Такая словоохотливость Фолькера удивила Хагена. Он слыл при дворе молчуном и красноречив бывал, лишь когда пел свои песни. Тогда он мог не закрывать рта ночи напролет.
Хаген сердечно пожал ему руку и повернулся, чтобы поприветствовать Гунтера. Король Бургундии так и не встал с массивного деревянного трона. Голова Гунтера была непокрытой - корону он надевал лишь в торжественных случаях, а иногда и спасаясь от холода, проникавшего в замок даже сквозь толстые стены. На нем была толстая, отороченная мехом мантия, в которой он казался шире в плечах и старше своих лет. Король улыбнулся, но его улыбка была усталой - вокруг рта залегли глубокие складки. Он сидел немного сгорбившись, левая рука покоилась на рукояти меча - но казалось, будто он опирался на массивное оружие.
Хаген шагнул к нему. Остановившись подле трона, он прижал левую руку к груди и поклонился.
- Я вернулся, мой король!
Гунтер кивнул, слегка приподнялся на троне - но тут же со сдавленным стоном опустился. Губы его дрожали.
- Хаген из Тронье, - пересиливая боль, начал он, - Король рад вновь видеть тебя в стенах Вормса. Прости, что не могу встать, дабы приветствовать тебя должным образом: слишком болит спина.
- Ты ранен? - обеспокоился Хаген.
Гунтер криво усмехнулся:
- Боюсь, уязвлено не тело, а моя гордость. Смеяться будет все королевство, если узнают, что Гунтер Бургундский упал с лошади. Да к тому же с кобылы, - прибавил он, преувеличенно тяжело вздыхая.
Гизелер лукаво улыбнулся, однако промолчал - хотя явно не из глубокого почтения к трону или королю. Хаген оставался серьезен:
- Рана тяжелая?
Гунтер покачал головой:
- Вот уже три дня я передвигаюсь с трудом, но чувствую себя все лучше и лучше, - Он опять попытался встать, но снова застонал. Глаза его яростно блеснули, - Будь любезен, Хаген, помоги человеку, который не в состоянии даже подняться на ноги.
Хаген шагнул к трону. С трудом приподнявшись, король грузно оперся на его плечо: ранение, видимо, было куда серьезнее, чем он в этом признавался. Хаген был обескуражен: не мог Гунтер ни с того ни с сего свалиться с лошади.
Он осторожно довел короля до общего стола, дождался, пока тот усядется, и опустился на лавку рядом с ним. После шестидесяти дней, проведенных в седле, ночевок на голой земле или на мешке соломы сиденье казалось донельзя жестким и неудобным.
- Ну, - начал Гунтер, - рассказывай, друг мой, как обстоят дела на границах империи.
Хаген продумал ответ заранее; он чувствовал, что сейчас не к месту говорить о грозящих разыграться невзгодах и горестях, но в то же время не собирался давать королю ожидаемый ответ, скрашивать его несчастье улыбкой или шуткой: Хаген славился остроумными рассказами о своих приключениях. Ведь потом, когда он останется с Гунтером наедине, поведать правду будет куда тяжелее.
- Я многое повидал, - уклончиво отвечал он, - Но все это не так уж важно и может потерпеть. Сперва я хотел бы услышать о том, что творится в Вормсе. Кроме того факта, что король Бургундии упал с лошади.
Все резко замолчали, и Хаген почувствовал - несмотря на то что не отрываясь глядел на Гунтера, - как на лицах Эккеварта, Гизелера и Фолькера отразился ужас. Хаген был, скорее всего, единственным в Вормсе, кто мог позволить себе подобное замечание. Но на этот раз он явно перегнул палку. Однако Гунтер улыбнулся, обстановка разрядилась, и все громко расхохотались.
- Хорошо сказано, Хаген из Тронье, - молвил Гунтер, отдышавшись, - Видимо, и в самом деле пострадавшему лучше воздержаться от острот. Это, - он бросил пристальный взгляд на остальных, - сделают за него окружающие.
Все опять рассмеялись, но Гунтер властным жестом оборвал их:
- На самом деле, Хаген, что ты скажешь о результатах похода?
Хаген отвел взгляд. Король расспрашивал его не просто из любопытства, но услышать он хотел сказку, а не правду. А Хаген не был сейчас настроен рассказывать сказки.
- Ничего особенного, - Он опять попытался уклониться от ответа, - Все идет своим чередом. Времена наступили трудные, но спокойные.
Гунтер нахмурился, и Хаген заметил, как его пальцы изо всех сил сжали серебряный кубок. На изящной руке короля красовались два новых массивных богатых перстня. Хаген неодобрительно покосился на них - он терпеть не мог, когда мужчина нацеплял на себя побрякушки. Гунтеру же это было и вовсе не к лицу: его черты, манеры, осанка и так казались женственными.
- И все-таки, - настаивал Гунтер, - рассказывай, Хаген. Мы сгораем от нетерпения услышать о твоих подвигах. Иногда и старая история звучит по-новому для того, кто сидит дома, - Он улыбнулся: - Так ты убил дракона, дружище? Твой отряд представляет собой жалкое зрелище, и нашему лекарю придется повозиться не меньше недели, чтобы привести людей в чувство. Не дай Бог, им придется пропустить Пасху.
Хаген вспомнил о праздничных хлопотах при дворе и о словах Гизелера. Но колкость Гунтера пропустил мимо ушей, хотя понимал, что тот хотел его подначить. Пасха была одним из новых для него христианских обычаев, которых он не понимал, да и не хотел понимать.
- Нет, это был не дракон, - Тронье улыбнулся, - Всего лишь медведь. Маленький медведь. Он испугался нас больше, чем мы его.
- И еще дюжина разбойников, - вставил Гунтер.
Хаген кивнул. Людская молва, оказывается, его опередила.
- Точно. Но с ними вышло так же, как и с медведем, - стоило им увидеть, что они имеют дело не с безобидными купцами, а с воинами, разбойники обратились в бегство.
- Но никому не удалось уйти живым!
Хаген повернулся к Гизелеру. Глаза юноши горели любопытством, лицо покраснело от волнения. Хаген понимал, какого ответа он ждет.
- Быть может. А если кто-то и улизнул, то в ближайшие десять лет ему и в голову не придет заниматься этим ремеслом.
На лице Гизелера отразилось откровенное разочарование. На самом деле Хаген позволил скрыться почти всем разбойникам. Разве он должен был убивать людей лишь из-за того, что они смертельно голодны?
Он снова обратился к Гунтеру:
- Ты спросил, что я видел на пути, мой король. Не стану утаивать ответ: близятся горести. Беда только и ждет момента обрушиться на Бургундию.
Хаген сам удивился, что эти слова сорвались с его уст. Где-то в глубине души он жалел о сказанном, но теперь словно освободился от тяжкого бремени.
- Суровые слова из уст сурового воина, - промолвил Гунтер. - Все мои советники в один голос утверждают обратное, дружище Хаген. А когда я путешествую по стране, то вижу вокруг лишь счастливые лица и слышу детский смех. Конечно, короля всегда принимают с улыбкой, даже если терпят нужду. Но ведь последние зимы не были суровыми, урожай уродился богатый. Не случалось ни непогоды, ни эпидемий. Бог благосклонен к нам, Хаген, ведь он оберегает всех, кто почитает его. Почему же ты склонен видеть будущее в столь мрачном свете, мой друг?
"Возможно, потому, что это мое будущее, - подумал Хаген, - И наши судьбы неразрывно связаны, хотим мы этого или нет".
- Полный желудок и единственный год без войны - это еще не все, Гунтер. Поверь, не все люди в этой стране сыты. На севере бесчинствуют датчане, на востоке саксы разоряют города и деревни, а на юге Рим никак не может решить, утихомириться ему или все же добиваться всемирного господства.
- Что все равно приведет к одному результату, - вздохнул Гунтер, но тут же встрепенулся: - Что касается наших воинственных соседей, то они всегда были и никуда не денутся. Об опасности нужно беспокоиться, когда она возникает. И к тому же мы в мирных отношениях с королем гуннов, а никакая иная империя не решится объявить войну Бургундии.
- Саксы…
- Они далеко, и на востоке есть куда более соблазнительная добыча. И более легкая, - перебил Гунтер, - Нет, Хаген, ты сгущаешь краски. Дружба с правителем гуннов обеспечивает нам мир с ним и одновременно с Римом. Гизелер тебе говорил, что мы заключили пакт?
- Да, - кивнул Хаген, - Только я не понял, что он подразумевает.
- То, чего мы все так долго ждали. Рим отзывает назад значительную часть легионов. К концу года на берегах Рейна ты не увидишь больше ни единого римского флага. Войска им нужны, чтобы самим защищаться от нападающих. По этому поводу здесь и появлялись их послы. Здесь и в других рейнских городах.
Сообщение Гунтера не особенно удивило Хагена: он давно предвидел такой итог событий. Рим умирал медленной, мучительной смертью, и спасти его уже никто не мог. Хагена обескуражил преувеличенный восторг Гунтера по поводу мирного соглашения. Римские легионы, расположившиеся в двух днях пути от Вормса вверх по течению Рейна, уже целый год не отваживались покинуть пределы своего лагеря, и теперь их уход имел всего лишь символическое значение. Они называли себя оккупантами, но на самом деле в последние годы их присутствие просто терпели. Бургундии не составило бы труда, объединившись с какой-нибудь дружественной империей, прогнать их из страны. Послы же, прибывшие к Гунтеру в отсутствие Хагена, на самом деле были просителями. Король должен был это понимать.
Гунтер верно расценил молчание Хагена.
- Ты старый брюзга, Хаген. Отчего ты не радуешься вместе с нами? Скоро ведь праздник.
- Праздновать будем этот "договор"?
Судя по вспыхнувшим яростью глазам Гунтера, эта фраза задела его до глубины души. Однако придираться он не стал:
- И Пасху, как я уже говорил. Да и твое возвращение - тоже. - Он улыбнулся: - Сам выбирай повод, который тебе по душе, но сегодня я желаю видеть вокруг себя радостные лица.
Что-то в голосе короля насторожило Хагена. Его тон и слова не соответствовали той манере разговора, которая была присуща Гунтеру. Что-то было здесь не так, и не травма была тому причиной.
- Отзыв войск повлечет за собой волнения, - проговорил он, - Силы Рима подорваны, но раненый великан…
- Не существует угрозы, с которой мы не можем справиться, - резко перебил Гунтер. Тема была исчерпана.
- Быть может, ты прав, мой король, - пробормотал Хаген, - И скорее всего, сейчас не время беседовать о политике, - Он схватил свой кубок, глотнул терпкого красного вина и медленным движением опустил его обратно на стол. Гунтер не спускал с него взгляда. В зале воцарилось напряженное молчание.
Хаген поднял бокал, поднес его к губам и украдкой взглянул на Гизелера. Хаген содрогнулся, увидев в глазах юноши вызов, граничащий с ненавистью. Фолькер тоже сидел с бокалом в руках, спрятав за ним лицо. Он не отпил ни глотка. А Эккеварт вообще делал вид, будто ничего не слышит, погрузившись в раздумья. Предположение Хагена, что между братьями произошла серьезная ссора, по-видимому, было верным.
- Прошу прощения, я ухожу, - проговорил Хаген. - Я устал…
- Останься, - перебил Гунтер. - Еще минутку, Хаген. Я… должен поговорить с тобой.
Хаген замер в ожидании.
Помедлив, король продолжал:
- У меня… есть свои причины знать, что ты думаешь о своем походе, - Он бросил пристальный взгляд на Гизелера, - Ты мог бы сказать, что в стране царит порядок, - если отбросить в сторону твои… предчувствия?
Хаген задумался:
- Пожалуй, да.
- Тогда все в порядке, - неожиданно возбужденным тоном продолжал Гунтер, - Покидая страну, король должен быть уверен, что ничего не случится. Я собираюсь в поход и думаю, что продлится он даже дольше, чем шестьдесят дней.
Гизелер открыл было рот, но Гунтер повелительным жестом остановил его:
- Я давно уже вынашивал эту мысль, и теперь мирный договор с Римом и наступление весны дают мне благоприятный повод наконец осуществить ее.
- Договор с Римом! - не выдержал Гизелер. - Этот пакт принесет нам беду, а не мир!
Гунтер не обращал на него внимания.
- Я отправляюсь в поход на север и прошу тебя, друг Хаген, сопровождать меня. Ты сможешь побывать на родине: мы доберемся до Тронье, а оттуда тронемся дальше.
- Дальше? Но севернее Тронье, кроме песцов и волков, нет никого и ничего.
- Исландия.
- Исландия!
Гунтер кивнул:
- Путь предстоит долгий, но на быстром корабле и с хорошим штурманом мы преодолеем его до зимних холодов.
- Может быть. Но что тебя так привлекает в Исландии, если ты готов идти на такие жертвы? Разумеется, мой король, я отправляюсь с тобой, раз ты этого желаешь…
- Да, желаю. - Это был приказ.
Ни один из присутствующих не произнес ни слова. Лишь на лице Гизелера отражалось нескрываемое возмущение.
- И какова же цель путешествия? - поинтересовался Хаген.
Гунтер улыбнулся:
- И король может испытывать земные чувства, дружище Хаген. Сейчас, когда в стране впервые за долгие годы наконец воцарился порядок, я хочу подумать и о себе. - Он глотнул вина. - Я решил жениться.
Хаген уставился на него, едва не разинув рот.
- Ты хочешь вовсе не этого, - уверенно заявил Гизелер. - На самом деле…
- Молчи! - рявкнул Гунтер. - Вижу, ты еще не дорос, чтобы отдавать себе отчет в том, о чем болтаешь.
- Однако дорос, чтобы посоветовать родному брату не лезть на рожон. В Бургундии достаточно благородных девиц, и любая многое отдала бы, чтобы стать твоей женой. Ты можешь выбирать из сотен невест.
- Мой выбор сделан уже давно, - В голосе Гунтера звучала непоколебимая твердость, - И я достаточно долго ждал подходящего момента.
- Я… не понимаю, - пробормотал Хаген.
- Впрочем, как и мы все, - фыркнул Гизелер. - Я всегда думал, что ребенком здесь считают меня, но мой братец…
- Все еще твой король, Гизелер, - угрожающим тоном перебил его Гунтер, - Или мне стоит напомнить тебе об этом?
- Не стоит. Скорее я должен напомнить тебе, что ты несешь ответственность за всю Бургундию, брат. Не только за этот город - за целую империю. Твоя жизнь не принадлежит тебе одному, и ты не имеешь права ставить ее на карту ради какой-то химеры!
- Брунгильда не химера! Она существует, и я стану ее освободителем.
- Брунгильда! - Если бы в этот момент случилось землетрясение, Хаген был бы поражен не меньше, - Ты собрался… правительницу Изенштейна… Ты хочешь заполучить ее в жены?
Гунтер решительно кивнул:
- Хочу и получу.
- Но это невозможно, пойми же, - не унимался Гизелер. - Никто ее не видел… - Он умоляюще взглянул на Хагена. - Скажи ему, дядя Хаген! Если он кого-то и послушает, то только тебя! Скажи ему, что нет никакой Брунгильды. Он гонится за химерой.
Хаген подавленно покачал головой:
- Боюсь, ничего не получится, Гизелер.
"Почему бы этого и не сделать? - лихорадочно думал Хаген, - Почему бы не солгать единственный раз - быть может, это последний шанс предотвратить безумную затею Гунтера".
Но он поклялся служить королю верой и правдой - так же как до этого его отцу. Он не сможет жить с этой ложью.
- Брунгильда существует, и было бы откровенной ложью утверждать, что это не так, - грустно промолвил он. - Мне очень жаль, Гизелер, - Он повернулся к королю: - Но Гизелер прав - взять ее в жены нереально.
- Почему же? - взвился Гунтер, - Я король и равен ей по крови, а то, что о ней рассказывают, меня не пугает, - Он с вызовом уставился на Хагена и, внезапно сжав кулак, с такой силой ударил по столу, что его бокал опрокинулся. Вино, словно пролитая кровь, закапало на пол. Хаген содрогнулся, - Мне не по нраву, что со мной здесь разговаривают как с неразумным ребенком из-за того лишь, что я единственный раз подумал о себе, а не о королевстве. Бургундия! Бургундия - это я! И я не собираюсь ни перед кем отчитываться в своих решениях.
Хаген был обескуражен: подобного взрыва он не ожидал от Гунтера.
- Брунгильда, - пробормотал он, - Почему именно она? То есть… Ты хорошо обдумал свое решение?..
- Да, обдумал, - оборвал его Гунтер.
- Я и не собираюсь его оспаривать, - невозмутимо продолжал Хаген, - Но до сих пор никто из тех, кто отправился за ней в Исландию, не вернулся.
- Хаген прав, - вмешался Гизелер. - Если она и существует - хотя я в это все равно не верю, - то ни один смертный не способен помериться с ней силами. Она тебя убьет, как и всех остальных, кто пытался это сделать. Ведь она ведьма.
Хаген согласно кивнул:
- Говорят, сам Один дает ей магическую силу.
Лицо Гунтера омрачилось. Рука потянулась к серебряному кресту, висевшему на цепи поверх мантии.
- Чушь! Один! Колдовство! Я не желаю слушать эти языческие бредни! Решение принято. Как только растает снег, я отправляюсь в поход. И ты, Хаген, идешь со мной. Сотня лучших воинов будет нас сопровождать. - Он злобно рассмеялся: - Посмотрим, чего стоят силы Одина против ста бургундских клинков.
Хаген промолчал. Гунтер оскорбил богов - и не важно, существовали они или нет: он был не прав. Но протестовать не имело смысла: король разгневается еще сильнее. Слишком долгим был поход Хагена. Если бы он был здесь в тот момент, когда Гунтера осенила эта безумная идея, - быть может, ему и удалось бы что-то изменить. Теперь было уже поздно.
Гунтер продолжал:
- Я уже отдал приказ готовить ладьи. С попутным ветром и Божьей помощью мы за две недели доберемся до Тронье. Там дождемся, когда растает лед и будет свободен путь в Исландию. С наступлением лета мы будем стоять у подножия Изенштейна.
Хаген уже не слушал его. Брунгильда! Одно упоминание этого имени внушало трепет. Никто не мог знать, что ждет их в Изенштейне. Может, древние руины, где путника подстерегает гибель, а может - неприступная крепость дочери Одина. Хагена не пугали далекие просторы Исландии и встреча с последней из валькирий. Его ошеломила неожиданная непреклонность Гунтера: он не узнавал своего короля. Состояние рассудка Гунтера начинало внушать опасения.
- Так ты отправишься со мной? - Это не было вопросом. Даже просьбой. Это был приказ.
- Да, мой король.
Гунтер едва подавил довольную улыбку:
- Я знал, что могу на тебя положиться, Хаген, - Он поднял кубок и наполнил его до краев. Хаген же не почувствовал вкуса вина.
Гизелер вздохнул, но не произнес ни слова. Фолькер и Эккеварт тоже молчали. Хаген пожалел, что здесь не было Гернота, среднего из царствующих братьев. Уж если кто-то и мог призвать Гунтера прислушаться к голосу разума, то это был именно он.
Чтобы сменить тему, Хаген осведомился:
- А где твои мать и сестра, мой король?
- Кримхилд неважно себя чувствует. А Ута сидит с ней и утешает дочь.
Хаген вздрогнул:
- Кримхилд заболела?
- Ей что-то приснилось. - Гунтер пожал плечами и поморщился, - Она еще дитя и слишком много значения придает снам и глупой болтовне.
"Так же как и я, по-твоему", - подумал Хаген. Вслух, разумеется, он не стал этого говорить. Гунтер был очень возбужден и от любого неосторожного слова мог взорваться. Он рассчитывал на поддержку Хагена, и в некотором смысле надежды его не оправдались, а самоуверенность была поколеблена. Быть может, Хаген упустил подходящий момент. Быть может, ему и удалось бы отговорить Гунтера. Но только с глазу на глаз.
- Я устал, - молвил Хаген. - Поход был трудным, мои старые кости дают о себе знать. Могу ли я удалиться?
- Ну иди. - Гунтер неожиданно смягчился, - Отдохни хорошенько. Сегодня вечером тебе от нас так просто не отделаться. Предупреждаю: если не расскажешь несколько новых историй, Фолькер сожрет тебя живьем.