4
Рассказ Айталын Куо, Красоты Неописуемой, младшей дочери Сиэр-тойона и Нуралдин-хотун, о ее похищении другим дураком
- Ай, внучка! Счастья твоя привалила!
- Счастье?
- Большой удача! Гора-удача!
- Удача? Где?!
- Тут удача! Старая Сортол - удача! Быть муж твоя!
- Муж?!
- Старая муж! Грозная муж! Хи-и-итрая муж!
- Какой из тебя муж? Тебе в могилу пора!
- Не пора в могила! Не пора! Детишка строгать пора!
- Я тебе настрогаю, дурак! Всю стружку сниму!
Лыбится, сволочь лопоухая. Хорошо хоть, не лезет. Морда гадкая, блестит. Коса в локоть, седая мочалка. Нос сломан, ноздри наружу. Усишки жидкие, каждый волос на счету. Лоб на колено похож. А морщин, морщин-то! Да лучше бы я за Эсеха замуж пошла! Адьярай - сопляк, я бы им помыкала, как хотела. Этим помыкнешь, как же! И руки связал, грозный муж.
- Ха, в могила! Ха-аха, в могила! Сортол три жёнка в могила свел! Три толстый жёнка, три бойкий жёнка! Четвертый жена хотеть! Ты, внучка - ничейный внучка. Рыдай-пропадай? Зачем? Быть Сортол жёнка! Боотур спи-храпи, Сортол женись! Ха-аха-а!
- Похихикай мне! Удавлю!
- Дави, внучка! Шибче дави! Сортол любить, если баба давить!
- Оно и видно! Боотур драный!
- Боотур! Бохсоголлой-боотур! Сын Ардяман-Дярдяман, редкозубая шаман! Вот как звать моя! Кто вскарябать земная простор? Кто громоздить восемь штука горный хребет? Ардяман-Дярдяман, моя отец любимая!
- Отец?
- Отец!
- А ты сам чем славен? Заячьим сердцем?
- У Сортол лыжа - девять пар! У Сортол олешки - гурьба бегут! У Сортол чум - ого-го! Кто тундра летит из края в край? Сортол! Кто быстрей снеговей-буран? Сортол! Кто глаз всем отводи? Кто язык болтай, ухо обманывай? Сортол! Кто тебя красть, внучка? По башка исподтишка стучи, в нарта кидай? Я кидай, ты радовайся. Старая муж! Грозная муж! Муж уйти, жена в чум сиди! Муж вернись, жена спрашивай: "Здорово ли ты ходи?" Муж отвечай: "Очень здорово, однако!" Жена желай: "Ходи мирно, не затевай ссора с людьми!" Муж отвечай: "Зачем моя ссора? Моя хитрый, моя объезжать на кривая!" Жена радовайся, люби умный муж. Девка рожай, парень рожай…
Чум у него, значит. Ого-го у него, значит. Три жерди, шкурами крыты. На пол веток набросал, с пихты. Пахнет. Вонючкой Сортолом пахнет. Мокрой шкурой пахнет. Пихтовой смолой пахнет. Дымом пахнет, глаза дерет. Котелок на огне кипит. Из котелка пахнет. Вку-усно! Есть хочу, а просить не стану. Ни за что не стану! Пусть варится, потерплю.
- Кровь олешки бери! Молоко бери! Жирный жир бери!
- Замолчи!
- Нежный белый жир олешки! Вари-вари!
- Чтоб тебя разорвало!
- Нюхай, радовайся! Слюна теки-теки, капай…
Подметил, гад. Увидел, что я голодная. Мама рассказывала, что тунгусы молчаливы. Болтовни не любят, считают ее позором. Ну, не знаю. То ли мама ошибалась, то ли мне достался позорный тунгус-выродок.
- Вари с корешок! Душистик-корешок! Корми любимец-жена!
- Да я лучше с голоду сдохну!
- Зачем дохни? Дохлый жена - плохой жена! Кушай надо, много кушай! Толстый жена, славный! Люби Сортол, день-ночь мясо кушай!
- Да я лучше…
- Лучше! Люби лучше! Хоти, не хоти, люби могучая Сортол…
- Руки развяжи, могучий!
- Ха-аха! Первый раз люби, второй раз кушай. Третий раз рука развязай!
- Как я тебе без рук кушать буду?
- Люби без рука! Другой место есть. Потом Сортол кормить, без рука кушай. Рука развязай, в стойбище жена увози! Детишка строгай, радость получай! Гость в чум приходи, жена гость сразу не корми! Подарок сначала жди. Есть подарок - корми, нет подарок - гони прочь…
- В стойбище? А сейчас мы где?
- Времянка! Сортол умный, времянка держать. В стойбище у Сортол богатая чум, просторная! Лосиный ровдуга крыт, тиски-тыскикрыт! Хозяйка сиди почетный место, слева от вход! Молодой хозяйка, внучка-хозяйка…
А ведь полезет, скотина. Он полезет, а Нюргун спит. На снегу спит, не добудишься! Замерзнет насмерть. Ну скажите на милость, кто этого соню-засоню спасать должен? По всему выходит, что я одна, больше некому.
- Ладно, грозный муж. Уговорил. Буду кушать.
- О, хунат! Дялдалэн хунат!
- Буду любить. Детишек строгать буду.
- О, радость! Сказать: этыркэнми!
- Утыркин мой!
- Язык-колода! Жена говорить муж: этыркэнми!
- Этыркенми!
- Язык-золото! Еще говорить!
- Этыркенми!
Говорю, говорю, приговариваю. Он лыбится, в ладоши плещет. Вот же утырок! Все, хватит. Наговорились. Приползла, куда надо, ноги подобрала. Пора любить грозного мужа, старого мужа.
- Н-на!
Ногами - в котелок! Вот тебе молоко олешки! Кровь олешки! Жир олешки! Все, что кипит, в поганую морду! Кушать надо! Много кушать! Толстый муж, славный!
- Аю!!! Энуке! Аю-аю-ю!..
Вопит, сын шамана. Лицо трет, зажмурился. А я, Айталын-боотур, гроза тунгусов, со спины на живот, с живота на коленки, и из чума опрометью - арт-татай! Кэр-буу! Руки связаны, так мы же не на руках бегаем?
А вослед мне Сортол блажит:
- О-о, татат! Ох, что за напасть?!
И за волосы меня - хвать! Напасть напастью, а подхватился же, старикашка… Я с ног на коленки, а с коленок на живот. С живота набок, и он еще сверху навалился. Мелкий, а тяжелый!
- Дурак! Дурак!
- Бить жена! Учить жена!
- Пусти!!!
- Сортол смертный бой жена учить!
Снег валит. Земля дрожит. Сортол кричит. Вот-вот ударит. Лежу ничком, плачу. Горько-горько плачу. Не добежала я, да. Некому Нюргуна спасать.
Замерзнет брат.
5
Пошевеливайся или женись!
- Брат умер, а тебе лишь бы кумыс хлестать?!
Тварь двигалась быстрей голодного горностая, подобравшегося к белой куропатке, и так же суетливо - молниеносными рывками, словно размазываясь между мгновениями. Ни уследить, ни разглядеть, пока острые зубы не прокусят тебе затылок. Лишь мелькал дымный хвост, в ярости охаживая дверной косяк, да тускло блестели когти-ножи, выписывая в воздухе мерцающие полукружья. Угрожали, отвлекали, морочили. Юрюн-боотур в моем сердце заворочался, проснулся, гаркнул во всю глотку: опасность!
- Бурдюк дырявый! Пьянь бессовестная!
- И ничего не пьянь, - прогудел Уот. Я ждал, что он раньше меня превратится в доспешного боотура и ринется в бой, но могучий Уот Усутаакы под градом обвинений превращался в кого угодно, только не в боотура. - И ничего не бурдюк. Мы по делу пьем. Эсеха поминаем, вот.
Голос хозяина дома - алатан-улатан! - звучал виновато. На беснующееся в дверях существо Уот старался не глядеть.
- И как? - вопрос брызгал злым ехидством, хлестал наотмашь, жёг без пощады. - Напоминались? Завили горе веревочкой?!
Чудовище наконец замерло, и я сумел его разглядеть, хоть и мельком. Глазищи выпучены, горят углями. Узкое лицо - морда? - туго обтянуто серой бугристой кожей. Нос - клюв? - железная пешня: такой рыбаки зимой лед долбят. Шея длиннющая, вертлявая. На шее - ожерелье из человеческих позвонков. Мосластые лапы - руки?! - с когтями на пальцах… Чудо-юдо дернулось, в глазах у меня опять зарябило. Или это от кумыса? Кажется, тварь была одета. Кафтан? Платье? Рубаха до колен? Под рубахой - мешковатые шаровары? Поди разбери, если оно мельтешит…
- Еще нет. Только начали…
- Валил бы ты отсюда, а?!
Уот набычился, посмурнел:
- Не хочу я валить. Не буду я валить.
- Не хочешь? Не будешь?
- Не свалю, вот. Сама вали.
- Пленники кормлены?
- Ну, не кормлены…
- Скотина поена?
- Ну, не поена… Так она ж скотина!
- В подвалах разгром?
- Ну, разгром… В первый раз, что ли?
- Кто все это счастье разгребать должен?
- Ну, ты… А кто? Я, что ли?
- Ты, что ли! Ты!!! Хватит кумыс жрать!
- Нет, не хватит! - Уот возвысил голос. - Дьэ-буо!
- А я сказала, хватит! Все вылакаешь, что на свадьбы останется?
- Свадьбы? На свадьбы кумыс нужен, да.
- Вот же голова! Вот же кладезь мудрости!
- Море кумыса!
- Так иди, займись делом! А меня с женихом оставь!
- Зачем?
- Затем! Нашел, о чем спрашивать! Бесстыжее мурло!
- Ну, я того… - Уот подмигнул мне. Веки его единственного глаза хлопнули так, что попадись между ними птица куртуйах, погибла бы злой смертью. - И вы тут того, а? Ну, этого… Не скучайте, кэр-буу! Хыы-хык, гыы-гык! Давай, сильный, бейся! До последней капли!
Свадьбы? Не свадьба, а свадьбы? Жених? Кто у нас жених, если не Уот? О чем это оно?.. он?.. Она?!
- Вон! - завизжала тварь. - Вон!!!
Хихикая басом, Уот вывалился в коридор, затопал прочь. Дом от его шагов больше не трясся. Когда шаги затихли в отдалении, чудовище еще какое-то время прислушивалось, а потом одним неуловимым рывком обернулось ко мне:
- Ушел. Давай, шевелись…
Я и моргнуть не успел, как тварь оказалась рядом. Мелькнули перед лицом блестящие когти…
Опасность! Враг!
В глаза целит! Когтищами!
Плохой. Плохая. Плохое.
Очень плохое! Убью!
Колотушкой - хрясть! Не хрясть.
Мимо.
Быстрое. Очень быстрое.
Бум! В стену.
Тресь! В пол.
А ну, стой на месте!
Не стоит. Бежит. Пропало.
Совсем пропало.
Где?
Нет врага.
Усыхаю.
- Сдурел, боотур?
Тварь опасливо выглядывала из-за двери. Не мельтешила, не бросалась, не целила когтями в глаза - и на том спасибо. Если б хотела, выцарапала бы! - запоздало дошло до меня. С ее-то быстротой? С ее дерганиной?! Ни отпрянуть, ни отмахнуться. Выходит, не хотела?
- Ты на всех кидаешься? - поинтересовалась тварь. - Ты больной?
- Это я кидаюсь?! Это ты!
- Я?!
- Ты! На меня!..
Налетел? Налетела? Налетело? Я умолк, не рискуя закончить мысль. И так понятно, о чем речь.
- Ясно, - чудовище смерило меня оценивающим взглядом.
- Что тебе ясно?
- Все мне ясно. Остаточные явления.
- Чего явления?
- Драки с моим драгоценным братцем. Ты недоусох, вот и бодаешься. Ничего, это пройдет…
- Уот - твой брат?!
- А ты ждал, что он меня тебе представит? Ножкой шаркнет? Родословную зачитает?! Придется самой: Куо Чамчай, сестра этого балбеса. Твоя невеста, между прочим.
- Так ты удаганка? Девка-визгунья? - я припомнил давний рассказ Уота. - Погоди! Моя - кто?! А ну, повтори!
- Еще раз услышу про визгунью, - Уотова сестра нахмурилась. Пальцы ее резко сжались на косяке двери. Скрипнули когти, оставляя в дереве глубокие борозды, - оторву, что не жалко. Тебе чего не жалко, боотур? Для любимой невесты?
- Это кто тебе такое сказал? Про невесту?
- Это я сказала! - вспылила Чамчай. Хлестнула по полу хвостом: - Уоту сказала, понял? Не скажи я, что пойду за тебя замуж, он бы тебя в кашу истолок! В труху смолол! А так он семейный, родственный. Сестриных женихов любит, ценит, не убивает. Уж я-то знаю, у меня этих женихов было - хоть на зиму квась! К вам, боотурам, подход нужен, иначе гиблое дело…
- Ты что же, спасала меня?
- Ой, умница! Голова-котел! Ну прямо Уот, одно соображение!
- А зачем ты меня спасала? Кто я тебе?
- Кто? Никто.
- Арт-татай! Ты что, правда замуж за меня хочешь?!
При виде невесты я едва опять не забоотурился.
- Ой, бедолага, - Чамчай улыбнулась с такой грустью, что у меня аж в носу защипало. Лицо ее на краткий миг стало почти человеческим. - Милый ты мой мальчик! Как же тебе не повезло в жизни! Что думаешь, то и говоришь. А чего не говоришь, то и без слов видно. Ладно, молчи, не позорься. Давай лучше, пошевеливайся - или оставайся и женись.
- Пошевеливайся?
- Ты уезжать вообще собираешься? Или тебе у нас медом намазано?!
- Уезжать?
Чамчай тяжко вздохнула - точь-в-точь дядя Сарын, когда ему не удавалось с первого раза объяснить мне простую вещь. Простую для дяди Сарына, разумеется. Обычно он не отступал, твердил, талдычил, заходил с боков, и в итоге до меня доходило.
Вот и Чамчай не отступила:
- Уезжать. На коне. Верхом. Ты верхом ездишь?
- Я же боотур! Конечно, езжу.
- Вот я и вижу, что боотур. Короче, пока Уот в подземельях, садись на своего коня и скачи во весь опор. Все, разговор окончен.
- Разговор-то окончен, только я не могу.
- Это еще почему? Здоровье не позволяет?
- Я слово дал.
- Какое слово? Кому?
- Уоту, брату твоему. Поклялся, что не убегу.
- Слово, значит? И что, будешь держать?
- Буду.
- Прям-таки будешь? Двумя руками?!
- Да хоть зубами! Сказал, буду, значит, буду.
- Ну ты и честный…
В слове "честный" я отчетливо услышал: "дурак". И знаете что? Хотите, верьте, хотите, нет, а Чамчай произнесла это с уважением. Вот тогда-то я окончательно уверился: передо мной женщина. Адьярайша, страшилище, но женщина. Только женщины умеют так, чтоб и "честный", и "дурак", и с уважением! Айталын, правда, еще не умеет. У нее если "дурак", значит, дурак, и ни капли уважения! С другой стороны, Чамчай постарше будет. Небось, повзрослеет Айталын, поживет с такими братьями, как мы с Нюргуном - тоже научится.
- Больных надо жалеть, - буркнула Чамчай. - Больных надо лечить. Даже если они и не желают лечиться… Я тебя отпускаю, честный. Освобождаю от слова. Так Уоту и скажу: я тебя отпустила. Ты ни о чем не просил, слово не нарушал. Я сама тебе велела: пошел вон! Могу повторить: пошел вон! Слышишь меня? Уезжай!
- Ага, я уеду, а Уот тебе как наподдаст!
- Уот? Мне? Думаешь, ты первый женишок, которого я выгнала? Бэкийэ Суорун - раз! Мэчюйэр Эртюк - два! Кырбыйа-боотур, Чабыргай-хан, Эсюктэй Суодуйа - три, четыре, пять! Этот, как его… Ытык Кыйбырдан - шесть! Да я только и делаю, что вас отсюда гоню! Уот вам шеи мылит, а я гоню, спасаю! Осточертело уже замуж за вас ходить! Ненави-и-и-ижу!
Я едва успел зажать уши, видя, как она набирает в грудь воздух. И все равно прорвалось даже сквозь заслон - ржавым ножом по железу. А еще обижается, когда ее Девкой-Визгуньей дразнят! Ф-фух, чуть опять не расширился…
Обождав, пока смолкнет эхо, я с большой осторожностью убрал ладони.
- Не уеду. Хоть насмерть меня завизжи, не уеду.
- Вон, - еле слышно прошептала Чамчай. - Убирайся…
- Я не тебе слово давал. Извини, я остаюсь.
Острые плечи Чамчай поникли. Длиннющие руки обвисли плетями, когти царапнули по полу. С визгом из Уотовой сестры будто вышел весь воздух, а на новый вдох сил не осталось. Я побагровел от стыда. Вроде, все правильно сказал, стыдиться нечего, а на сердце камень. Она, понимаешь, ради меня старалась, спасала, невестой назвалась, а я уперся, скотина неблагодарная, и не спасаюсь. Совсем как Зайчик на цепи - звон, лязг, а толку чуть.
Беда одна не ходит. Мой злополучный живот громко напомнил о себе, и я чуть слюной не захлебнулся.
- Слушай, Чамчай, у вас еда в доме найдется?
- Голодный, что ли?
- Как волк! Как целая стая!
Чамчай шмыгнула носом-пешней. Отвернулась:
- Найдется. Айда на кухню…
Она пошла впереди, помахивая дымным хвостом: указывала дорогу. Я двинулся следом. Хотя дорогу я и так знал: дома-то типовые.
ПЕСНЯ ВТОРАЯ
Кру́тится вихрем ее подол,
Хвост ее клубится, как дым,
Как угли, сверкают во лбу у ней
Красные выпученные глаза
В ресницах, шильев железных острей…
Хоть бедовая грязнуха она,
Хоть страшная потаскуха она,
Но, спору нет - хороша!"Нюргун Боотур Стремительный"
1
Есть надо молча
- Еще копченый муксун есть, - острый коготь Чамчай указал на обшарпанную, криво висевшую дверь, что вела в кладовку. - Возьми, обжора.
Я что? Я пошел и взял. Вернулся за стол и продолжил есть. Прислонившись к дверному косяку, Чамчай смотрела, как я ем. Ну, не знаю. Юрюн жующий да Юрюн глотающий - то еще зрелище! Правда, мама тоже любила смотреть, как ее мальчик кушает. Чамчай очень старалась хранить неподвижность, но для нее это было пыткой. Интересно, она и во сне крутится-вертится? Хозяйничала Уотова сестра отменно: на кухне прибралась - я и не заметил, когда. Стол накрыла так быстро, что я ее чуть не пришиб. Юрюн-слабак понимал: хозяйка хлопочет, добра гостю хочет. А Юрюн-боотур ничего понимать не желал. Тварь! Когти! Мелькает? Угрожает. Плохая, кэр-буу! Как дам!..
Вот и дал без лишних разговоров.
Только скорость Чамчай и спасла. Увернулась, вылетела из кухни. Дождалась снаружи, пока я усохну. Высказала мне, что думает о боотурах, ушибленных на всю их расширенную голову. Айыы, адьяраи - все мы одним бревном деланы! Я кивал и размышлял о том, что жизнь рядом с Уотом кого хочешь превратит в визжащую молнию. Уот вам не Юрюн, от него увернуться - много прыти надо.
Я бы, например, не увернулся.
Покончив с боотурами, Чамчай принялась командовать. Вон миски стоят. Мясо там возьми. Лепешки - тут. На верхней полке. Черствые? Кто вопил, что кишки отходную поют? Размочишь, не облезешь! Чем размочить? Вода в берестяном ведре, у окна. Чистая вода, ключевая. Сама набирала. Молоко? Нет молока. Сливок тоже нет. Кого здесь доить, пленников? Кумыс? Обойдешься! Воду пей, здоровее будешь…
Стол пятнали застарелые потеки жира и крови. Хорошо, если только звериной. Миски в пыли: похоже, из них ели редко. Мясо полусырое, с явственным душком. Но разве это могло остановить голодного, голодного, очень голодного боотура? Хвала небесам, вода оказалась и вправду свежей. Заливая еду водичкой, я схарчил все, что дали, и глазом не моргнул. Видя мои страдания - хочу еще, а попросить боюсь! - Чамчай сжалилась, указала на кладовку с рыбой.
- Мы с твоей сестрой подруги.
Я едва не подавился:
- С Умсур?!
- А что тебя смущает? Ровесницы, учились вместе…
- Учились?
- Учились. Не всем же быть идиотами?
- Когда? Где? Чему?
- Давно. В прошлой жизни. Сейчас видимся редко.