- В том-то и дело, что не отправится. У него какие-то мысли насчет Рима в голове бродят. Я ему уже толковал о Синегорье и о наших проблемах. Но по глазам вижу - не заинтересовал.
- А о чем еще ты с ним толковал? Надеюсь, не о ВЕЛИКОМ ХРАНИТЕЛЕ?
- Да нет, что ты… Только намекнул… Его гораздо больше заинтересовала твоя должность Хранителя времени.
- Филимон, тебе язык мало отрезать!..
- А что тут такого? Почему бы не поделиться знаниями с умным и порядочным человеком?
- Надеюсь, твоя болтливость не обойдется нам слишком дорого, - вздохнул Владигор. - У тебя остались еще деньги?
- Ага… а что? Ты решил пробежаться по девочкам?
- Нет… Я хочу пробежаться к цирюльнику. А потом - в термы.
- Слушай, князь, а почему бы нам не построить такие же термы в Ладоре? - вернулся к своей прежней идее Филимон - по всей видимости, строительство бань сильно его занимало. - По-моему, неплохая идея. Особенно если добавить березовые венички и сделать побольше парилок. "Бани Владигора" - звучит замечательно.
- Филька, ты что, издеваешься?
- Ни капельки. Есть же термы Траяна. А уж ты куда лучше этого ихнего Траяна, хотя он и построил такой замечательный форум и в честь его побед поставили высоченную колонну. Но назвать бани по имени правителя - это очень даже уважительно.
- Какие еще мудрые проекты родились в твоей башке за четыре месяца?
- Ну наконец-то ты меня начал ценить! - воскликнул Филимон, делая вид, что не замечает иронии в голосе Владигора. - Во-первых, дороги… Я сразу понял, когда здесь очутился: первейшее дело - дороги. Ты посмотри, какая махина: одна страна - целый мир! А мы своих в лесах месяцами плутаем. А кто и годами… - Филимон хитро прищурился. - А тут сел на казенную лошадку и скачи, только меняй на почтовых станциях. Ну, далее. Надобно построить мосты. Через нашу Звонку и Быстрицу. И через Чурань-реку. Ну а на границе с Этверской пустыней возвести стену крепостную с башнями. Да от Бореи тоже было бы не худо отгородиться. Потом - водопровод…
- Слушай, Филимон. Пошли-ка сначала в баню… - прервал его Владигор.
Таверна, в которую они отправились вечером ужинать, была из самых дешевых в этом квартале, - сюда заглядывали шлюхи не первой молодости, какие-то подозрительные личности в грязных туниках или вообще в одних набедренных повязках, то ли беглые рабы, то ли свободные граждане, готовые сделаться рабами, - вся эта братия не внушала доверия. Зато здесь пекли удивительно вкусные лепешки с сыром и подавали их всегда горячими, а посетители знали последние новости так, будто "Акта диурна" - отбеленная гипсом доска с отчетами о заседаниях сената, новыми законами и итогами боев гладиаторов, - создавалась в этой самой таверне.
- Ты не мог выбрать место получше? - спросил Владигор, брезгливо оглядываясь. - Я не против того, чтобы пообщаться с народом, но эти личности почему-то не вызывают у меня желания вести откровенный разговор.
- Здесь тоже случается кое-что интересненькое, - засмеялся Филимон, наполняя глиняную, покрытую красной глазурью кружку кислым вином.
Высокий, атлетически сложенный парень без спросу подошел к их столу и уселся на скамью. Он был одновременно красив и безобразен, - лоб низкий, рот капризно очерчен, но зато светлые вьющиеся волосы необыкновенно густы, светло-карие глаза смотрят дерзко и вызывающе. На незнакомце была простая туника из некрашеного льна, широкий кожаный пояс и грубые сандалии.
- Сегодняшний бой - дерьмо… - сказал незнакомец. - И то, как я выиграл, - тоже дерьмо… - Он жестом подозвал мальчишку-прислужника, и тот поставил перед ним кувшин с тем же кислым вином, что пили Владигор и Филимон. - И хозяин - дерьмо. Заплатил мне вдвое меньше того, что обещал. Я провел двадцать боев, а в кармане у меня не наберется и пяти сестерциев. Не скоро я выпутаюсь из этой передряги.
По тому, как чисто говорил незнакомец, можно было сделать вывод, что он вырос не в провинции, а в самом Риме.
- И в какую же передрягу ты попал? - поинтересовался Филимон, охочий, как всегда, до всяких сплетен.
- Да известное дело - играл и проигрался. Знаешь, сколько жулья среди игроков? За какие-нибудь полгода после того, как я получил наследство, они меня быстренько избавили от всего имущества, а самого продали в рабство за долги. Родня не захотела меня выкупить. Как видно, бедняга Луций, порешила глупая Фортуна прикончить тебя на арене!.. - Он вытащил из кармашка на поясе игральные кости и, хитро прищурившись, спросил: - Сыгранем?
Владигор с Филимоном переглянулись.
- Хочешь, чтобы мы тебе составили компанию в Колизее?
- Да что вы, ребята, неужто я похож на жулика? - пожал плечами гладиатор. - Я играю честно. К тому же за пару сестерциев не продают в рабство. Просто охота сегодня выпить лишний кувшин вина да сходить к какой-нибудь девке почище… Когда у меня был собственный дом в Каринах и три сотни лентяев-рабов обжирали и обкрадывали меня, тогда я каждую ночь спал с новой девчонкой, и брал только гречанок не старше двадцати… Ну, всего пара бросков - уважьте старину Луция! Неведомо, где окажется каждый из вас через пару лет. Боги тоже любят играть, только вместо костей они бросают человеческие судьбы…
- А ты у нас философ… - заметил Филимон.
- Да, прежде баловался, - охотно кивнул головой Луций. - Но надоело. Потому что быстро понял - философия не спасает человека от ошибок, она лишь позволяет легче смотреть на жизнь, то есть делает то же самое, что и кувшин хорошего вина. Так не проще ли велеть рабу принести амфору с вином, чем читать заумные свитки и болтать с выжившими из ума старикашками о том, как возник этот мерзкий мирок? Ни одна философия не может подсказать, как бросить кости, чтобы остаться в живых. Так что сыграем просто так, ради удовольствия… А?
- Ну что ж, сыграем, - неожиданно согласился Владигор. - Два броска.
- Ты с ума сошел, Архмонт, - шепнул Филимон. - Этот тип обчистит нас в два счета. Представь, какова его репутация, если родственники не пожелали его выкупить и оставили подыхать на арене? Я думаю, убить человека ему проще, чем прихлопнуть муху.
- Мудрый муж, - с издевкой в голосе отвечал Луций, - ты не ошибаешься. Человек десять за свою гладиаторскую карьеру я уже отправил в Тартар. Но вы оба, ребята, мне нравитесь. А если твой приятель еще и проиграет мне шесть золотых, то Луций сделается вашим преданным другом.
- Почему именно шесть золотых? - спросил Владигор.
- Потому что ставка в игре - три золотых, - нагло объявил Луций.
- Пусть выиграет, - шепнул Владигор Филимону. - Я знаю, что этот человек пригодится нам в будущем.
- Ума не приложу, как может он нам пригодиться, - пожал плечами Филимон. - Разве что ты захочешь убить кого-то. Тогда считай, что платишь аванс…
Не успели они осушить кувшин до дна, как шесть золотых Владигора уже бренчали в кошельке Луция.
- Эй, хозяин! - заорал на всю таверну Луций. - Подать сюда вина! И непременно самого лучшего, фалернского!
- Сомневаюсь, что в этой дыре найдется фалернское вино, - заметил Филимон. - Он наверняка принесет нам какой-нибудь кислятины и скажет, что такое вино не пьет и сам император.
- Ну, император его, разумеется, не пьет, - поддакнул Владигор.
Хозяин, смуглолицый грек с копной черных вьющихся волос и изогнутыми, будто лук амура, алыми губами, суетливо подпрыгивая при каждом шаге и извиваясь тощим телом, поставил перед Луцием кувшин с вином. Рыжая девка с крошечыми лоскутами полупрозрачной ткани на бедрах и на груди, заметив, что Луцию улыбнулась удача, покинула свое местечко в углу и, покачивая бедрами, направилась к столу, за которым сидели гладиатор и двое синегорцев.
- Сладкий мой, не угостишь ли вином? - заворковала она, обвивая полной белой рукой крепкую шею гладиатора и заглядывая ему в глаза.
- Пошла вон!.. - огрызнулся Луций. - Сегодня я могу заполучить девчонку и получше. Таких, как ты, я не беру, даже когда у меня в карманах пусто.
Девка пожала плечами и отступила. Взгляд ее тотчас привлекли другие два гостя. Когда они вошли, никто не заметил, но совсем недавно этот стол пустовал. Лицом к Владигору расположился немолодой человек с завитыми волосами, обсыпанными золотой пудрой, дородный и высокий, но с мягким, бабьим лицом. Щеки его были нарумянены, а веки накрашены сурьмой. На запястьях позвякивали браслеты.
- Женщина? - спросил Владигор у Филимона, кивая в сторону странного посетителя.
Луций тоже оглянулся и презрительно фыркнул:
- Евнух. При Элагабале они буквально захватили Палатинский дворец. И теперь их там полным-полно. Мразь. Моя бы воля - я бы велел всех до одного распять на крестах.
- Насколько я понимаю, наша красотка вряд ли много от него получит.
Но девку интересовал вовсе не евнух, а его спутник, сидевший спиной к Владигору. Видна была лишь темная накидка с капюшоном, какие носят погонщики мулов, а порой и те, кто не желает быть узнанным в публичных местах.
- Какой-нибудь богатый выкормыш явился позабавиться тайком от родителей, - кивнул в его сторону Луций. - А что, если мне затеять с этим уродом ссору?
Тем временем красотка отработанным жестом уже положила руку на плечо человека в плаще, а ногу, на которой звякали дешевые браслеты, поставила ему на колено. Девка улыбнулась, обнажая гнилые зубы, но, кажется, это не смутило незнакомца - его рука легла сначала на талию, а затем скользнула вниз, на пышные ягодицы красотки. Луций хлопнул ладонью по столу и громко загоготал:
- Эй, парень, если ты вонзишь в нее свой гладиаторский меч, он тут же отвалится!
Незнакомец поспешно отшатнулся от женщины.
- Заткнись! - огрызнулась девка. - И не мешай мне честно зарабатывать деньги!
- Наверняка это самые честные деньги во всем Риме, - поддакнул Луций. - Эй, разве не так, приятель? - обратился он к неизвестному, поднимаясь.
Однако у незнакомца, как выяснилось, имелась охрана. До этого незаметно стоявший у стены, что было удивительно при его огромном росте, человек в темной тунике шагнул навстречу Луцию. В следующую секунду они вцепились друг в друга. Женщины завизжали, а мужчины принялись лупить ладонями и кружками по столам, выказывая одобрение происходящему. Противник Луция казался на первый взгляд гораздо сильнее, но, к изумлению зрителей, неожиданно очутился на полу, положенный на обе лопатки. Луций стиснул ему горло, он захрипел, потом изо рта его побежала густая пена, глаза вылезли из орбит. Тело дернулось и замерло.
- Эй, парень, померяйся со мной силой! - вновь заорал Луций незнакомцу, который в растерянности наблюдал за скорой и нелепой гибелью своего охранника. Луций успел заметить, что перед ним совсем еще юнец - лет шестнадцати, не больше. - Эге, да у тебя еще пушок только-только на щеках пробивается! Куда тебе шляться по бабам?! Ты и сам можешь доставить зрелому мужу наслаждение…
В ответ незнакомец вытащил из ножен меч.
- На помощь! - завопил евнух. - Кто-нибудь! Тысяча сестерциев… - Голос его сорвался, он беспомощно открывал и закрывал рот, как рыба, которую хозяин велел сварить на глазах гостей.
- Хочешь драться со мной на мечах? - Гладиатор совсем развеселился.
Ни слова не говоря, незнакомец вскочил. Он был почти на голову ниже Луция, но широк в плечах и крепко сложен. При этом капюшон его темного плаща слетел с головы, открыв лицо с пухлыми юношескими щеками, прямым носом и красиво очерченным чувственным ртом.
- Марк?.. - прошептал удивленный Владигор.
Слышал ли юный император этот возглас и вообще заметил ли его среди посетителей таверны, Владигор так и не понял. Клинки сверкнули в воздухе, скрестились, описали дугу, и громкий вскрик сообщил зрителям о том, что лезвие одного из мечей напилось крови.
В следующую минуту юноша накинул на голову капюшон и выскочил из таверны. Евнух семенил следом, по-прежнему беззвучно открывая и закрывая накрашенный, похожий на мокрую тряпку рот.
- Он меня ранил! Этот молокосос меня ранил! - завопил Луций, поворачиваясь к Владигору. В голосе его было больше удивления, чем боли. - Я сейчас же догоню его и перережу ему горло!..
- Не торопись. - Владигор шагнул вперед, загораживая проход к двери.
- Что?.. - Луций прищурил светлые глаза, ставшие в эту минуту совершенно бешеными. - Ну так я…
- Если хочешь дожить до утра, не торопись, - повторил Владигор, кладя руку на рукоять меча.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Лишь то, что этот парень - Гордиан Август…
До Луция не сразу дошел смысл сказанного.
- А, император! - Он расхохотался. - Идет по стопам молокососов-правителей - пускается в самый низкий и подлый разврат. Хочет затмить славу Калигулы и Элагабала… Ну-ну, пусть попробует…
Луций оторвал от своей туники полосу ткани и перетянул кровоточащий бок.
- Твое счастье, Луций, что доносчики нынче не в чести, иначе ты не дожил бы и до завтрашнего утра… - заметил хозяин таверны, выйдя из кухни, куда он предусмотрительно скрылся, едва зазвенели мечи.
- Мне плевать… - отозвался гладиатор. - Я никогда никого не боялся.
- Однако он здорово тебя отделал, - усмехнулся Владигор.
Вместо того чтобы обидеться и разозлиться, Луций неожиданно рассмеялся:
- Да, из парня мог бы выйти толк… Удар был что надо. Только погубит его эта мразь, что расплодилась во дворце на Палатине…
Выскочив из таверны, Гордиан бросился бежать. Он слышал, как следом, пыхтя, шлепал Сасоний, как кричал умоляюще, но Гордиан мчался не останавливаясь. Свет луны серебрил стены, отвоевывая куски пространства у ночного мрака. Второпях Гордиан наступил на скошенный камень у чьего-то порога и подвернул ногу, ремешки, державшие подошву, оторвались. Но, хромая, он продолжал бежать дальше. Давно бы пора выбраться из сомнительных закоулков Субуры, а он все продолжал петлять между домов, не находя выхода. После очередного поворота он снова и снова упирался в тупик. Девки у дверей сомнительных таверн призывно махали ему руками, но было бы нелепо просить их показать ему дорогу. Навстречу попалась компания пьяных цирковых возничих, но и с ними он предпочел не заговаривать.
Неожиданно одна из дверей отворилась, и на пороге возникла старуха со светильником в руках, - язычок пламени выхватил из темноты лицо с острым, выпирающим вперед подбородком и ввалившимися щеками. Из-под набрякших век смотрели на Гордиана бесцветные стекляшки глаз.
- Ну наконец-то! Доминус ждет… - прошамкала старуха и махнула иссохшей рукой внутрь дома.
Гордиан попятился.
- Куда ты?.. Иди… - Старуха в ярости топнула ногой.
Гордиан повернулся и побежал прочь.
- Гай, держи его! - вопила старуха.
Тут же раздался сзади топот чьих-то сильных и быстрых ног. Шаги близились, настигая. Нелепо прыгая на подвернутой ноге, Гордиан уже ничего не слышал, кроме биения своего сердца. Свернув за угол, он остановился и прижался к стене. Стиснул зубы, смиряя дыхание, со свистом рвавшееся из груди. Почти сразу же следом вынырнул преследователь. Марк ударил мечом наискось и вниз, рассчитывая не убить, а лишь покалечить. Человек истошно взвыл и покатился по земле.
- Ах ты щенок! Мразь!
Гордиан, хромая, уже мчался дальше, а вопли все неслись и неслись следом, но все же постепенно стали затихать.
- Эй, герой, не хочешь ли зайти… - В стене за спиной Гордиана обнаружилось вдруг оконце, мелькнул свет, и женская рука ухватила его за капюшон.
Он вырвался…
- Эй, трусишка, зачем же ты сюда шел! - летел вдогонку смех.
Неожиданно бесконечный лабиринт узких улочек распался, как хлеб под ударом ножа, и Гордиан выскочил на широкую улицу Патрициев. Впереди перед ним были Карины. Какой-то богач отбывал с пира, и блеск факелов, что несли перед носилками рабы, освещал улицу. Гордиан вновь побежал, подпрыгивая и волоча ногу. Цель его была близка.
Владигор сидел на ступенях храма Юпитера Капитолийского. Бронзовые, облицованные золотыми пластинками двери были открыты. Двенадцать жрецов Юпитера поднимались по ступеням к дверям. В первую минуту Владигору показалось, что они движутся именно к нему, и демонстративно отвернулся. Но когда процессия поравнялась с ним, никто из фламинов не удостоил его взглядом. Жрецы вошли в целлу храма, и двери закрылись.
- Архмонт, - услышал Владигор донесшийся издалека женский голос, - боги порой тоже устают, как и люди. И боги умирают на небе, когда им устают молиться на земле. Римляне устали. Тысяча лет - слишком большой срок даже для такого мужественного народа, как жители Рима. Ответь мне, желаешь ли ты сохранить то, что видишь вокруг?
- Да, - отвечал Владигор.
- Зачем?
- Не знаю…
- Жаль… Ты сможешь действовать, лишь когда найдешь ответ, а пока… пока действовать будут другие, а ты - лишь смотреть. Думай быстрее, Ненареченный бог. Ибо времени у тебя мало. Ты дерзок с богами, так будь столь же дерзок с людьми, - звенел голос. - Думай над тем, что я сказала, Архмонт… От твоего ответа зависит не только судьба Рима.
Владигор сошел вниз и, выйдя на форум, обернулся к храму… Золотая черепица горела на солнце так, что больно было глазам. Беломраморный лес колонн устремлен к небу - Владигор смотрел на него и не мог насмотреться. И еще у него появилось чувство, что он заблудился в этом бесконечном каменном лесу, хрупком и неколебимом одновременно. Он был им очарован. Он погружался в него и уже не чувствовал себя чужим. И…
Внезапно все исчезло - храмы и статуи, колонны и золотые квадриги… Владигор видел лишь развалины. Из земли торчали обломки колонн, будто какой- то чудовищный зверь пооткусывал их верхушки. Руины, странные в своем уродстве, простирались там, где прежде блистало великолепием совершенство. Лишь триумфальная арка возвышалась, почти не тронутая катастрофой, да здание сената, хотя и лишившееся статуй и украшений, стояло на прежнем месте. От архива сохранился лишь первый этаж с заложенными кирпичом арками, и только проемы трех окон напоминали о прежней красоте здания. Сверху теперь громоздилась безобразная надстройка, подобная пауку, взобравшемуся на спину своей умирающей жертвы. Владигор повернулся: за его спиной точно так же царила пустота, но три изящные колонны коринфского ордера с уцелевшими осколками фронтона все равно поражали своим совершенством…
Владигор мотнул головой, воздух заколебался, храмы, статуи и колонны вернулись на прежнее место. Но день, когда этого всего не станет, близился… Теперь Владигор знал это точно.
Императорский дворец на Палатине сверкал золотом - золотые драпировки, золотые каймы вокруг фресок, покрытые золотом скульптуры, золоченые капители. Невольно хотелось прикрыться от этого блеска ладонью. Но нелепо сетовать на обилие золота, живя во дворце. Власть без золота - ничто. Золото любят сенаторы, избравшие Пупиена и Бальбина. И любят солдаты, убившие Пупиена и Бальбина. А пуще всего золото любят евнухи, потому что больше на свете им нечего любить. Едва Гордиан переступил порог императорского дворца, как эти странные существа - не мужчины и не женщины, с мягкими, как подушки, лицами, с цепкими пальцами и тонкими голосами, наряженные в драгоценные восточные шелка, - устремились к нему, будто тараканы, захватившие дом прежде, чем в него успел вселиться новый владелец. Элагабал впустил их в императорский дворец. И хотя потом они впали в немилость и были сосланы обслуживать женские бани, в правление Максимина они вновь расползлись по дворцовым залам, прибирая к своим мягким рукам власть и золото, золото и власть.