Утром шестого дня пребывания в Белояре Орильр пробрался на княжью конюшню задолго до зари. Выделенная ему три дня назад рослая спокойная кобыла встретила нового хозяина благосклонно. Знала – он не забывает угостить вкусным соленым хлебом, чистит сам, и усердно, разговаривает с ней куда охотнее иных людей. Вот и теперь, перед дорогой, пришел прежде прочих и сделал все неспешно и обстоятельно. Такому хозяину умная лошадь и гадостей не станет делать, вот прежний был… его хоть кусай, хоть лягай – непутевый. Торопился не ко времени, в седле сидел криво, беспричинно пилил губы удилами.
Воевода застал Орильра за осмотром коней. Он сам выбрал для чужого мага серую кобылу – хоть и несколько капризную, но понятливую и резвую. Кто знает, хорош ли из Нисия седок? А то жеребцы у воинов злые, боевые, чужих не любят, привыкают долго, да и то – не ко всякому. У них и денники иные, бревенчатые, особенно у самых упрямых. Своего Бурого воевода считал добронравным. А чего характер выказывать, если на него и так глянуть-то боязно? Деда Бурого давным-давно пытались сторговать гости из южной Бильсы. Как увидели – так и не ушли с конюшни, копытам кланялись, охали. Отец уперся – как можно друга продавать? Пообещал придержать жеребенка для гостей, если через год вернутся. Приехали. Теперь у Бурого где-то далеко на юге есть родня. Там кони легкие, невысокие. Силы настоящей в них нет, да и морозов не терпят, вздохнул Доний, гладя плотный ворс шеи, перебирая расчесанную длинную гриву.
– Нашел в конях изъян? – спросил он Нисия.
– Нет, – довольно отозвался король. – Меток слежения, колдовской порчи или чего иного я не заметил. Если будут нас враги встречать, значит, в тереме у вас кукушка имеется. На конюшне же врагов не завелось.
– Выловим – и в суп, – мрачно пообещал Доний. – Ты при князе поедешь, но уж не передовым дозором. Не серчай, тощий ты для первого-то ряда охраны. Столица – она любит красоту, провожать станут нас, да еще и с радостью. Все надеются на замирение. Как за город выберемся – езжай как пожелаешь. Ты вроде говорил, что отставать иногда будешь.
– Сам – да, но свою светлогривую Росу оставлять стану на ваш присмотр.
– Пеший вовсе отстанешь, – еще раз предупредил воевода. – Мы ходко ездим.
– Как любит говорить моя жена, – улыбнулся Орильр, – давай поспорим?
– Надо из ума выжить, чтоб с магом по рукам бить, – осторожно отказался воевода. – Но учти: ждать не сможем.
Орильр кивнул и вышел во двор. За прошедшие дни он привык к нелепой походке людей, неудобной и утомительной. Но и устал от нее – тоже. В седле будет легче, а побегать – и вовсе радость. Мечи Орильр сперва хотел пристроить за седлом, но передумал и повесил за спину, на пеший манер. Гридни смотрели неодобрительно, но молчали. Их дело князя-батюшку оберегать, а магу что? Пусть оружием хвастает, коль еще не наигрался. Вон и лук у него снаряженный – а разве виден враг?
Князь появился на конюшне сам, не стал ждать у парадного крыльца, пока ему торжественно подведут коня, – к чему время тратить? Его огромный вороной звался Волх и косил на иных налитым кровью глазом – ревновал. Орильр усмехнулся ловкости воеводы: любого незнакомого жеребца, да еще с чужим человеком в седле, Волх бы рядом терпел кое-как, норовя наказать при первой возможности. На серую Росу глянул, наоборот, мирно, с интересом.
Солнышко еще не выбралось из-за леса, а князь уже выехал со двора. С собой по городу он взял полусотню сопровождения, двигался шагом, не желая излишне шуметь и беспокоить людей. Впрочем, никто и так не спал. Стояли, смотрели, кланялись и желали успеха в важном деле. Орильр успел заметить на одной из улиц плечистого мастера-резчика, махнул ему рукой. Приятно, уже в городе не чужой. Комната в трактире будет ждать его, там даже часть вещей оставлена. Не просто так, с умыслом. Если полезут имперские послы любопытствовать – окажутся отмечены магией слежения.
– Нисий, ты уже друзьями у меня в столице обзавелся? – отметил князь.
– Хочу одному эльфу сруб заказать, – признался Орильр.
– Не думал, что эльфы живут в теремах, – удивился Вершень Бродич.
– Тут полагают, что они мелкие и обходятся чашечками цветков, – вздохнул Орильр. – Даже зимой.
– У них гномы рядом, – опечалился князь. – Я вот по молодости мечтал о маленьком каменном замке, охотничьем. У нас славный островок имеется на озерах. Красиво было бы. Чтоб башенки, крыша медная, узор рельефный. Не сбылось… – Князь помолчал и уточнил: – Как я понял, ты врага ждешь на нашем пути. Откуда бы?
– Если по письму отследят, то станут стеречь возле границы, – пожал плечами Орильр. – А если столичные лазутчики знак подали, то нас встретят завтра к ночи. Дальше им не успеть забраться так, чтобы засаду подготовить.
– Тебе враги всюду мерещатся, – забеспокоился воевода, подъезжая ближе. – Какой враг в столице? Тут все свои, исконные поморцы.
– Три купца из Империи с шелками и золотом, – взялся считать Орильр. – Большие терема, толпа дворни, все пришлые. Сколько у них купили товара за год, а, воевода? У вас люди вежливые, в чужое дело не лезут. Я вот сунулся: два отреза продано, никак не более. Золотых украшений не брал никто, у них очень дорогие вещи, да и работа чужая, не на ваш вкус.
Князь слушал молча и с интересом, воевода хмурился. Ему уже доводилось слышать, что торговые дела южан плохи, но никто не разорился, наоборот, прикупают терема. Если подумать – и верно, необычное поведение. Или недавний случай: в новую лавку завезли каменные и золотые, тонко и точно исполненные фигурки голых девок – несусветный срам! Поморцы заглянули разок, да больше и не появлялись в нелепой лавке. Вроде самое время сменить товар или закрыть дело. Но, словно в насмешку, имперец устроил "витрину" – огромное окно из дорогого гномьего стекла – и выставил в нем своих девок, да еще и мужиков – в таком же позорном виде. Соседи аккурат в разгар лета шум подняли, к батюшке с поклоном пошли. И князь велел витрину занавесить, а купцу объяснить, что в чужой земле полагается уважать ее закон. Сам воевода и объяснял… а странности в поведении имперца сполна не приметил.
– Дальше, – буркнул Доний. – Учи меня воеводствовать. Видно, и правда пора.
– Два купца закупают зерно, – добавил Орильр. – У них большие подворья за городом, почти что в лесу. Я сбегал. Ни единого колоска не выросло по обочинам! Мешки, наверное, крепкие, пятый год возят туда их, каждую осень. И оттуда… Да: поморцев на подворье нет ни одного. Даже при конях или на кухне. Там я насчитал восемь магов. Еще у вас живут переселенцы, не работают, и как ни глянь – не понять, кто такие, душ пятьдесят, без семей.
– Знаю, сам дивлюсь да приглядываю, – кивнул Доний.
– Из них семеро маги, все из тех, кого зовут дециями. Знаешь, что это значит?
– Полнообученные, – вздохнул воевода. – Худо воеводствовать без магов!
– Вот и послали бы ребят учиться, – удивился Орильр. – Кто запретит?
– Письмо имеется, друг Нисий, – почти весело сообщил князь. – Не желают нас там видеть, вот как! От эльфов письмо. Правда, без светящегося душистого тумана.
– Все вам надо по-особенному устраивать, – проворчал Орильр. – Ладно, если уладим дело и замиритесь вы с Леснией, сам сбегаю в Лирро, провожатого вашей малышне выпрошу, из следопытов. Но с условием. Эльфы всегда его ставят. Если посылаете своих, должны у соседей спросить, хотят ли они кого отправить. В вашем случае – у людей льда.
– Неужто тебя эльфы послушают? – удивился князь.
– Они и воеводу послушают, – уверенно кивнул Орильр. – А князя охотно позовут на осенний бал. Не в этом году, уже поздно, но потом – обязательно. Королева эльфов обожает устраивать браки, говорят, у нее рука легкая.
Князь вздохнул и замолчал. Он свой брак уже устроил, больше года назад все подтвердил. Зачем? Сам не понимает до сих пор. Невеста красива, молода и происходит из хорошей семьи. Союз укрепит отношения с Империей, и грозящим войной леснийцам придется с этим считаться. Так говорили послы. И он – ну прямо наваждение нашло – не возразил, смолчал…
А маг Нисий, у которого всегда найдется что добавить, вроде бы не оспаривая и не отрицая чужих доводов, и тут высказался. Аккурат позавчера пристроился басни сказывать про обычаи нездешние. На соседей перешел ненароком. Мол, в Империи женщины при дворе рано взрослеют. Вершень попытался не понять намека: в Леснии, Поморье, Эрхое и прежних Комарищах устои семьи крепки.
Насмешник самым подробным образом пояснил. Про моду заводить и менять поклонников, про молодых бедных парней и девиц из достойных семей, живущих при богатых домах. Про то, что некоторых, особенно услужливых и глубоко увязших в долгах, дарят подружкам на день рождения, проигрывают в карты, передают знакомым с хорошими рекомендациями… "Само собой, – отметил бессовестный Нисий, подвигая кубок с водой в сторону каменеющего в оторопи князя, – все это незаконно и делается не особенно открыто. Но – так жить модно и принято". Вершень попытался жалобно предположить, что его-то невеста – родня самому императору, уж она-то не творит беззакония. Нисий, змей такой, пожал плечами и сказал: он не обсуждает чужих невест и сплетен о них не пересказывает.
Вот и думай теперь, очередной раз вздохнул князь: зачем отказался от внучки Добра? Собственно, он и не отказывался. Все получилось само по себе, глупо и нескладно. Девица поехала к жениху, не сообщив даже, с чем едет. А может, и это письмо запропало… Так или иначе, ее гонец прибыл в Белояр за два дня до подхода поезда невесты. Начал, как полагается: мол, у нас красна девица… Князь Вершень пребывал в дурном настроении, он только что получил очередное письмо по поводу злосчастного золотого рудника на спорных болотах. И не дослушал. Бросил слово походя, оно и взошло обидой. Мол, не надобны нам ваши девицы, даже если они так красны и расторопны. Про поезд невесты он не знал. И что развернул его одним словом, опозорив девушку, тоже. Много позже все выяснилось. Надо было съездить и извиниться – это самое малое. Но тут как раз подоспела история с гномами-рудознатцами.
Нехорошо, не по Прави все идет. Князь вздохнул и нахмурился. Огляделся.
Город остался позади, в поле ждали еще полторы сотни конников. Пристроились в общую колонну. Вершень ехал, чуть сутулясь в седле: теперь, когда горожане его не видят, можно не заботиться о выражении лица. Ну зачем ему, немолодому уже поморцу, южная жена двадцати пяти лет? С ее постыдными обычаями, которые всколыхнут всю страну. С полным незнанием местных законов и своего места в тереме мужа… А если привезет с собой девок знатных, да с полюбовниками? Стольный Белояр не выдержит такого позора, да и сам князь – тоже. Вершень тяжело вздохнул: как он может решиться второй раз завернуть поезд невесты?
Пока князь маялся своими семейными бедами, кони ходкой рысью шли на запад. Солнышко грело спины, поднимаясь все выше. На полях, как и требует Правь, в первую неделю месяца святовита жали хлебушек. Князь слушал, как поют припозднившиеся, только начавшие сбор урожая, как славят Златогорку. Глядел на велесову бороду – на перевязанные лентами колосья в середине убранных наделов. И снова прикидывал: зачем ему жена, которая не знает, как правильно назвать последний месяц лета? Да и про злату Майю она не споет… Вера в Империи иная, а, судя по словам Нисия, в умах тамошних людей – смута да безверие. Живут, деньгами честь измеряют, знатностью. Так и хочется снова задуматься о самом загадочном: зачем им дружить с небогатым Поморьем? Зачем невесту слать, да еще такую, из родни самого императора?
Те, кто богатство золотом вымеряет, а не широтой души, на помощь соседу без корысти не прибегут. Грустные мысли, тревожные, темные…
Нисий пристроился рядом.
– Князь, вы пытаетесь жать то, что еще не посеяно, – почти сердито упрекнул он. – Она вам не жена. По обычаю юга, можно порвать любую помолвку, проблемы бывают только с договорами родителей, состоявшимися над колыбелью младенца. Само собой, придется оплатить то, что у вас зовется вирой, а у них – неустойкой.
– Все-то ты знаешь, – поежился Вершень.
– Кое-что, – весело прищурился Орильр. – Рискну предложить занятный совет: отдайте им в оплату виры болотный рудник. Если он настоящий, схватят обеими руками, забыв про все прочее. А коль гномы – не шарлатаны…
Маг рассмеялся и резко повернул свою серую Росу в сторону, оставив ошарашенного князя переваривать идею без помех.
Вершень Бродич думал долго, хмурясь и пожимая плечами. Подозвал воеводу и пересказал разговор. Доний, надо отдать ему должное, понял сразу, смеялся шумно и долго. Если рудник – затея имперцев, отказаться от него будет трудно, признавая тем свою старую ложь. А взять с благодарностью кусок болота, три версты в поперечнике, да еще вирой за родственницу самого императора, – разве проще?
Вечер застал отряд у первых рощ большого леса. Князь, настроение которого заметно улучшилось, устроился вечерять, дозоры обложили окрестности плотно и надежно. Воевода сидел при батюшке и хмурился. Нисий вычистил свою кобылу, наскоро перекусил – и сгинул, как лесной дух. Его не видели в дозорах, не почуяли даже опытные сторожевые псы, их при воях до дюжины. Опять магия?
Нисий возник у самого полога поставленного для княза шатра без малейшего звука, прошел, поклонился, сел по кивку князя.
– Искали?
– А толку? – в тон ответил Доний. – Опять колдовал, морочил дозоры?
– Меня учил мастер маскировки, – выдал новую версию Орильр. – Верст на сорок все чисто. По дороге вчера прошел большой конный отряд. Воевода, не осерчаешь, если попрошу завтра луки снарядить? Могу заодно стрелы заговорить на пробивание магического щита.
– Заговори, – охотно согласился Доний. – А луки мы всегда снаряжаем, как в лес входим. Полагаешь, к вечеру они нас подловят?
– Я бы завтра ночью напал, на спящих, если бы в тати подался, – честно признался Орильр. – Но им милее дневная засада, как мне думается. По следам судя, отряд в полсотни клинков, не меньше. И хорошо, если отряд один. Князь, вы уж поберегитесь. Не о лихости разговор, о мире с соседями.
– Стар я уже для лихости, – сварливо пожаловался князь. – Посижу за спинами, так и быть. А все ж не верится мне: в самом сердце края моего, на тихой дороге, да еще и днем…
Вершень тяжело вздохнул, досадливо тряхнул головой, поднялся и пошел отдыхать. Воевода допил свой кубок и засобирался – ему еще проверять дозоры и про завтрашний день с людьми говорить. Все будут так же не верить в дурное, как сам князь. А надо, чтоб поверили и стерегли люто. Сколько можно во всем уступать чужому магу? Он и лес знает, и в делах купеческих разбирается. Странный человек. Одно радует: нет в нем зла, это Доний чуял крепко и чутью своему верил.
Орильр устроился подремать под открытым небом, рядом с полянкой, где нашла вкусную траву его Роса. Само собой, самая вкусная росла у копыт вороного Волха. И тот охотно уступал кокетливой кобыле. Эльф некоторое время смотрел, как перефыркиваются лошади, игриво вскидываются, сердясь на путы. И думал, что первый раз за две сотни лет вся его семья разбрелась по разным землям. Где-то очень далеко на востоке – Кошка Ли, и на душе за нее неспокойно. Лильор почти рядом, но тоже один и занят важным делом. Нориль наверняка теперь не вылезает из гномьих шахт. Риола затеяла что-нибудь особенное для живности долины. Лоэль движется на север, это понятно, и пока не вызывает тревоги: ему еще идти и идти… И только Ольви дома. Одна, в алмазном венце, особенно тяжелом именно сейчас, когда мир так опасно пошатнулся. А еще королю неспокойно за Сэльви. Но ее-то удастся повидать на днях.
Замечательно иметь большую семью. И тревожно. Еще недавно все дети были дома, можно было дышать спокойно. А скоро – это душа говорит в полный голос – станет иначе. Двести лет, возраст первой настоящей взрослости у эльфов. Вот уедут из трактира – и для кого он тогда, трехэтажный?
Орильр вздохнул и прикрыл глаза. Улыбнулся. Его черноглазая жена сейчас с воодушевлением шептала бы в ухо про внуков. Странное слово. До появления в мире вечных Сэльви с ее замечательными деревенскими устоями эльфы мало помнили родню. Жизнь очень длинна, она каждому дает немало поводов поссориться с близкими. Зато теперь есть королева, и она – мирит. Приятная мысль. Король успокоился и задремал, продолжая слушать лес.
Утром он проснулся одним из первых и пробежался по дороге, проверяя, были ли гости? Нет, никто не подходил к лагерю. В общем, грамотно: дорога здесь одна, к чему беспокоить дичь, если та сама идет в ловушку? Полтора десятка магов – полная гарантия успеха дела. Может, князь по плану Империи и выживет. Он еще нужен – невеста в пути. Значит, снова это будет засада леснийцев. Потому и выбран лес, они тут сильны, это поймет каждый.
Охрана князя очень старалась исполнять указания поминутно рычащего Дония. В засаду не верили, но воеводу уважали. Бурый то появлялся в первых рядах, то отставал, давая седоку возможность мрачно зыркнуть на замыкающих. После раннего обеда Доний удивил своих людей еще больше – велел надеть брони. Послушались, с любопытством поглядывая на нелепый доспех мага. Тонкие пластины, защищающие руки и плечи, кое-как грудь и живот, а спину – вовсе плохо. Разве в этом воюют? Странное вооружение одобрила только Роса – за его малый вес и бесшумность.
Отряд снова вытянулся по дороге. Воевода объехал всех и проверил, хорошо ли следят за лесом, поискал взглядом мага – рядом, сам обозначился, да еще и с подарками – вон мешочки на руке висят, сыто постукивают загадочным содержимым.
– Передовые будут эти же, не сменятся?
– Да.
– Каждому выдай амулет, здесь три дюжины. Выдержит один прямой удар и два-три слабых, скользящих – это все, что могу. Далее: второму ряду полагается такое носить. Для защиты от магии, действие – десять саженей вокруг амулета, а то и поболее, хватит для всего отряда. Князю я сам все нужное отдал, он обещал не снимать. Хорошо бы всем лично надеть на шею и пошептать еще, но я не успел. И так приходилось в лес далековато бегать, чтоб не заметили колдовства. Я полагаю, выбивать будут передовых, так обычно делают. Но и тем, кто в последних рядах…
– Понял, тож выдам. Сам будешь где?
– Да как тебе сказать, – смутился Орильр. – Там-сям… их всего полсотни с небольшим. Рассчитывают на внезапность, не успели они подготовиться. Вы не лезьте в герои, князя уводите. Не назад, обязательно вперед. Мы уже три магических силка миновали, на обратном пути тут будет очень гадко. Я потом вернусь и разряжу.
– Или ты хвастаешь, или нам правда прислали лучшего ученика эльфов, – задумался Доний. – Я бы… а, ладно, неважно.
– У меня нормальные уши, – усмехнулся маг внимательному прищуру Дония. – Вот, смотри.
– Ну про маскировку мы уже наслышаны, – фыркнул воевода.
– Памятливый ты.
– Не жалуюсь. Далеко до засады?