- А как тогда? - взяв в руки свою тарелку и пересев под дерево к Ставрасу под бок, спросил Шельм. Лекарь покосился на него, но ничего не сказал, зато ловко подцепил с тарелки кусочек жареного мяса. Шут усмехнулся и потянулся губами к его уху, нарочито громко зашептав: - Хочешь, с рук покормлю?
- Эй! - воскликнул от костра Веровек. - А мы вам не мешаем?
- Тоже мне, блюститель нравственности нашелся, - с видом возмущенного до глубины души человека, воскликнул шут.
- Будешь паясничать, - придержал его за локоть нахмурившийся Ставрас, - больше рассказывать не буду.
Шут обиженно засопел, но смолчал. И даже как-то умудрился сдержаться, расслышав от костра сдавленный шепот Дирлин, адресованный Роксолане и Веровеку: "Вот видите, а вы еще сомневались. Лекарь не стал бы терпеть, если бы не любил".
В любовь Ставраса Шельм не верил. А все почему? Да, потому что просто представить не мог, что такое древнее существо, как Драконий Лекарь мог заинтересоваться обычным человеком, даже таким душкой и язвой, как он. Нет, Шельм ни о чем таком не думал, ему все еще нравились девушки, а не один желтоглазый угрюмый мужик, хотя про угрюмость это еще вилами на воде писано. Это в Столице он был угрюм и не общителен, а здесь, за ее пределами, полностью преобразился. Но это не отменяло предпочтений Шельма. "Пока не отменяло", поймал себя на мысли шут, и вздрогнул.
- Замерз? - тут же спросил лекарь, все еще не приступивший к рассказу.
- Нет. Просто подумал кое о чем, не обращай внимания, - пробормотал Шельм и поднял на него свои глаза, в сгущающихся сумерках завораживающие необычной глубиной. - Так ты расскажешь?
Ставрас едва заметно изогнул губы в улыбке и начал свой рассказ.
- Слышали о том, что такое судьба? - поинтересовался он у притихшей возле костра троицы. Те, как болванчики, закивали. - Так вот, даже она здесь не причем. Драконы изначально существа магические, рождаются из магии и в нее же возвращаются, умирая.
- То есть, запечатляет особая магия драконов? - уточнил Веровек.
- Нет. Запечатляет одного на другого сам мир. Природа. Сущее. Заметьте, о Богах и прочих прихлебателях, я не сказал ни слова.
- Прихлебателях? - заинтересовался шут, доедающий свой ужин.
- А ты думаешь кто они?
- Высшие существа.
- Вот именно что существа, а высшие или нет, это еще как посмотреть. Лжецы, прихлебатели, энергетические паразиты.
- Звучит просто мерзко.
- Вот-вот. По сути своей, все они лишь существа, проникшие в наш мир из других миров более развитых либо магически, либо технически, и поэтому способные на нечто большее, чем люди и нелюди, обитающие в нашем мире. Вот и все.
- А как они к нам попадают? - спросила Роксолана.
- По-разному.
- А драконы и запечатления? - напомнил об основной теме разговора Веровек.
- Так вот, только наш мир решает, кого на кого запечатлеть. Но, как известно, мир и природа непостоянны. Смена времен года, погода, лунные циклы и прочее, прочее, прочее. Поэтому-то если дракон родился, к примеру, осенью, то его может запечатлеть на одного человека, зимой на другого, в дождь, град, яркое солнце на третьего, десятого, пятидесятого.
- Но разве не судьбой обеспечивается появление того или иного человека в нужном месте в нужное время? - тихо поинтересовался шут, похоже, уже медленно, но верно, начиная клевать носом.
- Если безотносительно к драконам, то да, судьбой.
- А если относительно?
- Драконы вне судьбы. На них не распространяются её законы. И даже самый талантливый провидец или оракул, и ни один из так называемых богов, не сможет предсказать судьбу дракона и человека, запечатленного на него. Поэтому-то с Драконьим Королевством и не воюют уже много-много лет. Боятся ошибиться. Даже маги Верлиньи, королевства, граничащего с нами с юга, - для Дирлин не разбирающейся в человеческой карте мира, пояснил Ставрас, - которые сообща могли бы скрутить не один десяток драконов, если бы были уверены, что смогут просчитать каждый наш шаг. Но они прекрасно знают, что не смогут. Уже научены горьким опытом. Теперь убедил я вас или как?
- Знаешь, - отозвался за всех шут, уютно устроивший голову у него на плече, не взирая на возмущенный взгляд Веровека и восторженные обеих девчонок, - у меня до сих пор в голове не укладывается, - и сладко зевнул.
- Уложить? - хитро улыбнулся ему в волосы Ставрас, слегка повернув голову.
- Нет уж, спасибо, я как-нибудь сам.
- Ну, как знаешь.
- Ставрас?
- Да?
- А Радужный Дракон? - взволнованно спросил Веровек.
- А что с ним? - повернулся к нему лекарь.
- Он может выбирать сам или тоже зависит от места и времени?
- А почем я знаю?
- Но ты же лекарь и знаешь о драконах куда больше любого человека и, кажется, даже дракона, - покосившись на притихшую Дирлин, убежденно произнес он.
- Даже если знаю, не скажу.
- Но…
- И никаких но, укладывайтесь, давайте. И тебя, Шельм, это тоже касается.
- А я что, я ничего, - душераздирающе зевая, отозвался тот. Поднял тяжелую голову с его плеча и вынул из кулона одеяло.
Роксолана одобрительно присвистнула и поплелась на одеяло к Дирлин. Веровек улегся рядом с ними под своим отдельным одеялом, а Шельм со Ставрасом с другой стороны костра. Лекарь уже привычным жестом подгреб сонного шута к себе, обнимая и зарываясь лицом ему в волосы. И правдоподобно сделал вид, что заснул. Шут теперь уже даже не помышлял возмущаться на его самоуправство, напротив, поймал себя на том, что принимает такие вот совместные ночевки, как нечто само собой разумеющееся. И, если раньше он был категорически против такого вот своего положения, в качестве личной постельной грелки при Драконьем Лекаре, то теперь ему стало глубоко плевать на все предрассудки. Со Ставрасом ему было тепло и уютно, и он уже давно ничего не хотел менять в сложившихся у них отношениях.
Словно расслышав его мысли, Ставрас фыркнул ему в волосы и привлек к себе еще ближе. Ему хотелось бы бросить все, подняться и отправиться на встречу с ветром, так не вовремя запустившем в волосы свою воздушную пятерню, но он не мог оставить этих детей. Хотя, наверное, в другое время, все же решился бы не надолго переложить ответственность за них на Шелеста. Но Шельм, мерно сопящий под боком все еще не до конца оправился, да и не спал еще, поэтому он остался лежать. А потом шут неожиданно перевернулся в его руках, и уткнулся лицом ему в грудь.
- Ставрас? - не громче дыхания позвал он.
- Знаешь, на этот раз сплю я.
- А кто тебе вообще нравится?
- Хм?
- Ну, я имею в виду, тебе люди вообще нравились когда-нибудь?
- Нравились, но в том смысле, о котором ты говоришь, лишь однажды.
- Давно?
- Очень.
- Ясно.
- И чего это ты заинтересовался?
- Просто подумал, что такой, как ты, сейчас уже вряд ли сможет заинтересоваться человеком.
- Почему?
- Опыт, прожитые годы…
- Угу, ты еще скажи ранняя импотенция.
- Ну, знаешь, в это я уж точно никогда не поверю.
- О, неужели, так веришь в мою мужскую силу?
- Конечно, верю, - выдохнул ему в грудь шут, поднял голову и посмотрел в глаза. - Так кто тебе больше нравится, девушки или мужчины?
- Я же сказал, что мне когда-то нравился лишь один человек.
- А драконы?
- Девушки.
- А тот человек?
- Был мужчиной. Но это был единичный случай в моей практике.
- Ясно.
- Хочешь стать вторым?
- Я никогда не интересовался мужчинами, честно.
- А мной?
- Тобой трудно не интересоваться, - честно признался шут и, снова уткнувшись лицом ему в грудь, закрыл глаза. - А когда мы пойдем в город?
- Под утро. Не волнуйся, мы начнем путешествие по цыганским снам уже со знакомой тебе Вересковой Пустоши.
- Я и не волнуюсь. Просто хочу убедиться, что бы не забудешь меня с собой взять.
- Куда я теперь без тебя? Спи.
9.
И снова вереск повсюду. Все тот же шорох, так похожий на далекий шепот.
Все те же холмы. Но не сумеречное утро. Закат. Кровавый как жуткое предзнаменование будущей неудачи. Для кого? Для них или для врагов?
Шельму хотелось верить, что в этот раз удача не обойдет их стороной.
- Ставрас, - позвал он.
- Да, - отозвался тот со спины.
Шут не обернулся:
- Скажи, а над тобой… она властна над тобой?
- Судьба?
Шельм кивнул.
- Нет.
- Ясно. Но надо мной-то властна.
- Не беспокойся, - его предплечья сжали теплые даже через ткань рубашки руки. - Насчет тебя я побеседую с ней отдельно.
- Как мы проникнем в город?
- Сквозь сон.
- Так в путь?
- Да. Поспешим. С рассветом моя магия в мире снов ослабеет, а нам с тобой еще обратно возвращаться.
Ром Берлуч спал сном честного человека. То есть, сладко и без сновидений. Ровно до того момента как его сознание, пребывающее в мире снов на самой поверхности, попалось под руку одному небезызвестному лекарю. Во сне доверенному лицу баро явились двое. Прекрасный юноша и зрелый муж.
- Кто вы?
- Смерть твоя! - возвестил голубоволосый юнец, сделав страшные глаза, за что и получил увесистый подзатыльник от старшего товарища.
- Извините, мы проездом, - бросил тот в ответ на ошалелый взгляд цыгана. Беспардонно подцепил спутника за шкирку и шагнул вместе с ним в разверзшуюся у них под ногами дыру. И уже из гулкой глубины добавил: - А вы спите, уважаемый. Спите.
Ром пожал плечами и последовал дельному совету. Поутру о странных посетителях он и не вспомнил. Действительно, часто ли вы помните тех, кого увидели во сне лишь проездом?
Они оказались в небольшой, уютной спальне, на кровати мирно посапывал хозяин корзиночного дома, как порой называли в Драконьей Стране жилые постройки Дабен-Дабена.
"Цыганский город как корзинка, легко сплести, легко расплести вновь…", как сказал один талантливый стратег прошлого, объясняя свое поражение. Цыгане всегда считались кочевым народом, и не зря. Их вольный город был так же подвижен, как весь народ, нигде не задерживаясь подолгу, так и кочуя по карте. Когда-то его пытались завоевать, но цыгане легко снимались с насиженных мест и, что немаловажно, везде имели свои уши. Пока тяжеловооруженная армия неприятеля ползла к городу, они переносили его, причем так быстро, что к приходу вражеских войск на том месте, где крестиком был отмечен процветающий торговый город, не оставалось ничего. Кроме брошенных временных построек, например, таких как конюшни, и опустевших пастбищ, вытоптанных табунами великолепных цыганских коней. Конечно, можно было бы попытаться преследовать обозы, но они легко разделялись, теряясь на обширной карте необжитых земель. А через какое-то время, за много лиг от прежнего места, вырастал новый Цыганский Город с тем же названием, "Дабен-Дабен".
- Ты что, застыл? - шепнул ему Ставрас, утягивая за собой из комнаты.
- Просто задумался, - повинился Шельм. - Смог бы я всю жизнь жить на чемоданах?
- Хм… знаешь, я бы точно не смог.
- Поэтому прочно обосновался в столице?
- Не совсем. Но поэтому тоже.
Город встретил их тишиной и запустением, что само по себе было странно. Цыгане так же считались ночным народом, поэтому Шельм, впрочем, как и Ставрас, ожидали увидеть несколько иную картину цыганской ночи. Шут поежился. От лекаря это не укрылось.
- Что-нибудь чувствуешь?
- Пока лишь то, что как-то неестественно тихо.
- Ты прав. Идем, - бросил Ставрас и пошел в сторону выхода с подворья цыгана, ставшего для них проводником по дороге снов.
- Ставрас, - легко подстраиваясь под его шаг, полушепотом осведомился Шельм, - а это нормально, что я чувствую себя материальным?
- Конечно, а в чем дело?
- И не ощущаю, что сплю.
- Шельм, считай, мы просто прошли через необычный портал, чтобы проникнуть в город незамеченными.
- То есть, мы переместились вместе с телами?
- Конечно. Причем, начиная с Вересковой пустоши. А во сне того цыгана мы оказались лишь затем, чтобы дождаться, когда за нами последуют наши тела. Теперь понятно?
- Более чем, - отозвался Шельм и мгновенно извлек из магического кулона свой необычный меч, закрепив ножны с ним за спиной.
Ставрас последовал его примеру, но на этот раз вместо двуручного меча в его руках материализовались два парных клинка, которые он тоже убрал за спину.
Шельм восхищенно присвистнул.
- Что же ты со мной не на них спарринговался?
- Пощадил твое самолюбие.
- Зря.
- Теперь знаю.
- Значит, как-нибудь…
- В следующий раз, - отрезал лекарь.
- Да, иду я, иду, - проворчал шут.
- Вот и не отставай. Не нравится мне это сонное царство.
- Ни тебе одному. Кстати, я слышал, что все баро равноправны. Где будем искать паршивую овцу?
- Начнем с баронессы.
- Почему с неё?
- Хочу точно знать, есть ли, куда возвращаться нашим девочкам.
- Она её дочь?
- Да.
- Это радует.
- Чем же?
- Ну, Дабен-Дабен окончательно и бесповоротно обосновался в Драконьей Стране на вечное поселение, лишь после того как Палтус Первый благословил брак одного из баро и своей старшей дочери. Так что, если Веровек сватов засылать надумает, мезальянсом это точно не назовут, скорее, уже традицией.
- Думаешь, у него к ней может возникнуть что-то серьезное? Не рановато ли сватов вспоминать?
- Думаю, она быстро подтолкнет его к простой мысли, что все серьезно и еще как.
- Зачем бы ей это? Кстати, Веровек своего настоящего имени ей не сказал, назвавшись просто Веком.
- Молодец, братец, соображает. То-то я думаю, чего он весь вечер на меня косился? Оказывается, боялся, что сболтну чего лишнего.
- Ага, как же. По-моему, он просто пытался убедить тебя блюсти хотя бы относительную нравственность.
- Вау! А относительную, это как?
- А это как у нас с тобой. Ты домогаешься, я пока позволяю тебе это делать. Ровно до того момента, когда начинаю приставать к тебе сам. Не сказал бы, что это для меня привычное дело, зато позволяет хоть ненадолго увидеть тебя настоящим, а не очередную маску.
- А зачем я тебе настоящий понадобился? - прищурился шут.
- Любить долго и страстно до полной потери вменяемости.
- Твоей или моей?
- Обоих.
- Вау! Я уже хочу быть отлюбленным! - воскликнул шут, сверкая неподдельным восторгом в коварных глазах.
- Ага. Как же, - хмыкнул Ставрас и отвесил ему второй за сегодня подзатыльник. - Опять будешь убеждать меня, что предпочитаешь девушек? А от Дирлин шарахнулся, как от огня.
- Я просто был не в форме!
- Тогда мог бы просто сказать, что устал, а не приплетать меня.
- И вообще, зоофилией не страдаю.
- Что?
- Ну, она же все-таки дракон.
- То есть, по-твоему, драконы тоже, что зверье неразумное?
- Ну… - начал Шельм, но вовремя прикусил язык. Некоторое время шли молча. - Извини, я просто не подумал, - признал свою неправоту шут.
- А, по-моему, очень даже подумал.
- Я не хотел обидеть ни тебя, ни их.
- Но обидел.
- Прости.
Шельму на самом деле было стыдно за себя, у него даже щеки порозовели, и он меньше всего ожидал от Ставраса маленькой подлости именно сейчас.
- Поцелуешь, прощу, - с непроницаемым каменным лицом выдал тот, вволю полюбовавшись на поначалу вытянувшуюся мордашку шута.
- Ставрас! - праведно возмутился Шельм, словно белошвейка, уличенная в чем-то ужасно непристойном.
- Что Ставрас?
- Ты дурачишься!
- Нет. Просто учу одного безразумного мальчишку уму разуму.
- И что же, мне прикажешь тебя прямо здесь целовать?
- Зачем же? Я вполне дотерплю до более безопасного места. К тому же, давно пора заняться искоренением ханжества некоторых королевских особ огнем и мечом, а в нашем случае поцелуем и подзатыльником. Пусть смотрит и учится.
- Ты же это несерьезно, - недоверчиво протянул Шельм.
- Ошибаешься. Я серьезен, как никогда. Будешь знать, как драконов, так еще бронзовых, с собачонками там всякими и кошаками сравнивать, ну или хомячками. Да и чего ты так переволновался-то? Подумаешь, поцелуй. Думаю, в глазах девчонок, а уж Веровека тем более, нам с тобой ниже падать уже некуда.
- А вдруг понравится? - спросил шут, глядя в звездное небо.
- Кому, тебе или мне?
- Если обоим, куда ни шло. А если мне одному, совсем гиблое дело
- Это почему же?
- Ты же только драконами интересуешься, - с философским видом, словно обсуждал нечто ни важнее погоды, пожал плечами шут.
- Не только, - разочаровал его лекарь, краем глаза внимательно следя за лицом голубоволосого мальчишки, вышагивающего рядом с ним. Но тот ничем не выдавал свои истинные чувства по отношению ко всему сказанному. Ставрас добавил чуть тише: - В моей жизни был и человек.
- Любовник?
- Нет.
- Вот видишь.
- Вижу, что мы пришли.
Они стояли у добротно сколоченных ворот, за которыми не наблюдалось ни единой живой души. Конечно, цыгане жили обособленной общностью и всевозможные преступления в их кругу строго карались. Но никто и не говорил о стороже или страже, во дворе, куда они свободно прошли, на них не тявкнул ни единый бобик. Хотя обычно у цыган на подворьях всегда имелись сторожевые псы.
- Не нравится мне это, - пробормотал Ставрас почти про себя, крадучись пересекая словно, вымерший двор.
- И правильно, - отозвался идущий за ним след в след Шельм. - Здесь разит магией, чувствуешь?
- Нет, но догадываюсь.
- Не чувствуешь? - удивился шут.
- Ночью мое восприятие несколько смещается, - отозвался Ставрас и, проскользнув мимо крыльца, обошел хозяйский дом сбоку. Ни в одном из окон свет не горел.
- Они все на втором этаже, - неожиданно прервал его раздумья голос шута, подкравшегося к нему совсем близко.
- Чувствуешь?
- Слышу.
- Они говорят?
- Нет. Но, думаю, стоит взглянуть поближе.
- И как ты предлагаешь туда взобраться? - поинтересовался Ставрас, разглядывая нижнюю часть дома, выполненную в виде корзиночного плетения, но гладкого и без выступов.
- Подсади меня, - скомандовал шут и легко подтолкнул Ставраса к стене.
Лекарь подчинился. Уперся руками и ногами, и шут легко взлетел ему на плечи, схватился за какой-то верхний выступ, и подтянулся, замирая на небольшом козырьке крыши первого яруса дома, выполненном все в том же корзиночном виде. Все же эти волшебные цыганские корзинки, когда так близко, поражали воображение, и как только они умудрялись в них переживать зимние холода? Хотя зная, как они трансформировались в повозки, можно было бы предположить, что и тут не обошлось без особой цыганской магии.
Глянув на топтавшегося снизу Ставраса, шут лег на крышу животом и протянул руку. Ригулти легко подпрыгнул и ухватился за нее. Шельм напряг все мышцы, стиснул зубы, и все же втянул его к себе. Вместе они прокрались к заинтересовавшему их окну и замерли, прислушиваясь.