слушай меня. На этом руднике одиннадцать штолен. Где-то в завалах спрятаны сокровища – и будь я проклят, если уйду отсюда без них.
– Полагаю, твой план отводит мне значительную роль в поисках? – осведомился Конан.
– Ты, как всегда, проницателен, – сказал Дартин. – Отправишься в нижние штольни. А я осмотрю верхние.
– Никуда он не полезет, – Кода втиснулся между людьми. – В нижние штольни? Никогда, покуда я жив! Там – смерть. Я – его друг, а он – мой друг. Я не позволю ему это делать.
Конан взял разбушевавшегося Коду за плечо и мягко отодвинул в сторону.
– Что ты хочешь здесь найти, Дартин? – спросил он.
– Я уже отвечал тебе на этот вопрос. Где-то в этих штольнях спрятано целое состояние, – начал Дартин, и если ты поможешь мне отыскать его, я отпущу тебя на свободу.
Последнее обещание прозвучало смехотворно – Конан и без того давно уже был свободен, – но Дартин пытался хотя бы "сохранить лицо".
– Врет, – прокаркал Кода. – Не верь ему, Конан, он ведь врет!
Неожиданно Конан рассмеялся. Дартин впервые видел, как этот человек смеется.
– Ты что, – спросил Конан, – хочешь найти Желтый камень Зират?
Тебе известно об этом сокровище? – поразился Дартин.
– Да кто же в Аш-Шахба о нем не знает! Мне рассказали о нем в первый же день. И знаешь кто? Две откормленные рабыни, предназначенные для утех смотрителя господских садов! Даже им известно о сестрах-богинях, о древнем храме, о сокровищах, которые пропали во время одной из мелких местных войн. Ну и о прочем. Не знаю уж, что тебе еще поведали. Удивительно! Почему же ты не слыхал об этом раньше?
– Я не прислушивался к глупым разговорам.
– А потом вдруг прислушался? Конан улыбнулся совершенно дружески. Дартин почувствовал себя уязвленным.
– Да. Взял и прислушался. Любая легенда рождается не на пустом месте. А что касается сокровищ и сестер-богинь… Знают о них, может быть, и все. А найду желтый камень Зират я.
Конан не счел нужным скрывать усмешку, однако от продолжения разговора воздержался. В молчании они съели похлебку и разошлись.
Дартину хотелось поскорее убраться подальше от опасного места. Как ни противилось его сердце выкрикам маленького гнома о том, что здесь-де нехорошо, Дартин шестым чувством понимал: Пустынный Кода прав – дурные предчувствия охватывают всякого, кто оказывается в этих местах. Ну, всякого – кроме Конана. Этому варвару, кажется, все нипочем.
Глядя, как Дартин взбирается наверх, Конан еле слышно пробормотал:
– Дурак…
Он повернулся к Пустынному Коде, который обиженно хлопал пушистыми светлыми ресницами и ждал, пока его заметят.
– Иди ко мне, малыш.
– Я сержусь, – с глубоким вздохом ответил Кода. – Ты толкнул меня. Ты смеялся надо мной.
– Прости меня, Кода.
– Ты неискренне говоришь это. Я сержусь. Они немного помолчали. Конан снова начал перебирать гальку. Первым не выдержал Кода.
– Я сержусь, – напомнил он жалобно.
– А ты не сердись, – посоветовал ему Конан. Гном потоптался на месте и решил сменить тему разговора.
– Дартин – гнусный тип. Он толкает тебя на верную погибель…
Косящие золотистые глаза медленно налились светом, и Кода вкрадчиво спросил:
– Конан, можно, я наведу на Дартина порчу?
– Еще что выдумал, – сказал Конан, вставая.
– Я еще выдумал, – подтвердил Кода. – А если устроить обвал в горах?
Конан покачал у него перед носом грязным пальцем.
– Ни обвалов, ни землетрясений, ни чумы. Понял? Шею сверну!
– Понял, – уныло сказал Кода. От разочарования его уши повисли, как увядшие лопухи. – Ни обвалов, ни землетрясений, ни чумы. Свернешь шею. Человек!
В последнее слово он вложил всю горечь обиды.
Дартин бил подобранным возле штольни молотком по скальной стенке.
– Привет, – произнес голос у него за спиной.
Голос был женский.
Кто она? Фея гор, царица весны, юная жрица? Только бы не спугнуть. Если Дартин будет с ней вежлив, она поможет ему. Она укажет розовым пальчиком: здесь твое сокровище, парень. Вот здесь – и нигде более.
Но девушка не была ни феей гор, ни царицей весны.
Слегка расставив ноги в сапожках из мягкой желтой кожи, перед Дартином стояла Дин.
Она была одета как мальчишка, в шаровары и белую рубашку. Хлыстиком чернела тонкая косичка с вплетенными в нее медными монетами. Дартин не сразу заметил, что в опущенной руке она держит киммерийский меч – прямой и более длинный, чем носят здешние воины.
– Привет, Дин, – пробормотал Дартин, смутившись. – Ты… что ты так смотришь? – И неожиданно спохватился: – Откуда ты взялась?
– Я шла по твоим следам.
– По пустыне? Одна?
– По пустыне, – высокомерно сказала Дин. – Одна.
Дартин чувствовал, что она говорит правду, и похолодел.
Машинально он отступил на шаг и тронул рукоятку своего кинжала. Такие ножи – широкие, тяжелые, с рукоятками из гладкой кости – называли "лысая голова".
Дин развела руки в стороны, сверкнула сталь ее меча. Бледное лицо девочки было неподвижным, словно вырезанное из камня. Дартину стало жутко. "Убить это существо, – подумал он внезапно, – убить и избавиться от кошмара. Она оборотень, лисица". Он вспомнил, как рыдали ночью шакалы.
Дин опустила руки. Дартин смотрел на нее во все глаза и ждал, когда она превратится в самку шакала, в лисицу, во что-нибудь ужасное. Но она продолжала оставаться девочкой.
– Где камень? – спросила его Дин.
– Какой рамень?
– Дартин, ты лжешь.
– Ты рехнулась, Дин! Какой еще камень?
– Желтый камень, некогда похищенный у Зират. Ты нашел его. Теперь отдай.
– Клянусь тебе, Дин…
– Лучше не лги, Дартин. Этот человек показал его тебе.
– Кто? Какой человек?
– Тот, которого ты украл у меня. Конан. Отдай мне камень, а человека можешь забирать себе.
– Ты ошибаешься, Дин. Он даже не знал, зачем мы идем сюда.
– Разве не он привел тебя в это ущелье?
– Нет!
– Стой, не шевелись, – приказала Дин. Она пристально посмотрела на растерявшегося Дартина, и ему вдруг стало холодно. Озноб пробрал его до самых костей. А Дин смотрела и думала о чем-то своем, тайном.
"Почему я послушно стою перед ней, не смея шевельнуться?" – в смятении думал Дартин. Наконец она с легким вздохом сказала:
– Да, ты его не видел… Ты никогда не видел желтого камня Зират.
Теперь, когда странная власть Дин над ним закончилась, Дартин ощутил прилив ярости. Освободившись от оцепенения, он выхватил нож и подскочил к Дин, навалился на нее тяжелым плечом, приставил нож к ее горлу.
– Что ты знаешь о желтом камне? Где он? Говори!
Дин молчала. Черные узкие глаза не видели Дартина, ее взгляд снова ушел куда-то в глубину ее сознания. Избавиться от постыдного страха перед этой сумасшедшей – ничего другого Дартину не хотелось. Он больше не колебался.
– Проклятая ведьма, – прошипел он и с силой всадил нож в ее пульсирующее, очень белое горло.
Нож сломался.
Дартину показалось, что он ударил по камню. Но на горле осталась тонкая красная царапина. А лицо Дин было по-прежнему неподвижным.
Дартин выпустил девочку. Дин уселась на землю, скрестив ноги, и уставилась куда-то на вершины гор. Точно пыталась заглянуть за перевал. Шатаясь, Дартин стоял перед ней и тупо смотрел на обломок ножа.
– Я Зират, – ровным голосом, как будто ничего не произошло, сказала Дин. – Я Зират Капризная, Своевольная, Дарящая Радость. Великая богиня Алат – моя младшая сестра.
Дартин едва держался на ногах. Шестым чувством он угадывал: девочка не шутит. Она говорит правду. Вот что таилось в ней. Она не была ведьмой, не зналась ни с целительством, ни с колдовскими травами, ни с заклинаниями. И бежавшей из храма жрицей она тоже не была. Богиня. Ни больше, ни меньше. Богиня. Ожившая, принявшая человеческое обличье
Спокойный детский голос продолжал:
– Я хочу получить назад мой камень.
Наваждение становилось нестерпимым. Дартин отчаянно закричал:
– Я не верю тебе! Но он верил.
Она рассматривала его без всякого интереса.
– Где Конан?
– Зачем он тебе?
– Он видел мой камень, – сказала Дин уверенно. – О, он видел. У всех, кто его видел, остался свет в глазах. Я замечала.
– Ну, предположим… А если он не скажет?
– Он ничего не сказал тебе, – отозвалась Дин, потому что ты обращался с ним, как со скотиной. Тебе просто повезло, что он поленился зарезать тебя сонного. – Она встала. – Прощай, Дартин. За перевалом заканчиваются мои. владения. Если хочешь, иди туда. Но в Аш-Шахба тебе лучше не появляться. – Впервые за все это время она смотрела ему в глаза. Смотрела и улыбалась – ясной, жестокой, немного отрешенной улыбкой. – Моя сестра Алат может потребовать человеческих жертвоприношений, если я ее попрошу…
Девочка повернулась и пошла прочь.
Вытаращив глаза, Дартин смотрел вслед девочке, легко шагавшей по скользкой дороге в сторону перевала. Он поддал ногой обломок своего ножа, и металл звякнул, ударившись о камень.
– Дин, – сказал Дартин. – Дин. Таких имен не бывает. – Он задрал голову и крикнул: – Ты не можешь быть богиней! Ты просто ребенок!
Но эхо промолчало, словно у него на этот счет было другое мнение.
* * *
Пустынный Кода и его друг Конан сидели вдвоем на берегу реки Белой, глядя на ее мутные бурные воды. Горы остались позади. Прямо перед ними, на противоположном берегу, белели глинобитные стены Хаддаха, тонущие в цветущих деревьях.
– Ты решил бросить Дартина там, в ущелье, – сказал Кода, – и я тебя одобряю.
– С чего ты взял, о Кода, порожденье дикой пустыни, что я нуждаюсь в твоем одобрении? – отозвался Конан.
– Я порожденье дикой пустыни, – мечтательно откликнулся Кода. – А ты человек. Ты нуждаешься в одобрении. Люди всегда нуждаются в одобрении.
Конан снял сандалии.
– Сколько воды, – сказал он, глядя на реку. – Просто не верится.
Вода была ледяная, но Конан словно не замечал этого. Река казалась ему огромным праздником. Он стоял по колено в мутной воде, повернувшись лицом к течению, и смотрел на нее в молчаливом восторге.
За спиной человека пробасил Кода:
– Ой.
Конан повернулся. Солнце светило ему в глаза, и он не сразу понял, чей это темный силуэт неожиданно вырос на берегу. Он только отметил, что стоящий перед ним человек ростом значительно ниже, чем Дартин.
Конан медленно вышел на берег. После воды трава была блаженно теплой.
Худенький подросток с мечом в руке разглядывал перетрусившего Коду. Кода злился, и глаза у Herd неудержимо разъезжались в разные стороны.
– Нечистый, – определил подросток. – Из низших…
– Я Пустынный Кода, – прогудел гном оскорбленно.
– Вас не всех еще истребили? – Подросток явно был удивлен этим обстоятельством, а гном очевидно находил сие удивление весьма и весьма невежливым.
– Милости Бэлит твоему пути, – вежливо заговорил с незнакомцем Конан, подходя.
Кода мгновенно перебрался к своему спутнику-человеку и начал демонстративно дрожать, поддавая трясущейся спиной ему под колени.
Подросток опустил голову и пошел к ним навстречу легким танцующим шагом, словно взлетая над прибрежной галькой. Конан отступил в сторону, случайно отдавив Коде ногу. Пустынный гном вскрикнул и закрыл лицо лапками.
Конан с интересом рассматривал ребенка, невесть откуда взявшегося здесь, бесстрашного и бессердечного. Что-то очень знакомое было в облике странного мальчика. Внезапно Конан узнал его – точнее, ее.
– Дин! – воскликнул варвар. – Ну конечно! Я должен был сразу догадаться. Здравствуй
– Хорошо, – сказала Дин. – Я рада, что ты признал меня. Скажи своему глупому приятелю, чтобы не боялся – я ничего ему не сделаю.
– А кто боится? – хрипло спросил Кода. – Лично я не боюсь. Я гном, существо из низших Мне до тебя и дела нет, Дин. Наверное, ты пришла за человеком. Ну так и забирай его. Пусть он боится, если сочтет нужным.
– Вот еще, – проворчал Конан.
То, как повернулась беседа, ему совершенно не нравилось. Киммериец терпеть не мог, когда вокруг него говорили загадками, и Кода сообразил это первым. Он повернулся к своему рослому спутнику и вцепился в его пальцы своими крепкими горячими лапками: