- Похититель где-то здесь… - продолжал рассуждать Филимон. - Вернее, будет здесь, - нас выбросило из потока после того, как выскочил он. Значит, мы забрались в прошлое гораздо глубже. Хорошо, если речь пойдет о нескольких днях, а не годах и десятилетиях. Я пока еще не разобрался, что это за штука - поток времени. Тебе, как Хранителю времени, виднее. Теперь нам остается только ждать и как можно больше разведать об этом мире. Кажется, ты этого и хотел, князь?
Владигор задумался. Скорее всего, Филимон верно говорил. Вот только с одним князь был не согласен - с тем, что остается только ждать. Что на свете может быть отвратительнее безделья и ожидания? К тому же неизвестно, когда похититель появится в этом мире. И стоит ли ждать его именно в Карфагене, или он объявится в каком-нибудь другом городе…
- На кой ляд ему Карфаген? - засмеялся Филимон. - Временной поток был открыт в Рим, значит, его и зашвырнуло в Вечный город. А нас, как репейники с собачьего хвоста, стряхнуло сюда, на побережье…
- Тогда мы тем более должны спешить, а не заниматься дурацкими фокусами…
- Спешить… - передразнил Филимон. - И как же ты доберешься до Рима? Вплавь? Нам с тобой, князь, нужно нанять галеру. А для этого понадобятся звонкие сестерции, которые нам щедрой рукой отсыплет Гордиан Африканский за твои предсказания.
- Мои предсказания будут не слишком для него приятны… - нахмурился Владигор.
- Неважно, что ты ему наплетешь, он все равно тебя наградит - старикан славится своей щедростью. Так что как ни верти, а мы должны идти к Гордиану.
На стене таверны кто-то нацарапал: "Максимин". А пониже краской очень искусно была нарисована свинья с огромными вислыми ушами, подозрительно глядящая на посетителей крошечными глазками.
- А кто такой Максимин, ты можешь объяснить поподробнее?
- Я же сказал: тоже император. Сейчас он обретается на другом конце Империи. Максимин правит Римом уже три года, но в столице не появился ни разу. Ему милей германские болота…
- Значит, Максимин - законный правитель? - спросил Владигор.
Филимон усмехнулся:
- Он перерезал горло своему предшественнику. Насколько это соотносится с законом, я не уяснил до конца. Как только Африка взбунтовалась, сенат в Риме объявил его врагом народа. "Враг народа" - хорошо звучит… Надо будет взять на вооружение, как ты думаешь? Не нравится? Ну как знаешь… Правда, обоих Гордианов сенат признал пока только тайно… Сенат - это что-то вроде нашего совета старейшин, только ребята там куда более склочные. Они как огня боятся Максимина и ломают голову с утра до ночи, как им от него спастись, пока он не явился в Рим собственной персоной и не развесил их всех на столбах в качестве дешевых фонарей для освещения улиц…
- Здесь так принято?
- Да, в этом мире забавы весьма странные. Люди, к примеру, любят поглядеть, как безоружного человека разгрызает на арене голодный лев. Чаще всего это приговоренный к смерти преступник… Но все равно, скажи на милость, какое удовольствие глядеть, как лев волочит по песку изуродованное тело, а кишки тащатся следом? - Осуждая, Филимон одновременно восхищался тем, о чем говорил. - Разумеется, я смотрел на все это из чистого любопытства. Клянусь Геркулесом, мне не понравилось. Меня чуть не стошнило, хотя я и сидел на задних рядах, где обычно располагаются смерды.
- Вижу, ты не терял времени даром…
Швырнув хозяину несколько мелких монет, Филимон поднялся. Владигор решил, что лучше в этот раз уступить своему спутнику, - он еще слишком плохо ориентируется в этом мире. Что он видел - две улицы да пару лавок и высоченные дома. Не так уж много, чтобы понять, как действовать и куда идти. И он двинулся вслед за Филимоном, который уже успел прекрасно изучить Карфаген. Владигор постоянно оглядывался по сторонам - таких городов он еще не видел. Широкая улица, по которой они шли, шириною никак не меньше, чем три косые сажени, была вымощена камнем и пролегала строго с восхода на закат. По обеим ее сторонам высились каменные дома, поражавшие одновременно необыкновенной роскошью и необыкновенным однообразием. Каждый дворец (дома эти казались Владигору настоящими дворцами) являлся почти что точной копией предыдущего. Повсюду били фонтаны - то в виде каменной девицы или дельфина, а то и вовсе получеловека-полурыбы. Город был суетлив и весел - горожане прогуливались, о чем-то спорили, ссорились, торговались до хрипоты. То и дело коричневые от загара носильщики в одних набедренных повязках скорым шагом проносили мимо крытые носилки. По обеим сторонам улицы в первых этажах здания тянулись многочисленные лавки. Продавцы рьяно размахивали руками, зазывая к себе прохожих. Филимон не удержался и купил засахаренных фруктов, которые продавец насыпал ему на широкий, еще не успевший увянуть лист неведомого растения.
- Куда мы идем? - спросил князь.
- В бани, - отвечал Филимон. - В это время дня Африканец непременно торчит в банях.
- Ты забыл взять веник, - с раздражением заметил Владигор, разглядывая колоннаду из белого мрамора, окружающую роскошные сады.
Широкая аллея вела к огромному дворцу с ярко раскрашенными куполами.
"Верно, капище какого-нибудь местного бога", - решил Владигор, но, когда, заплатив два медяка привратнику, Филимон провел князя внутрь, тот увидел, что это в самом деле бани.
- Здесь что-то прохладно для бани… - заметил Владигор, оглядываясь.
- Есть комнатки, где гораздо теплее, я тоже по привычке туда сунулся, но потом выяснил, что там обычно парятся лишь убогие и больные. Сам посуди, зачем лишний жар, коли и на улице будто в печке. Наоборот, прохлада куда приятнее.
Филимон уже обзавелся банными принадлежностями, то есть горшочком с маслом и скребком.
- Ты что, в самом деле явился сюда мыться? - подивился Владигор.
- Африканец ужасный чистоплюй, он терпеть не может, когда от людей хоть чуть-чуть пахнет, впрочем, как и все римляне… Так что советую тебе помыться.
Синегорец подумал, что Филимон издевается над ним, и уже хотел вспылить, но сдержался. Происходящее вокруг казалось одновременно и прекрасным и нелепым - где-то у стен города произойдет в ближайшее время битва, жителям грозит опасность, может быть, завтра многие из них будут мертвы. Но вместо того, чтобы укреплять стены и собирать ополчение, они как ни в чем не бывало купаются в бассейне, разгуливают, в чем мать родила, по залам этого дворца, то бишь бани, обсуждают женщин, заказы из столицы на зверей для травли, цены на хлеб и вино… Повсюду слышался смех. Пронзительным голосом эпилятор призывал желающих воспользоваться его услугами. Но никто ни разу не произнес слова "смерть" или "война".
- О войне они ни на миг не забывают, - шепотом объяснил Филимон. - Но говорить об этом слишком опасно - никто не ведает, кто же одолеет…
- Веди меня поскорее к своему Африканцу, - приказал Владигор, когда мытье было закончено.
- Спешить некуда, я только что узнал от бальнеатора, то бишь здешнего раба-банщика, что Африканец возлежит возле уличного бассейна и отдыхает после купания.
- От кого узнал? - переспросил Владигор.
- От раба-банщика. Ба, да ты еще не знаешь, что в этом городе масса рабов, которые обслуживают свободных людей…
Рабы… Владигор вспомнил запертых в амбаре людей с деревянными колодками на шеях… При одном воспоминании об этих несчастных ему сделалось душно. Кто-то проложил там, в Синегорье, загадочную тропку, ведущую в этот мир. Шел маг по дороге, а из его дырявого мешка сыпались диковинные вещицы. Люди их находили… Один подобрал - и убил лучшего друга. Старик подобрал - и соседей своих рабами сделал.
- …Наше положение несколько неопределенно, - разглагольствовал Филимон. - Разумеется, мы не рабы… Но и не граждане Рима. Что весьма неудобно в некоторых отношениях. Но я думаю, по этому поводу не стоит переживать. Не обращай внимания на подобные мелочи - погляди лучше на эти великолепные мозаики с цветочным орнаментом. На эти медальоны… Изображенные в них звери почти как живые… Я, кстати, только что познакомился с одним купцом. Хороший малый, хотя и хитер, что твой леший. Теофан из Селевкии. У него своя галера с двадцатью гребцами, обычно он возит в Рим зверей для травли. Кстати, Гордиан Африканский постоянно делал ему заказы. Это надо учесть…
Не переставая болтать, Филимон ввел Владигора в подземный зал. Здесь даже в жаркий полдень царила приятная прохлада. Потолок поддерживали четыре огромные колонны из серого гранита с капителями из белого мрамора. Каждая капитель была никак не меньше сажени в высоту. Направо и налево из зала вели порталы из белого мрамора с колоннами из порфира. Бани-дворцы… Одновременно - нелепица и чарующее великолепие. Владигор не мог сдвинуться с места - уходить отсюда не хотелось.
- Зачем ты меня сюда привел? - спросил он наконец. - Ты же сказал, что Гордиан где-то снаружи…
- Глупец. Просто полюбуйся, до чего красиво. Вернешься в Синегорье - построишь себе такую же баньку. Горы рядом, камня навалом. Проложишь удобную дорожку - и вперед. Ты ведь собирался поглядеть, что в этом мире и как. Вот и мотай на ус, смотри… Пути Перуна неисповедимы. Может, для этого он нас сюда и закинул.
Они наконец вышли к бассейну. Расположенный возле самого взморья, он овевался свежим ветром. Посетители, отдыхающие после купанья, могли любоваться морем.
- Вон наш старик… Смотри не говори ему о поражении напрямую… только намеками, как истинный халдей.
Владигор увидел возлежащего на каменном ложе дородного старика в легкой пурпурной тунике. Седые, коротко остриженные волосы отливали сталью. Прямой нос с четко вырезанными крыльями, овальная форма глаз с полуприкрытыми веками, искривленные в скептической улыбке губы, а также чуть приподнятые брови придавали его лицу странное выражение - смесь удивления и насмешливой снисходительности. Лицо его было почти точной копией, с поправкой на возраст, лица полководца, которого видел Владигор сначала погибшим, а потом воскресшим. Манеры старика были величественны, движения - неторопливы. Один раб мерно раскачивал над головой старика опахалом из страусовых перьев, другой натирал ему ноги благовониями, третий, совсем еще мальчик, держал подле старика чашу с прохладительным питьем. Четвертый раб, устроившись на корточках возле ложа своего господина, читал нараспев стихи.
Филимон приблизился к ложу Гордиана и поклонился:
- Гордиан Август, вот тот человек, о котором я сказывал…
Старик поднял голову. Несмотря на преклонные года, глаза его светились умом. К тому же он прекрасно владел собою, - кто бы мог подумать, что его жизнь и жизнь всей его семьи сейчас висела на волоске.
- Филимон, здесь не совсем подходящее место для гаданья, - отвечал Гордиан.
Голос у него был звучный, хорошо поставленный - голос актера, который еще не сыграл свою роль до конца.
- Он пришел не за тем, чтобы гадать тебе, Август. Ему было видение. И он готов ответить на твои вопросы.
Гордиан сделал знак Владигору приблизиться.
- Как твое имя, халдей? - спросил он.
- Архмонт… - отвечал синегорец.
- Странное имя… - заметил старик. - Ну что ж, поведай, какое такое было тебе видение.
- Я видел битву… - сказал Владигор и запнулся.
- Продолжай, - кивнул Гордиан.
- Две армии стояли друг против друга. Одна - сплоченная, плечом к плечу. Другая - встревоженная и беспорядочная. Пращников и лучников было слишком много, а хорошей пехоты слишком мало…
- Это армия моего сына, - кивнул старик. - Дальше.
- Она будет разбита… - кратко сказал Владигор. - Сначала налетит ураган и смешает ряды… - Он вспомнил о виденном и только теперь понял, что налетевший ураган был вызван потоком времени. - А потом войско твоего сына будет смято и его соратники перебиты.
- А сам он? Что будет с Антонием? - спросил старик, но при этом ни один мускул не дрогнул на его лице.
- Я видел воина на коне. Он сражался… как лев… Но два меча пронзили его насквозь…
Старик молчал, глядя на синюю полосу моря. Казалось, последних слов Владигора он не слышал. Лишь ноздри его задрожали да губы сомкнулись плотнее.
- Я же говорил: намеками надо, а ты… - возмущенно зашептал Филимон.
Гордиан, как будто очнувшись, сделал одному из своих слуг знак, и тот вручил Владигору кожаный мешочек с монетами.
- Он мог бы быть прекрасным императором, почти как божественный Марк Аврелий Антонин… - тихо проговорил старик.
В словах Владигора он ни на мгновение не усомнился, зная заранее, что у сына очень мало шансов на победу. Гордианам подчинялась только одна когорта Третьего легиона, остальное войско было набранным по случаю сбродом. А прокуратор Капелиан вел на Карфаген весь Третий легион…
Владигор поклонился (не особенно умело - не привык он кланяться) и поспешно направился к выходу. Но не успели они еще пройти мимо бассейна, как один из рабов Гордиана догнал их.
- Доминус Архмонт, - проговорил паренек, запыхавшись, - Август просит тебя пожаловать в его дом сегодня вечером. Он устраивает пир. И тебя, доминус Филимон, - повернулся он к Фильке.
Не дожидаясь ответа, паренек поклонился и побежал назад.
- Самое время ходить по пирам, - пробормотал Владигор.
- Владыкам не принято отказывать, - заметил Филимон. - Уж ты-то должен это знать. Сам посуди, нам по своему положению на пир к императору иначе никак не попасть. А тут…
- Император… - презрительно фыркнул Владигор. - Да ему власти осталось до вечера…
- Ты не знаешь, какое значение местный народ придает занятию под названием "пир". Кстати, надо непременно зайти в лавку и купить два утиральника: есть-то придется, как и в таверне, руками.
- Доминус Филимон, когда ты вновь превратишься в птицу, я тебе все перья повыщипаю.
Глава 2
ПОСЛЕДНИЙ ПИР ГОРДИАНА
Столовая, или триклиний, была огромной, куда больше, чем самый большой зал во дворце Владигора. Потолок, щедро украшенный позолотой, поддерживали колонны из зеленого нумидийского мрамора. Стены почти сплошь были расписаны картинами с изображением тучных стад, гуляющих по зеленым лугам под голубым небом. Рощи сменялись бассейнами и прудами, аккуратными белыми виллами, утопавшими в зелени деревьев. Живопись порой была так совершенна, что нарисованную дверь легко было спутать с настоящей. В нишах между картинами помещались мраморные, ярко раскрашенные статуи, - в первый момент Владигору почудилось, что это живые обнаженные юноши и девушки. Но более всего его восхитил пол, на котором из камешков была выложена целая картина. Он уже видел мозаики в термах, но эта была выше всяких похвал: камешки такие мелкие, что создавалось впечатление, будто картина написана кистью. Молодую, совершенно нагую женщину поддерживали с двух сторон два получеловека с рыбьими хвостами. Казалось, розовое тело женщины светится рядом с коричнево-серыми телами чудовищ. В голубом небе барашками плыли облака, а вокруг женщины и ее двух странных прислужников плескалось синее море, и бил хвостом почти живой дельфин. Картина была обрамлена черной рамой с орнаментом из золотых листьев. В который раз Владигор подивился совершенству человеческих рук, способных творить подобное.
Изумление вызывали и сверкающие столы из черного дерева, инкрустированные слоновой костью, которая напоминала кожу северных женщин, не знавших солнца. Ложа, расставленные вокруг столов, были покрыты золотыми тканями, и гости лежали на них по трое. Мальчики в белых туниках, украшенные венками из свежих цветов, подавали вино в стеклянных разноцветных чашах. Рабы разрезали на мелкие куски мясо и рыбу и поливали пряными соусами. Блюда были вкусны и обильны, но есть лежа Владигору было в новинку. Другое дело - Филька, он быстро освоился и отправлял в рот кусок за куском.
- Заметь, вино подают только фалернское, самое лучшее, - шепнул он Владигору. - А вон тот серебряный кувшинчик с узким горлышком и голой девкой на ручке я бы не отказался иметь дома.
- На месте старика я бы отправился в Рим и попытался бы найти там себе сторонников, - заметил Владигор. - А он устраивает пир на весь мир… М-да… на эти деньги можно нанять сотни две бойцов…
- Он думает не о бойцах, а о смерти… - ответил Филимон равнодушно, точь-в-точь настоящий римлянин.
- Здесь? На пиру?
- Римляне любят умирать в приятной обстановке.
Владигор взглянул на старика, возлежащего в пурпурной императорской тоге, с венком из цветов на голове. Ни тревоги, ни страха не было на загорелом широком лице Гордиана. Он чего-то ждал, но лишь самый внимательный наблюдатель мог бы это заметить. Когда переменили столы и подали фрукты и печенье, в триклиний проскользнул человек, вид которого среди нарядно одетой прислуги и разряженных и надушенных гостей казался более чем неуместным. Он был покрыт пылью, и от него несло лошадиным потом. И все же его допустили к Августу. Он склонился к самому ложу и торопливо зашептал на ухо императору. Впрочем, он не успел договорить до конца - Гордиан оборвал его речь нетерпеливым жестом, и гонец исчез. А пир продолжался как ни в чем ни бывало.
Гордиан подозвал раба и что-то вручил ему, при этом указав на Владигора. Раб передал синегорцу вырезанное на камне изображение юноши, почти мальчика, с большими, чуть навыкате глазами и прямым, тонко очерченным носом.
- Ты великий халдей, Архмонт, ты в точности предсказал мне судьбу моего сына, - сказал Гордиан. - Теперь предскажи будущее этого юноши…
- Ну вот, что мне делать? В потоке времени я этого парня не видел… - шепнул Владигор Филимону.
- Да скажи первое, что придет на ум. Либо ждет его удача, если съест завтра поутру печень свиньи, либо умрет от трясучки, если повстречает по дороге двух горбатых старух, к тому же лысых…
Владигор погрозил кулаком Филимону так, чтобы никто не заметил, и, повернувшись к Гордиану, сказал:
- Этот юноша станет великим человеком в Риме, если избегнет опасности, которая угрожает ему в ближайшие дни.
Гордиан молча кивнул, и по его знаку раб передал камею ее владельцу, а синегорцу вручили новый кожаный мешочек. Видя, что Владигор не торопится принимать щедрый дар Гордиана, Филимон бесцеремонно завладел наградой.
- Прекрасно, князь, наконец-то ты начинаешь входить в роль!
В этот момент Гордиан Африканский поднялся и в сопровождении двух темнокожих атлетически сложенных рабов покинул триклиний. Не в силах больше лежать в дурацком венке и поглощать одно изысканное блюдо за другим, Владигор встал и направился следом за императором. Но, выйдя из столовой, он очутился в атрии, из которого выходило множество дверей. Все они оказались закрыты, и определить, за которой из них сейчас находился хозяин, было невозможно. Но тут одна из дверей распахнулась, и в атрий заглянул смуглолицый человек в белой тунике. Не заботясь, какое он производит впечатление, Владигор шагнул к нему:
- Я должен поговорить с Августом… Это очень важно…
Наверное, его латынь звучала ужасно, потому что человек окинул его брезгливым взглядом и ответил с явной неохотой:
- Гонец уже сообщил о смерти молодого императора, - и, поклонившись, торопливо скользнул назад в дверь, будто убегал.