Владигор метнулся вслед за ним. В первое мгновение у него перехватило дыхание - на жаровнях жгли какие-то благовония, и воздух в комнате был сизым от пряных смол и едким от терпких запахов. На просторном ложе с изогнутым изголовьем возлежал Гордиан. Молоденькая рабыня расправляла складки его пурпурной тоги. Руки старика были сложены на груди, а два темнокожих раба изо всех сил тянули каждый за свой конец веревку, обвитую вокруг шеи императора, которого сенат признал тайно и который пробыл Августом лишь тридцать шесть дней. Владигор с негромким рыком прыгнул вперед и сбил ударом кулака одного из рабов. Второй отскочил сам и выпустил веревку из рук. Девушка взвизгнула и прижалась к резной ножке кровати.
- Это приказ доминуса, - крикнул великан, падая на колени. - Мы исполнили его волю.
Впрочем, в комнате рабы были не одни - смуглолицый человек, с которым Владигор разговаривал лишь мгновение назад, выступил из-за серебряной статуи, стоящей в изголовье императорского ложа. В руках он держал папирусный свиток.
- Если Максимин надеется завладеть имуществом Гордианов, то это ему не удастся, - заявил он дерзко, и на его тонких губах мелькнула усмешка. - По закону теперь все имущество принадлежит семье.
- Почему ты не помешал ему? - воскликнул Владигор.
Смуглолицый сделал вид, что не расслышал вопрос, но переспрашивать почему-то не стал. Лишь сказал спокойно, будто речь шла об испорченном обеде:
- Август просил гостей покинуть дом. Известие о победе прокуратора уже распространилось по городу. Почти все сторонники Гордианов погибли в битве. Вскоре Третий легион войдет в город…
Владигор еще раз взглянул на умершего. Возле ложа стояла серебряная статуя - красивая женщина в диковинном шлеме в виде слоновьей головы с хоботом и бивнями сжимала в руках рог изобилия, щедро наполненный дарами, а у ее ног лежал серебряный лев и с подозрением глядел на незваного гостя. Владигор вспомнил изображение на золотой монете. "AFRIKA" было написано на постаменте.
Проклиная нелепую затею Филимона, Владигор выскочил из дверей и в атрии столкнулся с приятелем нос к носу. Тот торопливо сдирал со своей головы венок из увядших цветов.
- Здесь становится опасно, - зашептал Филимон. - Самое время бежать в порт. Мой знакомый купец Теофан обещал выйти в море на рассвете.
- Я бы на его месте вышел сегодня вечером, - отозвался Владигор.
- Можно и сегодня вечером… - согласился Филимон. - Если он уже прослышал о смерти Гордианов.
В доме царила суета. Гости, узнав о случившемся, поспешно покидали триклиний. Не все друзья покойного обладали его выдержкой - многие самым банальным образом трусили. Какой-то толстяк, подобрав полы своей тоги, семенил к выходу, но у самой двери остановился - порог атрия переступил великан в доспехах и блестящем золоченом шлеме. Держался он так, будто его только что провозгласили императором, на самом деле это был всего лишь центурион. За его широкой спиной маячили шестеро - ночная стража, "неспящие", в чьи обязанности входило гасить пожары и ловить грабителей. Но, как видно, слава преторианской гвардии, приведшей к власти Максимина, помутила разум городских стражников, и они тоже решили поучаствовать в таком захватывающем представлении, как убийство императора.
- Именем Максимина Августа! - рявкнул центурион. - Где изменник Гордиан?
- Гай, ты еще вчера служил ему… - пробормотал толстяк, пятясь перед грозным воякой.
- Ты тоже изменник! - заорал центурион. - Максимин Август велит зашить тебя в шкуру вместе с голодными псами…
- Гордиан мертв, - отозвался кто-то из гостей.
- Проверить, - приказал центурион двум стражникам.
Бесцеремонно расталкивая гостей, те бросились в кабинет хозяина.
- Старик в самом деле удавился! - крикнул один из них, вернувшись. - Гай, нам здесь делать нечего.
Раздосадованный тем, что приходится убираться без добычи, центурион огляделся, ища, на ком бы сорвать свой гнев. Неожиданно его маленькие темные глазки вспыхнули, он оскалился как хищный зверь и повернулся к своим подчиненным:
- А где звереныш? Если Африканец и его сынок мертвы, есть ведь и еще один Гордиан. Мальчишка-то жив. Я спрашиваю, где Марк?
Все молчали. Даже толстяк, хотя зубы его при этом выбивали громкую дробь.
- Он должен быть здесь! - проревел центурион. - А ну-ка обыщите дом, небось прячется где-нибудь на кухне.
- Я не прячусь, - раздался срывающийся тонкий голос.
Владигор обернулся. Юноша лет четырнадцати или пятнадцати стоял в дверях, его огромные голубые глаза с ненавистью и презрением смотрели на центуриона. Тот был выше его как минимум на две головы, но юноша явно не боялся наглеца. Если бы он мог, то убил бы его не задумываясь. Но силы были не равны, и юноше оставалось лишь с достоинством принять смерть. На нем не было тоги, хотя по возрасту он уже имел право ее носить, - лишь белая туника из тончайшей шерсти, сколотая на плечах золотыми фибулами и перехваченная в талии кожаным ремнем. В руке он сжимал меч, но вряд ли собирался драться. Скорее всего, он готовился всадить его себе в горло, чтобы последовать вслед за отцом и дедом в мрачное царство Плутона, когда поднятый в доме шум отвлек его. В нем возобладало мальчишеское любопытство, ибо он еще не успел стать взрослым, хотя и снял свой детский оберег. Одним словом, он решил отсрочить самоубийство…
- Пожалуй, я пошлю его голову в подарок Максимину… - хмыкнул Гай и шагнул вперед.
Он даже не обнажил меч, а лишь вытянул руки, будто намеревался задушить мальчишку. Гордиан попятился, выставил вперед клинок. Гости кинулись врассыпную к многочисленным дверям атрия. Стражники улюлюкали им вслед и кричали, словно присутствовали на представлении в театре. Один из солдат кольнул мечом толстяка, и тот пронзительно взвизгнул.
- Максимин терпеть не может этих жирных свиней, - одобрительно кивнул головой центурион. - Он с удовольствием отрывает им головы…
Воспользовавшись суматохой, Владигор, которому удалось незаметно встать позади одного из стражников, ударил его под правый локоть. Рука с мечом взметнулась вверх. Владигор левой рукой перехватил лезвие, продолжая правой удерживать вражеский локоть, и рванул на себя. Стражник перерезал себе горло собственным клинком. Схватив меч, несуразно короткий для того, кто привык держать в руке синегорский булат, Владигор кинулся на центуриона. Тот только и успел, что повернуться, когда князь со всего маху обрушил меч ему на голову. От удара клинок срезало у рукояти. Центурион, пошатнувшись, стал оседать на пол. Владигор изумленно взглянул на бесполезный обломок в своей деснице. Два стражника бросились к нему, размахивая короткими мечами. Первый, может быть, и успел бы дотянуться, если бы юный Гордиан не оказался проворнее: пригнувшись, он рванулся вперед, полоснул сначала по незащищенной руке стражника и тотчас возвратным движением вверх вспорол ему бедро. Владигор перехватил безвольно повисшую руку с мечом и, не тратя времени на то, чтобы вырвать оружие, стиснул пальцами руку и всадил заемный меч во второго стражника, а затем швырнул одного умирающего на другого. В двери атрия меж тем уже лезли новые солдаты, будто муравьи, приметившие в траве дохлую гусеницу. Биться со всеми было бы безумием.
Гордиан и Владигор, а следом за ними и Филька бросились назад в триклиний. После пира столы так и стояли неубранные. Рабы и вольноотпущенники, уже зная о смерти господина, не торопились приступать к своим привычным обязанностям. Виночерпий в венке, брошенном кем-то из гостей, возлежал на покрытом золотыми тканями ложе и поспешно отправлял в рот куски остывшего мяса. Жир и соус текли по его пальцам. Застигнутый за столь предосудительным занятием, он хотел подняться и пробормотать слова извинения, но кусок застрял у него в горле. Он закашлялся, обрызгивая кусочками пищи и слюны уставленный блюдами стол.
- Вон! - крикнул Гордиан и замахнулся на виночерпия мечом.
Тот кубарем скатился на пол и на четвереньках побежал в угол триклиния. А стражники уже ломились следом. Мельком Владигор взглянул на свой перстень. Что за чудеса! Магический камень был бледно-голубым. Верно, десяток вооруженных стражников он не считал большой помехой на пути. Пусть будет так! Владигор поднял кедровый стол, за которым еще недавно возлежал сам Гордиан Август, и швырнул его в толпу стражников. Двое рухнули, сбитые страшным ударом. Но, переступая через их тела и обломки дерева, уже лезли другие "неспящие". Владигор схватил жаровню и обсыпал ближайшего преследователя горящими углями, а в довершение всего огрел металлической подставкой для светильника. "Неспящие" замешкались, кто-то попятился. Однако одному, самому настырному, удалось проскользнуть вдоль стены, и он, как цепной пес, бросился на Гордиана. Юноша отскочил в сторону, но клинок стражника все же задел его плечо. Второй удар наверняка оказался бы для Гордиана смертельным, если бы Филимон не рванулся вперед и не всадил нож по самую рукоять в бок "неспящего".
- Бежим на кухню!.. - крикнул Гордиан. - Оттуда есть выход на улицу.
Еще один стол полетел в наступающих. Затем, опрокидывая по дороге ложа и столы, дабы хоть ненадолго создать позади себя преграду, беглецы помчались на кухню. Несколько рабов пили здесь дорогое фалернское вино, разливая его по хозяйским кубкам прямо из амфоры, не процеженное. Увидев молодого хозяина, один из рабов бросился на колени, решив, что тот явился творить расправу. Но юноша проскочил мимо, не обратив на провинившихся внимания.
Владигор мчался за ним, зорко следя, как бы не напороться на новую засаду. Лишь Филимон на миг задержался - сгреб с подноса в подол плаща фаршированные финики, завязал плащ узлом так, чтобы получилось что-то вроде сумы, и бросился вслед за Владигором, не особенно, впрочем, рассчитывая донести свою добычу до порта.
У выхода из кухни стояли два стражника, но они вряд ли могли оказать серьезное сопротивление такому бойцу, как Владигор. Солдаты весело переговаривались, предвкушая удовольствие от легкой расправы. Владигор выскочил первым, схватил обоих за загривки и так стукнул бедолаг лбами друг о друга, что те рухнули на мостовую замертво.
За время, проведенное Владигором в доме Гордиана, город неузнаваемо изменился. Куда подевались беззаботно гуляющие, веселье, смех, ощущение праздника, длящегося с утра до вечера! Перепуганные рабы выскакивали из домов, чтобы оглядеть улицу и поспешно спрятаться за дверьми. Какие-то люди, покрытые грязью и пылью, метались от дома к дому. Порой их пускали, порой они безуспешно колотили в запертые двери. Высокий мужчина с залитым кровью лицом бросил прямо посреди улицы свой легонький меч и самодельный щит из куска дерева и помчался дальше.
Вдалеке раздался многоголосый вопль, истошный и нескончаемый, - казалось, он мог расколоть небеса…
Молоденький паренек в запятнанной кровью тунике жадно пил воду из фонтана. Он распрямился и безумными глазами посмотрел вокруг.
- Что случилось? - спросил его Филимон.
- Они прибежали к воротам… Давка… каждый вперед лезет… а сзади они… - Он махнул рукой и поковылял прочь.
Эти бессвязные слова могли означать одно: остатки Гордиановых войск прибежали к городским воротам, образовалась давка. Здесь их, беспомощных и охваченных паникой, настигли солдаты Капелиана и принялись избивать прямо на глазах у жителей, которые столпились на стенах…
- Ну, Филимон, теперь нам точно понадобится твой купец Теофан, - заметил Владигор.
И они припустили по улице, ведущей к порту, то и дело опережая крытые носилки, несомые рабами. И хотя носильщики в прямом смысле бежали, хозяева то и дело понукали их пронзительными криками. Спешили куда-то посланцы-вольноотпущенники. Несколько человек толкали телеги, груженные скарбом, шли молоденькие мальчики в нарядных туниках, мускулистые гладиаторы, женщины в разноцветных пал- лах. Возглавлял процессию курчавый толстяк, в котором Владигор узнал давешнего гостя Гордиана. Как он успел за такой короткий срок собраться и двинуться в сторону порта - просто уму было непостижимо, если не предположить одного: он все предусмотрел заранее, и слуги с добром ждали его за дверью.
Владигор и его спутники обогнали процессию.
- До встречи в Вечном городе, - крикнул толстяк вслед беглецам.
Владигор обернулся, но толстяк кричал вовсе не ему, а юному Гордиану. Когда они пробегали мимо одного из домов, то услышали громкий плач. Несколько женщин причитали на разные голоса - оплакивали павших вместе с императором в сегодняшней битве.
- Будем молиться Перуну, чтобы ладья была на месте, - пробормотал Владигор, окидывая взглядом причал.
- Вон она, вон!.. - закричал Филимон, указывая на корабль, на палубе которого суетились полуголые люди. - Якоря поднимают!.. Точно, хотят выйти в море…
Он завертелся на месте, готовясь превратиться в птицу и настигнуть вероломный корабль, но приметил, что на галере их ждут и машут руками, призывая.
Владигор и Филька рванулись вперед с новой силой, но Гордиан устал и начинал задыхаться. Потом он и вовсе споткнулся и стал валиться на бок. Владигор подхватил его на руки и понес на плече.
- Ничего, парень, мы еще с тобой повоюем! - приговаривал он на синегорском. - В моей жизни бывали денечки и похуже, но я сдюжил… И ты сдюжишь…
- Быстрее! Быстрее! - кричал Теофан, размахивая руками.
Как только беглецы ступили на палубу, оба бронзовых якоря были подняты, двенадцать пар весел ударили по воде, и причудливо вырезанная птица на носу устремилась вперед, прочь из Карфагена. Хозяин, финикиец с курчавыми, черными как смоль волосами, указал пассажирам место возле деревянных клеток со зверями. Здесь были постелены несколько сомнительной чистоты циновок. Лев, встревоженный свежим морским воздухом и непривычной качкой, расхаживал по клетке, хлеща себя по бокам упругим хвостом. Потом остановился и уставился на людей желтыми прозрачными глазами.
- М-да, не особенно приятное соседство… - пробормотал Филимон, косясь на царя зверей. - Я сам почти такой же и все-таки… предпочел… как бы это сказать… более нейтральных соседей…
- Надеюсь, клетка прочная… - буркнул Владигор, опуская Гордиана на циновки.
Первым делом синегорец осмотрел раненое плечо юноши. Меч лишь слегка вспорол кожу, кровь уже сама собой унялась. Скорее всего мальчишка просто обессилел от физического напряжения и пережитых волнений. В один день он, сын и внук Августов, утратил все. Будущее его было смутным, победа Максимина могла означать для мальчика только одно - смерть, и хорошо еще, если мгновенную.
Оставив его лежать возле клеток, Владигор направился поговорить с хозяином корабля. Ветер был несильный, и палубу лишь слегка покачивало. Гребцы, отдохнувшие за время стоянки в порту, налегали на весла. Владигор с неодобрением смотрел на цепи, которыми гребцы были прикованы к скамьям, хотя галерные рабы существовали и в его мире. Пожелание "чтобы стать тебе галерным рабом" было не самым приятным.
Тем временем матросы поставили косой полосатый парус, ловя попутный ветер. Пока что удача сопутствовала беглецам. Владигор посмотрел на перстень - аметист вообще не светился, как будто утратил свою волшебную силу. Ну что ж, Хранитель времени, отныне тебе остается надеяться только на себя.
Небо было чистым. В его прозрачной синеве отчетливо выделялась колоннада храма, венчающего холм над городом. В свете вечерней зари она из белой сделалась ярко-розовой и теперь светилась в густеющей синеве неба, тогда как лежащий внизу город уже погрузился в темноту. Вечер был необыкновенно тих. Ничто не говорило о том, что беда стоит у стен города. Владигор прислушался. Ему показалось, что он вновь слышит крики и плач…
- Доминус Владигор, - обратился к нему Теофан, хитро прищуриваясь. - Ты, конечно, оценил мою преданность и то, что я ждал Филимона в столь опасный час, как было условлено.
- Было условлено, что ты выходишь завтра на рассвете…
- Доминус Владигор великий халдей. - Глаза Теофана прищурившись еще хитрее. - Ему было известно, что сегодняшняя битва принесет поражение Авг… - Титул покойного он сглотнул, не ведая, стоит ли в нынешних обстоятельствах произносить его или надо остеречься. - Сообразуясь с последними событиями… я бы посоветовал великим халдеям Владигору и Филимону… хм… хм… и другу их, имени коего я не ведаю… - Теофан явно кривил душою - он уже успел заглянуть в убежище пассажиров меж клетками и, несомненно, узнал юного Гордиана, чье разительное сходство с отцом и дедом сразу бросалось в глаза. - Так вот, я бы посоветовал… не отправляться на моем корабле сразу в Вечный город, что, учитывая сегодняшние события, весьма опасно, а высадиться в Неаполе, откуда по Аппиевой дороге вы доберетесь до Рима. Весь путь, включая наше приятное морское путешествие, займет три, максимум четыре дня, клянусь Геркулесом.
Купец явно опасался, что император Максимин, желая насадить на кол голову юного Гордиана, не забудет и про купца из Селевкии.
- Тебе заплатили за то, что ты отвезешь нас в Рим, - напомнил Владигор.
- Все верно, доминус… Но… платили только за двоих, а вас тут трое. И я, прошу заметить, не требую с тебя ни единого асса сверх установленной платы, даже учитывая опасность, коей подвергаюсь в нынешних обстоятельствах… Ах, право же, лишь памятуя великую щедрость покойного Гордиана Африканского, решаюсь на такое. Сколько раз по его поручениям возил я зверей в Рим. А какие праздники устраивал покойный, будучи эдилом! Каждый месяц на арену Колизея он выводил никак не меньше ста пятидесяти пар гладиаторов. А бывало, что и пятьсот выведет. Если бы старик захотел, то давно мог бы сделаться Августом. Но он полагал, что жизнь создана для наслаждений и покоя… Другое его мало интересовало. Может, именно потому он и дожил в наше неспокойное время до преклонных лет. Помяните мои слова, многие в Риме прольют по нему слезы… как прежде радовались, когда узнали о его согласии сделаться Августом. Все мечтают о прежних славных временах… Старик Гордиан был последним представителем золотого века Антонинов, не чета нынешнему… - Купец вовремя спохватился и замолчал, ибо явно хотел молвить что-то против императора Максимина.
Однако неосторожность в разговоре заставила его лишь ненадолго примолкнуть. Крикнув несколько указаний двум загоревшим до черноты здоровякам, что правили рулевыми веслами, он вновь вернулся к своим пассажирам и даже самолично заглянул проведать, хорошо ли они устроились в своем закутке. Филимон уже успел дать Гордиану дешевого иберийского вина из запасов купца, и тот пришел в себя. После прощального пира Африканца есть никому не хотелось. Но чашу с вином наполняли исправно.
- Марк Антоний Гордиан… - поклонился юноше Теофан, хотя только что утверждал, что не знает имени своего пассажира, - не сомневаюсь, что у тебя, так же, как у твоего деда и отца, благородное сердце, и ты не забудешь маленькую услугу, которую сейчас оказывает тебе и твоим спутникам ничтожный купец из Селевкии.
- Ты хитрец, Теофан… - Юноша попытался улыбнуться. - Ты знаешь, что по прибытии в Рим меня скорее всего убьют, но все же спешишь выторговать себе толику благ на тот случай, если боги окажутся ко мне благосклонны…
- О, ничуть, ничуть!.. - вновь поклонился Теофан. - Я лишь говорю о том, что твое сердце - такое же средоточие добродетелей, как сердце твоего отца и деда, двух божественных Августов.
- Разве сенат их уже обожествил? - поймал купца на льстивой лжи Марк.