Голова нахмурился. Не было печали! Летом в веске работы с зари до зари, а тут тсарь со своими стройками. Хорошо хоть отсеяться дал. Но если задержит мужиков до зимы, кто урожай собирать будет? Дрова запасать? В большинстве дворов только один кормилец, а где два-три, там и нахлебников о-го-го: дети мелкие, старики. Поможем, конечно, всем миром, но тяжковато придется…
- Жребий киньте, - посоветовал гонец. - Так оно честнее всего выйдет.
- Да уж разберемся, - в сердцах огрызнулся весчанин, хоть сердиться на тсарского посланника и не полагалось. Знали бы - точно на жальнике отсиделись бы! Даже переночевали.
Голова встал, по обычаю грохнул об землю кружку. Та, зараза, не разбилась, а подскочила и закатилась под стол. Дурной знак…
- Хольга прислала - Хольга призвала, - громко объявил он. - Пусть тебе, бабушка Шула, в небесном Доме будет лучше, чем в земном, а мы уж тебя не забудем и попозже непременно в гости зайдем.
Вслед за ним стали подниматься остальные весчане.
Голова выждал, пока не разлетится вдребезги последняя кружка, и сумрачно продолжил:
- А покуда пошли к молельне, совещаться будем…
* * *
Первым его заметил Жар. А может, и Альк - но оставил это неприятное открытие вору. Случайно обернувшись, тот аж подскочил в седле:
- За нами путник едет!
Саврянин лишь глаза сузил, даже не удосужившись посмотреть назад. Рыска же чуть с коровы не свалилась, выворачивая шею. Конечно, путником на дороге никого не удивить, но когда совесть нечиста…
Время шло, человек на нетопыре не приближался и не удалялся. Когда дорога шла в гору, его удавалось рассмотреть получше: едет - не торопится, развалился в седле и вроде как даже подремывает. За холмом или леском всадник скрывался из виду, но потом непременно появлялся снова.
- Может, ему просто в ту же сторону? - с надеждой предположила девушка.
Жар вместо ответа подхлестнул корову. Щепок десять они мчались галопом, затем вернулись к шагу и с пол-лучины путника не видели.
Потом он появился снова, на том же расстоянии.
Больше обсуждать его не пытались. Только постоянно косились назад и друг на друга.
- Нет, это уже переходит всякие границы! - внезапно разъярился Альк, так натягивая поводья, что бедная корова чуть пополам не сложилась. - Еще издеваться он надо мной будет, старый ублюдок!
- Ты его знаешь? - уточнил Жар.
- Ха! - Саврянин резко дернул за повод, разворачивая Смерть. - Очень удивлюсь, если это окажется кто-то другой.
- А чего ему от нас надо?!
- Вот сейчас и спросим!
Когда коровы проскакали полпути (Жар с Рыской благоразумно держались позади Алька), преследователь остановился и, выпрямившись, стал спокойно их поджидать. Он оказался ринтарцем, мужчиной лет сорока пяти - пятидесяти, с почти полностью поседевшей головой и аккуратной, на удивление черной бородкой. Одежда, как сразу оценил вор, была пошита на заказ и стоила не меньше десяти сребров, хотя выглядела неброско и практично. О цене висящего при поясе меча оставалось только гадать, но одна рукоять тянула на пару златов. Нетопырь был старенький, тоже с проседью по хребту и многочисленными проплешинами - но не от возраста, а из-за шрамов. Похоже, животина прошла со своим хозяином огонь, воду и крысиные норы.
- Ну здравствуй, что ли, - усмехнулся путник, глядя на Алька.
Саврянин, не отвечая, молча объехал его по кругу, недвусмысленно выражая свое отношение и одновременно изучая противника.
- Неужто не рад меня видеть?
- Нет, - наконец соизволил разлепить губы белокосый, и слово вышло как плевок.
- А я вот, напротив, - очень рад. - Судя по тону, путник не кривил душой и не иронизировал. Да и смотрел дружелюбно, тоже оценивая Алька, но скорее с отцовской гордостью.
- Еще скажи, что община послала тебя передать мне свои извинения и позвать обратно в Пристань, - презрительно бросил саврянин.
- Нет, - даже не попытался юлить путник. - Мне поручили тебя убить. Точнее, я сам вызвался.
- Ну попробуй, - криво ухмыльнулся белокосый. Правая рука у него уже давно лежала на оголовье меча и сейчас лишь стиснула пальцы.
- Не хочу, - рассеянно, как от чего-то маловажного, отмахнулся путник. - Не сейчас. Альк, мне надо с тобой поговорить.
- Не хочу, - оскалился тот.
- Даже не хочешь узнать о чем?
- У нас было семь лет, чтобы наговориться всласть.
- Ты и тогда пропускал мимо ушей то, что не желал слушать, - с укоризной заметил путник.
- Лучше бы я пропускал еще больше.
- Вот упрямец! - добродушно, хоть и с досадой посетовал странный тип. - Я же хочу тебе по…
- Значит, не сейчас? - зло перебил его саврянин. - Тогда отлипни от моей подошвы!
- Альк…
Но белокосый уже развернул корову, и Жару с Рыской пришлось сделать то же самое, так ничего и не поняв.
Догонять их путник не стал, только вздохнул вслед и головой неодобрительно покачал. Однако никто не сомневался, что так просто он не отвяжется.
* * *
Благостная улыбка покойницы припомнилась сегодня многим весчанам. Особенно когда до жеребьевки дошло. Голова сам нарвал листьев с простой и рыбьей ветлы, смешал в глубокой шапке. По виду одинаковые, по весу вроде тоже, только вторые сразу тонут.
Принесли корчагу с водой, установили посреди двора. Самую большую, чтоб всем видно было: без обмана.
- Ну что, люди добрые, тяните…
Освободили от этой чести только голову, кузнеца, мельника да лавочника, потому как без них Приболотью убыток больший, чем если бы все остальные мужики в город уехали. Трое счастливчиков, надув щеки, гордо расхаживали среди мнущихся у шапки одновесчан, упиваясь своей значимостью (ну и облегчение немалое, конечно!). Голова все равно был мрачен: овца только о своем ягненке думает, а пастух обо всем стаде. А как же общинное поле? И пруд собирались вырыть, сазанов запустить… Эх! Хоть бы жребий на какого-нибудь лентяя пал, вроде дядьки Хвеля - до обеда под яблоней дрыхнет, а после обеда на другую сторону ствола переходит, куда тень уползла. Другое дело, что он и тсарю не больно нужен, разгневается еще за такой "подарочек"…
Гонец и тсецы околачивались неподалеку, но к корчаге не подходили, чуя, что на них и так злы. Путник вообще куда-то исчез - небось к речке купаться поехал, весковый дух смывать.
- Давайте-давайте, - поторопил голова. - Ждете, покуда завянут? Колай, тяни!
- А чего сразу я? - возмутился тот, пряча руки за спину. - Пущай Ледок тянет, он ближе стоит!
- А чего я?! - Высокий тощий мужик попятился, мигом став дальше.
- Тяни, - устало повторил голова, сунув шапку Колаю под самый нос. - Первым, последним - все равно от судьбы не уйти.
Отступать было поздно и некуда: сзади сопели и подпирали так, что хоть целиком в шапку нырни. Колай медленно вытащил потную ладонь, обтер о штаны. Потянулся к шапке - но с полпути отдернул, вытер еще раз. Вокруг нервно захихикали.
Со второго раза мужик донес-таки руку, запустил. Листья были гладкие и прохладные, с мелко иззубренными краями. Черешки колкими клювиками тыкались в пальцы: возьми меня! Нет, меня!
- Хорош мять! - не выдержал голова. - Поди, не девку под одеялом лапаешь. Доставай.
Колай убедился, что щупать бесполезно, зажмурился и обреченно вытащил из шапки свой жребий.
Толпа разом перевела взгляды на корчагу и затаила дыхание. Оттертый в задние ряды углежог - плечистый, но низкорослый - посадил на плечи сынишку, чтобы тот докладывал.
- Бросай, - терпеливо напомнил голова.
Листок, крутясь, упал в корчагу. Полежал-полежал на задрожавшей воде, будто размышляя, а потом - хоп! - стал на ребро, и ко дну. Завис у него, как рыбка, превратился в тоненькую, почти невидимую сверху черточку.
- Утоп! - звонко сообщил углежогов сын.
По толпе прокатился потрясенный стон. Никто не ожидал, что первый неудачник определится так скоро.
Колай тупо хлопал глазами, сообразив, что произошло, только когда запричитала жена.
- Это все ты сглазил! - в сердцах напустился он на голову. - Заладил: тяни, тяни… Знал же, что торопливого Саший под локоть толкает!
- А трусливого в зад кусает, - продолжил лавочник под общий одобрительный хохот. Один дурной лист из шапки выбыл, чего ж не посмеяться?
- Кто трус?! Я трус?! - Колай сделал вид, что закатывает рукава, но щуплый одновесчанин и бровью не повел.
- Ох-ох-ох, нашелся вояка! Да ты только девчонку свою колотить и отваживался, и то покуда она видуньей не стала.
- А вот давай проверим! - хорохорился Колай, приплясывая на месте, будто угли под лаптями рассыпаны.
- Ну давай!
- Иди сюда, я тебе щас покажу ясно солнышко!
- Да я и так напротив тебя стою, куда уж ближе? Самому, что ли, о твой кулак бородой хряпнуться? - Лавочник задрал голову, подставляясь, еще и пальцем показал.
- Тихо! - гаркнул голова так, что листья в шапке взвихрились. - Уймись, Колай. Не конец света, поработаешь на тсаря и вернешься. А тебе, сосед, стыдно должно быть: сам не рискуешь, а над другими потешаешься… Ну, кто следующий?
На сей раз заминки не возникло: курица за одно утро дважды не несется, вытянуть вторую "рыбку" кряду шанс невелик. Так и вышло. Остались в веске и Ледок, и углежог, и - эх! - дядька Хвель.
Хуторских пустили к корчаге последними. Те не особо и рвались, в надежде, что всю гадость выберут до них, но увы: оба нехороших листа остались в кучке втрое меньше изначальной.
У Миха листик потонул, а у Цыки поплыл. Фесся, не сдержавшись, бросилась мужу на шею и разрыдалась от радости. Тот неловко похлопал ее по спине, смущенно косясь на приятелей: мол, что с беременной бабы взять, по любой ерунде ревет.
Чернобородый же отнесся к проигрышу на удивление спокойно.
- Ну и ладно, - погудел он. - Хоть свет погляжу, а то уже мхом на этом хуторе оброс.
- Поглядишь, как же, - мрачно проворчал кто-то из мужиков. - Запихнут в каменоломню, еще и к тачке привяжут, чтоб не утёк…
- Кто там каркает? - сурово огляделся голова. - Щас второй раз тянуть будет!
"Ворон" примолк. Жеребьевка продолжилась, но у Сашия сегодня было шутливое настроение. Листья исправно пускались вплавь, пока в шапке не остался один. Тот самый.
- Кто еще не брал? - заозирался голова. Что за ерунда? Неужто обсчитался и придется перетягивать? В толпе вспыхнули споры: а ты тянул? А сам-то?! Поймать на вранье никого не удалось: у каждого нашлись свидетели, переживавшие по поводу его жребия.
- Вон кто! - звонко заложил углежогов "дозорный", показывая куда-то вдаль. Люди разом обернулись - и увидели Сурка, неспешно идущего со стороны речки. Рядом ехал на нетопыре путник, слегка подобревший: не иначе, хуторянин раскошелился на какой-то вопрос - а то и десяток, чтобы скрыть тот, что по-настоящему его волновал.
Сурок тоже был весел: видать, ответ ему угодил.
- Ну как, общество? - окликнул он. - Отжеребьились уже?
Все смотрели на него и молчали.
ГЛАВА 2
Крысиные драки могут быть и бескровными, но оттого не менее жестокими: нападающий вздыбливает шерсть и, щелкая зубами, начинает кружить вокруг более слабой крысы, запугивая ее своими размерами и яростью. Это может длиться несколько лучин, пока жертва не погибнет от разрыва сердца.
Там же
- Объяснишь ты нам наконец, кто это был?! - настойчиво, но пока безрезультатно допытывался Жар. Тащить на хвосте непонятно кого, которому непонятно чего нужно, вору ну очень не нравилось.
- Старый знакомый. - Альк сосредоточенно о чем-то размышлял, уставившись на коровью холку. Желтые глаза то прищуривались, то начинали быстро-быстро двигаться, словно перед ними мелькали какие-то картины.
- Да мы заметили, что не молодой чужак! Кто он?
- Путник.
- Я имею в виду - тебе он кто?
- Старый знакомый.
Рыска засомневалась, что саврянин вообще слышит вора. У нее уже язык чесался задать Альку какой-нибудь посторонний вопрос вроде "а кто это там по небу летит?", но тут саврянин тряхнул головой и выпрямился, видимо приняв какое-то решение.
- Не дергайся, тебя он не тронет. Если сам не полезешь.
- А Рыску?
- Если сама не захочет.
- Вот еще, - возмутилась девушка. - Он мне совсем не нравится, и старый к тому же!
Альк фыркнул:
- Дура, в этом смысле ты его не интересуешь.
- А в каком?
- Ты его внимательно рассмотрела?
- Ну… да, - неуверенно подтвердила Рыска.
- Ну вот. - Похоже, саврянин задался целью напоследок довести спутников до белого каления.
Девушка обиделась и от Алька отвернулась. Примерно с тем же успехом можно было отступать с поля боя, пытаясь изобразить спиной, что единственная причина этого маневра - презрение к противнику. Жар еще немного побранился и тоже замолчал. Ладно, вон уже город виднеется, а там они с крысой расстанутся навсегда - и заодно с путником. Не разорвется же он надвое.
Въездная пошлина оказалась выше, чем в Макополе, как и стены, ворота и сами стражники. Пожалуй, одному из них даже Альк уступал, а по весу так и обоим.
- Зайцы есть? - сурово спросил великан.
- Нет, - растерялась Рыска. - А надо?
Стражники расхохотались, будто услышали хорошую шутку.
- Жалко, а то мы зайцев любим! Ну да ладно, проезжайте так.
Девушка недоуменно наморщила лобик, чем развеселила их еще больше. Вслед еще долго летел смачный гогот.
- Хорошо хоть обыскивать не стали, - вздохнул Жар, стягивая шапку и обтирая лоб обшлагом кафтана.
- А у нас есть что скрывать? - подозрительно покосилась на него подруга.
- Ну как же - деньги! - с излишней, на Рыскин взгляд, горячностью напомнил вор. - Придерутся еще, откуда у весчанки златы…
- Да там всего один с мелочью остался, на троих-то… - Девушка осеклась, заметив понимающую ухмылочку Алька, обращенную к Жару. Вор, что еще страннее, покраснел, захлопнул рот и нахлобучил шапку по самые брови.
- Ладно, забудь, - пробормотал он. - Это у меня так, привычка… не люблю стражу.
Рыска думала, что городом ее уже не удивить, но Зайцеград отличался от Макополя, как веска от хутора. Крыши и сами дома тут были ярко-рыжими по-настоящему, без крашеной соломы, - глины в округе хватало. Весело зеленели деревья, редкие, но оттого высокие и раскидистые. Ветер привольно гулял по широким улицам, выметая с них спертый городской дух. К тому же наместник обязал горожан держать в чистоте не только пороги, но и кусок улицы по ширине дома, чем сделал общину мусорщиков едва ли не самой уважаемой в городе. Ежедневно оттирать мостовую от коровьего навоза мало кому хотелось, проще всей улицей скинуться и уборщика нанять. А чуть заартачишься с платой - бросит метлу и уйдет задрав нос. Еще и сам стражникам наябедничает, гад, что там-то грязь развели. А те легки на подъем, страх сказать: даже за политую мужиком стенку штраф дерут. Нужду полагалось справлять в горшки и не выплескивать оные в окна, а идти до ближайшей сточной канавы. Поговаривали, что скоро и харкать на площадях запретят, вот ужас-то!
Жить в Зайцеграде с непривычки было неуютно и боязно. Но местные ничего, как-то приноровились.
- Что, нравится? - теребил Жар Рыску, видя, с каким детским восторгом подруга озирается по сторонам. - То-то же! А то заладила: озеро, озеро… Давай тут домишко снимем, а?
- Давай вначале с Альком разберемся, - осторожничала девушка.
- С собой я как-нибудь сам разберусь, - огрызнулся саврянин. - Купца ищите.
- Мы?!
- Это же у вас к нему расписка.
- Но ты обещал, что купец нам по ней выплатит!
- А искать его - не подряжался.
- Саший с ним, - хмуро сказал Жар. - Сами найдем. Заедем в центр, где лавки, и спросим. Этот Матюха - он хоть по какой части? Меха, посуда, коровы, оружие?
- Понятия не имею, - с нескрываемым злорадством сообщил Альк.
Окончательно махнув рукой на саврянина, друзья продолжили путь, рассчитывая, что такая широкая и добротно вымощенная дорога непременно выведет к площади. Альк тенью ехал следом - и на том спасибо.
Чем дальше, тем люднее и шумнее становилось на улицах. Впереди, сразу из нескольких мест, начала доноситься музыка, на ветвях деревьев, шпилях домов - и просто вывешенные из окон - развевались длинные узкие флаги. Пробежала собачонка, по виду бродячая, страхолюдная и облезлая, но украшенная аж двумя бантами - на шее и хвосте.
- Ой, да у них, похоже, праздник! - сообразила Рыска. - То-то стражники веселые такие.
Тут как раз и площадь показалась - прорезалась между домами, будто кулек с разноцветным бисером по шву треснул. Ох, сколько людей! Как Альк когда-то пошутил: впору друг у друга на головах сидеть. Даже не на сотни - на тысячи счет, и все это непрестанно бурлит, клокочет, перемешивается, как суп в котле!
Рыска натянула поводья, не решаясь окунуться в площадное варево. Альк нагнал ее и остановился рядом, тоже осматриваясь. На помосте для казней разыгрывали какое-то представление. Виселица была увита цветами и ветками, палаческая колода изображала то тсарский трон, то корову для отважного героя, то - в компании с огромным фальшивым топором - саму себя. По краям площади, на трех возвышениях поменьше, похлипче, наскоро сколоченных накануне, тоже выступали лицедеи: ярко разодетые девушка с жалейкой и парень с дудуком, наигрывающие грустную и одновременно бойкую мелодию; крутящийся волчком акробат-жонглер и пожилой благообразный мужчина, который просто стоял и что-то рассказывал. У каждой лавчонки, да что там - вынесенного на площадь лотка с безделушками толпилось столько народу, что к ним протолкаться-то невозможно было, не то что о купце расспросить.
- Да-а-а, - растерянно протянул Жар, выехавший было вперед, но быстро вернувшийся к подруге и саврянину, - сыщи горошину в мешке чечевицы… Придется ждать, покуда гулянье схлынет.
Рыску это вовсе не огорчило. Вокруг было столько интересного, что расписка вполне могла подождать лучинку-другую. Альк тоже, похоже, никуда не торопился. Может, неожиданно подумалось девушке, он потому и отказался искать купца, что оттягивает миг расставания? Куда ему теперь идти, с кем? А если он снова в крысу превратится?! За последние три дня такого, правда, не случалось, но это только усиливало напряженное ожидание.
В обтекающем всадников людском потоке ловко пробиралась толстая опрятная тетка с лотком пирогов.
- С мясом, горохом, капустой, картошкой, яблоками! - Луженой глотке торговки впору было позавидовать: голосила она и на вдохе и на выдохе, прерываясь только на расчеты с покупателями. Впрочем, тогда тетка тоже не молчала, расхваливая свой товар и обещая едокам неслыханное наслаждение. - Сытные, червячные и на крышечку!
- Это как? - удивилась девушка.
- По величине, - пояснил Жар, привычный к городским лотошникам и их меркам. В Макополе, правда, говорили не "на крышечку", а "в довесок", но смысл тот же. - Вон те большие - сытные, от пуза наесться, поменьше - червячка заморить, ну и самые маленькие - полакомиться после обеда. Хочешь?
Девушка задумалась. Пожалуй, маленький с яблочками влез бы, ишь как пахнут, небось горячие еще…