- А насколько сильно твое любопытство? - месхитинец так резко перескочил на торг, что Адыгей, надо признать, растерялся.
В конце концов сговорились и оформили аренду "удачно расположенного дома с великолепным, глубоким, сухим подвалом" за цену гораздо больше первоначальной. Довольный хозяин наконец представился:
- Аграфений. Слово сказано! Хоть сейчас идем в любую писчую, в любой храм, - месхитинец чуть ли не пританцовывал.
- Адыгей. Слово сказано. - Хмуро ответил степняк, впервые почувствовавший себя обведенным вокруг пальца. - Обязательно пойдем, сейчас же. За тобой еще та даркова поэма.
- Закажу, друг Адыгей, и заходи дня через два, передам. Это ничего, что я с тобой так запросто? Адрес ты знаешь. Или записать? - опытный купец не выдержал, язвительно ухмыльнулся. Бывший "степной волк" и только-только начинающий купец стерпел, не ответил.
Глава 6
В одну из редких ночевок в Кальварионском дворце, Рус предложил:
- Гель. Давай-ка рожай. Пора. - Сказал и по сердцу растеклось тепло, будто гулящий младенец уже пускал пузыри, нелепо шевеля умильными ручонками с многочисленными пухлыми перевязками.
Гелиния удивленно подняла голову с груди Руса. Они расслабленно блаженствовали после горячей близости.
- Да не могу я сейчас! - слова сорвались быстрее, чем успела подумать. Сразу поправилась. - Я еще даже не беременна.
И вспомнила, что и Отиг ей говорил о растянутых каналах, достаточных для хорошего подмастерья, что можно бросать упражнения, а значит, беременеть стало безопасно; и как отец неоднократно намекал, что неплохо бы наследника, а то по всем законам сейчас это звание носит её супруг - человек для Пиренгула со всех сторон уважаемый, но далеко не родной. Да и вообще, мысленно оглядев все свое двухгодовое княжение, Гелинии вдруг явно расслышала, как "весь народ", каждая служанка за её спиной шепчутся на эту тему.
- Ты чего замерла? - Рус поленился вытягивать лежащие под собственной головой руки, которые, как известно, мягче любой перины, и встряхнул жену резким шевелением груди, на которой она расположилась, удивительным образом забравшись на этот маленький пятачок почти всем телом. Хвала богам, легким. Гелиния стала медленно, глубоко задумавшись, поворачивать к нему лицо.
"Как все запущено!", - посетовал Рус и приступил к уговорам:
- Каналы у тебя уже достаточно растянулись, можно не упражняться, поэтому ребенку не повредишь; мальчика мой Дух жизни обеспечит. В смысле, нужные… - замешкался в подборе гелинских или тирских понятий "сперматозоид", нашел "мужеская часть семени"; приготовился добавить, что согласен и на девочку, но сказать ничего не успел: со словами "Я так долго от тебя ждала этого, Русчик!", - Гелиния закрыла его уста своими…
"Так это я виноват, оказывается?!", - возмутился муж, но… отложил выяснение "на потом". А когда настало это "потом" - блаженно уснул.
Девять месяцев пролетели незаметно.
Перед родами молодая мамочка сильно переживала, но процесс прошел на удивление легко: быстро, в особенности для первородящей, и почти безболезненно. Тиренкам-повитухам не пришлось поить княгиню традиционным степным обезболивающим и укрепляющим отваром, а приглашенный целитель чуть не уснул. На лекаре настоял мечущийся в соседней комнате отец:
- Ничего, Пиренгул, Низарин, - мать Гелинии все-таки соизволила явиться на такое событие. Обычно она дочь игнорировала. Впрочем, это чувство у них было взаимное. - Не обеднеем. В обычаях моего народа рожать в присутствии Целителя. Да вы садитесь! - Рус показал на удобные округлые диваны. Они находились в "золотой" гостиной - овальной, смежной с супружеской спальней, где сейчас, по представлениям Руса, тужилась Гелиния. - А то я сам, как в муравейник залез… вина, уважаемая Низарин?
- Не откажусь, - ответила теща, кокетливо улыбнувшись и скромно потупив глазки.
- Да успокойся ты, Рус! - воскликнул совершенно уверенный в себе тесть. По крайней, выглядел он таковым. - Гелингин - баба здоровая, тем более маг-подмастерье. Уж с таким плевым делом - справится!
Низарин, оглядев мужа с ног до головы взглядом "а ты сам-то пробовал? Плевое дело?!", промолчала, как истинная тиренка живущая по заветам предков, и изящно отхлебнула красного вина из смешного бокала с длинной ножкой, невесть откуда появившегося у неё в руке - это уже по-архейски, по обычаям просвещенных земель. Слуги, а их Рус с удивлением насчитал аж четыре штуки, держались незаметно.
"Блин, настоящий дворец, в натуре!", - почему-то возмутился он.
Хотя, понятно почему: во-первых, волновался так, как не переживал никогда в жизни; во-вторых, он еще помнил сей дом абсолютно пустым, только с ним и Гелинией внутри большого здания. И та пустота удивительным образом не давила, была теплой, благожелательной. Тогда дом казался живым. Он, конечно, и сейчас таковым оставался, а с активированными узорами - даже более того, но… по мнению высокомерных, но, хвала богам, сгинувших каганов "толпа грязных людишек, вечно снующих туда - сюда" не давала в этом убедиться.
Задремавший под натужные стоны роженицы Терентий проснулся от богатырского крика младенца. Посмотрев, как ловко действуют повитухи, даже не пошевелился, чтобы помочь. Опытные тиренки все делали правильно, а сияющая мамочка могла послужить натурщицей для сюжета "счастливая женщина". Целитель вгляделся в орущего малыша. "Здоров", - определил через пару мгновений и… не поставил в ауру "младенческую силу" - тайную целительскую структуру, укрепляющую защитные силы человека.
Орден Исцеляющих не вмешивался в политику. В войнах участвовал исключительно в качестве лекарей, по возможности помогая обеим сторонам. Но был он жаден. Как весь орден в целом, так и большинство его членов. То ли это была особенность Силы, то ли воспитание в школах ордена шло в этом специфическом направлении. Но как бы там ни было, когда древние маги-Исцеляющие создавали структуру "младенческой силы", которая, кстати, в свое время резко снизила детскую смертность, то получилась она с побочным эффектом. Во-первых, вероятность возникновения склонности к Силе резко снижалась (Целители являлись единственным орденом, который вел статистику в современном земном понимании этой науки); во-вторых, спустя много лет, у некоторых людей с этой меткой могли возникнуть псевдо-заболевания, излечиваемые только Целителями и, разумеется, за хорошие деньги. То, что, допустим, "красноглазие", "ложное бельмо" или "лицевой лишай" можно было не лечить вовсе, - другое дело. Убийцами маги-Исцеляющие все же не были и частенько псевдо-болезни проходили сами. Вместе с юностью и брачным возрастом. Но, пожалуй, главной особенностью той древней структуры была абсолютная скрытность: она полностью растворялась в ауре и обнаружить её можно было только если знать о её существовании.
Не склонные к Силе люди всех просвещенных стран (богатые и просто состоятельные), не ведали о существовании какой-то там структуры, не вели статистику, но Целителей на роды не приглашали. И вовсе не из-за дороговизны! Это считалось дурной приметой. Маги остальных орденов тоже не подозревали о существовании "младенческой силы", но интуитивно чувствовали что-то не то.
Чувствовал и Рус, но Терентий был не обычным Целителем. Он являлся тем самым высоким мастером-Исцеляющим из Эолгула, которого Рус, приняв вид ожившей статуи Эскулапа, вызывал в свою мини-вселенную, в глубины своей души. Потом Терентий совершенно бесплатно вытянул Адыгея буквально из Долины предков и до Руса доходили слухи, что этот мастер основал какое-то "течение за истинное милосердие". Пока, вроде, в ордене у него было немного сторонников. Точные сведения, увы, из этого закрытого учреждения не распространялись и будущий папа довольствовался тем, что слышал.
Когда Гелинии пришло время рожать, то подумал и, пойдя на поводу у абсолютно земных страхов за здоровье жены и первенца, решил пригласить на роды доктора. Это самодурство жена с тестем встретили, мягко говоря, удивленно. Но не оспорили - видели, что бесполезно.
Провожая Терентия в комнату к роженице, Рус никак не объяснял свой необычный поступок. Не выдержал сам Целитель:
- Зачем, князь?! - В составе десятка лекарей от эолгульского филиала ордена (считай - эндогорского), он уже около года жил в Кальварионе и Альвадисе, и знал, что муж Гелинии, помимо всего прочего, тоже настоящий владетельный князь Кушинара и чуть ли не бог для местных этрусков, два полка которых являлись самыми боеспособными воинскими подразделениями.
- Я переживаю за жену и ребенка. Неужели неясно? - Русу, вслед за вставшим лекарем, тоже пришлось остановиться. От нетерпения он переминался с ноги на ногу.
- Княгиня больна?
- Нет. Очень надеюсь, что нет.
- Ребенок.
- Жена и шаманы говорят - полностью здоров. Но ты их еще проверишь, о цене договоримся. - Рус умолчал о том, что он и сам, как только умел, изучал беременную Гелинию.
- Но это же… это… - Целитель не знал, как сказать "плохая примета".
- Не верю я в приметы, господин Терентий, а о жене и первенце очень беспокоюсь, очень! - последнее сказал так многозначительно и глаза его сверкнули так пронзительно, что у целителя пропало всякое желание спорить.
- Тогда идем быстрее, князь. Но учти, денег я возьму с тебя много. Нет, нет, не беспокойся! Я уверен, что все будут здоровы и счастливы, просто у меня принципы.
В ответ Рус кивнул, мол, слышал о них и даже разделяет: с богатых - много, с бедных - меньше, с неимущих - совсем плату не брать; помощь оказывать всем.
Что удержало Терентия от наложения структуры "младенческой силы", он и сам не до конца разобрался. Возможно, испугался разоблачения. И еще он перед внутренним взором заметил Эскулапа, причем в образе совершенно незнакомом: с аккуратной бородкой, с какими-то стеклами на глазах; этого хватило - сдержался. Конечно, прагматичный скептический лекарь не поверил в истинность схождения бога:
"Вот еще! Такой образ нигде не описывается. Больше на дарка похож, а не на бога. Вот в первый раз - то да, истинное явление было. - Терентий в одиночку спускался по лестнице, а по всему дворцу разносилась музыка. - Нет, правильно я поступил. Рус маг, да еще и пасынок бога - вполне мог заметить. Не то! - Вдруг он замер, забыв опустить одну ногу. - О, Милосердный! Ты дал мне знак и я… понял, как изменить структуру! Это же… это же… так просто! Спасибо тебе!", - и чуть не был сбит вынырнувшей из-за поворота стайкой молодых людей и девиц, одетых, как большинство горожан, довольно богато. Они громко смеялись и не заметили господина в бордовой тунике.
Вместо того, чтобы разозлиться, Терентий лишь покачал головой: "Молодость! - и продолжил рассуждение, - а набралось людей в Кальварионе. Я, кстати, не верил… о чем я думаю! Прости, Милосердный. Надо немедленно менять структуру", - в это время он уже спешил в дом, отданный княгиней под целительский госпиталь, и старался гнать от себя неуверенность: древняя "младенческая сила" не поддавалась изменению даже магистрам. За пару тысяч лет многие совестливые Целители (а таковые встречались) не раз пробовали избавить хорошую структуру, отменно укрепляющую здоровье, от "побочных эффектов".
В честь рождения наследника по всей долине Кальвариона отгремели праздники, затянувшиеся на целую декаду. Все это время Рус ночевал исключительно во дворце, чуть ли не с радостью вскакивая на редкий ночной плач Игнатия. Сына он назвал в честь приятеля-начальника не давшего молодому дембелю-афганцу скатиться в открытый бандитизм. И так удачно совпало, что по-гелински это имя означало "Огненный" - у Пирения появился дополнительный повод обратить на него свой взор, дать склонность к своей Силе.
"Любопытно, а что бы ты сказал по поводу ограбления виллы Апила? А, Игнатий? Небось отругал бы, обматерил, а потом похвалил. За Марка бы точно вставил! Лишняя кровь, чтоб её", - иногда, качая сына, Рус с иронией вспоминал о земном Игнатии. Если бы не его приказ "найти фуры", то…
"Интересно, - бывший "браток" изредка задумывался об этом, - а если бы я не сбил Флорину, не попал сюда, то чем бы на земле занимался? - Он уже не представлял себе иную жизнь: без богов, без магии, без Гелинии и теперь вот без сына. - Эх, Флорина, Флорина! За рабство тебе, конечно, прощения нет, но за все остальное - огромнейшее спасибо!", - Рус и в мыслях "фильтровал базар", имя Лоос называл очень редко и старался не вспоминать её обещание отомстить. Со своим паучьим характером она, конечно, не отстанет, будет пытаться напакостить, но бывший бог очень надеялся, что наказание его, недостойного затянется. Боги иногда забывали, точнее, не считали важным отмерять время короткой человеческой жизни. Да и Сила у Лоос далеко не та.
Гнатик уснул. Рус, до этого лично его перепеленав, положил сына в старую люльку, в которой, кажется, провел пару лет младенческого заточения сам Пиренгул, и аккуратно, стараясь не задеть Гелинию, лег на кровать. Уже практически провалившись в царство Морфея, расслышал-таки ворчание жены:
- Надо кормилицу искать. - После этих слов полусонная княгиня сама почавкала губами, будто в подтверждение, и ровненько засопела.
В груди Руса что-то оборвалось. Он так надеялся, что жена одумается, что материнский инстинкт победит это дурацкое, как ему казалось, властолюбие, что она опять станет прежней Гелинией - своенравной, но всегда помнящей о нем. Еле удержался, не стал будить. "Разборки" отложил до утра.
- У тебя молока хватает? - спросил он во время раннего утреннего кормления.
Еще не совсем проснувшаяся Гелиния только-только вернулась из купели, забрала ребенка у Руса и сунула ему в рот сосок. Младенец жадно зачавкал. Он тоже не желал до конца выныривать из мира сновидений, поэтому свои ярко-синие глазки не хотел открывать ни в какую. Даже в поисках титьки работал только губами и носом - потешно принюхиваясь, как слепой щенок.
- Хватает, Русчик, хва… - широко зевнула, - …тает. Я же маг-Хранящий. Забыл?
Взлохмаченная, сонная, с припухлыми губками, с тяжелыми веками, которые из лени открывали глаза только до половины, - такая Гелиния казалась Русу особо красивой. Веяло от неё родством не просто душ, но и общей частицей, сосавшей сейчас аппетитную грудь, к которой Рус теперь опасался прикоснуться: боялся, что лопнет. Так что вопрос о нехватке молока был в сущности риторическим.
- Эх, Гнатик… - продолжила Гелиния, - сосешь и сосешь, сосунчик ты мой ненаглядный, мамку от важных дел отвлека… - опять протяжно зевнула и почмокала, будто подразнила сына, - …ешь. Мой сладенький…
- От каких это дел, позволь узнать? - спросил Рус самым елейным тоном.
- Рус! Ну, не начинай! В канцелярии уже сто лет не была, люди ждут моих решений, без которых они… - прижалась к светло-серым кудряшкам сына и с наслаждением вдохнула. - Как вкусно пахнет, Русчик! Такой прям вкусненький, молочненький, съела бы! Иг-на-тий. А мне начинает нравится! Я как чувствую - откроется у него склонность к Силе Пирения, и переименовывать тогда не будем… да, Гнатик? - Гелиния окончательно проснулась. А шла еще… без звезд, которые сквозь освещенное окно не просматривались, было трудно судить, но Рус полагал, что примерно четвертая ночная четверть. Скоро, без долгих сумерек, должен прийти рассвет.
- А что бы не открылось, в любом случае переименовывать не станем. Да, Гнатик? - Рус подсел к кормящей Гелинии и осторожно погладил сына по мягчайшим шелковистым завиткам. Игнат гордо не обратил на отца никакого внимания, а папаша продолжил говорить. - Гел, ну кто тебя там ждет в этой канцелярии? Десять дней без тебя справлялись и ничего, не развалился Кальварион. Да, Гнатик? Не развалился же?
- А вот если мамка дальше будет от службы отлынивать, то, Гнатик, развалится. Ты не представляешь, маленький, как это быстро случается! - Руса рядом вроде как не было.
- Ага, сынок, слушай мамку. Она врать не будет: тысячи лет простоял, а за пару годов непременно развалится! Без неё, понимаешь, Гнатик, и узоры расползутся, и люди забунтуют, и передерутся друг с другом, и кушать им станет нечего.
- Слушай, Рус, ты чего хочешь?! - прошипела Гелиния, раздраженно и в то же время плавно поднимаясь с кровати, чтобы уложить сытого уснувшего ребенка в болтающуюся на потолочных ремнях деревянную люльку. - Чтобы я только здесь и сидела?!
- Нет, можно еще и гулять. Ребенку это полезно.
- Ага-а, вот как. Значит, когда ты предлагал мне родить, то думал только о том, чтобы засадить меня в клетку?
- В том числе и об этом! Ну, хватит, Гел, отдохни. - Рус попытался подластиться, но был отброшен:
- Хватит, Рус! - Гелиния гордо запахнула цветастый каганский халат, сильно напоминавший Русу цыганский, из которого доставать грудь было несравнимо ловчее, чем из ночной туники и постельное белье молоком не мазалось. - Ты сам владетель! Думаешь, я не знаю, как ты относишься к своим обязанностям?
- Скидываю все на других, - Рус соврал, честно глядя в глаза жены.
- Только не надо пробирать меня своим честным взором! - возмутилась Гелиния. - Я знаю, что ты врешь! О, боги, простите своего родственника, не со зла он! Но хватит, - от мольбы резко перешла в наступление. - Знай, милый, что завтра же здесь будет кормилица…
- Вспомни себя!!! - Рус бы закричал, если бы не спящий наследник. - Ты же за это ненавидишь собственную мать!
- Уже нет. - Гордо ответила княгиня. - Мы с ней общались по душам, когда я была беременная, а ты, кстати, занимался…
- Водой я занимался! В Тире! Чтобы у твоего папы осталось княжество!
- К тому же, Рус, я не поступлю как она: отдать ребенка, чтобы не видеть. Я каждый день буду его навещать. - она словно не слышала мужа.
- Навещать?! - отец чуть не задохнулся от возмущения. Это слово живо напомнило ему детдом, где дети, и он в том числе, так ждали, так ждали…
- Ты чего, Рус? - Гелиния испугалась, увидев во взоре супруга нарождающееся бешенство. - Да спать я буду с Гнатиком, кормить иногда…
- Иногда?! То есть молоко, то нет?! - и мысленно себя одернул: "Черт, она же маг… но господи!!! Кормилица! При своем-то молоке? Заставлю!", - успокоиться не получилось, но хвала богам пришло понимание, что и насилие не поможет. Не ставить же глупое условие: "Или я - или она!". Или, допустим, не воровать же собственного сына у родной матери? Или, что еще глупее, не уводить же из Кальвариона законную княгиню с наследником? Ну, если только пошантажировать.
"Спокойно, Владимир Дьердьевич, спокойно… не надо делать резких движений… вдох-выдох. Она мне не враг и я ей не враг, а очень даже наоборот… А, собственно, чего я так завелся?.. Детдом, наверное…", - как всегда, когда проблема была не критичной, а скорее надуманной, и не решалась ни хитростью, ни силой, Рус выбрал привычное избегание, отложив поиск выхода "на потом".
- Да чего тут такого? Да пойми ты, Русчик! Я тебя люблю, я Гнатика люблю, но не смогу я все время быть с ним! Он меня отвлекает. Я же не от хорошей жизни, не потому, что "так принято", хотя у князей и принято, а просто… не смогу я заниматься делами и сыном одновременно! Русчик… - Гелиния положила руки ему на плечи и попыталась сплести их замком. Рус вывернулся.
- Ладно, Гел, поступай как знаешь, - сказал совершенно спокойно и отправился в купель.