- Среди них мой брат Тагор. Но и все остальные туатанны - наша семья и наша кровь. Кровь этой земли. Они - дети Гаэлии, и если мы любим этот остров, мы станем их братьями. Затем мы отправимся в Сарр. По дороге постараемся привлечь новых воинов. В каждой деревне, как это делал Галиад, мы будем убеждать людей идти с нами. Потому что нам нужно укрепить наше войско. Войско мира.
В рядах воинов раздался одобрительный гул.
- Не хочу вас обманывать, - снова заговорила Алеа, - но наверняка будут новые жертвы. В наших рядах и среди врагов. Но я хочу дать вам обещание. Единственное обещание. Я не успокоюсь, пока на острове не восстановится мир.
На этот раз послышались радостные возгласы. Некоторые выкрикивали ее имя, другие - имя Самильданаха.
Алеа подняла руку. Тут же воцарилось молчание.
- Я не хочу, чтобы вы звали меня Самильданахом. Вы не армия Самильданаха. Я Алеа, дочь Фелима и Дочь Земли, и отныне это войско будет войском Земли. Вы - воины Земли!
- В путь! - подхватил Эрван.
Бойцы разом двинулись вперед, движимые единым чувством и новой надеждой. Тут и там в рядах пехотинцев поднялось знамя Алеи. На нем виднелся ее символ - две руки, прикрывающие сердце и корону, вышитые красным цветом на белом фоне.
Юный Аль'Даман, прежде чем тронуть свою лошадь, бросил взгляд на девушку, которую любил. Алеа уже умела разговаривать, как настоящий военачальник. С каждым днем зрелость ума проявлялась в ней все сильнее, не переставая поражать ее спутников. Ее притягательная сила росла по мере того, как тревожные мысли все больше затуманивали ее чело. Она была строга и красива, и молодой магистраж надеялся, что однажды сможет сказать ей о своей любви при других обстоятельствах, со спокойным и свободным сердцем. В мире наступит спокойствие, и тогда они смогут жить вместе. Просто жить, как два любящих существа. Но для этого нужно было еще подождать. Он двинулся в путь и вскоре догнал Кейтлин и Мьолльна. Они ехали верхом перед строем солдат, держа путь на восток. Алеа и Фингин держались в стороне. Со вчерашнего дня они так часто говорили друг с другом, что даже любопытному гному прискучили их речи, и он был рад их больше не слышать.
Лошадь Алеи шла рядом с конем друида. Какое-то время они молчали, потом, когда солдаты ушли вперед настолько, чтобы можно было говорить без свидетелей, они возобновили беседу.
- Фингин, ты думаешь, я поступаю правильно, обманывая этих людей?
- Ты их не обманула, - удивился Великий Друид.
Алеа натянуто усмехнулась:
- Я говорю им о мире, когда нас ждет долгая война. На этом острове у нас одни враги, я не знаю, как избежать множества жертв. Я стала обманщицей среди лжецов.
- Но мы идем сражаться ради мира, - возразил Фингин.
- Те, кто устраивает войны, всегда так говорят, верно? Это их любимое оправдание. "Если мы хотим мира, придется пережить войну".
Друид вздохнул:
- У тебя хватило мужества сказать им, что будут новые жертвы. Это хорошо, что ты знаешь, что другого выхода нет.
- Это правда?
- Если ты не думаешь, что война, какой бы ужасной она ни была, одна способна наконец восстановить на острове мир, зачем же ты ее объявила и зачем тогда пополнять ряды воинов?
Алеа пожала плечами.
- Наверное, чтобы выиграть время, - пояснила она, - я же не говорю, что знаю, как поступить, я говорю, что ищу выход.
- Создать настолько мощное войско, чтобы другие его боялись и не отважились затеять войну? Победить врага угрозой?
- Это подействует не надолго. Всегда найдется кто-нибудь, кто создаст войско еще сильнее. И потом, мощное войско не решит вопросы, а всего лишь позволит о них не думать.
Фингин кивнул. Оба ненадолго умолкли, слышался только стук копыт, топчущих гаэльскую землю.
- Знаем ли мы на самом деле, кто наш враг? - нарушил молчание друид. - Какие битвы нам предстоят?
- Думаю, их будет две, - тут же ответила Алеа, словно ждала этого вопроса. - Первый бой должен вернуть мир на этот остров. Или, точнее, принести новый мир. Тот мир, что был раньше, не мог дольше держаться. Война, раздирающая Гаэлию, - это война за веру и за землю.
- По-моему, это справедливо, - ответил Фингин. - Война за веру против христиан…
- Нет, - перебила Алеа. - Не против христиан, а между епископами и друидами. И те и другие вовлекли народ в войну. И никак иначе.
- Но ведь идет война между христианами и теми, кто верит в Мойру - возразил Фингин.
- Я не верю ни в Бога, ни в Мойру, Фингин, но я не хочу воевать с теми, кто верит в то или другое, я уверена: места хватит всем.
- Ты не веришь в Мойру? - воскликнул Фингин.
Он смотрел на Алею, вытаращив глаза. Но, похоже, она говорила искренне и уверенно. И тогда он вспомнил, что сказал ему Киаран, когда они с ним и Аодхом ездили в Провиденцию с поручением от имени Сай-Мины. Великий Друид сказал так: "Решает не Мойра, а люди". Он помнил, что эти слова тогда потрясли его и в то же время заставили задуматься…
- Хочешь, скажу, в чем смысл второго пророчества? - спросила Алеа, не отвечая на вопрос друга.
- А здесь есть какая-то связь?
- Да. Помнишь, в первом пророчестве говорится, что я Самильданах, значит, после меня больше не будет Самильданахов?
- Да. "И эта женщина будет последним Самильданахом", что-то в этом роде…
- Так вот, второе пророчество говорит, что если я пойму смысл Мойры, после меня Мойры уже не будет.
Фингин озадаченно покачал головой:
- Кажется, я не понял…
Алеа улыбнулась:
- Я тоже. Во всяком случае, не совсем. Я сказала тебе, что ни одно из двух последних пророчеств не сбылось, и вот доказательство, что я пока по-настоящему не постигла смысла Мойры. Но это не все. В третьем пророчестве сказано, что если я пойму смысл саймана, то он исчезнет.
Друид промолчал. Он не понимал, потрясен ли он, напуган или ему смешно. Неужели все так и есть, как говорит эта девушка?
- Фингин, - торжественно сказала Алеа, - я стану концом Самильданаха, Мойры и саймана.
Друид глубоко вздохнул.
- Если эти пророчества говорят правду, - пробормотал он.
- Хотелось бы мне, чтобы этого не случилось. Но первое пророчество очень точное, ведь так?
Фингин мог только кивнуть.
- Думаешь, из этого выйдет что-то хорошее? - проговорил он, стараясь голосом не выдать волнения.
Алеа пожала плечами:
- Посмотрим. Когда я была в Дереве Жизни, Оберон, король сильванов, сказал, что если мне удастся исполнить три пророчества, сильваны исчезнут. Я думаю, это потому, что они очень тесно связаны с сайманом и Мойрой… Но еще он сказал, что я могла бы их спасти. Тогда мне показалось это очень странным, но теперь я, кажется, начинаю понимать.
- Тебе повезло!
- Как бы там ни было, вернемся к нашей битве, на этом острове идет война за веру, да, но это не все. Еще идет война за землю.
- Туатанны хотят вернуть себе остров.
- Туатанны говорят, что он принадлежал им. И они были бы правы, если бы Земля и правда могла кому-то принадлежать. Но Земля ничья. Это люди принадлежат ей.
Фингин хихикнул:
- Мне кажется, я слышу одного из моих братьев в Совете! Этими красивыми словами не решить спора за землю, Алеа.
- К сожалению, ты, похоже, прав. Но ведь надо придумать, как покончить с этим нелепым владением землей. Гаэлия не должна никому принадлежать, и здесь должны жить все. Разве это не так?
Друид кивнул.
- Ты сказала, что нам предстоят две битвы, - сказал он. - Первая - за новый мир на острове. Мы должны покончить с войной за веру и за землю. А кто наш второй противник?
- Маольмордха.
Фингин знал, какой будет ответ. Но ему нужно было его услышать. Может, потому, что он не осмеливался сказать это сам.
- И как мы должны с ним сражаться? - спросил он.
- Вы - никак. Его должна уничтожить я.
- На этот раз ты не хочешь решить дело миром? - осмелился задать вопрос Фингин.
- Хочу. До тех пор, пока мой нож не окажется у его горла, я буду пытаться решить дело миром. Но если до того дня, когда я найду его, у меня ничего не выйдет, я перережу ему глотку, как он поступил с теми, кто был мне близок.
В этот миг Фингин вспомнил свои беседы с Мэлом, братом Кейтлин. Он вспомнил, как бродячий актер много раз заставлял его идти в своих рассуждениях до конца. Как он доказывал ему, какого мужества требует внутренняя логика.
- Алеа, - смущенно заговорил он, - почему ты не желаешь мира и этому врагу тоже? Почему его ты должна убить, а с другими примириться?
- В день, когда я увижу его, Фингин, я перестану быть Самильданахом, перестану быть предводителем войска и той, кого искал Совет, той, за чью голову король назначил вознаграждение. Я буду просто четырнадцатилетней девочкой, у которой убили отца.
- Многие начинают войну, чтобы отомстить за отцов. Если ты не способна обуздать свою жажду мести, как ждешь этого от других, если со своим худшим врагом можешь только воевать, тогда твое послание мира ничего не стоит.
- А ты хочешь, чтобы я простила человека, который убил моих приемных родителей, моего отца и моих близких друзей? Фейт поклялась отомстить за смерть трактирщиков. А сама погибла от рук того же палача. И ты хочешь, чтобы я его простила?
- А ты думаешь, туатаннам будет легко простить нас, жителей Гаэлии, за то, что мы когда-то изгнали их с собственной земли и убили их отцов?
Алеа впервые не нашла что ответить. И Фингин увидел, как по ее щеке скатилась слеза.
- Тагор, мы идем.
МирДжар еще здесь. Всегда разный. Я знаю, что мой брат меня слышит. Он под этой вершиной, в горе, в нескольких шагах от границы миров. Там, где наша мать встретила Фелима. Нас объединяет эта дверь. И мне придется ее закрыть.
- Тагор, кажется, я понимаю, что хотела сделать наша мать. Я знаю, что ты меня слышишь. Знаю, что ты думаешь так же, как и я. Что ты просил своего отца прекратить драться. Ты унаследовал это от нашей матери, верно? Желание остановить войны. Да, я, кажется, понимаю, что хотела создать наша мать. Мост. Между твоим и моим народом. Но теперь придется выбирать. Вернуться в подземелье или согласиться жить наверху. Я не имею права покориться. Я не могу отступить, понимаешь, Тагор? Слишком много погибло наших и ваших, чтобы мы остановились, не дойдя до конца. Я - новый мир. Дочь всех народов. Дочь Земли, друидов, туатаннов и дочь людей. Жди меня, Тагор. Вместе мы закончим мост, который начала наша мать.
Шорох. Здесь кто-то есть. Быть может, Фелим. Нет. Я не верю, что он может вернуться. Так лучше. Я больше не хочу его видеть. Не хочу, чтобы воспоминание о нем было связано с Дермодом Кахлом. Оставайся в моем сердце, Фелим. Но кто же там тогда?
Киаран.
Я узнаю эти шаги. Оборачиваюсь. Он здесь. Сегодня, как и вчера и как будет завтра, на нем одежды странника. А улыбка на лице другая.
- Здравствуйте, Киаран.
Он больше не следит за мной. Делает так, чтобы были слышны его шаги. Оповещает о себе. Впрочем, он все равно бы больше не мог скрываться, я бы его услышала.
- Здравствуй, Алеа.
- Рада видеть вас, друид.
- Я тоже, хотя мое сердце и разбито. Сай-Мина пала.
Уже. Я не ждала этого так скоро. И все же. Иначе быть не могло. Сначала Сай-Мина. Потом другие. Из-за меня. Или благодаря мне. Я закрою эту дверь.
- Хенон и трое других наших братьев скрылись и увели с собой много молодых друидов. Совет разобщен.
- Что говорит Эрнан?
Сможет ли Архидруид это выдержать? Как он, наверно, сожалеет о смерти Айлина и Фелима!
- Я думаю, он захочет присоединиться к тебе, Алеа. Придется убеждать остальных, но другого выхода я не вижу. А мой выбор уже сделан. Наше место рядом с тобой. Как говорил Фелим.
- Но знаете ли вы, друид, что если вы примкнете ко мне, то обратного пути не будет?
- Его не будет и в противном случае.
- Это правда.
- Алеа, ты уже знаешь, какую Гаэлию можешь нам подарить?
Вот он, главный вопрос. Единственный вопрос, который стоит задавать. Он должен знать, что у меня нет на него ответа. Я должна быть искренней.
- Нет, не знаю. Но я знаю, что она будет новой.
- Сделайте меня своим Архидруидом, а я сделаю этот Совет самым могущественным из всех Советов, которые когда-либо знал ваш орден.
Королева Галатии Амина приняла Хенона в большом роскошном кабинете дворца Провиденции. Великий Друид провозгласил себя временным главой нового друидического ордена. Это он организовал побег из Сай-Мины, и он же руководил похищением столетнего дуба, который садовники Амины в эту самую минуту пересаживали в укромное место дворцового парка.
Хенон выбрал раскол и избрал будущих союзников. Пришло время договориться с королевой.
Никогда еще столица не была столь активна, как после смерти Эогана. Казалось, Амина жаждала власти и деятельности, и ее подчиненным оставалось только поспевать за ней. Она выдвигала новые идеи, касавшиеся государства, его благосостояния, судебных уставов, жизни людей, рассылала с поручениями все новых и новых советников, набирала новых солдат, увеличивала одни налоги и отменяла другие, издавала новые законы… Все эти решения, которые раньше принимались друидами и с известной медлительностью применялись королем, отныне исходили от нее, и она намеревалась взять в свои руки это сонное королевство. Иным галатийцам королева начинала нравиться. "Она хоть пытается что-то делать", - говорили там и тут, порой забывая, каким путем она заняла трон. Но для других она оставалась хладнокровной убийцей короля, которая действовала не на благо острова, а исключительно ради достижения власти. И вероятно, именно эта вожделенная власть заставляла ее сегодня надеяться на сан Архидруида.
- Мне это представляется совершенно невозможным, Ваше Величество.
- Это почему же? - возмутилась королева, уже отвыкшая слышать отказы.
Хенон знал, что этот разговор станет главным. Сегодня все решится. Его судьба, судьба его братьев, будущее ордена и, возможно, будущее Гаэлии. Но он также знал, что сила не на его стороне. Прием в Провиденции у королевы был его единственным шансом успешно завершить устроенный им мятеж и единственной надеждой противостоять Сай-Мине после раскола. По крайней мере, тому, что от нее осталось.
Она точно знает, почему я не могу сделать ее Архидруидом. Во-первых, из соображений целесообразности, во-вторых, потому что приберегаю это место для себя. Если я уступлю, то не смогу управлять Советом, и кто знает, куда заведет нас эта женщина. Я должен сохранить свое место. Должен стать новым Архидруидом.
- Потому что вы женщина, Ваше Величество, и вы не друид, - только и ответил Хенон. - Если мы хотим по-настоящему восстановить Совет, мы должны хранить верность традициям нашего ордена. Но вам ничто не мешает присутствовать на наших собраниях, вы будете там почетной гостьей.
- Вздор! - воскликнула королева. - Принимать женщин запретили первые друиды, и это совершенно противоречит духу Мойры.
- Нет. На это была причина. Ни одна женщина не умеет пользоваться сайманом.
- Алеа доказала иное! - возразила Амина.
- Нет доказательств тому, что она действительно им владеет, - осторожно ответил Хенон.
- Приберегите эти лживые речи для дураков. А когда разговариваете со мной, друид, будьте так любезны не говорить того, во что не верите сами. Вам прекрасно известно, что она Самильданах и умеет управлять сайманом гораздо лучше вас.
Хенон не нашел что ответить. Его ошеломили враждебность и презрение этой женщины, которая была еще так молода.
- Я прошла обучение у ватов, и вашему ордену я не чужая, Хенон. Когда вы провозгласите меня Архидруидом, у вас будет достаточно времени, чтобы научить меня обращаться с сайманом.
- Амина, я знаю, что я перед вами в долгу, и мы найдем наилучший для вас способ присоединиться к нам. Но и речи идти не может о том, чтобы назначить Архидруидом человека, не наделенного нашей силой.
Перевес на ее стороне. Заговорив о саймане, я уже, сам того не желая, отринул запрет на посвящение в друиды женщины. Я должен перейти в наступление. Но мне совсем нечем крыть.
- Я не оставляю вам другого выбора, - пригрозила Амина, будто прочитав мысли друида.
- Я противлюсь этому ради вашего же блага, - возразил Хенон. - Вы не сможете управлять Советом, не умея обращаться с сайманом, и Великие Друиды не захотят довериться непосвященной.
- Я сумею быстро их усмирить.
Она и впрямь на это способна.
- Сам народ будет потрясен таким пренебрежением нашими ценностями и традициями. Вы не можете быть друидом и королевой одновременно…
- Напротив, народ ждет перемен. И я, как никто другой, сумею все изменить. Многие женщины возрадуются, узнав, что орден наконец-то открыл им двери. Есть много бардесс, из которых выйдут превосходные друиды.
- Это нарушит равновесие…
- Его никогда не было, именно потому, что в ваш орден не допускали женщин. И несмотря на ваши слова, именно женщины смогут восстановить Совет. Приход женщин укрепит власть друидов. Сегодня вам необходимо расширить ваши ряды, и вы не сможете сделать это без женщин, а главное, без меня. Поражение Сай-Мины подтверждает несостоятельность вашего ордена.
Я должен найти достойный ответ. Нельзя позволить ее жажде власти поглотить нас.
- Ни один друид не согласится посвятить вас в тайну саймана.
- Если друиды откажутся встать на мою сторону, мне придется обратиться к христианам.
- Мы не отказываемся действовать с вами заодно! Наше присутствие здесь уже доказывает, что мы готовы примкнуть к вам. Но это не значит, что мы изменим законы ордена. Только место его нахождения.
- Вы провозгласите меня Архидруидом или будете изгнаны с нашей земли. Берегитесь, Хенон. В Гаэлии больше никто не захочет принять вас. Даже Сай-Мина отвергнет вас после вашего предательства.
Атмосфера накалялась. Слова звучали все резче. Ни один не хотел уступать другому. Но, без сомнения, в этой маленькой игре позиция королевы была сильнее. Как и не раз в прошлом…
- Не надо недооценивать нашу власть, - попытался пригрозить Хенон, - мы владеем манитом.
- А вы не забывайте о моей власти. За мной величайшая армия страны.
- Армии Харкура и Темной Земли разобьют вас…
- Я сумею объединиться с ними против вас. Против всех друидов. Почему вы упорствуете, Хенон?
- Потому что верю в мудрость нашего ордена, верю в разумность наших законов, верю в сайман и знаю, что управлять им - дело мужчин. Так всегда было угодно Мойре.
- А я думаю, что вы упрямитесь потому, что сами рассчитываете занять это место. Вы хотели бы стать Архидруидом, верно?
Хенон не ответил.
- Но сейчас у вас только один выбор - или вы и вправду становитесь Архидруидом, но во главе жалкого Совета, или вы соглашаетесь быть моим советником, назначить Архидруидом меня, и вместе мы будем управлять новым Советом и править гораздо более могущественной Гаэлией.