Обратно эльф вернулся с большой серебряной чашей и маленьким кубком.
- Вы выпьете это, и я вас отпущу, - заявил он. Канин вскинулся:
- Я не возьму ничего из рук своего врага. Ты хочешь обречь нас на вечные муки!
Креатос улыбнулся:
- Скажи, орк, что мешает мне просто влить этот напиток тебе в пасть? Или пустить в эту камеру газ с тем же веществом? Сделать тебе укол, в конце концов? Это действеннее. Но я надеюсь на сотрудничество. Я хочу исключить вас из состава своих врагов. К востоку от Гавани Грез, прикрытая со всех сторон горами, лежит плодородная долина между двумя реками. Она не населена. Вы будете жить там и не вернетесь к моим врагам.
Канин взглянул на эльфа с подозрением.
- С чего бы такая забота о враге? - спросил он. - Ведь мы оттуда выберемся…
- О да, рано или поздно выберетесь, - ответил Креатос. - Да не одни… Может быть, вы даже завоюете мир… Но тем не менее я не убиваю вас, не лишаю сущности. Пейте!
Шева подошла к решетке и первой приняла кубок из рук эльфа. Следом вино выпила Хадда.
- Самки свободны, - объявил Креатос. - Как видишь, с ними ничего не случилось.
- Эльфийские снадобья действуют медленно…
- И действие их необратимо, - кивнул Креатос. - К тому же у меня есть не только это снадобье… Есть кое-что и похуже…
Канин дрогнул и пригубил вино.
- Вот и все, - удовлетворенно улыбнулся Креатос. - Теперь вы отправитесь в долину Люд - ту землю, что я обещал вашему народу.
- Нашему народу? - изумился Канин.
- Да… - задумался о своем владыка Гавани Грез. - Вас, правда, только трое… И плохо будет, если новым жителям долины не достанется ничего от эльфов прямо сейчас…
Креатос стремительно повернулся и вышел из подземелья.
- Он обманул нас, - заявил Канин. - Он издевается над нами…
Тем временем эльф поднялся в главный покой, где Линна беседовала с Хадамом, вернувшимся с прогулки.
- Предложи нашему гостю кубок примирения, - заявил Креатос с порога.
Линна потянулась к хрустальному кувшину, но муж вручил ей серебряный кубок:
- Такому случаю подобает другое вино!
Хадам пригубил напиток. Вкус вина не показался ему странным, но он все же подозрительно покосился на хозяина.
- Уж не думаешь ли ты, что я хочу тебя отравить? - расхохотался Креатос. - Ты не развоплотишься! Я всего лишь беру тебя в плен, Хадам! И дам тебе хорошую жену взамен той, на которую ты столь вожделенно смотришь! Вино не отравлено - в нем содержится раствор атомарных созидателей! Они изменят тебя, но изменения пойдут на пользу.
Герольд короля помрачнел:
- Что ты плетешь, Креатос? Да и вообще, уверен ли ты в своих силах, чтобы грозить мне?
- Уверен, - отозвался владыка Гавани Грез. - Теперь ты будешь жить в долине Люд. И забудешь о многом. Но все светлое, что было у тебя в душе, останется. И ты дашь своим детям не только неистовство, но и мудрость!
- Я не понимаю тебя, - тихо сказала Линна.
- По сути эльфы и орки похожи, - продолжал рассуждать Креатос. - Мне ничего не стоило подкорректировать ДНК. Сделать гены совместимыми. Ввести в клетки программу старения. Ускорить функцию размножения. Труднее было сделать так, чтобы смерть уводила нас прочь от этого мира. Чтобы эльф или орк не возрождался среди своих родичей с некоторыми знаниями о прошлом, а уходил навсегда… В неизведанные дали…
Хадам попытался встать, но ноги отказались повиноваться ему. Он хотел что-то сказать, но язык отнялся. Эльф в последний раз взглянул на Линну, прожег взглядом Креатоса и закрыл глаза. Наутро владыка Гавани Грез вывел четырех слабых, пошатывающихся существ за кольцо гор и указал им на цветущую долину меж двумя реками.
- Здесь, в тайной долине Люд, будете плодиться и размножаться, станете сильны и могучи: И назовут вас - люди, и будут подвластны вам зверь и. птица, и вы сметете с лица земли эльфов и орков, и памяти об этих расах не останется. Совсем немного времени пройдет, но в полной мере познаете вы добро и зло! Однако помните о смерти!
Вернувшись в Нанэрбот, Креатос заявил плачущей жене:
- Осталось каких-то триста лет. Может быть, пятьсот, или тысяча, ибо они могут воевать и между собой. Совсем мало… Потом ты уйдешь за море. А я соединюсь со своим народом.
Следующие три дня эльф жег бумаги, уничтожал блоки памяти вычислительных машин и биохимические реактивы, установки по коррекции молекул ДНК и кварковые генераторы. Труд его жизни был завершен.
Андрей Егоров
САМЫЙ СТРАШНЫЙ ЗВЕРЬ
Из всех тварей, каких только можно встретить на земле, Огнор был самой страшной и мерзкой зверюгой. Зловонное дыхание со свистом вырывалось из его широченной глотки (при желании он мог бы проглотить бочонок светлого эля). Могучие руки покрывала рыжая щетина и многочисленные бородавки. Шишковатый череп сидел на короткой шее и походил на котел для варки мяса. Тело Огнора представляло собой совершенный механизм для убийства - переплетения тугих мышц, удлиненные колени и локти, и когти, такие острые, что могут располосовать даже металл.
Он привык к тому, что внушает ужас и отвращение любому живому существу, и бывал очень доволен собой, когда ему удавалось обратить в бегство одним только утробным ворчанием крупных хищников: стаи свирепых волколаков, полчища ядовитых виверн, косматых и могучих нимерийских львов. Все они бежали при виде Огнора, и его сердце учащенно билось от гордости.
Сейчас он таился в густом кустарнике, наблюдая за человеческой деревней. Люди его не замечали. Все они были заняты повседневными делами. Заготавливали дрова, точили ножи, многие смолили факелы. И даже часовой на смотровой башенке, вместо того, чтобы следить за тем, что происходит вокруг, выстругивал деревяшку.
С наступлением ночи Огнор собирался наведаться в деревню: ворваться в один из домов, убить всех, кого он там застанет, и запастись свежим человеческим мясом. Больше всего Огнору нравились дети. Их мягкая плоть казалась ему сладкой, как цветочный нектар.
Если повезет, то жители деревни спохватятся, когда он будет уже очень далеко. Уйдет с добычей на новые места. Туда, где им его не достать. Нужно только выбрать дом, где больше детей. Побольше этих маленьких, сладких созданий. И потом, когда все закончится, бежать, бежать подальше… Человек не действует одной только силой, он способен на уловки, какие не придут в голову ни одному зверю. Человек злопамятен и беспощаден к врагам своего гнезда.
Однажды Огнор едва не попался. Он совершил ошибку, случайно оставил в живых отца украденной им девочки, и тот, проявив завидное упорство, преследовал его многие и многие мили, вместе с другими охотниками. Тогда Огнору удалось спастись только чудом. Этот урок он усвоил навсегда. Забирая детей, нужно уничтожать все гнездо. Другие люди не станут проявлять такое упорство, и рисковать своей жизнью ради мести. Мстить люди могут только за членов своего гнезда. Вот тогда они становятся по-настоящему изобретательны и упорны.
На эту деревеньку, заброшенную в степях, Огнор набрел случайно. Он уже много дней шел на восток, намереваясь вернуться в те места, где бывал раньше и неплохо поживился. Он совсем немного отклонился в сторону от основного маршрута, и вдруг почувствовал острый запах человека. Сначала он не мог поверить в свою удачу. Раньше в этих местах не было никаких человеческих поселений. И вдруг - целая деревня. Должно быть, пока он отсутствовал, какое-то кочевое племя решило осесть в этих степях, изобилующих дичью.
Ограду деревни люди построили из высоких шестов и по какой-то варварской традиции насадили на шесты головы всевозможного зверья. Зубастые пасти, оскаленные в предсмертной агонии, наверное, напоминали людям о славной охоте.
За долгие годы Огнор успел побывать в самых разных краях, везде люди молились богам и следовали определенным традициям. На юге племена, к примеру, украшали собственные жилища черепами умерших родственников. А на севере вокруг деревни насыпали рыбью чешую. Поэтому колья со звериными головами его никак не тронули.
Огнор сидел и, наблюдая за деревней, дожидался наступления сумерек. Его внимание привлек один из домов, расположенный в западной части поселения. На крыльцо выбежал пухлощекий мальчуган, он что-то кричал отцу, смолившему факелы. Потом появилась мать, она держала на руках белокурую девочку и гладила ее по голове. Малышка тыкала пальчиком в сторону кустарника, словно знала, что там таится смертельно опасный зверь. Тот зверь, что придет ночью, чтобы забрать их жизни…
Серые тучи скрыли полную Луну. Над деревней сгустился сумрак. Огнор раздвинул ветки, и медленно побрел к домам. Его широкий силуэт казался частью сумрака, сливался с ночью, как сливается с ночью хищник, что выходит на охоту по ночам. Левый глаз зверя посверкивал в темноте кроваво-красным, правый скрывало набрякшее, тяжелое веко. Ноздри шумно раздувались. Огнор вдыхал запах людей, так же как затем будет вдыхать их страх. От предвкушения кровавых убийств в животе разлилась сладостная истома, язык заколотился в глотке, как змея в мешке.
Огнор миновал смотрового (растяпа дремал, привалившись), опустился на четвереньки и пополз вдоль домов, вглядываясь в светящийся четырехугольник окна. Он вполз на крыльцо и тронул дверь. Не заперто. Створка двери открылась со слабым скрипом, явив Огнору поистине идиллическую картину.
Женщина сидела у стола и держала на коленях вязание. Мужчина качал колыбель с малышкой. Мальчишка спал на лавке, накрытый шерстяным одеялом.
Обыкновенно его появление вызывало переполох. Огнор ожидал, что именно так все будет и в этот раз. Но ошибся. При виде чудовищного незнакомца люди не стали метаться и кричать. Мужчина улыбнулся, словно перед ним стоял не зверь, а долгожданный гость. Женщина отложила вязание и позвала:
- Аксель, посмотри, кто к нам пришел…
Мальчишка приподнял голову и уставился на Огнора со странным видом. В глазах его светилось любопытство.
Тут зверь вспомнил, что должен спешить. Когда поднимется шум, на помощь жертвам поспешат односельчане. К тому времени он должен быть далеко.
Огнор ринулся вперед и полоснул женщину по горлу острыми когтями. Стул опрокинулся, и ее тело рухнуло на пол. Отделенная от туловища голова покатилась и застыла в углу, глядя на убийцу широко открытыми голубыми глазами.
Мужчина попытался что-то сказать, но Огнор свалил его мощным ударом в подбородок. Послышался хруст, какой бывает, когда ломаются шейные позвонки, и мужчина рухнул возле колыбели своей дочери.
Зверь потянулся, собираясь схватить девочку, но та вдруг прыгнула из колыбели ему навстречу и впилась зубами в плечо. От неожиданной боли Огнор закричал. Маленькая чертовка присосалась к шее, как пиявка, и быстро работала челюстями, все глубже вгрызаясь в плоть.
Отрывая от себя ее цепкие пальчики, Огнор краем глаза увидел, как метнулся с лавки мальчишка. В лице его не осталось ничего человеческого. Набрякшее, отечное личико растянулось в дьявольской усмешке, складки кожи болтались под подбородком, оскаленный в гримасе тонкогубый рот кривился. А на полу шевелилась, искала свою голову женщина. Тело ее поползло, опираясь на руки, к Огнору.
Мальчишка вонзил зубы в ногу убийцы, впитывал кровь и содрогался от плотоядного наслаждения. Огнору наконец удалось оторвать от себя девчонку. Она громко чавкала, а кровь текла по подбородку, падала на дощатый пол тяжелыми красными каплями. Зверь швырнул девчонку о стену. Развернулся, пнул маленького вурдалака, грызущего его ногу, увернулся от пятерни безголовой женщины и выскочил из дома…
Ночь пылала сотнями огней. Вся деревня собралась вокруг дома, в который забрался зверь. "Люди" держали над головой факелы, которые смолили весь день. Их бледные лица напоминали оплывшие восковые маски. Черные, как ночь, глаза горели вожделением. Страшные твари облизывались, проводили синеватыми языками по бескровным губам.
"Кто вы такие?" - хотел крикнуть Огнор, но его сковал такой дикий ужас, что он не мог даже рта раскрыть, только стоял и глядел на чудовищных жителей деревни, не зная, что предпринять. Зловонное дыхание вырывалось из его широченной глотки. Кто он перед этими страшными созданиями, заманившими его в ловушку?! Они все, как один, двинулись вперед, сжимая вокруг него кольцо. Позади заскрипела дверь, открываемая маленькой ручкой. Огнор закричал и бросился на них, полосуя когтями направо и налево, всех без разбору. Впрочем, его острые когти не могли их остановить. Они набросились на него все вместе, навалились тяжелой кучей, вгрызаясь в руки, ноги, живот и лицо. Так закрывается чашечка хищного цветка, когда насекомое оказывается внутри…
Голова Огнора торчала, насаженная на один из высоких шестов ограды. Неправильный, шишковатый череп напоминал жителям деревни пиршество, продолжавшееся все полнолуние. Торжество, устроенное по поводу поимки очередного зверя, завершилось только с рассветом.
Человеческий запах гнал к деревне сотни и сотни жестоких убийц, рыщущих в степях. Порой эти создания выглядели просто ужасно, как настоящие порождения тьмы, но, по счастью, все до единого были съедобны.
Андрей Егоров
БОЕВОЙ КОНЬ АЛЬФРЕДА МЕННИНГА
Когда Альфреду Меннингу, рыцарю и дворянину, достался говорящий конь, он поначалу очень обрадовался. Еще бы - такая диковинка. Но уже к вечеру того же дня Альфред Меннинг всерьез подумывал о том, чтобы как можно скорее избавиться от волшебной животины. А все потому, что конь болтал без умолку. И ладно бы рассказывал что-нибудь интересное. Но нет. Вместо сказаний о дальних странах, где ему довелось побывать, могущественных ведьмах и чародеях, конь только и делал, что ругал своих прежних хозяев. Один, видите ли, был нищ и кормил его гнилым овсом. Другой заставлял таскать на спине мешки с зерном, как будто он сельская лошадь, а не конь благородных кровей. Третий и вовсе относился к нему "не по-товарищески", и заставлял каждый божий день отправляться в какие-то неважные путешествия вместо того, чтобы дать коню насладиться общением с гнедыми кобылицами из городских конюшен.
- Да заткнешься ты когда-нибудь?! - не выдержал, в конце концов, Меннинг. - Нельзя же все время так тараторить! У меня уже голова раскалывается!
- Ах, ты так! - обиделся конь, и после, действительно, некоторое время шел, сохраняя молчание, но как только Меннинг попытался перевести его на рысь, язвительно заметил:
- Под хамами быстро не бегаю! Интересно, о чем ты думал, когда покупал меня в собственность, что я буду молчалив, как твой покойный дедушка?! Не так я воспитан, чтобы возить всякую ругачую сволочь!
Упрашивать собственного коня прибавить шагу или даже выяснять, почему он решил, что его покойный дедушка был человеком молчаливым, показалось Альфреду Меннингу крайне унизительным занятием, поэтому он всадил шпоры в округлые бока и прикрикнул на упрямца:
- А ну вперед! Я с тобой шутки шутить не намерен, глупая скотина!
- Ой-ой-йо… - взвыл конь, - ты что это, совсем озверел?! Ты мне только что напомнил одного из моих прежних хозяев - Ойрика по кличке Толстая Морда. Негодяй только и делал, что угрожал мне. Видите ли он отходит меня кнутом, если я не буду гнать, будто мне шлея под хвост попала.
- Ага, я что-то вроде этого толстомордого, - проворчал Меннинг. - И кнута ты у меня дождешься.
- Оно и видно, что вроде него, - не замедлил откликнуться конь, - только морда у тебя тощая, зато характер на редкость сволочной. Совсем как у Ойрика.
- Слушай ты, - начал звереть Альфред, - уже скоро ночь, я хочу еще до наступления сумерек добраться до постоялого двора. Если не доберусь - кнут тебе обеспечен! Я слов на ветер не бросаю.
- А по виду - бросаешь.
- Не бросаю!
- Бросаешь!
- Нет!
- Да!
- Нет!
- Да!
- Нет!
- А давай, хозяин в поле заночуем, - вдруг предложил конь, - сам подумай, не буду же я, из-за какой-то тупой прихоти нестись галопом да еще по такой холмистой местности. Вспотею весь, еще простужусь, осипну, говорить не смогу!
- Если будет нужно, ты у меня в карьер побежишь! - пообещал Меннинг. - Ты со мной лучше не связывайся, жеребчик, давай-ка быстро переходи на рысь!
- А ты и вправду жестокий человек, - конь с осуждением покосился на хозяина: - Ну, ничего, я тебе перевоспитаю, не таких норовистых приучали над седлом ходить!
- Чего?! - Альфреду Меннингу показалось, что он ослышался. От возмущения он даже дар речи потерял на время: - А ну молчать, животное, - вспылил он, покраснев до самой макушки, - когда с человеком разговариваешь!
- Та-а-ак, а вот это уже интересно, - протянул конь, - вот мы значит как. А ты у нас значит лошафоб заядлый? Не знал… Не знал…
- Чего?! - рявкнул Меннинг.
- Ты - лошафоб, - констатировал конь, - такой негодяй убежденный, который лошадей недолюбливает. Скажи-ка, хозяин, вот ты, наверное, считаешь, что человек - венец творения, высшее существо, и что все лошади без исключения должны ему беспрекословно подчиняться? И даже самые интеллектуально развитые особи должны позволять ему укладывать на них тяжелую ношу.
- Да! - подтвердил Меннинг. - Должны?!
- А вот ты сам-то, между прочим, уверен, что у тебя в родне ни одной лошади не было? - продолжал как ни в чем ни бывало конь. - Почем ты знаешь, может твоя прабабка…
- А ну молчать! - от ярости у Альфреда Меннинга потемнело в глазах - такого оскорбления он не спустил бы никому. - Переходи на рысь, животное, - и заткнись наконец, а не то, видит бог, я тебя так кнутом отхожу, что от твоей шкуры ничего не останется.
- И не подумаю я молчать в ответ на твои жестокие угрозы! Молчать я буду, ишь чего он удумал, под всяким лошафобом. Нет у тебя прав костерить меня почем зря, хоть ты меня и купил. Я все равно - свободный лошак единого лошадиного братства.
- Ах, так, ну-у ладно, свободный лоша-ак, - угрожающе протянул Альфред Меннинг и всадил шпоры в конские бока еще яростнее чем прежде.
- Давай, мучь меня, мучь, - откликнулся конь, - не думал я, что на этот раз мне так не повезет с хозяином. Выглядишь ты на первый взгляд вполне сносно, хотя и тощий, конечно, как жердина. А на поверку вон оно как. Жестокий лошафоб, человек бездушный, с очерствелым сердцем и плесневелым мозгом. Кнутом он меня отходит. У тебя, небось, руки по локоть в лошадиной крови. Сознайся. Ну, что же, я всегда был мучеником, я терпеливо буду сносить все муки ради утверждения собственной правоты! Ради всех убитых и заезженных тобой до смерти представителей моего народа! - Тут конь горделиво вскинул голову и остановился вовсе.
Всадник задохнулся от возмущения и ткнул его в загривок:
- Но, но пошел!
- А будешь драться - понесу! - пообещал конь и сердито фыркнул.
- Вперед, вперед! - запрыгал на спине своенравного животного Альфред Меннинг.
- Нет! - твердо сказал конь и, наконец, замолчал…
С места он больше не тронулся. Что только не предпринимал его хозяин, чтобы сдвинуть жеребца с места. Всаживал шпоры в бока, дергал за гриву, опять прыгал на спине, слез на землю и тянул за повод, забрался обратно в седло и упрашивал жеребца идти дальше ласковыми словами, ругался… Решительно все было бесполезно. Упрямый конь стоял как вкопанный…