- Ничуть не сомневаюсь в этом, - ответил Де'Уннеро. - А между тем я вам не враг и никогда им не был. Я называю вещи своими именами, это верно, но с уважением и одобрением. Все время, пока шло обучение Юсефа и Данделиона, я уговаривал вас позволить мне вернуть украденные камни. И сейчас скажу, что, если бы это дело было поручено мне, камни были бы уже в Санта-Мер-Абель, а те, кто захватил их, друзья этого еретика Эвелина, лежали бы в неосвященной земле.
Маркворт не мог с этим не согласиться - Маркало Де'Уннеро был, возможно, самым компетентным и потому самым опасным человеком, которого он когда-либо знал. Молодому аббату было чуть больше тридцати, но физически он не уступал двадцатилетним.
- Но я напоминаю об этом вовсе не для того, чтобы критиковать вас, - торопливо добавил дух Де'Уннеро, - а только чтобы напомнить, как обстоит дело, и попросить вас не расспрашивать меня больше.
- О том, как ты устранил барона Бильдборо? - спросил Маркворт. Его собеседник отпрянул, услышав эти резкие слова. - Ты расскажешь мне все, или я тебя уничтожу.
В тоне Маркворта не чувствовалось угрозы - скорее просто констатация факта. Он хотел убедиться, что Де'Уннеро не станет угрожать раскрыть имя убийцы аббата Добриниона и Коннора Бильдборо. Если бы тот сделал это, Маркворт разорвал бы связь и перешел к решительным мерам. Однако Де'Уннеро понимал, с кем имеет дело.
- Я вам не враг, отец-настоятель. Я ваш верный подданный, - сказал он. - Да, это я действовал на дороге из Палмариса в облике дикого кота.
- Ты понимаешь, как сильно рисковал?
- Не больше, чем вы, - возразил Де'Уннеро. - Даже меньше, я бы сказал, поскольку аббат Добринион был одним из нас, и его убийство могло бы привести к тому, что вся церковь поднялась бы против вас. Смерть же Бильдборо для церкви Абеля большого значения не имеет.
- Но не для короля, - саркастически заметил Маркворт.
В ответ Де'Уннеро лишь пожал плечами - дескать, это несущественно. И то правда; власти церкви следовало опасаться больше, чем светской.
- Все прошло гладко, - продолжал Де'Уннеро. - Никто не связывает гибель барона Бильдборо со мной и уж тем более с вами.
- Все равно шепоток пойдет - дескать, какое удачное совпадение, - ответил Маркворт. - В особенности если учесть, что барон Бильдборо не оставил наследника.
- Шепоток уже пошел, да и до гибели Бильдборо перешептывались. Однако кто посмеет обвинить в чем-либо отца-настоятеля церкви Абеля за отсутствием ясных, неопровержимых доказательств? Нет, нужно думать о преимуществах создавшегося положения, а не о возможных, хотя и маловероятных осложнениях.
- Преимущества пока тоже весьма сомнительны, - ответил Маркворт. - Нам не известно, кому король дарует титул барона. Может, прислушавшись к этим самым шепоткам, Дануб Брок Урсальский изберет не того, к кому благоволит церковь, а своего ставленника, который больше всего будет думать о том, чтобы власть короля в Палмарисе оставалась неприкосновенной.
- Ну почему же? Разве не король по доброй воле дал элитных солдат аббату Джеховиту на время проведения Коллегии аббатов?
- Не сомневаюсь, он поступил так вопреки желанию советников, - возразил Маркворт. - Джеховиту пришлось немало потрудиться, чтобы король начал к нему прислушиваться.
- Ну, трудился-то он не зря, - заявил Де'Уннеро. - Сейчас, когда светской власти в Палмарисе больше нет, самое время церкви усилить свою роль в управлении городом. Те люди в Урсале, чье происхождение позволяет им претендовать на титул барона, вряд ли захотят покинуть столицу ради управления провинциальным городом. В особенности если учесть слухи о якобы существующих заговорах и сопряженную с ними возможную опасность.
Хладнокровие этого человека не могло не произвести впечатления на Маркворта. Даже то, что представляет собой угрозу для церкви, он пытается обратить в свою пользу!
- Поговорите с Джеховитом так же, как вы сейчас говорите со мной, - закончил Де'Уннеро. - Он на хорошем счету у короля и, значит, для нас - выгодный союзник. Чем слаженнее мы будем действовать, тем сильнее власть церкви.
- Твоя власть, ты хочешь сказать…
- Я служу вам, отец-настоятель, - перебил Маркворта Де'Уннеро. - Король не пойдет против нас в это тяжкое послевоенное время. Сейчас ему выгоднее позволить нам помочь ему.
Пожалуй, это имеет смысл, подумал Маркворт.
- Я сегодня же поговорю с Джеховитом, - сказал он. Затем добавил уже совсем другим тоном: - Не смей больше предпринимать никаких решительных действий без моего позволения. Времена сейчас слишком опасные, а наши позиции слишком уязвимы, чтобы можно было полагаться исключительно на суждение столь неопытного человека, как ты.
- Однако что касается барона Бильдборо… Могу я надеяться, что вы одобряете мои действия?
Не отвечая, Маркворт разорвал контакт. Его дух вылетел из комнаты Де'Уннеро и спустя несколько минут уже оказался в собственном теле. Следовало лечь спать, поскольку столь долгое использование камня души обычно действовало изнуряюще. Но вот странность! Отец Маркворт, напротив, чувствовал себя моложе, сильнее и страстно жаждал продолжить изыскания.
Вместо того чтобы лечь в постель, он послал свой дух на юго-запад, в самый крупный город Хонсе-Бира.
Аббатство Сент-Хонс в Урсале было вторым по величине после Санта-Мер-Абель. Оно находилось в непосредственной близости от королевского дворца и соединялось с ним длинным, узким коридором. Традиционно настоятель Сент-Хонса выступал в роли духовного советника короля и его двора. Маркворт хорошо знал это место. Именно здесь он стал главой ордена Абеля, приняв помазание от аббата Шермана, которого позднее сменил аббат Деллахунт, а потом и Джеховит; в церемонии принимал участие Дануб Каул Урсальский, отец нынешнего короля. Маркворту не составило труда найти личные покои аббата.
Реакция Джеховита на это духовное вторжение - после того как он взял камень души и вышел из тела - была восторженной.
- Какие удивительные возможности открывает миру такой способ связи! - воскликнул дух старого аббата. - К примеру, во время войны генералы могли бы легко связываться с полевыми командирами! Или вот…
- Хватит, - прервал его дух Маркворта, прекрасно понимая, что надеждам этого человека не суждено сбыться. Такие путешествия духа не доступны ни аббату, ни магистру, ни тем более какому-то мирскому солдату; вообще никому, кроме него самого. - Ты слышал о том, что барон Бильдборо погиб, не оставив наследника?
- Я только сегодня получил это известие, - мрачно ответил Джеховит. - По правде говоря, отец-настоятель, я едва урвал минутку для отдыха. Всю неделю меня не было в Урсале, и сейчас…
- Значит, тебе известно, что в Палмарисе открылась вакансия, - прервал его Маркворт, которому недосуг было слушать болтовню Джеховита.
- Проблема в том, что наш бедный король очень устал. Хотя война и выиграна, за последние месяцы он столкнулся с таким множеством проблем, что я всерьез опасаюсь за его здоровье.
- Тогда сам Бог велит нам помочь ему, - сказал Маркворт. - Убеди короля отдать титул барона Де'Уннеро; церковь сумеет справиться с проблемами Палмариса.
Без сомнения, его собеседника это предложение застало врасплох.
- Король Дануб даже понятия не имеет, кто такой Маркало Де'Уннеро. Да и я тоже, если уж на то пошло; мы и встречались-то всего раз на Коллегии аббатов.
- Я готов дать ему самые лучшие рекомендации, - заверил его Маркворт. - И пойми вот что. Даже получив сан епископа, а именно так в прошлые времена называлась эта комбинация титулов барона и аббата, Маркало Де'Уннеро будет подчиняться мне - и тебе, если ты поможешь мне в этом. - Последнее соображение явно оказалось слишком большим искушением для Джеховита; он закивал и улыбнулся. - Вспомни, были времена, когда власть церкви не уступала королевской. Убеди короля.
- Может, я смогу встретиться с Де'Уннеро с помощью камня души, как вы со мной…
- Ничего у тебя не получится, - перебил его Маркворт. - Эта магия доступна только мне. И все, вопрос закрыт. Однако я буду часто наведываться к тебе.
Покорность и смирение Джеховита удовлетворили отца-настоятеля, и он понесся обратно в Санта-Мер-Абель. И снова, несмотря на огромный расход энергии, отдыхать ему не хотелось. Почти час он мерил шагами комнату, прикидывая так и эдак, какие перспективы власти неожиданно распахнулись перед ним.
Только сегодня утром он подумал о том, что его репутация в истории церкви сейчас прочнее, чем когда бы то ни было; выше она могла бы стать лишь в том случае, если бы украденные магические камни были возвращены. Однако теперь проблема этих камней казалась пустячной. Правильно сказал Де'Уннеро - церковь действительно прежде играла гораздо более активную роль в управлении государством. В те времена даже король Хонсе-Бира проходил обряд помазания точно так же, как отец-настоятель ордена Абеля. Затем на протяжении многих столетий между властью церкви и короля сохранялось примерное равновесие: могущественные, но отделенные друг от друга. Король регулировал светскую деятельность своих подданных, занимался армией, вел переговоры с соседними королевствами Бехреном и Альпинадором и практически не вмешивался в деятельность церкви. Во многих провинциях, в особенности отдаленных и с небольшим населением, церковь была даже более влиятельна, чем король, правящий где-то далеко, так что многие подданные даже не знали его полного имени.
Однако сейчас, благодаря мудрым и прозорливым действиям Маркворта в Палмарисе, устранению Коннора Бильдборо, аббата Добриниона и последующей гибели барона, баланс сил в королевстве может быть смещен в сторону церкви. По словам Джеховита, Дануб Брок Урсальский в последнее время сильно переутомился. Если вырвать из-под его власти Палмарис…
И Маркворту, и Джеховиту было далеко за семьдесят; очевидно, жить обоим осталось недолго. И почему, спрашивается, Маркворт должен удовлетвориться тем местом, которое уже сейчас будет отведено ему в истории церкви? Внезапно его амбиции взлетели очень высоко, и он не сомневался, что у Джеховита наверняка мелькнула та же мысль. Вместе, используя людей вроде Де'Уннеро как марионеток, они могли бы изменить мир.
И такая перспектива Маркворту чрезвычайно нравилась.
Недалеко от апартаментов отца-настоятеля, в своей освещенной единственной свечой комнате стоял брат Фрэнсис Деллакорт, глядя на отражение в зеркале, со всех сторон окруженное темными тенями.
Всю сознательную жизнь Фрэнсис чувствовал себя вознесенным над обычными, средними людьми - нет, над всеми людьми. Он верил, что избран Богом, хотя никогда не формулировал эту мысль такими словами; верил в то, что весь мир вокруг был просто сном, вызванным к жизни исключительно ради него одного. Фрэнсис был убежден в собственной непогрешимости - совершенное отражение совершенного Бога.
Но потом на дороге в Палмарис он убил Греди Чиличанка.
Это произошло совершенно случайно. Он не собирался убивать Греди и ударил его по голове с одной целью - чтобы помешать и дальше вести себя неуважительно по отношению к отцу-настоятелю. Однако на следующее утро Греди не проснулся. Монах похоронил его, но с тех пор воспоминание об одутловатом, безжизненном лице Греди, на которое падают комья земли, не давало ему покоя. И главное, выбило из-под ног пьедестал, на который он себя вознес.
С того рокового дня все события вокруг Фрэнсиса закружились в бешеном водовороте. Он стал свидетелем пыток и казни магистра Джоджонаха и, хотя никогда не питал к нему особой симпатии, не мог поверить в то, что наказание соответствует его прегрешениям.
Да, он был свидетелем этих ужасных событий, но молчаливо соглашался с происходящим, рабски служил отцу-настоятелю - потому что глава ордена не осудил его; напротив, то и дело повторял, что Фрэнсис все сделал правильно и что судьба Греди - и судьба его родителей - является результатом их собственных прегрешений. В результате преданность Фрэнсиса Маркворту даже возросла; он сумел убедить себя в том, что единственная возможность вернуть утраченный пьедестал состоит в том, чтобы слепо следовать за этим великим человеком.
А потом Маркворт приказал доставить Джоджонаха в зал, где проходила Коллегия аббатов. Посланные за ним солдаты схватили его прямо в двух шагах от Фрэнсиса, и в последний момент молодой монах взглянул в глаза обреченного магистра.
И этот обреченный магистр, знавший правду о смерти Греди и понимающий, кто за нее в ответе, простил Фрэнсиса.
Теперь молодому монаху осталось лишь смотреть в зеркало на темные тени, роящиеся вокруг его смертного тела, - они казались ему отражением скверны, испятнавшей его бессмертную душу, - и сражаться с одолевавшими его угрызениями совести и чувством вины.
Он утратил невинность, а вместе с ней и свой пьедестал.
И еще один человек в Санта-Мер-Абель не спал в этот час; он мыл посуду - задача, которую ему следовало выполнить гораздо раньше тем же вечером. Однако другие дела - и прежде всего планирование следующей, самой дерзкой разведывательной операции - задержали Роджера He-Запрешь до глубокой ночи. Став свидетелем убийства барона Бильдборо по дороге в Урсал, он бросился в Санта-Мер-Абель в надежде найти там Элбрайна и Пони. Однако в деревушке неподалеку от аббатства, с тем же названием Санта-Мер-Абель, он стал свидетелем еще одного убийства - казни человека по имени Джоджонах.
Роджеру на вид можно было дать лет пятнадцать - хрупкий, невысокий юноша, страдающий той же болезнью, которая унесла в могилу его родителей. Хорошо зная повадки уличных нищих, он без труда мог прикинуться жалким сиротой. Великодушный магистр Мачузо из Санта-Мер-Абель проявил снисхождение к бедняжке и взял его на работу в аббатство, где Роджер и трудился вот уже три недели. А сам держал ухо востро и услышал много полезного. В частности, ходили слухи, что какие-то преступники незаконно проникли в аббатство и магистр Джоджонах помог им освободить Смотрителя из темницы отца Маркворта. Однако в том, что касалось дальнейшего, слухи были достаточно противоречивы, и Роджер не понял, сумели ли незваные гости - в которых он узнал Элбрайна, Пони и Джуравиля - покинуть Санта-Мер-Абель. Ясно было одно: кентавра в аббатстве больше нет.
Роджер знал, где сможет найти ответ на все интересующие его вопросы. Однако мысль проникнуть в личные апартаменты человека столь могущественного, как Далеберт Маркворт, все же пугала его. А ведь он был отнюдь не робкого десятка - к примеру, он смело сражался с поври в их лагере в Кертинелле и даже одолел одного из Карающих Братьев церкви Абеля. Кроме того, Роджер страстно желал завоевать уважение Полуночника, что, может быть, было важнее всего.
ГЛАВА 3
МАЛЕНЬКАЯ ЛИЧНАЯ ВОЙНА
- Ты так и не сообщила ему, - сказал Пони Джуравиль.
- Всему свое время. Не думаю, что стоило затевать этот разговор накануне сражения, - резко ответила Пони, хотя Джуравиль всего лишь констатировал факт и в его тоне не было ни малейшего оттенка осуждения.
Пони хотела заявить эльфу, чтобы он не лез не в свое дело, но внезапная вспышка молнии, прорезавшая затянутое облаками небо, испугала ее. Вот-вот должна была разразиться столь характерная для поздней осени буря.
- Ребенок в той же степени Элбрайна, как и твой, - спокойно заговорил эльф, когда отгремел гром. - Элбрайн имеет право узнать о нем, перед тем как идти в бой.
- Я поговорю с ним, когда сочту нужным, - отрезала Пони.
- Он знает, что ты собираешься отправиться в Палмарис, а не в Дундалис?
Пони кивнула и закрыла глаза. Когда сегодня они с Элбрайном остались вдвоем, она объяснила ему, что хочет вернуться в Палмарис - попытаться разузнать о судьбе Роджера и посмотреть, как идут дела у Белстера. Ей нужно как-то успокоить свою печаль, сказала она, и лучше всего этому будет способствовать окружение Палмариса.
Элбрайну это не понравилось, нет. Она вспомнила его глаза, полные смятения, волнения и страха за нее, и ее сердце сжалось от боли.
- Но ты расскажешь ему о ребенке, перед тем как уйти? - не унимался Джуравиль.
- Ну да, и тогда он бросит караван и все остальные дела и вместо этого будет сидеть возле меня, исполняя прихоти, которых у меня нет. - В тоне Пони послышались саркастические нотки. Джуравиль слегка отступил и, обхватив подбородок тонкими пальцами, внимательно поглядел на молодую женщину. - Не волнуйся, пройдет не так уж много времени - и мы с Элбрайном снова будем вместе.
Она понимала, что эльф беспокоится за нее и за их взаимоотношения с Элбрайном. Он был добрым другом, и, видя его в такой тревоге, она лишний раз напомнила себе, что должна взвешенно принимать эти очень важные решения.
- Ребенок родится на исходе весны, - продолжала Пони. - У Элбрайна хватит времени…
- Чем раньше он узнает, тем лучше, - перебил ее Джуравиль.
- А вдруг ребенок не выживет?
- Учитывая, насколько ты сильна в каменной магии, вряд ли что-то может случиться с младенцем, - возразил Джуравиль.
- Сильна в каменной магии, - фыркнула Пони. - Ну да, поэтому во время боя я сижу на холме, наблюдая за тем, как другие сражаются.
- Зато скольких людей ты исцелила…
Джуравиль продолжал что-то говорить, но Пони отвернулась, не слушая его. Нужно, чтобы как можно меньше людей знало о том, что она умеет использовать магические камни; в особенности сейчас, когда из Палмариса прискакали эти солдаты. Пони и прежде не афишировала это свое умение, несмотря на то что королевские солдаты были единственными представителями власти в округе. Хотя, без сомнения, со временем все равно станет известно, что их с Элбрайном преследует церковь. Пони использовала камни только для того, чтобы исцелить раненых во время сражения, но и тогда она старалась скрыть применение камней, используя мази и повязки. По иронии судьбы ее успехи как целительницы привели к тому, что в самих сражениях она не участвовала; капитан Килрони счел, что нельзя рисковать ее жизнью. Учитывая, как она была зла и жаждала мести, такое решение, конечно, ее отнюдь не радовало.
- Я вот почему-то мирюсь со своей, в общем-то, незавидной ролью, - продолжал между тем Джуравиль. - Показаться солдатам я не могу и вынужден довольствоваться тем, что произвожу для Полуночника предварительную разведку.
- Ты же всегда говорил, что война между людьми - не дело тол'алфар, - сердито ответила Пони.
- Да уж, эти малышки любят болтать на эту тему, - послышался из темноты знакомый голос, и на маленькую поляну выбежал огромный кентавр. - Хотя на самом деле эльфы считают, что им до всего на свете есть дело!
Пони против воли улыбнулась. Лицо Смотрителя, как всегда, сияло улыбкой в обрамлении черных волос и такой же бороды, хотя горе тому, кого он считал своим врагом.
- Ах, моя маленькая Пони! - продолжал он. - Не кручинься. Мне тоже довелось смотреть на сражения с поври и гоблинами, когда я даже дубинки не мог поднять!
- Уж очень у тебя накидка была тяжелая, - с кривой улыбкой сказал Джуравиль. - Зато какая! Ни у кого такой никогда в жизни не было.
- Завидуешь?
Джуравиль рассмеялся и попрощался с ними; ему нужно было доложить Элбрайну о том, где они с кентавром обнаружили поври.