- Не скучаешь, милая?
Принцесса вздрогнула. Отец подошел незаметно, протянул дочери руку.
- Подаришь один танец?
- Разве что один, - с каменным лицом изрекла принцесса и небрежно вложила теплую ладошку в его холодную длань. Они посмотрели в глаза друг другу и рассмеялись.
- Ты безупречна! - воскликнул король, закружив принцессу в танце. - Надеюсь, первый бал не очень тебя расстроил?
Ирабиль поморщилась и пожала плечами.
- Не знаю, папа. Скажи, а что мне делать, когда я вырасту?
Вопрос нисколько не озадачил отца.
- Ты унаследуешь все, что есть у меня, как только войдешь в силу. Если, конечно, захочешь.
- А если нет? Или даже захочу… Кто будет рядом со мной, папа?
Король прочел в глазах дочери недетскую боль, и брови его сдвинулись. Словно осенние листья, медленно, неохотно облетели мысли об управлении государством. Он пытался понять Ирабиль, но не мог.
- Помоги мне, дочка, - попросил. - Я не знаю, что тебя беспокоит.
Принцесса просияла. Она любила отца за искренность и за искреннее желание помочь.
- У меня никого нет, кроме тебя и Аммита. Ни друзей, ни… - Она сделала паузу, подбирая нужное слово, но, не найдя подходящего, произнесла то, что было на языке:
- Ни любимого.
Король долго молчал. В мыслях он уносился все дальше и дальше в прошлое. Вспоминал жену - мать Ирабиль.
- Нас слишком мало, чтобы каждый мог найти любовь, - тихим голосом ответил король. - Большей частью все мои подданные одиноки.
- У тебя ведь была мама. - Принцесса тоже понизила голос.
- Мама умерла.
Танец закончили в молчании. Король повернулся, чтобы пройти сквозь строй приготовившихся к атаке просителей, но Ирабиль удержала его за рукав.
- Папа, а если я полюблю человека? - и затаила дыхание, ошалев от собственной смелости.
Эмарис остановился, глядя на дочь. Принцесса, нахмурившись, ждала ответа.
- Его жизнь промелькнет перед тобой, как молния, - сказал король. - А если ты сделаешь его подобным себе, то не сможешь быть с ним.
- Почему? - Глаза принцессы раскрылись слишком широко. Король заметил в них испуг, и мысленно застонал. Ну почему, почему так рано?
- Потому что он станет твоим сыном, Ирабиль. Я не могу этого объяснить, а ты не сможешь понять. Это можно лишь ощутить за миг до того, как свершится обращение. Ни он не захочет разделить с тобой жизнь, ни ты этого не захочешь. Поэтому - держись от людей так далеко, как только можешь.
Одна, совсем одна посреди забитого вампирами зала, девочка не могла совладать с дыханием. Душили слезы. Подавив рыдание, Ирабиль остановила сердце. Миг - и все стало иначе. Ушла боль. Изящным танцевальным движением принцесса подскочила к слуге, взяла с подноса пробирку и осушила. Кровь приятно вскружила голову, и вот принцесса, улыбаясь, танцует с лордом Олтисом. Бал продолжается.
* * *
Первая смерть от малокровия постигла Сатвир в конце лета. Умерла взрослая женщина, которой до выхода из возраста донации оставалось всего-то пять лет. По слабости здоровья она за всю жизнь не выносила ни одного ребенка, и скорбел по ней только муж. Староста Лакил, как полагалось, засвидетельствовал смерть и лично отвез тело в город. Потянулись дни ожидания. Но все так же шли повестки, все так же лилась кровь из человеческих вен в ненасытную пасть лорда Эрлота.
Бледные злые люди собирались в доме у Саната каждый день. Говорили мало, потому что все уже обсудили. Но им было важно встречаться, видеть друг друга и читать на лицах соседей уверенность. Муж умершей женщины тоже присоединился к собранию, хотя раньше посмеивался над "горе-вояками", как называл общество Саната. Теперь смеха не осталось. Он выслушал все, что говорил Санат, и получил немного чеснока у матери Саквобета и Ареки.
Однажды утром, выйдя из дома, Левмир увидел щетину стрелок чеснока, пробивающихся из грядочек под окнами. Стоял и смотрел, как медленно лезет из земли смерть. Мальчик направился к Санату, и такую же поросль увидел у него под окнами.
Санат принял Левмира как всегда - с улыбкой.
- Заходи, сосед, - сказал он. - Чай будешь?
Левмир отказался от чая. Сел на предложенный стул и высказал Санату свои опасения:
- Они ведь всех убьют, да?
Санат, нахмурившись, смотрел на мальчика. Видно было, что тема ему неприятна, но отказаться отвечать он не может.
- Почему так решил? - спросил он.
- Но это же глупость. То, как ты рассказывал о вампирах… Тогда, в первый раз… И неужели их остановит чеснок? Или семечки? Или круг?
- Важно верить в то, что ты делаешь. Потому что то, что ты делаешь, и есть ты.
Больше Санат ничего не сказал мальчику, и тот тоже промолчал. Он не сказал о том, что на одно из ставших регулярными свиданий с И принес головку чеснока. Результат оказался скромным: перед рассветом девочка сморщила нос и чихнула. "Воняет от тебя какой-то гадостью, - заметила она. - Сходил бы помылся, что ли!"
Левмир встречался с ней каждую неделю, но порой ему казалось, что И приходит в лес рядом с деревней едва ли не каждую ночь. Он чувствовал ее присутствие, а иногда даже видел, засыпая, ее силуэт в раскрытом окне. Тем не менее, они никогда не расспрашивали друг друга. Левмир каждое утро после встречи с И пытался вспомнить, о чем они говорили, и не мог. Сказочная девочка пела, танцевала, смеялась. Иногда, взявшись за руки, бродили по лесу. Однажды И показала огонек в ладонях. Левмир попросил подержать, и голубое пламя горело у него в руках, покалывая пальцы. И тогда очень удивилась, но вскоре огонек погас.
Порой они просто лежали на траве и смотрели на звезды.
- Хочу достать звезду оттуда! - заявила однажды И.
- Хочу взлететь и посмотреть на звезды поближе, - сказал почти одновременно Левмир. Они переглянулись и рассмеялись.
Левмир часто хотел спросить ее о вампирах. Он не понимал, почему ее руки теплые, хотя вампиры должны быть холодными. Когда она смеялась, Левмир видел ее белые ровные зубки, которые совсем не напоминали клыки. А однажды… Однажды И принесла бидон с горячим шоколадом и две кружки. Они прекрасно провели ночь, попивая вкусный напиток и болтая о всякой ерунде, которая приходила в голову. Левмир так и не понял, почему И снова и снова восторгается тем, что сумела принести сюда бидон. Зато увидел, что она с удовольствием пьет шоколад, а не кровь.
- Что ж ты за вампир такой? - не выдержал Левмир.
- Маленький! - тут же откликнулась И, будто ждала этого вопроса. Она показала, сдвинув большой и указательный пальцы, что-то очень маленькое и рассмеялась. Больше на эту тему не заговаривали.
После первой смерти последовали новые. Сначала - еще две женщины, потом начали умирать дети. Левмир и раньше ни с кем не дружил близко, а после знакомства с И вовсе отстранился от сверстников. Но даже так ему было больно и страшно смотреть на повозку, вывозящую гроб из деревни в город. Плачущие родители прощались с телом здесь. В городе ребенка ждала печь.
Провожая взглядом одну из таких повозок, Левмир сжал под рубахой ставший ненавистным медальон. Да, Левмир жив. Да, он хотел жить и не хотел умирать. Но сейчас чувствовал себя подлецом, будто победил в игре, сделав подножку сопернику. Почувствовал чей-то взгляд. Со своего двора смотрел Санат - мрачный, непреклонный. Санат мотнул головой в ответ на невысказанный вопрос мальчика. Этот вопрос он задал И:
- Я могу дать медальон кому-нибудь другому?
Он думал в этот момент об Ареке, которая очень плохо переносила донации. Если и держалась на чем-то, так это на регулярных походах в "Питейное" с Санатом и Левмиром. Санат угощал каждый раз, так что Левмир даже не представлял, сколько же у него денег.
- Почему? - удивилась И.
- Многие… умирают, - ответил мальчик.
- Скоро все закончится, - сказала И. - Потерпи.
- Закончится? Как? Ты знаешь о восстании?
Девочка кивнула. Выражение лица ее стало отсутствующим, она не смотрела в глаза Левмиру.
- Расскажи, что будет? Что значит "все закончится"? - не отставал Левмир.
- Не могу, - шепнула И. - Не делай так.
- Как?
- Так не должно быть. Есть ты, есть я, есть эта полянка, бревно, ручей и звезды. А больше ничего нет. Носи медальон, не отдавай его. Я хочу, чтобы ты был здесь.
- Зачем?
- Без тебя никого нет, - чуть слышно сказала И.
Левмиру показалось, что она плачет. Шагнул к ней, и девочка спрятала лицо у него на груди, как в тот раз, на берегу. В этот момент действительно не было ничего. Волосы И пахли сладкой свежестью летнего утра.
После смерти пятого ребенка отец Левмира собрал жителей на площади посреди деревни и сказал:
- Все.
Он махнул рукой, будто подводя черту. Толпа проводила взглядом его ссутуленную фигуру, не издав ни звука. На следующий день в город никто не поехал. И на следующий тоже. Все в деревне замерло в ожидании. Под окнами крепли, тянулись к солнцу стрелки чеснока.
Глава 8
День рождения принцессы
Принцесса Ирабиль открыла глаза, разбуженная солнечным лучиком. Поежилась от света и спряталась под одеяло с головой. По привычке она принялась считать дни до встречи с Левмиром. Осталось всего одна ночь. Принцесса улыбнулась и, окончательно проснувшись, отбросила одеяло. В тот момент, когда босые ноги коснулись мягчайшего ковра, принцесса ощутила жажду. Язычок пробежался по зубам, обнаружив острые клыки. Сердце опять остановилось во сне.
Ирабиль спрыгнула с кровати. Три высоких зеркала поочередно отразили ее, идущую к комоду. В верхнем ящике три пробирки. Ирабиль выпила одну. Тишину комнаты нарушил звук вдыхаемого воздуха. Румянец вернулся на щеки принцессы.
В дверь постучали.
- Папа? - крикнула принцесса.
- Услышал, что ты проснулась. Можно войти?
Принцесса одним прыжком оказалась у зеркала. Отбросила спутанные волосы, вытерла с подбородка капельку крови и с немым упреком посмотрела туда, где растущая грудь с каждым днем все больше приподнимала ткань ночной рубашки. Наверное, из-за этого постоянного смущения Ирабиль останавливала во сне сердце.
- Входи, - сказала, закутавшись в халат.
Дверь открылась, впустив полностью одетого отца. Он улыбнулся дочери.
- С днем рождения, милая.
Глаза принцессы широко распахнулись, рот приоткрылся.
- Только не говори, что ты забыла! - воскликнул отец, всплеснув руками.
- За-бы-ла, - пролепетала Ирабиль. - Погоди, нет… Сегодня…
- Сегодня, сегодня. Тринадцать лет. Целая вечность для тебя, и одно мгновение для меня.
Отец вздохнул. В его глазах принцесса читала грусть, но губы улыбались.
- Спасибо, папа, - сказала Ирабиль.
Она обняла отца и, почувствовав, как его руки сомкнулись у нее на спине, замерла, наслаждаясь этим ощущением. Отец любил ее, но был скуп на ласку. Недавний танец на балу, да это объятие… Когда еще он прикасался к ней с такой нежностью? Наверное, в далеком детстве. Принцесса сказала "спасибо" не только за поздравление. Она благодарила отца за улыбку - пусть и с грустными глазами.
- Я велел накрыть на стол. Ты голодна?
Еще одна черта отца, которая восхищала принцессу. Он ни разу не забыл, что она дышит и растет. Король Эмарис, чье сердце в последний раз стукнуло почти четырнадцать лет назад, а до этого молчало целую вечность.
- Спасибо, - повторила Ирабиль.
- После завтрака прокатишься со мной? Хочу показать тебе Храм.
Принцесса отстранилась от отца. Она не верила собственным ушам.
- Ты покажешь мне его?
- Конечно. Думаю, теперь я смогу увидеть вас вместе.
Сердце принцессы забилось быстрее, дыхание сперло.
- Что случилось, папа? - спросила она.
- Ничего. Почему ты спрашиваешь?
- Почему вдруг ты решил, что теперь можно показать мне ее?
Теперь и в глазах короля сверкнула улыбка.
- А почему вдруг моя дочка, которая всегда с нетерпением ждала дня рождения, вздумала о нем позабыть?
Она покраснела и отвернулась. Отец видел ее насквозь, а вот она его - нет.
- Надеюсь, ты ведешь себя осторожно? - Эти слова прозвучали беспомощно. Отец знал, что может выполнить любой каприз дочки, кроме одного. Он не мог дать ей друга. Не мог и запретить ей найти его самой.
- В основном, - отозвалась Ирабиль. - А… А что на завтрак?
Чудеса продолжались. Обычно Ирабиль завтракала в одиночестве, хотя и предпочла бы разделить трапезу с кем-нибудь из слуг-людей. Например, с Акрой, доброй служанкой, у которой всегда находилось доброе слово. Сегодня за столом напротив принцессы сидел папа. Не ел, смотрел на дочь и улыбался, думая о чем-то далеком. Под его взглядом принцесса вовсе не испытывала неудобства.
Стол находился посреди загнутого полумесяцем зала. Того самого, где недавно прошел грустный бал. Кажется, потолок над этим залом просто висит, потому что с трех сторон - лишь громадные окна, через которые можно разглядеть пышный сад, окружающий дворец. В саду, то тут, то там виднеются выложенные камнем площадки с фонарями и скамейками.
- Идем? - поднялся отец, когда принцесса отложила вилку и промокнула губы салфеткой.
- Поехали!
Они ехали через весь город на лучшей из карет. День выдался солнечным, только далеко на западе, над деревнями, нависли тучи. Принцесса выглядывала из окошка и видела, как встречные люди кланяются. Некоторые, впрочем, делали вид, что не замечают кареты, а иные так и вовсе плевались.
- Почему они так себя ведут? - спросила Ирабиль.
- Может быть, не хватает денег на развлечения. А может, слишком много денег, но они не заработаны. Бедняки редко находят время осуждать власть, которой нет до них никакого дела.
Сейчас он говорил, как монарх. Принцесса закрыла окно, заметив, как корчит рожу очередной мальчишка, примерно ее возраста.
- Они бедствуют? - спросила принцесса.
- Нет, это исключено. Они могут испытывать недостаток в алкоголе, но не в еде. За этим строго следят.
Помолчав, король добавил:
- Ты должна понять, хоть это и неприятно. Мы следим за их благополучием не из любви. Просто нищета - это грязь и зараза. Стоит выпустить из виду, пойдут эпидемии. Так было в прошлом, и нам не нужно повторение в будущем.
Принцесса вспомнила миссию Паломника и решила еще раз влезть в государственные дела:
- Но разве это не опасно? Почему в деревнях работают такие, как Санат, а в городе - нет?
- Деревня кормит город. И нас, и живущих здесь людей. В основе всего лежит деревня. Поэтому ей мы уделяем пристальное внимание. Если деревня страдает, то начинается голод среди людей в городе. Беспорядки, смерти. К тому же закономерно возрастают поборы с горожан. Сейчас речь идет о крови, дорогая.
- Я все еще не понимаю…
- Ты не понимаешь главного. - Отец потрепал ее по голове. - Видишь ли, может показаться, будто мы ведем такую работу в деревнях, чтобы обезопасить себя от возможного бунта. Но на самом деле все ради спасения деревни. Какими бы милостивыми ни были поборы, раз в двести-триста лет вспыхивают недовольства, перерастающие в бунты. Всегда находится человек, который скажет верные слова и поведет людей за собой. Поведет на смерть, потому что ни один человек не сумеет причинить вред вампиру. Результат - разорение деревни, которое немедленно сказывается на городе. Вот и вся история, милая. Мы спасаем людей от самих себя, вовремя подбрасывая им того, кто скажет нужные слова. Если слова падают не на ту почву, то ничего не происходит, деревня живет дальше. Правда, я такого не помню. Если же за ним идут… Мы приходим и напоминаем людям, кто есть кто. После такого ужаса они долго не могут оправиться. Еще двести-триста лет мы обрастаем легендами и мифами. А потом - потом все повторяется.
Карета выбралась за пределы города. Притихшая принцесса снова открыла окно. Песчаная почва, усеянная низкими кустарниками, казалась мертвой. Принцесса поежилась, потом вздрогнула, когда рядом с окном промелькнул часовой с алебардой. Она проводила его взглядом. Вампир стоял у дороги и даже не шелохнулся, когда мимо проехала карета. Отвернувшись от одинокой удаляющейся фигурки, принцесса вскрикнула - еще один часовой встретился с ней глазами.
Ирабиль отстранилась от окна.
- Зачем они здесь стоят? - спросила она.
- Это берсерки, - ответил король. - Они стоят здесь… Двенадцать лет. Ни единого движения, никакой пищи, кроме нарушителей.
- Нарушителей? Ты о людях?
- Им строго запрещено двигаться по этой дороге, но иногда, надо думать, находятся смельчаки. Не знаю, что их ведет. Любопытство или бунтарство. Никто из них не возвращается.
Свистнул кучер, карета остановилась. Расторопный слуга спрыгнул на землю, и дверь кареты отворилась. Король вышел сам, помог спуститься дочери. Ирабиль замерла, глядя на громадину храма. Колонны из белого мрамора взмывают в небо. Монолитные плиты, белые, как снег, кажутся легкими, почти невесомыми. Храм словно спустился с неба, соткался из облаков.
Ирабиль поставила ногу на первую ступень и замерла. Нога не прошла сквозь молочно-белую плиту. Ступень была твердой.
- Смелее, - подбодрил отец.
- Он как будто не настоящий.
- Я знаю. Если бы я мог поставить его не на земле, то сделал бы это.
Пустая арка без дверей манила зайти внутрь. Принцесса миновала колоннаду, звук шагов эхом раскатился по огромному залу. Король в мягких туфлях ступал почти не слышно.
Подняв голову, принцесса увидела множество витражей, через которые мягко струился разноцветный свет.
- Это сделал ты? - шепотом спросила Ирабиль, а эхо закружилось вокруг нее, повторяя вопрос на разные лады.
- Нет. Она.
Ирабиль посмотрела туда, куда указывал отец. В середине зала она увидела девушку и удивилась, как не заметила сразу. Подойдя ближе, Ирабиль поняла, что перед ней невероятной красоты скульптура. Принцесса остановилась в двух шагах от нее и, забыв обо всем на свете, смотрела.
Лицо девушки было мраморным, как и руки. Только мрамор использовали другой, не такой белый, отчего издалека девушка и казалась живой. Волосы выглядели настоящими, мягкими, но Ирабиль поняла, что их с невероятной тщательностью отлили из золота и серебра. Изумрудные глаза смотрели на принцессу. Ирабиль совсем растерялась, пытаясь понять, из чего созданы одежды незнакомки. Каменья и металлы переплетались в непостижимую вязь, походившую на мягкую ткань.
- Это…
- Да. Это - королева Ирабиль. Такая, какой я ее запомнил за тысячу лет.