- А нечего зариться на спину еще не виденного ни разу наяву дракона, - весело заключил лекарь, и слегка сжал бока Шелеста пятками, намекая, что можно пробежаться чуть побыстрее, что тот с радостью и исполнил.
Так что, обижаться и релаксировать Веровеку резко стало некогда, пришлось поспевать за умчавшимися вперед спутниками.
Они остановились на привал чуть позже полудня, притом что Шелест, что Ставрас с Шельмом могли бы скакать и дальше, а вот конь Веровека, да и он сам, уже запыхались.
Лекарь притормозил коня, выехав к небольшому озеру, и спешился на берегу. За ним на землю спрыгнул Шельм, и сам, без отдельных указаний лекаря, принялся расседлывать Шелеста, с которым, кажется, уже сроднился. Тот в свою очередь не возражал и смотрел с одобрением. Веровек тоже спешился, правда, не так легко и изящно, как Ставрас и Шельм, все же лишний вес в таких делах не лучший помощник, зато, глядя на шута, тоже без понуканий со стороны лекаря начал расседлывать своего коня.
Ригулти посмотрел на них, посмотрел, а потом ехидно так поинтересовался:
- Вы что же думаете, что это уже привал на ночь?
- Нет, конечно, - отозвался шут, пожав плечами. Королевич замер, не до конца стянув седло со спины коня.
- Тогда, зачем расседлываете? Им еще скакать и скакать, - припечатал он, но Шельм посмотрел на напрягшиеся плечи Веровека и весело объявил:
- Не раньше, чем я их искупаю.
- А если я скажу, что раньше?
- Шелест, Солнышко, скажи своему извергу, что ты хочешь со мной купаться. Ну, ведь, правда, хочешь, признай!
Тот покосился на хозяина и тоненько, противненько, заржал. Ставрас хмыкнул и махнул рукой: уж перед кем, кем, а перед своим боевым конем он лицом в грязь упасть точно не хотел, и, зная шута, тот непременно подстроил бы ему какую-нибудь гадость, если бы он отказал ему сейчас. Да и прав Шельм, освежиться было бы очень кстати.
Шельм купался, весело хохоча и чистя коней специальным скребком, который извлек из всего того же походного кулона. Ставрас, уже искупавшийся, стоял на берегу, подставляя влажное после купания тело благосклонному солнцу, и с каким-то непонятным себе самому удовольствием наблюдал за голубоволосым мальчишкой, резвящимся в воде вместе с довольными до нельзя конями. Рядом с ним на траве развалился королевич, тоже смотревший на шута, не обращающего ни на кого внимания кроме, разве что, своих ненаглядных четвероногих.
- Я всегда завидовал ему, - неожиданно произнес Веровек тихо-тихо, но Ставрас услышал. - До четырнадцати лет жил спокойно, читал книги о подвигах, втихаря от маменьки учился махать деревянным мечом под присмотром начальника дворцовой стражи, воображая себя великим воителем, а потом появился он и перевернул весь мой тихий мир с ног на голову. Я восхищался им, смелым, решительным, свободным. Он в пятнадцать знал и умел столько, сколько я до сих пор не знаю и не умею. Но я хотел научиться, а маменька сказала, что не к лицу мне общаться со всяким отребьем без рода и племени, и взялась за меня всерьез, когда вместе с ним застукала…
- Как же она тебя в этот раз отпустила?
- А она не отпускала. Мы с отцом, как заговорщики, отправили к тебе шута в самый последний момент, когда все уже собрано было, и когда маменька в церковь пошла, поклониться Крылатому Богу с Драконьим Лицом.
- И что же, были так уверены, что соглашусь?
- Отец сомневался, а я был уверен, что Шельм тебя убедит.
- Хм… убедил, не спорю. Но, знаешь, он сам был против этого путешествия.
- Потому что я его так достал, да? - опустив голову в землю, пробормотал королевич. (?)
- Нет. Потому что считает, что ты не достоин Радужного Дракона.
- Можно подумать, я этого не знаю.
- Знаешь? Тогда, за что мне король платит самоцветами? - уже догадываясь за что, спросил лекарь. В озере катался на спине Шелеста хохочущий в голос обнаженный шут, и ему явно было глубоко плевать на то, о чем его спутники разговаривают на берегу.
- Хочет, чтобы ты сделал из меня мужчину, достойного его трона, - прошептал королевич и поднялся с земли, спеша спрятать свое обсохшее тучное тело под одеждой.
Ставрас окинул его оценивающим взглядом, и решил, что просто не имеет права не отработать горсти драгоценных камней, выданных ему королем авансом в полном объеме.
Когда Шельм вместе с конями выбрался на берег, то с изумлением застал спутников с мечами в руках, причем, откуда Ставрас извлек свой для Веровека, было непонятно, ведь меч королевича остался вместе со всей его поклажей, сброшенной второй лошадью в столице. Но, похоже, и у лекаря имелось нечто наподобие походного кулона шута.
Ставрас походу учебного боя делал замечания, легко уворачиваясь от неуверенных и робких замахов королевича, но было видно, что доволен тем, что тот все же не потерял навыки, привитые еще в детстве.
Шельм понаблюдал за ними какое-то время, но ехидных замечаний, так и просящихся на язык, отпускать не стал. А потом, обсохнув, отошел в сторонку седлать коней, за одно соорудив нехитрый перекус бутербродами с салом на всех. Не зря же, они у радушного барона пополняли запасы. Не к месту вспомнилась ведьма с сыночком, и Шельм поймал себя на мысли, что так и не выяснил у Ставраса, что они с бароном с ними сделали, ведь за завтраком обоих не было видно. Стало любопытно, но отвлекать лекаря и королевича от поединка он не стал. Положил их долю на небольшую тряпицу, вышитую цветами и драконами, расстеленную прямо на траве, быстренько дожевал свой кусок хлеба с салом и отошел чуть поодаль от места стоянки, чтобы не слышать звона, то и дело скрещивающихся мечей.
Там и нашел его Ставрас: сидящим на небольшом выступе у воды, и облокотившимся на выступающие над землей корни старой, плакучей ивы.
- Вы закончили? - услышав его шаги и не поворачивая головы, спросил шут.
- Да, - немногословно отозвался лекарь, облокотившись на ствол дерева сбоку от сидящего в корнях шута.
- Ставрас, - не спеша подниматься и возвращаться на место их привала, позвал Шельм.
- Да?
- Почему только бронзовые?
Лекарь вздохнул, но не стал делать вид, что не понял его.
- Потому что лучший способ мимикрировать, не привлечь к себе внимания, затеряться среди величественно-прекрасных сородичей. Среди людей, да и других рас, всегда ценились Золотые, по цвету благороднейшего из металлов. Белые, их еще называют Жемчужными, за дивную чешую, переливающуюся на солнце перламутром. Черных, люди, отчего то считают самыми свирепыми, злыми и страшными, и уважительно смотрят на тех, кому удалось заполучить запечатление от черного дракона. Зеленые, они же Изумрудные, Голубые, они же Сапфировые, Красные, они же Рубиновые, даже Серые, они же Серебристые, и так далее. Все они поражают воображение и стойко ассоциируются у людей с драгоценностями и прочими прекрасными вещицами, сотворенными из камней и благородных металлов. А бронза всего лишь бронза, даже благородным металлом её не назовешь. Вот и не знает никто, кроме редких счастливчиков, кому бронзовые драконы сами свою тайну открывают, что они тоже могут быть людьми, по крайней мере, внешне могут.
- А внутренне?
- Смотря, что ты под этим понимаешь.
- Они могут любить?
- Человека?
- Да.
- Знаешь, мальчик, - странным, покровительственным тоном обронил Ставрас, но Шельм не обиделся, напротив, прислушался. - Любовь - такое сложное, многоплановое чувство, и такое разное, особенно, у существ, принадлежащих к разным видам…
- Так могут или нет?
- Могут.
- А у Радужного…
- Нам пора, Веровек там, наверное, уже собрался, - непривычно мягко произнес Ставрас и пошел в сторону стоянки.
Шуту ничего не оставалось, как пойти вслед за ним. Но свой вопрос он не забыл. Если бронзовые драконы, пусть и единственные из всех, имеют человеческое воплощение, то имеет ли его Радужный Дракон, соединяющий в себе все оттенки и цвета, даже бронзовый? Шут поставил себе мысленную зарубку в памяти подкараулить Ставраса в таком же благостном расположении духа, в котором тот прибывал только что рядом с ним под ивой, и непременно, как следует, расспросить его. Не то чтобы Шельму было так уж принципиально это знать, но он не соврал: в его сне Радужный Дракон, действительно показался ему ехидной заразой, поэтому ему безумно захотелось узнать о нем побольше, хоть раньше и не испытывал потребности в этом, а вот сейчас испытал.
Под вечер и Шельм, и Веровек были так вымотаны, что их хватило лишь на то, чтобы расседлать коней. Даже ужин на всех пришлось готовить Ставрасу. Тот, конечно, посопел возмущенно, покидал на обоих парней уничижительные взгляды, но обнаружив в их глазах одно желание на двоих, отрубиться прямо здесь и сейчас, и можно даже без ужина, смирился со своей участью няньки при этих двух мальцах и накормил вкуснейшей кашей со свиными шкварками.
Шельм уснул почти сразу, как только его голова коснулась подушки, благо её он всегда таскал с собой в кулоне. Веровек тоже последовал за ним. И лишь Ставрас долго возился с седельными сумками Шелеста, пока не закончил и не пришел под бок к уже мирно посапывающему шуту, который ни то что не проснулся, когда он обнял его со спины, а напротив весь вжался в него, от затылка до коленок, привычно и неосознанно требуя свою толику тепла. Лекарь усмехнулся, зарывшись лицом в его голубые волосы, кажущиеся в темноте такими же серыми, как все вокруг, и решил, что давно пора кое-что проверить, а то что-то он сам уже начал входить во вкус этих их с Шельмом игр в "милого" и "дорогого".
Шельму снилась жгучая брюнетка, отчаянно строящая ему глазки и манящая за собой. Он, не будь дураком, и шел, пока они не оказались в какой-то странной комнате, убранство которой интересовало его меньше всего. А вот чуть ли не выпадающая из платья передняя "харизма" его новой знакомой, не просто привлекала внимание, но и буквально просилась убедиться в ее подлинности на ощупь. Что он и сделал, протянув руку и столкнувшись со светло-карими, почти желтыми глазами с ехидными искорками по ободку зрачков. Это же надо, какая засада!.. Даже во сне ему Ставрас всю малину испортил. Красотка исчезла в неизвестном направлении, зато на пуховой перине, как ни в чем не бывало, развалился Драконий Лекарь, недвусмысленно осматривая его с ног до головы. Шут поежился под этим его взглядом. Подходящие шутки и колкости на язык все не приходили, он мялся, не зная, что сказать, пока не почувствовал, как невидимая рука скользит у него под одеждой. Не то, чтобы это было неприятно, вовсе нет, просто как-то странно, тем более, что во сне все тот же лекарь просто смотрел на него, не прикасаясь. Тогда кто, скажите на милость, расстегивает ему рубашку, а?
- Став… рас… ммм…
- Скажи, ты за ужином не наелся, решил меня на десерт схарчить? - слизывая с прокушенной губы кровь, полюбопытствовал лекарь, нависая над проснувшимся шутом сверху.
- Нет! - запротестовал тот, но где-то совсем рядом всхрапнул Веровек, и шут прикусил язык, вовремя вспомнив, что орать не стоит.
- Тогда в чем дело? - настойчиво полюбопытствовал лекарь.
- Что твоя рука делает у меня за пазухой? - осведомился шут сдавленным полушепотом, грозно сверкая глазами. Правда, на заспанной мордашке это, честно признаться, смотрелось не очень, но Ставрас не спешил сказать ему об этом.
- Любопытствует, - невозмутимо обронил лекарь.
- И как?
- Пока всем довольна, тепло, мягонько и есть за что ухватиться.
- Хватит!
- Почему?
- Да, пусти же! - попытавшись самостоятельно избавиться от его конечности в непосредственной близости от живота и того, что ниже, выдохнул Шельм возмущенно.
- Нет. Лежи смирно, а я продолжу, - с улыбкой заявил Ставрас, внимательно наблюдая за ним. - Или напомнить, что ты сам этого страстно желал, Ландышфуки?
- Но не при королевиче же! - нашелся шут, впиваясь пальцами в его запястье.
Лекарь долго смотрел на его даже в темноте заметно раскрасневшееся лицо, а потом все же примирительно произнес:
- Ты прав, - убрал руку, поднялся и потянул Шельма за собой.
- Куда ты меня ведешь? - плетясь за ним, поинтересовался тот, судорожно соображая, что будет делать, если Ставрас продолжит свои приставания.
- Как куда? - притворно изумился лекарь. - В кустики, конечно. Где еще двое мужчин могут всякими непристойностями заняться?
- Не буду я с тобой этим заниматься! - не выдержав, вскричал шут и тут же оказался притиснут к шершавой коре ствола исполинского дерева.
Ставрас уперся ладонями по обе стороны от его лица и выдохнул, склонившись к губам и не отрывая взгляда от затравленных глаз нахального мальчишки.
- Это почему же? - с легкой угрозой в голосе, спросил он.
Шут отвернулся. Не долго думая, Ставрас склонился еще ниже и заскользил губами по его напряженной шее, на которой отчаянно билась жилка, отмеряя бешеный пульс.
- Боишься, что сделаю больно? - предположил лекарь, щекоча дыханием мгновенно покрывшуюся мурашками кожу, и не переставая целовать его в шею.
Шельм медленно поднял руки и вцепился в его предплечья. До синяков.
- Я буду нежен, - даже не заметив этого, продолжил увещевать Ставрас.
Шут шумно глотнул и все же вытолкнул из сдавленного шоком горла:
- Я… я не сплю с мужчинами.
- Что? - не отрывая губ от его волнующе нежной кожи, уточнил Ставрас.
- Совсем. Мне нравятся женщины, - продолжил каяться загнанный в угол шут. - Даже сейчас мне снилась пышногрудая красотка, пока ты приставать ко мне не начал.
- Тогда зачем ты первым начал приставать ко мне?
- Достали. Они все меня достали. Я же не виноват, что барышни предпочитают меня этим напомаженным маркизам, виконтам и всем прочим. Вот и в тот раз, я девушку у баронета одного увел, а он на меня с кулаками полез. А я же шут, мне не положено на дуэлях драться. В смысле на мечах, а только в словесных баталиях, вот я и подшутил над ним. А он в отместку слух пустил, что я по мужикам специализируюсь.
- И?
- А мне-то что? Мало ли, вокруг меня слухов. Дураком был. Потому что уже через неделю ко мне всякие извращенцы повадились подкатываться. И, понимаешь, я бы мог им всем руки выкручивать, когда они меня лапали, челюсти сворачивать, когда целоваться лезли. Даже ноги ломать, когда они меня увезти куда-нибудь пытались. Но, какой тогда из меня шут?
- Действительно. Не шут, а какой-то мордоворот получается, - согласился Ставрас.
- Вот я и придумал изящный выход из положения.
- Это ты обо мне? - наконец, перестав, нервировать и без того напряженного Шельма своими губами в непосредственной близости от кожи, поднял голову Ставрас, и всмотрелся в его лицо.
Шут кивнул и отвел глаза. Помолчали. А потом Шельм тихо прошептал:
- Прости. Я же знал, что к тебе они не сунутся.
- А то, что я сам к тебе сунуться могу, ты не подумал?
- А разве ты суешься? - вскинул на него глаза тот.
- А разве нет? - снова начав медленно склоняться к нему, улыбнулся Ставрас.
- Прекрати, - устало бросил Шельм. - Ты же получил, что хотел. Может быть, хватит издеваться? Завтра тяжелый день, между прочим, а так мы с тобой оба не выспимся.
- И что же, по-твоему, я получил? - поинтересовался лекарь, замирая.
- Мое признание, - пожал плечами шут и опустил руки вдоль тела.
- Уверен, что мне было нужно именно оно?
- Уверен, - кивнул тот убежденно.
Лекарь не стал спорить. Отступил.
- А не побоишься теперь спать со мной под одним одеялом? - полюбопытствовал Ставрас, когда они уже возвращались к месту стоянки.
- Ну, что ты милый, - проворковал повеселевший шут из-за его спины. - Как я могу отказаться от сильного, мускулистого и, что не маловажно, теплого тела у меня за спиной?
- Так же, как отказался от моих поцелуев, - хмыкнул Ставрас.
- Не сравнивай, дорогой. Поцелуи - это не обязательный пункт программы.
- Ой, ли?
- Да, ладно, если тебе принципиально, могу свое одеяло достать, - сдался шут.
- Так, ты же им с Веровеком поделился.
- А у меня еще есть.
- И ты молчал?
- Ну, мне, действительно, с тобой спокойней и теплее.
- Уверен?
- Да.
- Тогда ложись.
- Есть, командир!
- И не паясничай, - потребовал Ставрас, снова обнимая улегшегося шута со спины.
- Не буду, - смилостивился тот, и добавил: - Ставрас?
- М?
- А ты расскажешь о запечатлении?
- Прямо сейчас?
- Нет. Завтра.
- Вот завтра и спросишь.
- Спрошу.
7.
С утра Ставрас поднял их ни свет, ни заря, объявив, что каждое утро теперь будет начинаться с тренировки. Шут повозмущался, но принял решение лекаря, Веровек же промолчал и, даже не позавтракав, взялся за меч, что вызвало нездоровые подозрения Шельма, о чем тот не преминул сказать, когда они трое оказались в седлах.
- Ставрас, а Ставрас, - громким шепотом протянул Ландышфуки, повернувшись к нему через плечо.
- Хм?
- А чем ты с королевичем без меня занимался?
- Мечом владеть учил? - бесхитростно отозвался тот, несколько расслабившись и потеряв бдительность после ночного выяснения отношений.
- И все? Или ты его им так основательно по башке приложил, что он теперь тих, как мышь, прикрученная кошкой к ракете фейерверка?
- Ну, у тебя и ассоциации, - проворчал Ставрас и добавил: - Чем, по-твоему, я мог с ним заниматься, пока ты там под ивой релаксировал?
- Как чем? - притворно изумился шут. - Изменять мне, конечно. - Полюбовался на вытянувшиеся лица, как королевича, ехавшего слева от них, так и Ставраса за спиной, и, закрепляя результат, произнес с проникновенным, тяжким вздохом: - Я так ревную. Вот что ты в нем только нашел, сам же еще недавно Боровком кликал.
- Так, - прорычал Ставрас ему на ухо, но продолжить не успел.
- Не впутывайте меня в свои дела! - вскричал Веровек, покраснев, как помидор, да и по фактуре (в смысле, общей округлости), не сильно от него отличаясь, и пришпорил коня. Пока Шельм и Ставрас опомнились, и Шелест, вместе с ними замерший в недоумении, снова сделал шаг по дороге, королевич ускакал от них довольно далеко.
- На дураков не обижаются! - прокричал шут ему вслед, но Веровек, оскорбленный до глубины души, даже не обернулся.
- Вот, если бы ты на самом деле дураком был, может, и не обиделся бы, - пробормотал Ставрас. - А с тобой никаких нервов не хватит.
- Да, ладно тебе, я же пошутил.
- Как видишь, дурацкая шутка.
- Я шут, мне положено… - попытался запротестовать Шельм.
- Что положено? Над друзьями издеваться?
- Он мне не друг.
- Угу. Зато кровный брат и ты с ним носишься, как курица с яйцом.