Я поднял голову и увидел Аффара, висевшего между зубцов стены. Он торчал наружу почти до половины своего коротенького тельца, и мирно улыбался.
- Я выяснил, что водяные часы сломались, и смотритель вывесил красный флаг на десять минут раньше, чем следовало. - Он трагически изломал брови и покачал головой. - Я нижайше прошу прощения за эту ошибку, и надеюсь, что смогу искупить когда-нибудь свою вину. Была допущена прискорбная халатность. Каюсь, каюсь…
Повисла странная, приторная пауза.
Не дождавшись от меня положенного в такой ситуации вежливого ответа, Глава Кафедры раздраженно прикрикнул:
- Джок, я уже сказал вам все, что следовало. Не изображайте оскорбленного и униженного, это вам не к лицу. Идите обратно, сюда.
Я поднялся с корточек и прищурился на него.
- Скажите, Аффар - как вы забрались наверх?
С такой высоты лица его было толком не разглядеть, но мне показалось, что я увидел намек на немедленное смертоубийство в его глазах. И на то, что оно может произойти прямо здесь, если я не закрою рот.
- Я стою на приставной лестнице. - Со вздохом, больше похожим на рык, признался он. - Теперь вы идете?
- О, да.
Я величаво вплыл в приоткрытые ворота. Как король, возвращающийся с триумфом с войны; как виртуозный актер, сорвавший аплодисменты тысяч людей. С высоко поднятой головой. Стараясь упрятать стыд поглубже. Подумать только, до чего я докатился - жертвую собой ради пьяного полудурка, считающего себя моим другом… И что самое страшное - получаю за это поблажки!
Неделю я не разговаривал с Пухликом; как тот ни унижался, как ни умолял слезно, я хранил ледяное молчание. И даже больше, чем ледяное - кристальное. Стальное.
Ровно неделю. До тех пор, пока не узнал, что водяные часы действительно сломались.
Тогда я обозвал свое отражение в зеркале старым, чванливым идиотом, дал ему по роже и пошел мириться с Пухликом.
Другом.
Мы снова стали общаться, как и раньше, и даже ближе, чем раньше. Он не вспоминал о том случае, когда я спас его от отчисления, а я был благодарен ему за то, что он не обижался на меня за мое дурацкое молчание.
На следующей неделе я сходил в порт, и поспрашивал народ у причалов. Мне сказали, что 'Ласточка' ушла на Острова, откуда родом ее капитан. Когда вернется - неизвестно, ибо была она из судов, живущих удачей, и болталась по Океану и морям, как ей вздумается.
Я, честно говоря, не думал, что мне посчастливится встретиться с этой нарушающей привычное равновесие разумного мира парочкой вновь. Хорошо, что я ошибался.
Но некоторое время все было тихо.
***
Повисли обычные будни, заполненные учебой. Асурро, разузнав уж не знаю, каким способом, о моем приключении в переулке, похвалил меня за успехи. И тоже посоветовал лед на следующий раз. 'Если этот следующий раз будет', - огрызнулся я. Слишком много неприятностей выходило из этих гулянок. Я решил, что больше не буду выходить в город, и Пухлика туда не пущу; но, конечно же, вышло все наоборот. Мик разнылся, что ему не хватает 'общения', хотя, как я подозревал, он стремился в 'Развратную селедку', к своей ненаглядной Зикки. Пришлось отпустить - но сам я ходил приглядывать за ним, чтобы не случалось никаких опозданий. И частенько пользовался моментом - М'моно, управитель борделя, даже хотел занести меня в специальный лист постоянных клиентов, но я отказался. Мик - нет, и его имя, вырисованное красивой вязью, висело на входе, радуя его глаз и смеша мой. Почему я не разрешил вписать меня туда? Кто знает, но меня смущала эта показушность. Знали бы они, сколько мне на самом деле лет, наверное, меня самого приколотили бы к доске на всеобщее почтительное обозрение. Это учитывая мои постельные подвиги.
Я думаю, что именно наша общая с Пухликом привязанность к 'Селедке' и сыграла свою роль в один прекрасный весенний вечер, когда судьба снова свела меня с веселым капитаном и его коком.
Я как раз отдыхал в обществе прелестных девушек, в количестве двух штук - на этот раз мы просто болтали, и пили вино; хотя я не исключал, что чуть позже я отошлю одну из них, а с оставшейся предамся всем возможным удовольствиям. Не то чтобы я не справился бы с двумя, но я придерживаюсь строгого правила: женщина, пускай даже на ночь, пускай даже шлюха, должна быть единственная. Я старомодно рыцарственен, о, да. Пухлик в этот раз со мной не пошел - готовился к трудному экзамену по Траволечению, на который я решил не идти, чтобы не высушить себе мозги окончательно, ибо большей нудятины я в жизни не встречал. И вот, я как раз находился в моменте сладостного и трудного выбора между двумя красавицами, как вдруг мне приспичило отлить. Я пощекотал за ушком милашек и обещал скоро вернуться, а потом, отдернув занавеску, чуть пошатываясь, прошел по коридору мимо комнаты Зикки. Оттуда раздавались голоса, воркование и смех; и я порадовался тому, что Мик сделал выбор в пользу учебы. С него бы сталось устроить прямо тут душераздирающую сцену ревности. Я прибавил шаг, потому что мочевой пузырь ощутимо давил на желудок (или куда там), а идти до сортира, находящегося во дворе, было еще долгонько. Придерживаясь рукой за шероховатую стену, я спустился по винтовой лестнице во внутренний дворик и поплелся к нужнику, отметив при этом, что луна сегодня прелестно тонка, и ее рожки в разрывах облаков навевают меланхолию… Даже размокшая после обильного весеннего дождя земля не испортила моего романтического настроя. Дело дошло бы и до стихов, но тут меня грубо вернули в реальный мир - звуки, раздавшиеся со стены: шорох, шебуршение, приглушенные голоса… Кто-то лез в бордель через стену. Какой черт меня дернул пойти посмотреть - не имею ни малейшего понятия; ведь это вполне мог оказаться незадачливый любовник одной из девочек, не имевший денег, чтобы пройти с парадного входа. Такими занимался Руга, вышибала и эстет. Швыряя этих бедолаг на улицу, он зачитывал им строки из лучших поэтов Пряного Века. Естественно, они не могли оценить столь тонкую поэзию, но я, застав эту сцену, всегда рукоплескал Руге, и ставил для него стаканчик-другой.
Но это были не клиенты. И вот я, прижав на время бедрами нетерпеливое желание поссать, перетек в тень, обратившись в слух, и заметил, что темные фигуры переваливают что-то большое и продолговатое через стену. Труп? Идиотизм, кто же прячет трупы в борделе? Или я чего-то не знаю о М'моно, и он замешан в опасных делах? Я решил подождать: посмотреть, что выйдет.
Вышло совсем неожиданно. Тело (а я был уверен, что в мешке у незнакомцев именно тело) рухнуло со стены, издав приглушенный звук. Парочка свалилась на него секунду спустя, послышалась возня и… знакомое 'н'хагаш'.
На некоторое время я даже забыл о том, куда хотел. Что они здесь делают? Кто в мешке?
И тут на шум из той же двери, откуда пятью минутами назад выковылял я, выскочил М'моно, хозяин 'Развратной Селедки'. Он пронесся небольшой кометой к живописной свалке у стены; воинственно блестела золотая серьга в ухе, ловя на вычурные завитки лунный свет, глаза метали если не молнии, то уж остро заточенные ножи точно.
- Какого демона вы тут делаете? Что? Кто это?!
- Моня, - проникновенно зашептал Шенба своим гипнотическим голосом, - не нервничай! Все в ажуре, точно тебе говорю. Прикрой нас до рассвета, а мы отблагодарим тебя по-царски!
- По-султански, - лекторским тоном поправил его Ганвар, поправляя сползший на глаза тюрбан, - мы ведь не дома, и тут правит не царь, а султан.
- Какой царь? Какой султан? - гадюкой зашипел М'моно, - кто у вас в мешке, я спрашиваю?
- Султан, - хором ответили приятели.
Немая сцена, возникшая после этого, была разбавлена тихим журчанием с моей стороны. Я все-таки не утерпел, а бежать до нужника уже не было смысла.
Все трое дернулись, завертели головами; Ганвар засунул руку под рубаху, и я был уверен, что потянулся он за чем-то небольшим, но очень смертоносным. Прятаться было опасно, поэтому я воскликнул:
- Шенба! Кэп! Погодите немного, я уже почти закончил!
Хозяин борделя дрожащей рукой утер пот со лба и чуть качнулся в сторону. Видимо, представил себе, какие пытки ждут его, если дело раскроется. Потом он взял себя в руки, нагнулся и быстрым кошачьим движением вытянул из-за сапога кинжал. Он наверняка раздумывал о том, чтобы тихо прирезать случайного свидетеля. Но, как всегда, дружба победила все нечистые помыслы. То есть - за меня вступились.
- Ба! Да это старина Джок, гляди-ка, вернулся сюда, чтобы я врезал-таки ему между ног! - радостно зачирикал Шен, а Ганвар просто-напросто подскочил и обнял меня, чуть не раздавив в своих костедробильных объятиях. Хорошо, что я успел завязать штаны.
- Где вы его взяли? - требовательно вклинился между нами М'моно, таким тоном, словно речь шла о мясной вырезке или редком ковре.
- Познакомились несколько месяцев назад в 'Селедке', которая таверна, Шен там устроил такое… - с готовностью начал объяснять капитан, и по тому, как от него разило, я понял - он невероятно пьян. Почти вдрабадан, хотя по речи этого было не заметить.
- Султана! - взрыкнул М'моно.
- Как где? Во дворце, - рассудительно ответил Ган, и легонько пнул мешок ногой, - вернее, рядом с дворцом. Его ежемесячные походы, ну, ты же в курсе.
- Какие походы? - полюбопытствовал я.
- Такое на трезвую голову не обсуждается, - внес разумное предложение Шенба, хватаясь за один конец тюка, - давай-ка, дружище, затащим его внутрь и все хорошенько обмоем… э-э-э… обсудим.
Но М'моно, оскаливший зубы в яростной ухмылке, кинжала не отпустил, и не тронулся с места. Он покачал головой и глухо поинтересовался:
- Вы считаете меня полным шакка? Султан, да еще в мешке - и у меня в борделе? Знаете что, похоже, отпущенное вам количество идиотских поступков вы уже исчерпали…
- Моня, милый друг мой, - заструил речью карлик, - ты все неправильно понял, сам подумай, да и рассчитай… про его исчезновение никто не знает, выкуп можно взять просто громадный, а тут самое тихое место в округе, да к тому же и надежное, я сразу подумал про тебя, и сказал Гану - правда, Ган? - что никому бы я не доверился, кроме своего старого друга, умнейшего Мони… А? Успокоился? Умница. Ну… что стоим, понесли!
Мы взялись за мешок, я и Ганвар - посмеиваясь, а М'моно - задумавшись о Судьбе вообще и своей в частности.
Султана ('Если это действительно он, - подумал я, - а не простой прохожий, принятый моими напившимися приятелями за Солнцеподобного') поместили со всем почтением на ложе в комнате одной из девчонок; она заболела и сюда никто не мог нагрянуть. Положили бережно, но мешка так и не развязали. М'моно, смирившись с неизбежным, предпочел догнать эту невероятную парочку в плане выпитого, и достал четыре кувшина вина. Я махнул рукой в его сторону, показывая, что мне тоже не помешает промочить горло, и повторил свой вопрос:
- Так что там с походами?
- Понимаешь ли, старина, ваш Луноликий мнит себя другом народа. - Ган, как иностранец, имел право на саркастический тон. Он опрокинул в себя полкубка вина и рыгнул со счастливой физиономией. - Он регулярно ходит 'в низы'. То есть - одевается, как нищий, берет с собой какого-нибудь визиря, и шатается ночью по городу, расспрашивая всякую шелупонь, хорошо ли ей живется. Известная своим оптимизмом шелупонь отвечает что да, ей живется просто распрекрасно в этом гребаном мире, состоящем из отбросов, крови, насилия и классового неравенства… султана это очень огорчает, он возвращается во дворец в страшно подавленном состоянии, и скорбит о народе около месяца… Потом все повторяется опять.
- Кэп, ты просто гений! - Заявил карлик, усаживаясь на неподвижный мешок с кувшином вина в лапке, - откуда ты знаешь такие слова? Ну, просто профессор: 'классовое неравенство', твою мать, а я-то думал, что меня мучает по ночам? Подозревал, газы, а это неравенство, демоны его дери!
- От-то! - завершил свою речь Ганвар и присосался к кубку.
У меня возник следующий вопрос:
- Как же вы его застали врасплох?
- Случайно. Шли, горланили песни, упали в грязном переулке. Подошли эти двое, и султан ('да живет он вечно', как вы говорите) обратился к нам с вопросами - как живем, довольны ли… мы и сцапали голубчика. Визирь смылся.
Я потянул себя за нос в глубокой задумчивости.
- А вы точно уверены, что это именно султан?
- Ну… - на лице Ганвара отразилась работа мысли; правда, одурманенной винными парами. Было забавно наблюдать как она путешествует, спотыкаясь, в его голове. Наконец она добралась и до глаз - в них появилось искреннее недоумение, - Ну, а кто же еще? То есть - он же спрашивал нас… Султан, точно так и есть.
Сильно поддавший М'моно вынырнул из-под груды подушек и хихикнул:
- Проверьте его, говорю вам, он не похож. Султану нашему, да продлятся Его дни на земле, шестнадцать лет; он худой, говорят, как вобла, а вы притащили тушу.
Затаив дыхание, мы развязали мешок и сдернули его наполовину. Показались толстые ноги с розовыми пятками, на одной из них висел туфель, расшитый золотой нитью. Человек в мешке не двигался. Мы стащили ткань полностью, открывая лицо - нашим взорам явилась харя, шириной превосходящая даже откормленную физию Аффара. Бледные, желеподобные щеки, нос с горбинкой, утонувший в них, и круглая лысая башка с замысловатой татуировкой на макушке. Шенба, подползший ближе, оттянул веко толстяка, и с умным видом уставился на полу-закатившийся зрачок.
- В отключке, - заключил он, и покачал головой, - я предчувствовал, что нам не обломится, кэп. Но какого кнага этот жирдяй задавал вопросы, когда это должен был делать Султан? Это всем известно, именно султан задает вопросы…
- Может, у Луноликого в этот день горло заболело, - фыркнул я, - а это его любимейший и довереннейший визирь. Вляпались вы, не того взяли.
Ганвар напряженно думал. Хотя мысли его приходилось не так уж трудно: она просто гуляла туда-сюда по накатанному, поменялась лишь конечная сумма.
- За него тоже неплохо дадут… - сказал он, - Причем даже лучше, что это визирь, а не султан. Если б это был ваш Солнце-как-его-там, нас бы, поймав, долго раздирали крючьями, а так просто четвертуют. То есть - НЕ четвертуют, потому что мы будем осторожны и неуловимы, как… как ветер, да, Шен?
- Точно, кэп! - воодушевлено подтвердил карлик.
Но я в эту ночь был сам скептицизм и неверие.
- А вдруг этот бедолага вообще ни при чем? Может, он случайный прохожий?
- Ну уж нет, - оживился М'моно, подбираясь ближе к нам, - я вам точно могу сказать. Видите татуировку? - и он постучал указательным пальцем по черепу толстяка, - Она значит, что он из дворца, их делают только там. И одет он богато, даже роскошно.
Мы усомнились.
- Откуда ты знаешь?
М'моно ухмыльнулся.
- Я когда-то, до того как открыл свой собственный бордель, служил вышибалой в одном из настоящих, богатых, с высокими клиентами…
- Ты? Вышибалой?
Я, не доверяя пьяной памяти, прошелся взглядом по невысокому, щуплому уроженцу восточных пустынь. Надо отдать ему должное: он был жилист, и довольно крепок, но представить его на месте Руги я не мог.
- Да, я. Вовсе необязательно быть здоровущим куском мяса с руками, толщиной с пальму. Тут важно умение и такт. Чего вы ржете?
Мы закатились в хохоте, скорее из-за нервного напряжения этой ночи, выпуская эмоции, чем действительно смеясь над ним. Через секунду он сам присоединился к нам, и мы веселились долго, ровно до того момента, пока толстяк не пошевелился и не издал неопределенный звук.
- Гаш! - выругались на два голоса капитан с карликом и слаженно успокоили царедворца: Шенба стукнул его за ухо кувшином, который так и не выпустил из рук, а Ганвар тут же натянул на татуированную голову мешок. Тело снова обмякло.
- Чуть не засветились, - выдохнул Ган, и покачал пальцем перед носом у Шена, - смотри за ним, мы ведь не хотим, чтобы он знал наши имена и внешность? До сих пор он был в отключке, и я хочу, чтобы он пребывал в ней постоянно, до тех пор, пока мы не передадим его на руки счастливым, но резко обедневшим родственникам. Все ясно?
- Да, кэп! - подскочил карлик, - Светает, кэп!
- Разве?
Мы повернулись к окну; действительно, небо уже поменяло цвет с темно-синего на блекло-серый. Капитан Ганвар и карлик всполошились, туго затянули завязки мешка и потянули его наружу. Мы с М'моно помогали. Вскоре мы трое топтались у задней дверцы в стене, ожидая, пока хозяин попадет трехбородчатым ключом в скважину. Ганвар повернулся ко мне, хлопнул по плечу:
- А ты оставайся, мой скрюченный друг. Мы справимся, дотащили же его сюда… И не спорь, тебе возвращаться в Академию, разучивать новые смертоносные заклинания. - Он усмехнулся.
- Молчи, кочерыжка, - весело заспорил я, - я тут с начала этой истории, и хочу увидеть ее конец. Хочу помахать вам с причала платочком, если уж на то пошло. У меня сердце будет не на месте, если я вас не провожу.
- Будет, будет на месте, куда оно денется. - Шен не мог из-за своего роста хлопнуть меня по плечу, поэтому ограничился шлепком по бедру, - Возвращайся, все будет просто прекрасно.
И добавил ласково:
- Пошел вон, кому говорят, а не то убью.
Я обнял обоих, дал прощального пинка мешку и вместе с М'моно прикрыл за ними тяжелую дверцу. Мы постояли молча с минуту, потом хозяин, поникнув плечами в усталом жесте, пробормотал:
- Ну, вот и все, пошли обратно. Да, сегодняшняя ночь - за мой счет. Можешь ничего не платить.
- Было б за что платить, - нагло заявил я, куражась уже на последнем остатке сил, - я даже не выбрал, которую оставлять, когда началась эта беготня.
Мы мерили рассветную землю шагами, волоча ноги, как старики.
- А к которой склонялся? - спросил М'моно.
- Черненькая… Недда, по-моему.
- В следующий раз я ее тебе предоставлю за бесплатно.
Смешной он. Откуда мне знать, кого я захочу в следующий раз?
Я вернулся в академию вовремя и сладко высыпался до вечера, пропустив лекцию о свойствах трав, произрастающих на соленых берегах Шанны.
На следующий день я выслушал нудную выволочку от Аффара и по пути из его кабинета бегло просмотрел список занятий. Гадание на внутренностях животных, Порча, Очарование, Хранение трав, Анатомия… Только Очарование возбудило во мне интерес, но портить день всякими цветочками и методами их засушивания только ради старикашки Мейко? Увольте. Я фыркнул и отправился шататься по зеленеющему новой листвой садику, слушая журчание фонтана и посмеиваясь про себя.
Где-то в середине моего променада меня отвлек от глубоких, но абсолютно бессмысленных дум стражник, притаившийся в кустах жасмина. Вид у него был загадочный. Когда я обратил на него внимание, он явно облегченно вздохнул, и поманил меня пальцем.
- Сударь студент, вас спрашивают… Пройдемте, я провожу… Только тихо.