"Друг. Но это не помешало ему бесчестно обойтись и со мной и с тобой. Такое не спускают ни врагу, ни другу. Но враг он и есть враг, что с него взять? А если друг оказывается подлецом, это как? Я вынужден ответить Диана. Я твой брат, я отвечаю за тебя и за то что происходит. Если тебя оскорбили - оскорбили меня, если с тобой поступили бесчестно - поступили бесчестно со мной".
"Ты берешь на себя ответственность за несуществующие грехи".
"Мне горько, что вместо покоя и радости ты получила печаль, унижение и несчастье. В этом наша с Дэйном вина равна. Я был слишком наивен, а он оказался слишком коварен. Он не станет ничего исправлять, но я постараюсь".
- Приехали, - объявил Шантал. - Дальше только своим ходом.
Диана огляделась - они заехали в чащу и дальше виднелась лишь густая непролазная стена кустов и величавых исполинских деревьев.
- Карол, вперед, - приказал взмахом рассредоточится по периметру воинов Шантал. Слез с коня и подал руку Диане, но хмурый взгляд Сантьяго осек его.
Ферна за какой-то час изменился настолько, что показался ему мало чужим - недобрым незнакомцем. Но именно сейчас он как никогда был похож на своего отца - Виктора Ноэ. Сложив это Шантал без труда понял причину - Диана. Ноэ всегда трепетно относились к родственным связям, были без ума от своих отпрысков, неважно от кого их они приобрели, и особое место отводилось в этой иерархии женщинам. И не только среди Ноэ, что тоже понятно - женщина это будущее, это дети, наследники, потомки. Поэтому к женщинам в Кимере относились особо трепетно и щепетильно все без исключения. Но это не мешало случаться недоразумениям, бывало и откровенным преступлениям. Причем "прославился" этим фактом именно Виктор. Нет, он не брал женщин силой, но использовал все свое очарование, всю силу данную от рождения, чтобы обворожить глупышек и получить желаемое. У него была одна цель, один "пунктик" - дети, потомство. Самолюбие двигало им даже в этом вопросе, заставляя вновь и вновь искать подходящую мать.
И он добился своего - единственный из всего Кимера имел троих живых и здоровых детей и каких. Он не зря смешивал кровь - он выводил особо жизнеспособное потомство и вывел. Один Сантьяго чего стоил. Сын чистокровного грили и оборотня имел вес в клане первых и вторых, имел силу не чета обычному грили или оборотню и мог быть как тем, так другим. Ему прочилось большое будущее, но он выбрал его сам и встал на сторону "братьев" и "сестер" матери.
Это была серьезная плюха Ноэ.
Брак же Дэйна с Дианой вовсе бы его обезоружил, и былой распре, как все и надеялись, пришел бы коней. Но видно Монтрей оступился и чем-то сильно обидел девушку - только этим можно объяснить произошедшее, как и перемены в Сантьяго.
И если так, Кимер ждут еще более тяжелые времена, чем в начале войны.
Ферна без сомнения уже встал на сторону сестры, а значит отца. А это означало одно - Дэйн не просто обидел, а серьезно и глубоко оскорбил Диану.
"Что же ты натворил, Дэйн?" - затосковал Шантал и отошел в сторону, чтобы не злить Сантьяго, не обострять с ним отношения. Ярость мужчины угадывалась без труда и была бы плохим советчиком, случись ей выйти на волю.
Граф снял сестру с лошади и кивнул в сторону леса:
- Иди. Мне с тобой нельзя, но я буду рядом.
Девушка поколебалась и шагнула к зарослям. Ей в принципе было все равно куда и зачем идти - лишь бы не помнить о Дэйне, не думать о случившемся. Но мысли лезли сами и мутили в прямом смысле. Пока Сантьяго был рядом, девушка понимала, что лучше не показывать ему насколько ей плохо, чтобы ненароком не толкнуть к опрометчивым действиям, не настроить против друга. Она и так слишком много сказала брату.
Но сейчас, когда их разделяла густая стена леса и никого вокруг не было, Диана не сдержалась - сжалась от боли в душе. Сползла на мох, обнимая ствол сосны и дала выход слезам и отчаянью.
Небо мгновенно потемнело и то тут, то там послышались удары молнии, треск веток, пламени.
- Кхе, ты ж мне весь мой дом спалишь, - прокаркало рядом. Диана обернулась и замерла широко распахнув глаза - на нее смотрело то ли дерево, то ли человек.
Гладкий ствол дерева имел почти женские изгибы и формы, ветки с невиданными листьями обрамляли его, ниспадая как волосы. А вверху ближе к пышной кроне виднелись два обычных человеческих глаза, самый настоящий нос и рот.
- Ушей нет, да, извини. Но слышу, - проскрипела невидаль и пододвинулось к девушке качаясь и переваливаясь с корня на корень.
Диана отпрянула и свалилась на мох. Попятилась в ужасе.
- Эх-хе-хе, - замерло чудо - юдо, сложив толстые ветки на том месте, где мог бы быть живот. - Средь человечков жила, да? Ага. Чхи, - чихнуло вздрогнув от кроны до корней и сморщив личико.
Выглядело это настолько забавно, что Диана потеряла страх. К тому же существо явно было безобидно. Во всяком случает от него не исходило ощущение опасности или злости, наоборот - веяло прохладой, свободой и радостью.
Девушка встала, сказала отряхиваясь:
- Будьте здоровы.
- Ага? Ну, ну. Чхи. Ах ты ж! Чхи.
- Простыли?
- Я? Что ты, - махнуло веткой. - Стара стала, труха в носу свербит. Чхи. Да будь ты ж неладна! Ты уж это, погромы то мне не устраивай. Я тебя за тем и звала, чтоб договориться, понять, значится, суть твою и чего от ее ждать.
- А чего ждать? - удивилась девушка.
- Так чего хошь. Вона перва жена Дэйна, ох злюка, скажу тебе, тако творила, ну аспид, едино слово!
Диана дар речи потеряла:
- Первая жена? - просипела, надеясь, что ослышалась.
- Ну. Кункретта из клана Футрая. Своя зато, ему под стать. А едино жизни не было. Оно понятно. Он смергал - уникум средь своих. Хошь кошкой пойдет, хошь медведём попрет, а хошь орлом в небо взмоет. А она - хадюка. Да-а. Ну, в смысле характеру паршивогу. А сама рысуха, ага. Месяцу не прошло, она с оборотнем их местных скобелилась, душа кошачья. Дэйн как узнал, уехал и боле не возвернулся покаместь та не сгинула. И тако творила, ой-ё! Крестьян гоняла, пугала, зверье моё повывести вздумала. Молода, резва и давай игреляться. Ей шутка, а нам поруха. Порвал ее лешак, не сдержался. Даа. А я что, врать не стану - супротив него не пошла. Поделом знашь. Втора-то лучше была…
- Вторая?
Диана схватилась за горло и сползла на мох по стволу сосны:
- Вторая жена?!
- Ну. Химера истинна. Гордячка. Эка себе на уме, фифа. Хороша, нечё сказать, токмо норов заносчив больно. Шибко ей все не по так да не по этак было. А хотелось всего и поболе. Главно, чтоб оборотень-то блахадарен ей был, что осчастливила, значится его, женой согласившись стать. С самого началу не сладились они с твоим-то. Оно ясно было - хто она, хто он? А? О! А Дэйну стерпеть понукание никак не можно, нутра у его забористая да вольная. Накинь вона на сову узду-то? Ага, как же ж.
- Умерла?
- Хто, сова?!
- Жена.
- Чёй- ить? - вытаращило глаза дерево. - Ушла. Кинула Дэйна. Она ж грили, не почести ей в логове оборотней жить. В обчестве вишь, приличном не покажись, позорищааа, манеры ж у их не те, смотрят не так, дышуть не этак. Погневалась тута на свою жизню сгубленную, попалила как ты лесов - то и сбёгла, но опосля как кровушки из Дэйна попила. Ох, хороводила, как его терпежу на почитай полгода хватило? Ан, все едино не сдержался - сбег как заяц от лисы. О, как! Но грят, порвал ее шибко, потому сбег. Видать спужался, что вовсе сгубит. А третья ничё, прилична женчина, хоть и человечья, ага.
Диана зажмурилась, потерявшись: третья?!!!
- Токмо боязлива была страсть. Видно потому и помёрла. Не сдержалось сердечко. Людишки-то шибко слабы для нашего миру, не кажный обвыкаетси. Ай, чё о ей - что была, что не была. Из замку носа не казала. А ты гляжу по крепче её будешь, хотя боязлива, ага. С непривычки видать, да? Чую запах от тя еще людской идёть. А кровь-то сильная у тебя, грили маститая. А! Слышь, а ты чья будешь? Чёй-то не пойму, - прищурилась.
- Я?… Не важно, - отмахнулась, пытаясь сесть, но ее все набок заваливало, тело от известий неожиданных подчиняться отказывалось.
- Ааа, нууу… Ну, хошь, так молчи, мне все едино кто в родне у тя. Мне ж главно девонька что? Согласье меж нами.
- Я не специально, - заверила девушка.
- А. С расстройству, да? Нууу, быват. Ага. Только ты энто, боле в лесу не расстраивайся, ладно?
- Постараюсь, - кивнула, вздохнув. В голове одно было - три жены Дэйна. Она четвертая. И, наверное, самая ненужная.
- Ага, во-во, старайся, а за то у нас с тобой мир да гладь будет. Я ж чё помочь завсегда рада. Мне что главное - поряядооок. А то и мне мед и тебе радость. Ты ж тапереча хозяйка здешняя и все у тя ладком должно быть. А я пособлю. Где надо пригляжу, где чё - подскажу…
- Дэйн где? - встрепенулась Диана.
- Эк, ты! - округлила глаза жрица. - Нужля сбег уже? Ох, пострел. Ну, крепись, чего тут, не от тебя первой текаить. Он существо вольное.
- А я рабыня по-вашему? - уставилась на нее горящим взглядом. Сколько можно терпеть оскорбления?
Дерево смолкло, пошамкало губами, изучая девушку:
- Н-даа. Так не в обиду я, - притихло.
Диана развернулась и пошла обратно, к лошадям:
- Поговорили.
- Так ты это - уговор! - бросила ей в спину Звенильда.
- Я слово дала. Поймите, я не нарочно, само выходит.
- Да?
Сучковатая ветка вцепилась в плечо девушки, развернула обратно к жрице:
- Ты штоль силушкой володеть еще не обучена? Средь людёв долгонько жила?
- Неделя, как из того мира.
- Ааа, вон оно чего, - задумалась и выдала. - Ладноть, вижу не плоха ты нутром, а что неопытна, так с дитёв больно не спросишь. Скидку дам, вот моё слово. И еже ли чего забалують мои, аль обидять, обращайся. Разберуся.
- Спасибо. И простите, если что не так. Не со зла это и без умысла.
Жрица растерялась: ишь ты, грили как с ней? Со всем, значиться, уважением, абы ровня она госпоже ей-ной из высшей касты. От, дела!
Ну и дурень, Дэйн еже ли сбёг! Дурында, однако, стоеросова! Настояща!
- Ну… не робей, ага. Иди уж.
Ветками махнула и перед Дианой как по волшебству расступились деревья, из-под ног как змеи в стороны расползлись коряги, вздыбленные корни. Тут же стало видно все вокруг: воинов, лошадей, Сантьяго бродящего с хмурым видом на опушке, шпиль замковой башни вдалеке.
- Слышь? - склонилась к ней жрица. - Еже ли заскучаешь, али посплетничать захотишь, приходь, завсегда рада тебе буду. Ага.
- Спасибо, - улыбнулась девушка. Хоть одна радость в этот беспросветный день - с хозяйкой лесной подружилась.
Может и обычная она кикимора, но бабушка забавная, добрая.
Диана потянулась и клюнула ее в крючковатый отросток на "лице":
- Спасибо.
- Эт чё?! - отпрянула, ветками нос ощупала. И пятится, глаза на Диану тараща.
Деревья вновь завесой встали, скрывая свою госпожу, а Диану ветками легонько подтолкнули: иди уже.
Шантал ее первым увидел, подошел:
- Как свиделись?
- Нормально. Хорошая женщина, - и не останавливаясь к брату двинулась.
Шантал отстал от изумления: хорошая? Женщина? Это ему грили сказала?
Девушка к Сантьяго подошла, уставилась обвиняюще:
- Почему ты не сказал, что Дэйн уже был женат? Три раза!
Мужчина нахмурился:
- Я не думал, что это может иметь какое-то значение.
- О чем ты вообще думал? - качнув головой, всхлипнула Диана. Но не плакать ей хотелось - выть.
За спиной громыхнуло и девушка поспешила к лошади, чтобы убраться скорей из леса. А то не сдержится - горе натворит - спалит правда все в округе. А чем жители лесные в ее бедах виноваты?
Гости домой вернулись, а Звенильда все покой по лесу искала, бродила, молодость свою вспоминая. Вышла на опушку, села на бугорок, свистнула, лесовиков - помощников своих подзывая. Те выкатились шарами в пожухлых листьях, обступили госпожу:
- Чего?
- А ничего! Нову хозяйку берегчи и ото всяких неприятностев спасать!
- Ага! - кивнули дружно.
- А коли чего, сразу мне докладать!
- Ага!
- Ну и фьють, - свистнула разгоняя "колобки". Те в разные стороны покатились. А Звенильда опомнилась, вдогонку крикнула:
- Дэйна сыщите мене!
- А чего, на то-ем краю леса он тоской маетси, - остановился один, вытянулся, как гриб - моховик.
- От ты! - заворчала старушка поднимаясь. - Это ж в каку даль мне таперича идтить? Почитай через всё государство моё пёхом скрипеть! Ох, ты ж, маму непогоду!
- Понесть?! - с готовностью подкатились к ней помощники.
- Да геть на вас! Сама корни дотащу, - ветками махнула, заставляя деревья расступиться перед ней и поскрипела покачиваясь с корня на корень переваливаясь.
Дэйн пантерой метался по лесу, надеясь избавиться от мыслей о Диане, от тоски, от боли, и уйти, как уходил уже. Оставить ее - пусть живет как хочет, но об урода не пачкается.
А не уйти - домой как медведя за медом тянет.
Лег на холме у опушки, морду на лапу положил и смотрит на далеко далеко впереди виднеющуюся башню - там она.
Ветер шумит, белки вокруг пантеры хороводы водят, сороки трещат, вспугнуть пытаются, прочь прогнать - а Дэйн лежит, смотрит - не взгляда оторвать, не пошевелиться. Рвет душу тоска, обида и одиночество, вздохами да всхрипами выходит.
Из кустов вышла Звенильда, плюхнулась рядом раскинув корни и ветки:
- Сидим, да? А чего сидим?
Пантера глянула на нее с нехорошим прищуром: иди-ка ты, бабка, куда шла, и отвернулась.
- Ааа, ну сиди, сиди, глядь усе просидишь, дурень.
Пантера встала и лениво потрусила прочь - ругаться не хотелось, как и видеть кого-то. Но ушло животное недалеко - корни схватили зверюгу за задние лапы и тащить обратно. Пантера перевернулась на спину, превратившись в Дэйна. Он перехватил корень рукой, сдавил, заставляя жрицу вспомнить, кто перед ней и перестать чудачить.
- Ой, ну все, все. Чего ты, ну? - запричитала плаксиво. - Все обидеть норовишь стару женчину. А я ж со всем сердцем к тебе!
Дэйн выпустил корень, усмехнувшись - не там ли ты бабка свое сердце запрятала?
- Силен ты больно, - проворчала, тряся чуть сплющенным корнем. - Эк, ума б еще хоть полстолечко.
- Ты часом сама умом не повредилась? - разлегся на траве мужчина, лениво поглядывая на ворчунью. Ясно было что настроение у той хоть куда, потому смелости хватало с лордом беседу вести, да еще дерзить. И он бы поболтал с ней - любопытная она женщина. Да беда - мрак у него на душе, да такой беспросветный, что впору вместе с волками выть, а не с Звенильдой разговор вести. - Шла б ты лесом. Мимо.
- Я - то пойду, да вопрос куды ты, касатик, новострилси.
- Тебе что за интерес?
- Так женку твою ноне свидела - справна, что и сказать. От такой токмо дурни бегають.
Дэйн вздохнул, глаза рукой накрыл: не травила бы ты душу, жрица. Неровен час порву в беспамятстве.
- А мне што? Рви. Один вона зуб чесал, ага. Без челюсти остался. Дружок твоей первой, ага.
Мужчина сел: нет, она точно решила довести его до белого каления:
- Про Кункретту Диане рассказала, балаболка, - прищурил вспыхнувший от ярости глаз.
- Ага. Как же ж, сказывала. И про энту, кралю твою, королевну - химеревну. И про третью дуреху, умом скорбную.
Монтрей застонал, схватившись за голову:
- Спалить тебя мало, баба глупая.
- Да ай, - отмахнулась ветвями. - Сколь годов грозишси? Я ж тебя щеней еще помню, беззубым, а все едино и тогда скалился, норов выказывал. И ниче, оба живехоньки, здоровехоньки. Ты вота чего, паря, дурь из головы выкини да к жене ступай. Мне давеча лесника жена сказывала, человеки обряды брачные правя, клятву дают мудрую. В печали говорят и в радости вместях будем. Она - человек, знаить, что баить. Вот и скажи - людишки, а с умом дружат не то, что некоторые, - покосилась с опаской на лорда, корни и ветви подальше отодвигая.
- Это ты к чему?
- Да все к тому, господин оборотень, что само простое, чуть что в кусты. Так век одиночкой и проживешь. Чтоб там не было, а раз свелись, так не будь животиной - живи как положено. То исть, значится и в печали вместях с ей, и в радости. Оно и воздастся. Вота, какой мое слово.
- Все? - тяжело уставился на нее Дэйн. Уйти бы, да любопытство мучает - с чего это Звенильда в сводницы записалась? Что-то не припоминалось ему, чтобы жрица хоть за одну его предыдущую жену хлопотала.
- А не все! - осмелела. - Ребятенок она у тя еще неученый. Не дело-то такой-то ее кидать, а и не репей, чтоб отцепил и выкинул. Все ж кошак ты, а не кабан. Веток - то наломать, ума не надь, а ты хоть одно деревце посади, тады поглядим.
- Ты поучи еще, - кивнул, упреждающего взгляда не спуская.
- Ну и ай, - махнула ветками, встала. - Живи как хошь. Отродясь я в ваши дела не лезла, а тута жалость взяла - черна ж ведь девка, пришатал ты ее, болезную и вот такойной кинул. У мя вона Волчек у затона квартируется - животина, а за семью свою только подойди - порвет. Белуха-то занедужила, а ты поди ж ты, он кур ей таскать навадился, - ворча пошла к лесу. - Выходил ведь! От, я понимаю! Зверюшка малая, а души необъятной! - ветку, как палец выставила.
Дэйн вскочил:
- Чего городишь?
- Эт ты городишь, а я разгораживаю.
- Что с Дианой?!
- Эк, ты глянь на его! У меня про жену спрашиват! Нет, что твориться-то, а? - проворчала и скрылась за деревьями.
Монтрей на замок оглянулся, кинулся было - остановился. Пробежал, опять встал.
Ну, придет он и что получит? Порцию унижений, оскорблений, надуманных обвинений. Было уже, проходил, почти полгода "уродом" ходил и все слушал, как породой не вышел и что место его у ног высшей касты да как он должен быть благодарен, что грили его терпеть решилась.
Дэйн осел на траву: он не химера, он оборотень. Это не изменить. Диане придется принять это или… ему. Раньше ему в голову такое не приходило, что же случилось сейчас? Почему он кружит вокруг замка, как волк вокруг своего логова и никак не может уйти?
Наверное, пришло время изменить тактику. Нужно хотя бы попытаться жить иначе. В конце концов, он зверь лишь наполовину, как она наполовину человек. Он родился оборотнем и горд тем не меньше, чем она тем, что родилась химерой. Она должна понять, что у каждого есть свои особенности, но это не мешает быть вместе, понимать друг друга.
Дэйн качнул головой: в чем он убеждает себя? Все проще - он не хочет уходить, не может оставить ее, даже если она захочет, чтобы он исчез.
Это выше него и не объяснить, не перебороть. Диана как капкан для него и можно пытаться грызть железо, можно даже перегрызть себе лапу, но капкан все равно не отпустит, оставив след в памяти, в душе и на теле.
Мужчина горько усмехнулся: интересная история. Выходит, он попал в ту самую западню, что готовил своему врагу восемнадцать лет тому назад.
Видно от судьбы не уйти.
Удивительно, что совсем и не хочется.
Мужчина встал и, подняв руки к небу, обернулся на взлете орлом, полетел к замку.