- Логан, с тобой мы поговорим после, - сказала Катринна Джайр. - Таллан, Брэн, выведите этого человека вон. Сию минуту.
- Лорд здесь я! Не прикасайтесь к нему! - прокричал Логан.
Стражники замерли. Глаза Катринны засверкали от злости.
- Да как ты смеешь отменять мои приказы? Позорить свою мать перед чужаком? Мне стыдно за тебя, Логан Джайр. Ты бросаешь тень на всю нашу семью. Отец положился на тебя и совершил серьезную ошибку.
Солону сделалось не по себе, а Логан страшно смутился, растерялся и залился краской стыда.
Змея, подумал Солон. Разрушает то, что обязана всячески укреплять. Убивает в сыне уверенность.
Логан взглянул на Таллана и Брэна. Тем было так неловко наблюдать сцену Логанова унижения, что они не знали, куда девать глаза. Логан весь съежился, сокращаясь в размерах.
Надо что-нибудь предпринять, решил Солон.
- Лорд Джайр! - воскликнул он, вставая и привлекая к себе всеобщее внимание. - Прошу прощения. Я вовсе не хотел злоупотреблять вашим гостеприимством, тем более вносить в вашу семью раздоры. Признаю, я забылся и заговорил с вашей матушкой слишком прямо. Мне не всегда удается… выбрать правильный тон в беседах с чувствительными сенарийцами. Леди Джайр, прошу извинить меня, если я поневоле нанес оскорбление вам или вашему лорду. Лорд Джайр, еще раз простите. Видимо, мои речи показались вам дерзкими. Я, разумеется, покину ваш дом, если только вы пожелаете.
Последние слова он особенно выделил. Логан расправил плечи.
- Не пожелаю.
- Милорд? - Солон притворился растерянным.
- В этом доме все только и делают, что выбирают подобающий тон, однако правильно поступают не часто, лорд Тофьюсин, - сказал Логан. - Вы ничем меня не оскорбили. Я хотел бы, чтобы вы остались. Уверен, и моя матушка постарается вести себя так, чтобы вам было здесь уютно.
- Логан Джайр, ты не посмеешь… - начала было Катринна Джайр.
- Стража! - громко произнес Логан, перебивая мать. - Леди Джайр очень взволнована и переутомлена. Проводите ее к покоям. Одного из вас прошу остаться у ее дверей до утра на случай, если ей что-либо понадобится. Утром встретимся в столовой.
Солон торжествовал. Логан, не дав матери договорить, отправил ее прочь и велел стражнику охранять ее до завтра.
"Еще чуть-чуть, и мальчик станет грозным и категоричным взрослым мужчиной, - подумал Солон. - Станет? - переспросил он у самого себя. - Грозности в нем достаточно и сейчас. А я только что приковал себя к нему".
Мысль его встревожила. Еще полчаса назад Солон не знал, останется ли. И собирался недельку-другую не принимать твердых решений. А тут вдруг взял и связал себя с Логаном невидимыми узами.
Знал ли Дориан, что все сложится именно так? В случайные совпадения он не верил. Солон же придерживался на сей счет иного мнения. Но, так или иначе, он теперь зависел от Логана, отчего чувствовал напряжение в шее, как раб, которому надели не по размеру маленький ошейник.
Отменную трапезу окончили в тишине. Потом Солон с позволения лорда отправился на ближайший постоялый двор, где подавали сетское вино.
10
Ей изуродовали лицо. Как-то раз Азот видел человека, которого лягнула копытом лошадь. Хрипя и истекая кровью, он умер на усыпанной собственными зубами земле. Лицо Куклы пострадало сильнее.
Азот отвернулся, Дарзо схватил его за волосы и повернул назад:
- Гляди же, черт тебя дери, гляди! Вот что ты наделал, вот чем оборачивается нерешительность. Если я говорю "убей", значит, ты идешь и убиваешь. Не завтра, не через пять дней. А сию секунду. Без раздумий. Без сомнений. Ты должен повиноваться. Понимаешь, о чем я толкую? Я знаю, что делаю. А ты не знаешь ни черта. Ты - пустое место. Вот кто. Ты - слабость. Ты - грязь. Ты - кровь, что течет из носа этой малышки.
Из груди Азота вырвалось рыдание. Он дернулся и вновь попытался отвернуться, однако хватка Дарзо была железной.
- Нет уж! Смотри! Вот что ты наделал. Она страдает из-за тебя. Ты проиграл! Всему виной твоя бездеятельность! Бездеятельности на все плевать. Она все равно что смерть. И становится смертью не через пять дней, а с самого начала. Понимаешь?
Азота начало рвать. Дарзо и теперь не отпускал его, лишь повернул его голову так, чтобы рвота не попадала на Куклу, а разжал пальцы только тогда, когда блевоты больше не было. Азот, не вытирая губ, опять взглянул на Куклу. Каждый вздох давался ей с трудом. Кровь волнами текла из ее носа, пропитывала простыни, капала на пол. Несчастная была обречена на гибель.
Азот смотрел на нее до тех пор, пока лицо не исчезло, не превратилось в одно неровное рваное пятно, заменившее собой некогда кукольные черты. Вот куски кровавой плоти раскалились перед его глазами добела и стали вплавляться ему в память, обжигая мозг. Теперь он не издавал ни звука, позволяя плодам своей нерешительности подробно запечатлеться в воображении. Картинка грозила навек остаться в точности такой, каким было испещренное глубокими ранами лицо Куклы.
Дарзо не произносил ни слова. Он больше не имел значения. Самого Азота будто тоже не стало. Мир сократился до истекающей кровью маленькой девочки на алых простынях. В Азоте вдруг что-то разрушилось, и стало трудно дышать. Какой-то частью сознания он возликовал, обрадовавшись, что раздавлен, что стал ничтожеством и обречен на вечное презрение. Ничего другого слабаки не заслуживают.
Внезапно все прекратилось. Азот моргнул и осознал, что в его глазах нет слез. Нет, сдаваться рановато. Внутренний голос шептал ему, что не все потеряно. Азот повернулся к Дарзо:
- Если спасете ее, я ваш раб. На всю жизнь.
- Неужели ты не понимаешь, мальчик? Ты проиграл. А она умирает. Ты не в силах ей помочь. Она теперь ни на что не годна. Бездомная девчонка стоит ровно столько, сколько ей платят за торговлю телом. Спасать жизнь этой крохи - жестокость. Она не скажет тебе спасибо.
- Как только я убью его, разыщу вас, - сказал Азот.
- Ты уже проиграл.
- Вы дали мне неделю. Прошло всего пять дней.
Дарзо покачал головой:
- Ночные ангелы! Впрочем, поступай, как знаешь. Однако учти: если явишься без доказательств, тебе не жить.
Азот не ответил, ибо уже шагал прочь.
Она умирала. Медленно, но умирала. Дарзо негодовал. Мучители сделали дело неряшливо и с предельной жестокостью. Очевидно, им хотелось, чтобы она осталась в живых и жила долгие-долгие годы с уродливыми шрамами на лице. Но девочка умирала. Жизнь покидала ее капля за каплей через сломанный окровавленный нос.
Дарзо не мог ей помочь и быстро это понял. Он убил бы двоих парней, охранявших ее, но подозревал, что не они изувечили девочку. Оба выглядели испуганными, сознавая свою причастность к сотворенному злу. Порядочность, до сих пор жившая в Дарзо, требовала немедленно отыскать извращенца и прикончить его, однако сначала следовало позаботиться о девочке.
Она лежала на низкой койке, в Крольчатнике, в одном из небольших домов-укрытий, принадлежавших Дарзо. Он, как мог, смыл с ее лица кровь. О целительстве Дарзо знал столько же, сколько об убийстве, - это просто приближение к границе жизни и смерти с разных сторон. Словом, Дарзо без труда определил, что тут он помочь не в состоянии. Девочку били ногами, били сильно. Она так и так умрет - если не от внешнего кровотечения, то от внутреннего.
- Жизнь бессмысленна, - сказал Дарзо. Девочка лежала, не двигаясь. - Жалка и ничего не стоит. Жизнь - сплошная боль и страдания. Лучший выход для тебя - смерть. В противном случае ты будешь уродиной. Над тобой будут смеяться. На тебя будут глазеть. Указывать пальцем. Твой вид будет нагонять ужас. Ты будешь слышать, как о тебе перешептываются, как ради собственного успокоения бормочут слова сочувствия. Ты станешь пугалом, предметом всеобщего любопытства. Тебе незачем жить.
Надо дать ей умереть. Это несправедливо, но великодушно. Несправедливо… Эта мысль мучила Дарзо, так же как мучило изуродованное лицо и хриплое дыхание девочки.
Или все-таки спасти ее? Ради мальчика. Может, с ее помощью будет легче им управлять. По мнению Мамочки К., Азот слишком добр. Потеряв подружку, он научится действовать быстро, убивать врагов прежде, чем те доберутся до него? В этот раз он слишком долго мешкал. Если Дарзо спасет девочку, Азот станет его верным подчиненным. Но как скажется на нем вечное присутствие маленькой калеки? Не станет ли она безмолвным напоминанием о промахе?
Дарзо не мог допустить, чтобы мальчик из-за ее гибели уничтожил сам себя.
Хрип придал ему решимости. Убивать ее он не станет и даже не подумает трусливо сбежать, чтобы она умерла в одиночестве. А сделает все, что в его силах, дабы спасти ее. Если девочка все же погибнет, Дарзо будет не виноват. Если выживет, он придумает, как быть с Азотом.
А кто поможет ей?
Солон смотрел в стакан на осадок паршивого, если выражаться мягко, сетского вина. Любой уважающий себя виноторговец на острове постыдился бы подавать такую дрянь даже в день рождения нелюбимого племянника. Осадок этой гадости занимал полстакана. Следовало сказать хозяину, что долго выдерживать это вино не нужно. Самое большее через год оно приходит в негодность.
Солон сделал хозяину замечание и по выражению его лица понял, что говорит об этом не в первый раз. По меньшей мере в третий.
Ну и черт с ним. В конце концов, он платил большие деньги за дурное вино, все надеясь, что после очередного стакана перестанет замечать, насколько оно ужасно. Получалось все наоборот. С каждым стаканом Солон лишь сильнее злился из-за скверного качества. Кто возит такое кошмарное вино через все Великое море? Получали ли поставщики хоть какую-нибудь прибыль?
Опуская на стол следующий серебреник, Солон вдруг понял, что торговцы наживаются за счет скучающих по родине дураков вроде него. От этой мысли или, может, от вина его затошнило. Следовало как-нибудь при случае убедить лорда Джайра вкладывать деньги в настоящие сетские вина.
Солон откинулся на спинку стула и взмахнул рукой, прося принести еще стаканчик. На других посетителей и скучающего хозяина он почти не обращал внимания. Им владела почти недопустимая жалость к самому себе, проявления которой, например, в Логане Джайре следовало нещадно искоренить. Солон проделал весь этот путь, но чего ради? Ему вспомнилась озорная улыбочка Дориана, безотказно сводившая с ума молодых девиц.
- В твоих руках судьба целого королевства, Солон.
- А с какой стати мне печься о Сенарии? До нее - полземли.
- Я ведь не сказал "судьба Сенарии". - Дориан снова улыбнулся проклятой улыбкой. Она тут же растаяла на его губах. - Солон, ты же знаешь, что я не стал бы обращаться к тебе с просьбой, будь у меня другой выход.
- Ты просто не все принимаешь во внимание. Другой выход наверняка существует, надо лишь получше его поискать. Хотя бы расскажи, что мне предстоит сделать. Эх! Ты же прекрасно знаешь, что мне придется оставить. Понимаешь, какую цену я заплачу за это путешествие.
- Понимаю. - На лице Дориана отразилась боль, какую может испытывать благородный лорд, отправляя своих людей на верную гибель для достижения некой великой цели. - Ты нужен ему, Солон…
Воспоминания Солона резко оборвались, едва он почувствовал, как к его спине приставили кинжал. Он резко выпрямился, выплескивая на стол осадок из седьмого по счету стакана.
- Довольно, приятель, - произнес ему на ухо чей-то голос. - Я знаю, кто ты такой. Мне нужна твоя помощь. Пойдем со мной.
- А если я откажусь? - спросил растерянный Солон.
Кто мог знать, что он здесь?
- Попробуй, - с ухмылкой сказал голос.
- И что тогда? Ты убьешь меня в присутствии пяти свидетелей? - спросил Солон.
Вообще-то он никогда не позволял себе выпивать зараз более двух стаканов. А сегодня, как назло, расслабился. Кто, черт возьми, у него за спиной?
- Предполагается, что ты умен, - сказал незнакомец. - Я знаю, кто ты, но угрожаю тебе. Стало быть, вполне готов тебя убить. Неужто ты в этом сомневаешься?
Солон вспыхнул.
- Если уж я захочу, никто не помешает мне…
В его спину снова ткнулось острие кинжала.
- Хватит болтать. Тебя отравили. Делай, что я говорю, тогда получишь противоядие. Еще вопросы будут?
- Вообще-то…
- Хочешь убедиться в том, что я не лгу? Сейчас от яда у тебя зачешется шея и подмышки.
- А! Это, случайно, не корень ариаму? - произнес Солон, быстро соображая, как ему быть. Врал незнакомец или говорил правду? Зачем ему понадобился Солон?
- Зачешутся и некоторые другие места. Предупреждаю в последний раз.
У Солона внезапно защекотало плечо. Проклятье. С ядом из корня ариаму он мог справиться и без противоядия, однако…
- Чего тебе нужно? - спросил он.
- Пойдем со мной. Не поворачивайся и помалкивай.
Солон пошел к выходу, чуть-чуть качаясь. Незнакомец сказал: "Я знаю, кто ты такой". Это могло бы означать: "Мне известно, что ты сетец", если бы он не добавил: "Предполагается, что ты умен". О сетцах много чего болтали, хорошего и дурного, но сообразительности большинству из них недоставало.
Как только Солон вышел на улицу, вновь почувствовал легкий тычок кинжалом в спину. Незнакомец вытащил меч из Солоновых ножен.
- В этом нет особой необходимости, - сказал заложник. - Говори, что нужно делать.
Показалось ему или нет, что шея чешется?
Отравитель провел его на зданий двор, они забрались на лошадей, поскакали на юг, пересекли Ванденский мост и очутились в Крольчатнике. Солон не думал, что незнакомец кружит умышленно, чтобы его запутать, но вскоре совсем перестал понимать, куда они держат путь. Проклятое вино!
Наконец они остановились напротив одной из лачуг. Солон медленно слез с лошади и следом за незнакомцем вошел внутрь. На отравителе был широкий и длинный серо-черный плащ, его голову покрывал капюшон. Солон мог видеть лишь то, что человек этот высокий, предположительно худой, но жилистый. Он кивнул на дверь. Солон вошел в комнату.
Ему в нос ударил запах свежей крови. На низкой кровати лежала, почти не дыша, маленькая девочка с чудовищным месивом вместо лица. Солон отвернулся.
- Она при смерти. Я ничем не смогу ей помочь.
- Я сделал все, что было в моих силах, - произнес незнакомец. - Теперь и ты прими возможные меры. Я приготовил все, что тебе понадобится.
- Не знаю, что ты обо мне слышал, но это неправда. Я не целитель!
- Если она умрет, умрешь и ты.
Солону казалось, он чувствует, насколько тяжел взгляд незнакомца. Тот внезапно развернулся и вышел.
Солон посмотрел на закрывшуюся дверь. В его душе двумя темными волнами поднималось отчаяние. Он тряхнул головой, стараясь взбодриться. Им владели хмель и усталость, его отравили, кожа зудела, а достойным целителем он себя никогда не считал. Дориан сказал, что кто-то из сенарийцев в нем нуждается. Стало быть, прощаться с жизнью Солону было рановато.
Если, конечно, его миссия не заключалась лишь в том, чтобы помочь Логану преодолеть страх перед матерью.
С предсказаниями всегда так - ничего нельзя определить наверняка. Солон опустился на колени перед кроватью и принялся за работу.
11
Мамочка К. закинула ногу за ногу. Иные люди непроизвольно ерзают на стуле, Мамочка К., куртизанка с большим стажем, непроизвольно принимала обольстительные позы. С фигурой, которой большинство ее девочек могли лишь позавидовать, она выглядела самое большее на тридцать, однако своего истинного возраста никогда не стыдилась, поэтому, празднуя сорокалетие, устроила большой шумный праздник. Лишь единицы из тех, кто сказал ей в тот вечер: "Ты выглядишь лучше всех", кривили душой. Гвинвера Кирена была куртизанкой столетия. Дарзо слышал по меньшей мере о дюжине дуэлей из-за нее, столько же лордов просили ее руки, но Гвинвера Кирена не желала зависеть от мужчины, ибо знала мужчин как никакая другая женщина.
- Ты сам не свой из-за него, из-за этого Азота? - спросила Мамочка К.
- Нет.
- Лжешь.
Полные алые губы растянулись в улыбке, обнажая прекрасные зубы.
- Как ты догадалась? - спросил Дарзо почти равнодушным голосом, хоть и действительно был сам не свой. Все складывалось не так, как он предполагал.
- Ты пялишься на мою грудь, а видишь во мне женщину, лишь когда очень увлечен своими мыслями и забываешь притворяться безразличным. - Мамочка К. вновь улыбнулась. - Не переживай. Если честно, мне это даже нравится.
- Может, прекратишь?
- Ты более обыкновенный, чем тебе кажется, Дарзо Блинт. А спасаешься, если тебе совсем невмоготу, тремя путями. Сказать, какими, мой сильный и грозный убийца?
- Клиентов ты развлекаешь такими же разговорами?
Дарзо хотел задеть собеседницу за живое и с опозданием осознал, что подобные вопросы для шлюхи - привычное дело. Наверняка Мамочка К. слышала их достаточно часто и выработала в себе способность не придавать им большого значения.
Она даже глазом не моргнула.
- Нет. Но был у меня один трогательно щедрый барон, которому нравилось думать, что я его нянька, а он шаловливый ребенок. С ним я…
- Пощади мои уши!
Остановить Мамочку К. было невозможно. Она рассказывала о бароне целых десять минут, не опуская ни малейшей подробности.
- Так чего же ты хочешь, Дарзо? Теперь ты уставился на свои руки.
Она все верно говорила. Дружба с Гвинверой могла повлечь за собой массу неприятных последствий, но ее советы дорогого стоили. Проницательнее ее Дарзо не знал никого на всем белом свете, и она была куда умнее его.
- Не знаю, что мне делать, Гвинвера. - Он помолчал и наконец поднял глаза.
- С мальчиком? - спросила она.
- По-моему, в нем нет того, что мне требуется.
Когда Азот вышел из-за угла, Крыс сидел на заднем крыльце развалины, которую цеховые называли домом. При виде мерзавца у Азота сжалось сердце. Крыс был один, поджидал Азота, воткнув в землю острие меча и крутя рукоятку. В тех местах, где не темнела ржавчина, сталь поблескивала в свете неполной луны.
Крыс полагал, будто его никто не видит. Выражение его лица играло, как поверхность меча. Азот видел в нем то чудище, каким всегда его знал, то испуганного ребенка-переростка. Шаркая ногами, Азот двинулся дальше. Проблеск человечности в Крысе больше напугал и смутил его, нежели успокоил. А успокоения он больше не ждал.
Дорожка ужасно воняла. Цеховые пользовались этой тропой как общей уборной. Азоту было плевать, вляпается ли он в дерьмо. У него внутри царила жуткая пустота.
Крыс поднялся с крыльца и, улыбаясь жестокой улыбкой, указал острием меча на шею Азота:
- Стоять!
Азот вздрогнул.
- Крыс, - произнес он и проглотил слюну.
- Больше ни шага, - приказал мучитель. - У тебя самодельный нож. Дай его сюда.
Азот чуть не плакал. Достав из-за пояса нож, он протянул его Крысу рукояткой вперед.
- Послушай… я не хочу умирать. Прости… Я сделаю все, что ни пожелаешь. Только не трогай меня.
Крыс взял нож.
- Признаю, он смышленый, - сказал Дарзо. - Но одного ума тут мало. Ты не раз его видела, вместе с остальными цеховыми детьми. Как по-твоему, в нем достаточно?..
Он щелкнул пальцами, пытаясь подобрать нужное слово.
- Большинство из них я вижу только зимой. Весной, летом и осенью они спят на улице. Я даю им лишь крышу над головой, Дарзо, отнюдь не дом.