Уронив голову на подушки, Хаген прислушивался к его затихающим в коридоре шагам.
Альберих был прав. Каждое его слово было справедливым, но выхода не было. Хаген не мог сдержать два обещания одновременно. Он не мог посоветовать Гунтеру отклонить просьбу Зигфрида, не ранив при этом сердце Кримхилд. Нельзя было и согласиться с этим браком, не нарушив клятву верности, им самим данную Гунтеру и его отцу. А данных обещаний Хаген не нарушал никогда.
Но нет, он найдет выход - теперь он знает, что нужно делать. Остаток ночи Хаген провел без сна. Когда взошло солнце и Радольт вошел к нему в комнату, он стоял у окна полностью одетый. Перед ним на подоконнике лежали шлем и меч. Хаген повернулся.
Радольт застыл в дверях:
- Господин! В своем ли ты уме? Тебе нельзя вставать с постели! Ты…
Хаген жестом перебил его. На ослепшем глазу была свежая повязка - он сам наложил ее. Лоб покрылся мелкими капельками пота, но лихорадка уже прошла и больше не вернется - Хаген был в этом уверен, ведь он знал свой организм.
- Все в порядке, Радольт. Я бесконечно благодарен тебе за заботу, но теперь в ней больше не нуждаюсь.
Не сразу лекарь понял. Взгляд его скользнул по одежде Хагена, затем по шлему и перевязи и остановился на его лице.
- Я уезжаю сегодня, - Хаген не дал лекарю произнести ни слова возражения.
- И… куда же?
Хаген печально улыбнулся:
- Далеко отсюда. Очень далеко, Радольт.
Глава 20
Старый дуб все так же стоял на старом месте, как молчаливый страж, безмолвно сопротивлявшийся течению времени, с годами и столетиями лишь становясь все огромнее и узловатее, но не сгибаясь даже в самые жестокие бури. Хаген долго искал это место на берегу реки, его преследовал страх, что, быть может, его вовсе не существует и не существовало никогда. Но вот далеко впереди, словно надежный указатель, перед ним выросла знакомая крона, и Хаген в последний раз пришпорил коня.
Устало прислонившись к древнему стволу, Хаген прислушался к ударам своего сердца. Теперь, когда воздух был ясен и между ветвями деревьев не висел густой туман, лес вдруг показался ему мрачным и опасным, а не манящим, как тогда. Снова вернулись опасения - быть может, все ему померещилось?
Он спрыгнул с седла и привязал коня к ветке дуба. Лошадь благодарно заржала. Потрепав ее по шее, Хаген повернулся и побрел к кромке леса.
Ветви и сучья так и вцепились в его одежду. Куда же теперь идти?
Хаген попытался вспомнить, но тщетно: тогда все произошло очень быстро. Он не рассчитывал сюда возвратиться и не стал запоминать дорогу. Он нерешительно, наугад углубился в чащу и вскоре заблудился окончательно. Лес здесь был очень густой, хотя на ветвях лишь едва-едва начали проклевываться зеленые листики. Летом, когда деревья покроются густыми кронами, здесь даже в полдень будет мрачно, как в склепе.
Хаген не помнил, как долго он уже блуждал по лесу. Каждый шаг давался ему с трудом. Несмотря на холод, лоб его покрылся потом, глаз нестерпимо ныл. Теперь, даже если он захочет, обратную дорогу найти уже не сможет. Но тут до слуха его донесся лай. Хаген остановился.
Лай затих, снова воцарилась тишина, наполненная лишь дыханием леса. Затем лай послышался вновь, уже громче и ближе. Но звучал он как-то необычно - словно волк пытался лаять по-собачьи.
Он прислушался и, сменив направление, пошел на лай. Звуки больше не повторялись, но теперь Хаген знал, что он на правильном пути. То и дело поскальзываясь на глинистой почве, спотыкаясь и хватаясь за ветки, он упорно шел вперед. Платье его порвалось и запачкалось грязью, когда наконец лес перед ним расступился и взору открылась маленькая серповидная поляна. Задыхаясь, Хаген остановился и тяжело оперся о ствол дерева.
Хижина по-прежнему стояла на своем месте. Ничего не изменилось с тех пор, как он впервые здесь побывал: штабель дров возле двери, перекошенный ставень единственного окошка, дымок из трубы.
Хаген шагнул вперед. Но когда он приблизился к дому, из тени крыльца навстречу ему выскочил темный силуэт, преграждая путь. Это был Фенрис, чей лай указал ему дорогу, только теперь он был похож не на собаку, а на сказочного волка: густая шерсть огромного зверя стояла дыбом, мощные клыки обнажились, из пасти капала пена. Рука Хагена скользнула к рукояти меча: урчание пса стало угрожающим, еще чуть-чуть - и он бросится на чужака.
Дверь хижины отворилась, на крыльцо вышла старуха.
- Фенрис! - окликнула она собаку, - На место! А ты, Хаген из Тронье, не делай глупостей, оставь в покое свой меч. Фенрис разорвет тебя, не успеешь ты его выхватить.
Хаген отпустил меч, Фенрис рявкнул еще раз, бросил на пришельца последний, предупреждающий взгляд и затрусил прочь. Хаген не двигался с места, пока собака не исчезла за углом хижины. Он был совершенно уверен, что эта бестия совсем одичала с тех пор, как он ее видел в последний раз. В смятении он последовал за старухой в дом.
Внутри тоже все оставалось по-прежнему. Одинокая кровать, ларь и стол с двумя приземистыми лавками да огонь в очаге - все такой же жалкий, только чтобы согреть избушку. Только вот серебряный молот Тора над дверью исчез, и простое деревянное распятие одиноко висело на стене.
- Затвори дверь, - приказала старуха. - И говори, зачем пришел.
Хаген повиновался, но, когда он повернулся к старухе, на него вдруг накатила слабость, боль в голове вспыхнула с новой силой, и он застонал. Пошатнувшись, он попытался за что-нибудь ухватиться и так и упал бы, если бы старуха вовремя его не подхватила. Он мешком осел на лавку, голова у него кружилась.
- Да ты просто глупец, Хаген! - заявила старуха. - Притащиться сюда в таком состоянии!
Хаген хотел что-то ответить, но не смог. Боль как будто острой иглой сверлила глаз, отнимая рассудок; ничего, кроме боли, не существовало в этот миг. Через несколько минут она немного отступила, сменившись бесконечной слабостью.
Он попытался подняться, но старуха бесцеремонно пихнула его назад. Сняв с него шлем, она размотала повязку. Бормоча себе под нос, знахарка принялась ощупывать рану - боль исчезла совсем.
- Благодарю… тебя. - Голос Хагена дрожал от изнеможения, - Кажется, я потерял бы рассудок, если бы боль продолжилась хоть еще мгновение.
- Думаю, ты и так его уже потерял, - Старуха покачала головой. - Ты что, рехнулся - с такой раной проделать путь от Вормса до этих краев? Ты мог потерять не только жалкие остатки своих мозгов, но и жизнь, Хаген. Ты что, хотел себя угробить? - Живые глаза ее блестели, между тонкими, едва различимыми на морщинистом лице бровями залегла глубокая складка. - Мне кажется, именно этого ты и хотел, - вполголоса задумчиво пробормотала она, со вздохом опускаясь на лавку. - Я считала тебя умнее, Хаген, - Старуха вновь умолкла, погрузившись в раздумья, - Страшную рану ты получил, - немного погодя продолжала женщина, - Но, как вижу, тебя лечил хороший лекарь. Я не могу больше ничего для тебя сделать, - Вдруг в ее голосе послышались суровые нотки: - Надеюсь, ты явился не с безумной просьбой вернуть тебе зрение?
- Мне нужно поговорить с тобой, - промолвил Хаген.
На лице старухи не дрогнул ни один мускул.
- Интересно, о чем же хочет разговаривать мужчина со старой умалишенной знахаркой, Хаген из Тронье?
Хаген разозлился:
- Не держи меня за дурака, старуха! Ты еще не выжила из ума и вовсе не безобидная знахарка.
- А кто же, - улыбнулась старуха, - кто же я, по-твоему?
- Не знаю. Может, ведьма, а может, сама Фригг - я не знаю.
Тонкая насмешливая улыбка тронула потрескавшиеся губы старухи.
- Может, сама Фригг, говоришь. Если бы я была супругой Одина, Хаген, с твоей стороны было бы легкомыслием разговаривать со мной в таком тоне, тебе не кажется? Когда ты побывал здесь впервые, мы тоже говорили о богах. И не ты ли сам тогда сказал, что они мстительны и злопамятны?
- И что же? - Хаген коснулся глаза, - Что же еще они могут мне сделать?
- Многое, Хаген, - Лицо старухи стало серьезно.
У Хагена пересохло горло.
- Ты… очень хорошо знаешь, зачем я здесь.
- Знаю? - Старуха снова расхохоталась гортанным каркающим смехом, - Даже если бы я это знала, кто сказал тебе, что меня интересует твоя судьба? Ты действительно веришь, что богов заботят судьбы отдельных людей?
- Да, верю. Потому что мы им необходимы. Они не могут существовать без нас, так же как и мы без них.
Старуха вздохнула:
- Хаген из Тронье, как же ты, должно быть, отчаялся, если явился сюда за советом!
- Да, - пробормотал Хаген, не поднимая глаз, - Я… не вижу выхода.
- Впервые в жизни, - кивнула старуха, - Или я ошибаюсь? Ты никогда прежде не знал этого чувства. Никогда не знал, что значит оказаться в таком положении, в котором любое действие будет ошибочным. Как бы ты ни поступил - будет только хуже. Всю жизнь ты полагался на свои силы и твердость духа. А теперь чувствуешь себя беспомощным, - Она засмеялась, но теперь смех ее был мягким, сочувственным. Протянув руку, она коснулась его запястья тонкими прохладными пальцами. - Неужели ты думал, что застрахован от этого, Хаген? Что ты подобен Богу, никогда не ошибающемуся? Тебе это претит, но придется смириться: ты проиграл. Впервые в жизни ты упустил момент, когда надо было действовать. И теперь, осознав это, ты начинаешь сомневаться. Сомневаться в самом себе.
- Возможно, ты права, - пробормотал Хаген.
Он хотел отдернуть руку, но старухины пальцы сжали ее с необычайной силой.
- Почему бы тебе не отправиться на родину, в Тронье? Еще не поздно. Однажды я уже советовала тебе это сделать, а с тех пор много воды утекло. Но у тебя пока есть время.
- Я не могу так поступить. Это… это похоже на бегство.
- Не "похоже" на бегство, - поправила старуха, - а именно так и есть. Но порой, чтобы решиться на бегство, мужества нужно больше, чем для того, чтобы умереть, Хаген.
- Нет, - Хаген отдернул руку, - Не выйдет. Да это ничего и не даст, никому не поможет - меньше всего Гунтеру или Кримхилд.
- Иногда другу нужно сделать больно, чтобы помочь ему. Ты хочешь помочь Кримхилд, потому что любишь ее, и Гунтеру, так как считаешь, что обязан служить ему верой и правдой. Ты допустил ошибку, позволив Зигфриду проникнуть в Вормс, и теперь расплачиваешься за это.
- Так вот пусть я и буду расплачиваться, а не те, кто ни в чем не виноват.
- А кто сказал, что они не виноваты? Ты думаешь, что можешь изменить судьбу мира? Род бургундских королей заглохнет так или иначе. После них придут другие, а за ними - следующие. Ты хочешь невозможного. Ты все равно им не поможешь.
- Почему же ты позволила мне попасть сюда, если ничего не можешь поделать? - взвился Хаген.
- Потому что иначе ты погибнешь, болван!
Хаген пристально взглянул на нее:
- Это было бы наилучшим выходом.
- И ты хотел бы этого, так ведь? Ты не так уж храбр, как кажешься, Хаген. Ты говоришь, что не можешь вернуться в Тронье, потому что это будет выглядеть бегством, - и что же ты в итоге делаешь? Ты уехал из Вормса, чтобы умереть? Но это тоже не выход.
- А есть иной путь?
- Есть, и я говорила тебе о нем уже дважды. Отправляйся на родину.
- И это все, что ты можешь мне сказать?
- Это все. И в третий раз я повторять не буду. Подумай над моими словами, Хаген. Бургундия обречена, и ты вместе с ней, - Она встала и подошла к двери, Хаген последовал за ней, - Не пытайся еще раз попасть сюда, Хаген, - молвила старуха на прощание, - Дороги ты все равно не найдешь. Послушай меня и возвращайся домой. Потому что, если мы увидимся в третий раз, будет уже поздно что-нибудь менять!
Глава 21
Как он добрался обратно в Вормс, Хаген не помнил; скорее всего, конь сам, повинуясь инстинкту, нашел дорогу к привычному стойлу. Первым более или менее отчетливым впечатлением, когда он пришел в себя, было то, что он лежит в лихорадке возле камина в покоях Кримхилд. В бреду перед ним мелькали разные лица, сменяясь причудливыми образами тяжелых снов; несколько раз он просыпался от страха, причину которого понять не мог. Как часто происходит при тяжелой болезни, рецидив оказался тяжелее ее начала. Двенадцать дней он боролся с лихорадкой, потерял тридцать фунтов веса и ослаб так, что кормить его приходилось с ложечки. В редкие мгновения, когда его прекращали мучить жуткие видения, когда он не терял сознание, Хаген лежал молча, все больше впадая в отчаяние. Он ушел из Вормса, чтобы умереть, но оказался слишком труслив - или же слишком силен, - чтобы вонзить себе в сердце кинжал. Должно быть, старуха была права: боги были вольны по-своему распоряжаться его судьбой и он не имел достаточно сил противиться их воле.
Странные изменения происходили с Хагеном. До сих пор он был героем, человеком, выкованным из стали, несгибаемым храбрецом. Теперь все стало иначе. И причиной тому являлись не раны, нанесенные его телу, - он перенесет их так или иначе; это было и не чувство поражения, с которым он все не мог смириться, а может, не свыкнется никогда.
Он заглянул в иной мир. Вот что вызвало эти изменения.
Все началось после встречи с Хельгой, год назад, а затем явился Альберих и Зигфрид со своими неземными всадниками, наконец старуха, чьи предсказания были страшнее, чем самый злой кошмар. И с каждым разом завеса, отделявшая мир людей от обиталища богов, приподнималась все выше и выше, открывая ему иную жизнь, столь чуждую и устрашающую, что одна лишь мысль об этом сводила его с ума. Он никогда не верил в потусторонние силы, имея лишь смутное представление о божествах и демонах, - не по убеждению, а скорее по привычке, не задумываясь об их реальном существовании.
Теперь он знал об этом куда больше.
И знание это влекло за собой еще одну ужасную догадку, вовсе не являвшуюся порождением бредовых снов. Если он признавал теперь существование богов, то нужно было смириться и с другим - значит, Зигфрид действительно был тем, кем он явился ему в битве с саксами и данами.
И коли так - все, что он, Хаген, делал, было напрасно: ведь он был всего-навсего простым смертным, а когда смертный осмеливается противостоять богам, исход борьбы предрешен. Он знал теперь, что пророчество старухи исполнится. Бургундский род обречен, и все, что он мог поделать, - это лишь продлить агонию. Как говорила старуха: безразлично, как бы он ни поступил, - все окажется неправильным. У него был только один выход - пожертвовать одним другом ради спасения другого, и он знал, что любое решение принесет лишь горе и страдание.
Тело его медленно отдыхало от страшной лихорадки, накапливая новые силы, и вместе с ними в нем крепло окончательное решение. Оставалась одна возможность. Пусть они сочтут его трусом, не имеющим мужества отвечать за свои слова, но пусть уж лучше презирают его, вместо того чтобы ненавидеть.
Да, он уйдет. Дождавшись, пока окрепнет настолько, чтобы выдержать десятидневное путешествие на корабле, он уйдет. Он не будет присутствовать при том, как Зигфрид попросит руки Кримхилд и Гунтер беспомощно обратится к нему за советом. До Троицы еще оставалось достаточно времени, чтобы выздороветь и уйти, тихо и незаметно. И когда настанет решающий день, он будет далеко, посреди белого безмолвного уединения своей родины. В Тронье.
Глава 22
Лишь на тринадцатый день после возвращения Хагена Радольт впервые допустил к нему гостей. Все это время он не видел никого, кроме самого лекаря и нескольких кнехтов, помогавших ухаживать за ослабевшим воином. Его суровый страж ни разу не впустил даже Кримхилд, сотни раз стучавшуюся в запертую дверь. И Хаген был благодарен Радольту: ему необходимо было время, чтобы окрепнуть и прийти в себя.
На лице Гунтера отражалась крайняя озабоченность, когда Радольт подвел его к ложу Хагена и, шепотом приказав ему не задерживаться долго, удалился. Страх мелькнул в глазах короля при взгляде на Хагена. Радольт - случайно или намеренно - вынес из комнаты все зеркала, и две недели Хаген не видел своего лица. Правда, ему было достаточно ощупать его: щеки впали, а кожа высохла и сморщилась, как у старика. За эти дни он постарел не только физически.
- Тебе лучше? - осведомился Гунтер, когда они остались одни.
Хаген кивнул, чуть подняв голову с подушек.
- Да, - тихо промолвил он, - Если бы мне не стало лучше, ты стоял бы возле моего гроба, Гунтер.
- Очень долгое время все к тому и шло, - резко отозвался Гунтер, - В первые дни Радольт почти потерял надежду, знаешь ли ты это?
- Он хороший лекарь.
- Самый лучший, - взволнованно перебил Гунтер, - Хаген, ты хотел себя угробить? Неужели ты не понимаешь, как мы все переполошились, когда ты уехал? Я послал на поиски сотню рыцарей, но они тебя так и не нашли, - Он покачал головой, - Кримхилд все глаза выплакала, а Гизелер едва не перерезал горло Радольту и конюхам за то, что они тебя отпустили. Где же ты был?
- Гизелер? - удивился Хаген, быстро хватаясь за возможность сменить тему, - Он беспокоился обо мне? После нашей последней встречи я думал, он меня возненавидит.
Гунтер отмахнулся:
- Ерунда, Хаген. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что Гизелер тебя очень уважает.
- Даже после того, что я ему сказал?
- Кем же ты считаешь моего брата, Хаген? - Король с упреком покачал головой. - Он еще ребенок, но не глупец. Он прекрасно понимает, почему ты так поступил. Он тебе очень благодарен, хоть никогда и не признается в этом.
Хаген облегченно кивнул. Гизелера он не видел с тех пор, как они возвратились в Вормс, но часто думал о нем: его мучил вопрос, верно ли он поступил с юношей.
- Что произошло в Вормсе, пока я тут валялся? - Хагену захотелось пить. Кончиком языка он провел по запекшимся губам. Гунтер поднялся и подал ему кубок с водой.
- Ничего особенного. - Он натянуто улыбнулся, - Вормс теперь не крепость, а лазарет. Но постепенно все наладится, - Он вздохнул и откинулся на спинку кресла, рукой устало проведя по лбу. Хаген заметил, что он снова надел перстни, даже один новый красовался на пальце, - Многие скончались, - продолжал король, - но те, кто выжил, обязательно выздоровеют. Мы созвали в Вормс всех, кто знает толк во врачевании. - Он усмехнулся: - Даже нескольких языческих жрецов - к ужасу отца Бернардуса, - Хаген ошарашенно взглянул на него, а король продолжал: - Я так и думал, что это тебя повеселит. От ужаса отец Бернардус прочитал сотню раз "Аве Мария" - у меня до сих пор в ушах стоят ее звуки. Но я готов стерпеть даже это, если мои воины поправятся.
- И саксы здесь тоже есть?
Гунтер кивнул:
- И даны. Я посылал лучших моих воинов их уничтожить и вот теперь созвал лучших лекарей, чтобы их вылечить. Иногда мне кажется, мир перевернулся с ног на голову, - Он выпрямился в кресле, голос его изменился: - Наступит Троица, и все будет забыто, - Взгляд Гунтера впился в лицо Тронье, - И ты поправишься, Хаген. Ты мне нужен.
- Я? - ухмыльнулся Хаген, - Кому нужен калека? Тебе, королю, - меньше всего.
- Мне, королю, как раз больше всего, - серьезно возразил Гунтер.
- Нет, Гунтер, - Улыбнувшись, Хаген коснулся забинтованного глаза: - Это не было случайностью. Я не смогу больше выиграть для тебя ни одной битвы. Придется поискать нового полководца.
- Кто говорит о битвах? Пусть этим занимаются Зигфрид да мой сумасбродный братец. Я бесконечно благодарен тебе за все, что ты сделал, пока был в силах защищать Вормс.
- Все это в прошлом.