Роман-спутник ("приквел") основного романа "Дети немилости".
Колониальная экспансия молодой державы; покоренные земли, полные опасностей, загадок и искушений; таинственная древняя раса; рассуждения об этике и религии; магия как наука в одном ряду с физикой и химией.
История человека, которому выпало родиться в империи, жить в глухой провинции у моря и стать третьим наместником Восточных островов.
Ольга Онойко
Далекие твердыни
Этой весной цветущие яблони особенно хороши. Красота белопенных садов столь велика, что остается сладостью на языке, а дыхание их пьянит. До самого горизонта пологие холмы Хетендераны облачены в цветочную кипень. Но трудно увидать горизонт - разве что с вершины холма откроется он; чуть спустишься, и дорога тонет среди пышных ветвей, и мнится, будто коляска катит по дну яблоневого моря… Вот-вот покажется усадьба Хозяина урожая, который в честь прихода весны принял облик разбитного юнца, и не будет спасения от зова и ворожбы, от пляски, длящейся тысячи лет, и клокочущего вина сил, что до дна выпивает людей…
Но возносится над холмами серебряная звезда.
Присмирев, склоняются буйные духи, развеиваются чары, и лишь цветы остаются - неразмыкаемым заклятием жизни.
Колеса стучат по доскам маленького моста, низкие кроны расступаются. В шелесте листвы грезятся голоса. Вторя ветру, поет чья-то флейта, и мелодии, рожденной на другом краю мира, тихо внимают яблоневые холмы.
Ирмерит, Наставляющая Сестра, сидит на скамье у дверей церкви. Коляска останавливается напротив, и седок выходит, приветливо улыбаясь издалека. Священница машет ему рукой.
- Кровь небесная! - говорит она, когда гость приближается. - Кто пожаловал в наш светлый дом - сам господин наместник восточных провинций!
Тот качает головой.
- Не потешайтесь надо мною, Ирме. Я подумываю отказаться от назначения.
- Вот как?
- Придется переезжать в Метеаль, а там холодно, как у бесов в Бездне! - с чувством говорит гость и вдруг смущается. - Простите, Сестра…
Священница отвечает улыбкой.
- Однако же, я сегодня рассеян! - огорчается гость. - Я даже не поприветствовал вас толком. Простите, Ирме, и - прекрасного вам дня, Средняя Сестра.
- День воистину прекрасен, потому что я рада вас видеть. Я соскучилась по вас, - тепло говорит она. - И, полагаю, мы достаточно знакомы, чтобы порой обходиться без лишних слов.
Гость искоса глядит на нее, и они обмениваются улыбками. Потом он подходит и опускается на скамью с нею рядом.
- Скажите, - помолчав, спрашивает Ирмерит, - вы всерьез намерены отказаться от кресла наместника?
Он отводит глаза. Говорит:
- Я еще не решил.
- В самом деле?
- Это большая честь, тем более для человека моего происхождения. Большая ответственность. Большой груз. А я… - он внезапно обрывает фразу и заканчивает шутливо, - я мерзлявый, да и раны беспокоят в холод. В Метеали, с ее ветрами, можно залубенеть. Климат Хетендераны мне полезен. Здесь я не чувствую хода лет.
Ирмерит наклоняет голову к плечу.
- Да будет мне позволено сказать, - в тон ему говорит она, - что господин губернатор сам весьма полезен для климата Хетендераны.
- Право, Ирмерит, не стоит, - утомленно смеется он.
Они молчат. Потом Ирмерит встает и выходит на солнце из тени храмовых стен. Лицо ее задумчиво. Среди яблонь призраками сквозит ее причт, молодые священницы в белых одеждах. Издалека все они кажутся ослепительно красивыми. По-прежнему поет флейта. Становится совсем тепло; из-за дальних холмов плывут облака, высокие, как дворцы.
Неподалеку показывается девушка с лентами Средней Дочери. Сопровождающий ее молодой офицер глаз не может оторвать от юной священницы, и Ирмерит, переглядываясь с гостем, вновь улыбается пониманию без слов…
…священница - туземка. Офицер, судя по смуглой коже и черным глазам - уроженец Нийяри.
Увидев, что на них смотрят, юнцы прядают в разные стороны, точно зайцы. Девушка заливается жгучей краской, юноша вытягивается и козыряет губернатору: тот в мундире. Помявшись, они торопливо проходят по тропинке к ручью и скрываются с глаз старшего поколения.
- А вы так и не женились, Рэндо, - вернувшись и снова сев, говорит Ирмерит не без лукавства.
Рэндо Хараи, губернатор Хетендераны, разводит руками.
- Но вас, тем не менее, прочат в наместники, - вслух думает Ирмерит. - Для любого другого это стало бы серьезным препятствием.
- Выходите за меня замуж, Ирме.
Священница покатывается со смеху, хлопает по колену ладонью.
- Что это с вами, господин губернатор?
- Я не шучу, - насупившись, сурово отвечает тот. - Я люблю вас!
И они дружно смеются.
- Я вас тоже очень люблю, - говорит Средняя Сестра.
Они знакомы почти четверть века, и уже два десятилетия делают одно дело - каждый по-своему. По странной прихоти обоих они остаются на "вы", но знают друг друга лучше, чем иные супруги. Их близость подобна близости брата и сестры.
- Выпьемте чаю, пока не стало жарко, - говорит Ирмерит.
На тенистой веранде они сидят, склоняясь друг к другу через маленький столик, и пьют чай с ягодными сиропами. Утренний хлеб не успел остыть. Рэндо извиняется за то, что ломает его руками, словно пахарь, а Ирмерит хихикает, как девчонка, и отмахивается.
- Ирме, - говорит, наконец, Рэндо, - эта девушка, что гуляла с офицером, Средняя Дочь… она ведь из заложниц?
- Да.
- Двадцать лет прошло… - вполголоса говорит губернатор. - Они возвращаются домой… взрослые.
- И все так, как вы и предполагали, - Ирмерит вздыхает. - Юноши из знатных семей, воспитанные в Кестис Неггеле, уже с головой в заговорах. Не все, но большая часть. Нет, они не держат на нас зла, но дома им было бы веселей - и этого нам не простят.
- А девушки?
- Готовы на все, лишь бы не возвращаться в отчие дома, а вернувшись, стараются выстроить в них кусочек континента. Иным это удается даже лучше, чем коренным уаррцам… Вы сейчас вспомнили об одной Средней Дочери, Рэндо? - подняв бровь, замечает женщина. - Нет, из жалости Церковь никого не принимает, Эйяль настоящая священница. Но я поражаюсь, как вы сумели предсказать все это двадцать лет назад.
Рэндо улыбается с долей грусти.
- Я ничего не предсказывал. Просто в то время мало кто думал о конфликте культур. Едва отгремело восстание, на Аене еще шли бои, а Янния и вовсе оставалась верной Царю-Солнце. Даже фельдмаршал Эрдрейари еще не думал о мирном устроении. Будущее прозревала только госпожа Моль…
- И вы оказались единственным, кто смог ответить на ее вопросы.
- Тому были причины.
Ирмерит кивает.
Она долго молчит, наливает чай взамен выпитого, переставляет вазочки на столе. Флейта смолкла, солнце поднялось к зениту, тени стали резче.
- И теперь тоже есть причины, - наконец, говорит она. - Причины, по которым вы все же примете назначение и уедете в Метеаль. Причины, по которым вы решили сегодня навестить меня. Причины, по которым вы не чувствуете хода времени… полагаю, это одни и те же причины.
Собеседник со стуком опускает чашку на блюдце: его рука дрогнула.
- Вы ужасающе проницательны, - отвечает после паузы губернатор Хараи.
- Я Наставляющая Восточных островов, Рэндо, - говорит Ирмерит, и в глазах ее встают тени скорби. - Мне иначе нельзя.
- Я не могу сразу перейти к делу, - признается губернатор, глядя на сплетенные пальцы. - Простите.
- Я понимаю. Давайте пройдемся в саду - или у реки, если вам наскучил запах яблонь? Только не думайте, что отнимете у меня время, Рэндо. Когда дела позовут вас обратно в Ниттай?
- В Ниттай я поеду не раньше, чем через неделю. Я прибыл из своего дома за городом и вернусь туда же.
- Хорошо. Условимся: я свободна так же, как вы.
Губернатор Хараи пристально смотрит на Среднюю Сестру. Взгляд ее тверд, и он отвечает:
- Спасибо, Ирме.
Рука об руку они спускаются к реке, идут по тенистой аллее вдоль берега, где даже в полдень прохладно. Ветер стих, река струится безмолвно; ослепительные солнечные блики дробятся на зыби. Над кронами, на фоне ясной голубизны, парит святая звезда.
- Помните, как строилась эта церковь?
- Церковь - всего лишь стены, - отвечает Средняя Сестра. - Копия храма, который стоит над берегом Неи в Кестис Неггеле… в Университетском районе. Как это далеко…
- То же самое вы сказали мне двадцать лет назад.
- Вы помните?
- Конечно. Мы с вами так же гуляли, и вы изумляли меня каждым словом.
Ирмерит смеется.
- Теперь я сама сражаюсь с этой болезнью у недавно рукоположенных в сан… А вы тогда горели желанием управлять, Рэндо, я помню! Управлять и насаждать благо. Как сказано в Легендариуме: "чтобы не было усобицы, чтобы законы были справедливыми, а люди не голодали". Мы были куда больше похожи на губернатора и Наставляющую Сестру, чем сейчас, не правда ли?
- Я, помнится, спросил тогда, приходят ли сюда туземцы…
Ирмерит прикрывает глаза.
- Они и сейчас не приходят, - помолчав, говорит она. - И я по-прежнему нахожу, что это хорошо.
- Арсеитство - не та вера, которую следует насаждать, - медленно повторяет Рэндо давние ее слова.
Лицо священницы становится суровым.
- Это вера сильных. Для страны, которая двадцать лет назад потеряла независимость, она - яд. Арсеитами будут те, кто не помнит островов вне Уарры, иным же - не надо.
- Двадцать лет назад вы такого не говорили… все же теперь вы воистину Наставляющая Сестра, - Рэндо усмехается. - Политик, Ирме.
Ирмерит останавливается и смотрит ему в глаза. Губернатор очень высок даже по меркам континента, среди низкорослых островитян уаррец возвышается как башня; но перед взглядом Наставляющей он словно бы становится меньше.
- И поэтому вы пришли ко мне, Рэндо, ведь так? Мы достаточно далеко от церкви и от прогулочных троп, вы можете говорить свободно. Что вас тревожит? Или - кто?
Молчание длится, и с каждой минутой становится тягостней.
- Вы же знаете… - глухо говорит Рэндо и отводит глаза.
- Я - знаю, - кивает Ирме. - Но все-таки скажите это вслух. Так нужно.
Рэндо Хараи, губернатор Хетендераны, новоназначенный наместник Восточных островов, долго молчит. Ирмерит не торопит его, и только едва приметно кивает, когда губернатор через силу выговаривает:
- Желтоглазый.
* * *
У островитян непроизносимые имена. Сплошные "йири" да "айлль". Вдобавок на каждом острове в ходу по десятку диалектов, а то и отдельных языков. Одному человеку не под силу разобраться в этой мешанине даже с помощью Второй магии. Наука войны говорит, что победитель должен знать язык побежденного - но когда приходится выбирать один из сотни языков, особого толку в том нет. Губернатор Хараи неплохо знает "наречие городов" - но имея дело с горожанами, мало понимать слова, нужно понимать иносказания, которых - бездна. Если поразмыслить, становится ясно: проникнуть в мысли островитянина может только родившийся на островах…
Впрочем, Рэндо не оставляет попыток.
…Тайс передернул плечами и сказал:
- Кинай.
- Уже здесь?
- Да.
С тяжелым вздохом губернатор поднялся из кресла-качалки. Веранда его загородного дома выходила на реку и лес, солнце садилось, в почти родных с виду камышах щелкала какая-то местная птица. Душа так и просила посидеть еще немного в тишине и покое, выкурить трубочку, полистать недельной давности газеты, привезенные с континента… Рэндо надеялся, что Кинай Ллиаллау прибудет к завтрашнему утру, но у ниттайского вельможи были свои планы.
- Он очень боится, - сказал Тайс, и диковатые черты айлльу исказила гримаса.
- Меня?.. - рассеянно сказал Рэндо, застегивая мундир, и вспомнил: - Ах да. Я бы на его месте тоже… не был спокоен.
Губернатор Хараи славился мирным нравом, но вверенную ему провинцию держал в руках весьма крепко: сеть его осведомителей эффективностью уступала разве что его личной охране. Содержание доноса, который собирался представить ему Ллиаллау, Рэндо давно уже знал в подробностях.
- А где Аяри?
- Вышел навстречу, - ответил Тайс и неприязненно сузил глаза.
Рэндо только усмехнулся. Этих двоих связывала древняя и нежная ненависть, о причинах которой он предпочитал не спрашивать. Айлльу - существа злопамятные и долгоживущие; пять веков назад кто-то кому-то наступил на ногу… Куда забавней казалось ему отвращение, которое демоны дружно питали к злосчастному Ллиаллау.
Сопровождаемый Тайсом, Рэндо прошел дом насквозь, слыша, как всегда, лишь собственные шаги: айлльу ходят бесшумно, как кошки. Всюду двери были распахнуты, полутемные комнаты наполняло свежее дыхание вечерней реки. Фасад дома был обращен к востоку; сейчас на высоком, обнесенном колоннами крыльце сгущались тени.
- Не ждал вас так рано, господин Кинай, - сказал Рэндо, остановившись на верху лестницы. Ему пришлось возвысить голос, потому что ниттаец, в соответствии с весьма обременительными правилами местного этикета, лежал носом в землю у самых ворот. Широкие рукава одеяния разлетелись по мрамору и траве. Облаченный в золото и багрянец, в таком положении Ллиаллау как никогда напоминал яркую бабочку.
Услышав голос губернатора, он поднял лицо.
- Высокочтимый, золотой, сиятельный господин Хараи! - выговорил вельможа почти без акцента, звучным, хорошо поставленным голосом. - Не разгневайтесь на жалкого Киная. Да придет вам всякое благо, падут враги, уничтожатся препятствия…
- Господин Кинай, поднимитесь. Доброго вам вечера.
Плавная речь Ллиаллау пресеклась.
Следя за ним взглядом, Рэндо скорбно покачал головой. Господин Кинай, глава одного из знатнейших домов Хетендераны, был его старый знакомец; бесценный советник во всем, что касалось традиций, он мог взглянуть на них со стороны, но даже по приказу губернатора не мог от них отрешиться. Согласно нелепому обычаю, вельможа прополз через двор на четвереньках, марая в пыли роскошные одежды, поставил, точно собака лапу, правую руку на нижнюю ступеньку лестницы, и только после этого встал на ноги - впрочем, держа глаза смиренно опущенными долу.
Тайс, тенью стоявший за плечом хозяина, тихо фыркнул: айлльу тоже забавляли эти ритуалы. Вельможа вскинул на него подведенные глаза и снова потупился. Рэндо позволил себе сдержанную улыбку. Бедный туземец видел перед собой могущественного духа, одного из тех, кому его предки приносили жертвы и возносили моления. Хотя в жилах самого господина Киная текла одна восьмая крови айлльу, это ничуть не умаляло благоговения и страха, которое островитянин испытывал перед бессмертными божествами; он по-прежнему смотрел на айлльу подобострастно, чем вызывал ответное презрение.
Некоторые вещи меняются лишь вместе с поколениями, взявшими их в обычай.
- Высокочтимый господин губернатор! - выговорил Ллиаллау чуть менее внятно. - Все мысли жалкого Киная - только о вашем сиятельстве, о вашей доброте. Киная привели заботы об укреплении сиятельного господина губернатора.
Рэндо разглядывал немногочисленную по мерках островов свиту ниттайца. Зрелище его забавляло: последний носильщик был одет роскошней сиятельного господина губернатора.
- Большое спасибо, господин Кинай, - сказал он, - хотя я, признаюсь, ждал вас завтра. Пройдемте в дом. Тайс, передай управляющему и экономке, чтобы позаботились о свите господина Киная. Потом я жду тебя в кабинете.
Краем глаза Рэндо заметил, как исказились асимметричные черты Тайса: тот даже на минуту не желал оставлять его на попечение Аяри.
Высокая, неподвижная как изваяние фигура второго айлльу серебрилась в тенях; бледное нечеловеческое лицо было лишено всякого выражения. Поймав взгляд господина, Аяри бесшумно, как призрак, двинулся с места.
Ллиаллау шарахнулся от божества, придержавшего перед ним дверь.
Все в доме, за исключением разве часов и ламп, было изготовлено местными мастерами, но видом своим вплоть до последней малости повторяло вещи, что были в ходу на континенте. Зеленое сукно, красное дерево, беленые потолки - привычная благородная скромность. В жилище губернатора разряженный ниттайский вельможа выглядел диковинной птицей.
Оказавшись в кабинете, он снова уткнулся носом в пол. Губернатор поморщился; но на ум ему пришли слова Тайса, и раздражение Рэндо поулеглось. На месте Ллиаллау и сам он мучился бы тревогой: тщательно исполняя ритуалы, ниттаец просто пытался успокоиться. "Стоит быть с ним ласковее", - подумал губернатор.
Аяри занял свое место у стены. Человек скрестил бы руки на груди, оперся на одну ногу; айлльу стоял совершенно прямо, опустив руки вдоль тела, и казалось, даже огромные серебристые глаза его оставались неподвижными.
- Поднимитесь, господин Кинай, - попросил уаррец. - Я не государь император, чтобы падать передо мною ниц. Да и Его Величеству подобное не было бы лестно.
Грациозным движением вельможа поднялся и, едва глянув на губернатора, низко опустил голову.
Он был невысок ростом, с узкой и легкой костью; огромные, как у всех островитян, глаза и маленький рот придавали его лицу сходство с кошачьей мордой. Ярко-алые волосы, стянутые в сложный узел на затылке, украшала высокая диадема в виде восходящего солнца. Губернатор знал, что лучи у венца весьма острые, и в случае необходимости он может служить оружием. На тонких щиколотках и запястьях Ллиаллау позванивали драгоценные браслеты, кисти шнуров и отверстия под шнуровку на одежде отягощали цветные камни.
Вид у Ллиаллау был несчастный.
Верить ему, конечно, не следовало - он был изрядный хитрец и больший актер, нежели любой обитатель актерского квартала. Тем не менее, губернатор благосклонно улыбнулся. "Господин Кинай, честный доносчик, - насмешливо сказал он про себя, - что бы я без вас делал".
Он уже знал все, что мог знать Ллиаллау, и даже больше того. Но сведения, добытые Домом Теней, и сведения, сообщенные главой аристократической семьи, существенно отличаются друг от друга: верность Ллиаллау означает верность дома Кинай, а через него - верность города Ниттая и всей Хетендераны. С несогласными же побеседуют…
- Я слышал, сиятельный господин губернатор, - полушепотом проговорил ниттаец, - ныне… ныне - сиятельный господин наместник!
- Как быстро распространяются слухи, - усмехнулся Рэндо. - И все уже решено за меня.
Ллиаллау переломился в поклоне.
- Умоляю простить жалкого Киная!
- Я вас слушаю, господин Кинай.
- Сиятельный…
- Вы намерены были что-то мне сообщить, ведь так? Что-то весьма срочное, раз так торопились?
Ллиаллау, не разгибаясь, поднял глаза. Рэндо сплел пальцы, откинувшись на спинку кресла.
- Через неделю, - тихо сказал вельможа. - Через неделю сиятельный господин губернатор намерен почтить своим присутствием дом господина Лодай Йильмейу. Слухи быстро распространяются, высокочтимый господин Хараи. Господин Лодай… в своем невежестве осмелился предположить, какие законы вы предпишете к исполнению, сев в кресло наместника в прекрасной Метеали. Он, в прискорбной глупости своей, был настолько удручен, что разум его совершенно помутился.
- Я сожалею о господине Лодае.
- Господин Лодай намерен попытаться… прекратить ваше благородство и доброту на земле.
"Как красиво сказано", - подумал Рэндо.