– Его звали Виоль, и он был храном, как и я, – нехотя бросил король, глядя в пол. – В ночь перед большим боем он умирал. Надежды не осталось, и он согласился по доброй воле. Я бы тоже согласился, но отдавать магам друга… уж легче самому. Умирающих было трое – хран, маг и воин из числа следопытов. Создали три косяка заклятых ледяных коней. И три души не отправились в путь к новому рождению. Маги торопились, не учли многого, смерть оказалась окончательной. Точнее, они переродились в нечто иное, как я полагаю. Поговори с Эриль. Это ее кошмар, она знает больше. Только обязательно спрашивай не один. Попроси Тафи о помощи. Королева Иллора знахарь, а у нашей мудрой Эри болит душа. Виоль был племянником ее погибшего мужа.
Король потянулся за клинками, сочтя разговор оконченным. Но сын упрямо перехватил его руку и задал еще один вопрос: удалось ли удержать перевал? Орильр кивнул и отвернулся от оружия. Стал говорить, выплескивая прошлое короткими фразами, внезапно замолкая и начиная с обрывка мысли, частично не выказанной вслух.
Почему создания оказались единорогами? Почему, например, не снежными барсами, не белыми медведями? Этот вопрос задать теперь некому, в том бою полегли все старшие маги зимы, их и было-то двое, понимавших холода по-настоящему. Единорогов вызывали из звонкого потока горного водопада, их стройные прозрачные тела выплескивались из темных холодных волн, пена стекала по бокам, кольцами вилась в гриве, изморозью ложилась в узор шкуры. Красиво. И страшно.
Умирающих эльфов принесли прямо к воде. Снежные маги последними создали вожаков единорогов, предназначенных принять в полноте отсвет души вечных. Дикие, крупные и сильные, скакуны нехотя слушались усталых заклинателей. Подходили, ведомые магами за гриву, долго глядели в глаза умирающих – и отступали в сторону, более не нуждаясь в приказах. Все три тела эльфов остыли у водопада, их погребли гномы, способные в любых условиях устроить достойную могилу из камня. Кони стояли и смотрели, и у всех, кто оказался у водопада, по спине гулял озноб ужаса. Потому что отнять жизнь – страшно, но дать возможность смотреть на свои же похороны – еще того тяжелее.
Вечером подошли ведимы, демоново отродье. Они старались, по возможности, подгадывать бои к ночи, когда страх сковывает полнее, а тьма добавляет безысходности. Война была долгой, и привычки черных уже знали наизусть. Зато сами они магию зимы увидели впервые, всю ночь истратили на изучение неведомого, подтягивая к перевалу резервы и обозы, атакуя вяло, для пробы. Днем было затишье, на вторую ночь начались настоящие бои. Странные прозрачные создания из льда оказались великолепны – они знали о противнике все, что прежде усвоили воины и маг, отдавшие единорогам и душу, и память.
Третья ночь развеяла в пыль большую часть табуна. Люди, гномы и эльфы потеряли до половины своих отрядов и к утру стали отступать, выполнив задуманное. Именно так – первыми ушли люди, потом гномы. Наконец, и эльфы, неутомимые, способные двигаться куда быстрее прочих. Последние единороги остались на перевале. Выжившим только они – уже умершие – могли дать время для отступления. И сделали это.
– Он смотрел нам вслед, – прошептал король. – Знаешь, это, наверное, очень странно и больно. Умереть мы могли в любой день и привыкли к этому. Но умереть, чтобы получить вторую жизнь – и снова отдать ее… Мы не могли отпустить его душу, не умели. Маги зимы погибли, а королева Тиэса была без сознания, она исчерпала себя, заклиная ведимов. Эриль увезли еще на второй день боев, у нее до сих пор остался шрам на плече, память о том перевале.
– Может, они уцелели? – понадеялся Лоэль.
– Нет, – тихо сказал король. – Днем к перевалу подошли сами демоны. Я был у водопада и ощущал единорогов в час их рождения. Эта связь оборвалась после полудня.
– Не представляю, как можно жить единорогом, – передернул плечами Лоэль.
– Твой папа, принц Лоэль, согласился бы жить даже мухой, – усмехнулся король. – Мир слишком красив, чтобы от него отказаться по доброй воле. Я знал Виоля очень хорошо, он тоже не понимал в смерти блага забвения или избавления от боли. Но мы лишили его даже надежды вернуться сюда, пройдя по звездной тропе, которой Творец водит души эльфов. Я много раз пробовал восстановить заклинание – и не смог. Мне, наивному, все казалось – верну единорога, и он поможет отпустить души в путь…
Король тяжело вздохнул, подобрал клинки и ушел.
Его сын остался сидеть и думать. Лоэль родился вторым из трех сыновей короля. Старший, Лильор, очень похож характером на отца. Разве что мягче, его не обожгли войны, предательство и отчаяние. Он в первую очередь воин и следопыт – как отец. Достойный сын короля, улыбнулся Лоэль. Сам он иной. Не столь порывистый, лишенный яркого таланта бойца, способный видеть красоту леса и уважать ее без всеобъемлющей влюбленности в зеленый мир. Он маг, таким уродился. Настоящие одаренные маги растут медленно и к окружающей действительности присматриваются долго, пристально, вдумчиво. Старшие переживают за одаренных талантом магов сильнее, чем за прочих детей. Потому что восторг жизни в них слаб, а желание менять окружающее велико. И если на внутренних весах уважение к жизни окажется легче холодной практичности – ребенок станет опасен для себя и окружающих.
Лоэль давно знал про такие страхи. И верил, что участь ледяного мудреца миновала его благодаря маме и, не в меньшей степени, тетушке Тафи. Мама слышать не желала о "неправильности" сына и гоняла доброжелателей, придирчиво изучающих пристрастия маленького заклинателя. Королева гномов беззаботно баловала "опасного" ребенка. Осмелившихся возражать госпоже Тафи ожидала встреча с ее мужем, а в гневе король Рртых был пострашнее, пожалуй, самой мамы Сэльви. Это перестраховщики выяснили и усвоили очень быстро. Когда старый гном с парой своих сыновей гонял двух заезжих советчиков из долины Лирро, на зрелище пришел посмотреть даже Орильр-а-Тэи. Он не мешал гномам изводить бестолковых эльфов. В конце концов несчастные нашли убежище в развилке старой сосны. И, со всхлипами вдыхая воздух и выдыхая жалобы, следили, как внизу гномы решают, рубить дерево или ждать, пока эльфы свалятся от усталости. Трое суток жители Лирро извинялись, взывая к доброте и милосердию. Под сосной сидели гномы – и с интересом слушали. Эльфы Рэлло гуляли рядом и обсуждали занятную сплетню: оказывается, вечные неспособны выстоять против настоящего пятифутового боевого гнома! А говорили – реакция у подданных короля Орильра быстрее, ноги длиннее, неутомимость выше… "Неутомимость" цеплялась за ветки и умоляла о спасении. Гномы сняли осаду, когда под сосной появился Жависэль и со всей доступной его голосу нежностью пригласил советчиков спуститься и решить недоразумение с ним одним, раз гномы втроем слишком опасны. Он увел понурых эльфов в Лирро, и постигшая их кара осталась для принца загадкой. Впрочем, зная рыжего Жаса, улыбнулся Лоэль, можно не сомневаться: он лечил трудом на благо долины. Может быть, в кузне, а может, и в шахтах Гхросса. Эльфы ведь добывают кое-какие полезные минералы по договору общего с гномами использования гор и долин.
Лоэль привык гостить у гномов подолгу, чувствовать себя в горах как дома. Он же пристрастил к пещерам и младшего брата, Нориля.
Тафи Гррхон полагала, что, если ребенок не зол и не испорчен от природы, а всего лишь скуп на эмоции, его надо еще сильнее любить. Тратить куда больше времени, поясняя красоту окружающего мира, помогая рассмотреть и ощутить его душу. Тафи любила зиму. Она провела молодость в глубоких шахтах старого Гхросса, а снег увидела уже совсем взрослой. И влюбилась в это сияние, которое окрыляло ее и наполняло радостью. Королева напридумывала вдвоем с маленьким Лоэлем целую сумку лент и узлов, хранящих напевные заклятия гномов. Все они были глубоко бесполезными с точки зрения любого практичного гнома или эльфа: морозные узоры, зимние цветы, ледяной хрусталь, белый пух… Практичных отсылали по известному адресу – к Рртыху. А остальные успокоились сами и прекратили донимать принца нудными взрослыми расспросами: любит ли он маму и как относится к сестрам. Раз в зиме маленький маг видит не силу разрушения, а красоту – он вполне здоров.
Узнав о мрачной тайне единорогов, Лоэль пошел именно к королеве гномов. Там его выслушали и поняли – как обычно. Тафи приняла историю близко к сердцу, собралась в несколько минут, и вдвоем они отправились к Эриль. Мудрой оказалось трудно и больно вспоминать прошлое, но королева Тафи умела сочувствовать и слушать, не добавляя мучений, а, наоборот, смягчая их. Позже тему зимней магии привыкли обсуждать втроем и даже вчетвером, выманивая из шахт Лоэльви, бессменного Станового знахаря, избранного для Иллора самим Рртыхом.
В последние годы жизни Тафи просила принца не оставлять старую тайну без внимания. И не спешить с решением, пока он не накопит хотя бы первичного опыта магии, не выйдет из третьего, а лучше – четвертого круга. Третий Лоэль одолел быстро. Четвертый нормальные эльфы, даже одаренные сверх меры, редко решались штурмовать прежде достижения возраста в пять – семь веков. Но Лоэль, как и остальные дети Сэльви, унаследовал долю странных способностей матери-ведьмы. И упорство обоих родителей – тоже. Он редко отвлекался на юношеские забавы, заслужив сочувственное презрение Осы, именовавшей его "ледяным принцем".
Так он одолел четвертый круг.
Лэйли плакала, вспоминая короля Рртыха. А Лоэль не плакал. Он обещал тетушке Тафи разобраться в заклятии древних – и изо всех сил старался сделать это как можно скорее.
Из королевского трактира в ночь побега родителей Лоэль выбрался, испытывая странную, незнакомую ясность и радость сознания. Он начинал путь, обдуманный давно. Обещанный Тафи, необходимый отцу и наставнице Эриль. А зачем дается урожденному магу талант, если не для таких важных дел?
И время удачное – середина лета. Пройдет немало дней и недель, пока он доберется до гор, найдет тот самый перевал, где состоялся древний бой, и ту самую речку, породившую единорогов, – если приметы еще существуют. Осмотрит место, прощупает его магией гномов, легко пробуждающей память гор. Изучит своим не слишком сильным даром ведьминского зрения. Много труда. Лоэль не надеялся найти что-то важное на перевале. Просто хотел увидеть то место своими глазами. Пусть изменившееся, но увидеть. Привязать к реальности рассказы отца и Эриль. Потрогать камни, которых касались копыта ледяного коня. Так советовала мама, выяснив планы среднего сына.
"Сперва оживи эту историю для себя и лишь затем пробуй ее продолжить", – сказала Сэльви. Лоэль понял слова королевы как предложение опираться не только и не столько на магию, сколько на сердце. Принц дрогнул и впервые усомнился: его сердце бьется слишком спокойно. "Не обманывай себя, – рассмеялась мать, уловив сомнения. – Никакой ты не ледяной, Оса просто глупенькая и не видит пока так глубоко, как следует. Ты мой самый ранимый ребенок, душа у тебя горячая, настоящая. И – поверь ведьме с опытом – у тебя есть шанс. Слушай сердце и полагайся на удачу. Пока тебе недостает именно веры. Не в магию и опыт, не в заученные приемы и заклинания, а в самого себя".
Лоэль улыбнулся. О маме всегда приятно думать. Ее одобрение дарит ту самую спокойную веру в успех, которой и правда не хватает. Вот припомнил заново слова – потеплело на душе и бежать стало легче, веселее. Сейчас он двигается на север, через долину Рэлло, по границе Ронига – к отрогам старых гор. Едва ли раньше осени удастся уйти дальше. Но путь заранее избран: по северному склону гномьего кряжа, по границе Леснии – в сторону холодных земель народа льдов. Главное, попасть туда, пока дни еще дают достаточно света. Люди зимы неохотно привечают путников, посетивших их селения накануне большой ночи. Это Лоэль выяснил давно, раз за разом расспрашивая торговцев мехом и охотников об обычаях далекой земли. Он определил для себя главным на осень: добраться, найти приют. И пробовать в долгой ночи, когда ничто не мешает и не отвлекает мысли, восстанавливать старое заклинание. Большая река, впадающая в ледяной океан, могучие холода – что еще нужно магу зимы для работы?
Лоэль бежал на север унылыми пустынными холмами вдоль восточной границы королевства Рониг. Здесь селились неохотно и редко. Главные торговые пути далеко, рядом старые неприветливые горы, земля скудна, климат прохладный. Знакомый принцу южный Рониг – усадьбы и дворцы знати, аккуратные города и ухоженные дороги – ничуть не походил на свою дикую и безлюдную окраину. Монотонность дней лишала всякого смысла их счет. Каждый новый холм со своей вершины открывал обзор на череду таких же серо-серебряных, полынно-пыльных горбов. Кое-где рельеф разнообразили невысокие и редкие рощицы, обозначая русла ручьев, метя пересыхающие к середине лета озера – следы весеннего схода снега.
Издали, от горизонта, медленно наплывали горы гномьего кряжа, здесь нежилые и мрачные. Лоэль нырял в новую низину, поднимался по склону – и снова бежал под гору. Время застыло, потеряло смысл. И принцу уже через неделю стало казаться, что безмерно давно – или вчера? – так же бежал здесь, без дороги, следопыт эльфов. Он намечал и проверял тропу для отступающих, уходящих из сожженной долины Рэлло родичей, для людей и гномов, вынужденных покинуть свои дома и пещеры. Видел тот следопыт такие же холмы – пустые, продуваемые ветром, неуютные, – негодные для устройства обороны. Лоэль стал чаще озираться, пристально всматриваться в горизонт, примечать удобные места водопоя и ночлегов. Он вживался – примерял на себя роль древнего следопыта. И пытался ощутить, каково это – навсегда уходить из любимой долины. По спине пробегал озноб от одной мысли, что мамин трактир – или дом того следопыта – лежит старыми холодными углями пепелища. Что пещеры Иллора – или иного города гномов – разрушены, пусты и заброшены. Нет больше дома. Есть только осень и бесконечные холмы, вселяющие в душу отчаяние.
Принц не стал пережидать дождь, принесенный с севера шальным облаком, преодолевшим горы гномьего кряжа.
Тогда была именно осень, конец второго ее месяца, – он знал точно из воспоминаний отца и Эриль. Тогда было сыро и слякотно. Осень заплакала рано, и степь раскисла, осложняя движение повозок. Их бросали прямо здесь, завязшие по самые оси, и шли дальше пешком. Старались торопиться насколько возможно. Беженцев сопровождали два отряда спасателей из числа подгорных гномов. Отец помнил их очень хорошо. Потому что спасатели у гномов – всегда лучшие и уважаемые. Этих вел двоюродный брат короля тех незапамятных времен, и звали его Мырв. Был он знахарем, понимал горы и выбрал ущелье на перевале, годное для обороны. Там он и его гномы остались, готовя завалы, дождались идущих последними, прикрывающих тыл, магов и следопытов.
Орильр-а-Тэи (тогда его еще звали Лильор, имя он сменил позже, не желая по сто раз на день выслушивать вопросы о древней войне) шел здесь одним из последних. Под проливным холодным дождем, который северный ветер уже на куртке превращает в ледяную коросту, лишающую тело остатков тепла и сил. Отец был храном королевы, то есть одним из лучших воинов, несмотря на молодость. И в этом отступлении он и его следопыты не давали самым расторопным конникам и магам из армии демонов обойти заслоны стороной и добраться до слабых.
Как они справились тогда? Лоэль бежал и мрачно прикидывал, насколько он, как воин, слабее отца. Говорят, храны рождались в семьях, согласившихся на опасный опыт магов. Они были сильнее, быстрее и выносливее большинства эльфов. А еще – злее и холоднее в бою. Их создали для той войны, и война уверенно опознала и забрала всех своих "детей". Кроме Орильра. Мама как-то сказала сыну: король выжил, потому что смерть не нашла в его душе отклика. Ни злобы, ни черной ярости, ни упоения боем, подобного безумию. Храны считали войну своим призванием, а отец – лишь тяжелым и необходимым долгом. "Если Виоль был таким же, его душа не должна умереть", – подумал принц.
Потому что все, кто не сберег хоть искру тепла и мира, оставили свою последнюю надежду выжить здесь, на равнинах Ронига. Застудили ее в холоде первых снегов. Раздавили тележными колесами, пытаясь пробраться через месиво жидкой грязи, хрустящей поутру корочками наледи.
Принц передернул плечами, с болью и недоумением сознавая – эту дорогу прошла и Эриль, такая тоненькая и хрупкая. Уже тогда – взрослый маг и опытный боец. Она тоже была в охране королевы и тоже шла с последними отрядами.
Утром солнышко растопило мрачные мысли, нагнанные вечерним холодным дождем. И Лоэль заметил, как приблизились горы, как их снеговые пики уперлись в самое небо, словно поддерживая его свод. Вот тот, тройной, чуть правее, "Наковальня Труженика". А прямо впереди встает все выше, упирается в зенит, самый величественный и огромный – "Копье света". Оба указаны отцом как надежные ориентиры. Король нарисовал для сына точное положение пиков, выводящее на тропу к перевалу. Лоэль присмотрелся и стал сильно забирать к западу. Увлекшись восстановлением прошлого, он сбился с дороги, ночью бежал быстро – и теперь далек от давно заросших и сровнявшихся в спокойное поле тележных следов. Зря искал даже малый намек на них, зря пытался угадать рисунок холмов. Пришлось с горечью признать: он никудышный следопыт. Значит, по возвращении надо забросить магию лет на сто и заняться другим делом, не менее важным.
Лоэль рассмеялся: упрямая и вздорная Оса наверняка сочтет, что именно она сподвигла принца на достойное мужчины занятие. Пусть радуется. Может, есть и ее заслуга. Эриль дошла до гор. Мильоса-а-Синни, старшая сестра мудрой, древняя тезка – и тетка – Осы была лучшей среди женщин, хранивших жизнь древней королевы. Ведь существовали и женщины-храны, особенно из числа способных магов. Принц вздохнул, замедляя бег. Можно уверенно добавить: нынешняя молодая Оса одолела бы холмы, не уронив чести рода и в боях. Эти мысли, как игла, тянут нитку неприятного и неоспоримого вывода. Никому не нужен маг, пусть и могучий, если он за десять дней пути умудрился дважды подвернуть ногу. И, падая, вывихнуть руку. Скажи такое следопытам – перестанут признавать эльфом…
От построения планов грядущего воинского обучения нога не прекратила болеть. Принц еще разок вздохнул – и сдался, устроил привал на целые сутки. Усмехнулся: зайца он способен выцелить, пусть и со второй попытки. Спасибо маме, умеет готовить в походных условиях. И благодаря Тафи Гррхон в состоянии заговорить боль и вылечить вывих в один день.
Устроив себе королевский обед из пяти блюд и скромный ужин из двух, принц сыто и благодушно улегся на склоне. Стал смотреть в небо. Вчера ленивого бегуна догнал – совсем не там, где надеялся принц, – последний летний месяц, блеснул теплым солнышком, рыжим, намекающим на скорый пожар кленов в родной долине Рэлло. Лоэль рассмеялся. Звезды тоже никудышные следопыты. Позорно спотыкаются на своих бархатных дорогах и падают вниз, становятся тонкими мгновенными штрихами света.
Утром Лоэль собрался до зари и побежал без спешки, стараясь рассчитывать силы точнее и правильнее.
Семь дней спустя горы занимали уже полмира, склоны и вершины подросших и заострившихся травянистых холмов тут и там обнажались каменными проплешинами. Молодой маг пропел короткое заклинание гномов и довольно кивнул. Это он умеет лучше многих. "Эхо камня" капризно, не подчиняется неопытным. Да и с мастерами оно готово пошутить, обманывая и запутывая. А вот принцу отзывается охотно и без обмана. Впрочем, он не спрашивает впустую, ради развлечения беспокоя сонные скалы. И поет без надрыва – вежливо просит о помощи с должным уважением к возрасту и мудрости.