****
Взобравшись на холм он с восхищением огляделся.
Под его ногами распростерлась туманная река. Зеленовато-сизая пелена медленно струилась в сторону замка. Холмы и горы над ними, как и в то утро, когда он впервые взглянул на лощину с высоты каменных стен, холмы и горы утопали в зелени, оглушали его стрекотом, клетоком, трезвоном, пищанием и щебетанием разнообразных созданий, населявших их склоны.
Как же разительно было отличие вершины от подошвы! Да разве возможно, чтобы что-то стало хуже в этом мире, когда есть такая красота!
Людомару стало немного жаль реку. Она никогда не увидит эти пейзажи. Никогда не вдохнет полной грудью дурманящий сладкими запахами воздух.
Охотнику показалось, что он очутился дома. Стало уютно и тепло. Захотелось отбросить все мысли, лечь прямо в траву и улыбаться солнцу, смеяться вместе с ним, радоваться его лучам, ощущая их на своей коже, играть с ними.
Едва различимый хруст веток быстро вывел его из неги, и Сын Прыгуна не успел даже подумать, как его тело бросилось в траву.
Это был небольшой ками - животное походившее на оленя. Он мерно прошел в нескольких шагах от людомара лениво сдирая с ветвей низкорослых деревьев молодые листочки. Охотник не стал его пугать и дал пройти мимо.
Следующие несколько дней он двигался по предгорьям, спускаясь к реке только для того, чтобы набрать воды и поймать рыбу.
К его удивлению выход из лощины был перегорожен довольно высоким частоколом с массивными деревянными башнями позади. На их вершинах горели туслым светом желтые кристаллы.
Людомар долго вглядывался в неизвестно откуда, как и когда появившиеся укрепления прежде, чем разглядел на них таких же воинов, каких встретил в первый же день своего пути прочь из лощины.
Пришлось ждать ночи и под ее покровом пробираться через укрепления.
Несмотря на обрюзглость, охотник без труда взобрался на частокол, перемахнул через него, прокрался через поросшее травой пространство, перебрался через еще один частокол, меньший по размеру, и, наконец, очутился на Синих Равнинах.
Ноги скоро несли его прочь от Немой лощины. Иной раз он закрывал глаза и отдавался бегу, слыша свист в ушах, наслаждаясь тем, как вольный ветер бил его своими порывами по лицу.
Утро он встретил в небольшом перелеске, где взобрался на самое пышное дерево, спрятался в его ветвях и проспал до вечера. Он решил двигаться по ночам пока окончательно не поймет, что произошло в том мире, который он покинул несколько дней назад.
Сумерки спустились на землю и приятным теплым ветерком обдували ее, разомлевшую после довольно жаркого дня. Травы поднимались от земли, цветы тянули свои бутоны к восходящей луне, а деревья придвигали к ней свои ветви.
Людомар проснулся, снял из-за спины мешок, съел сырую немного увядшую рыбу, и быстро собрался в дорогу. Он оглядел свой широкий пояс. Каждая ножна на нем была занята. Он нашел для каждой из них свое оружие в мешке. Теперь у него было два широких коротких прочных меча, два когтеножа, четыре метательных ножа и один простой нож. Кроме этого, в привязи на своих бедрах он нашел по четыре наконечника к копью. За спиной висели два странных на его взгляд щитка, закрывавших руки и складная плевательная трубочка с дюжиной дротиков.
Вечерний ветер неожиданно принес удушливый запах кислого испарения, от которого першило в горле. Сын Прыгуна вспомнил про шлем. Он его едва не выкинул, потому что посчитал неудобным (людомары никогда не носили шлемов), но теперь шлем очень даже пригодится. Надев него можно прикрыть нос и рот небольшими пахучими мешочками. Охотник только недавно обнаружил эти мешочки внутри шлема. Они крепились к тем его частям, которые закрывали нос и рот. В мешочки нужно было накладывать свежую траву, которая бы отбивала запах и очищала воздух. Людомар знал, что на каждом холме, на всех равнинах, в каждом лесу и даже на болоте и скале есть такие травы.
Ему не составило труда собрать их, уложить в мешочки на шлеме и двинуться в путь.
Вдалеке послышался грохот. Подобно громыханию грозы за горизонтом, он разносился над окрестностями.
Сын Прыгуна хотел было укрыться от надвигающейся бури, но глаза доносили ему, что это вовсе не ненастье. О том же говорил и нос. Непогодой не пахло. Да и зверье, копошившееся вокруг не выдавало своего, приличествующего случаю, беспокойства.
Людомар наткнулся на деревню неожиданно для себя. Она вытянулась в небольшой балке вдоль хилого ручейка. Охотник слышал, где вода набирала силу. Это был источник в одном из склонов балки.
Домишки, лепившиеся у берега ручейка своими силуэтами выдавали принадлежность пасмасам.
Некоторое время людомар раздумывал, заходить ли ему в деревеньку. Любопытство перевесило, ведь это был первый случай, когда он повстречал знакомый ему "пейзаж", который, возможно, расскажет, что происходит с миром.
Грохот за горизонтом не прекращался.
Людомар спустился в балку и быстро прошел к первому домику. Клетушка была совсем старая, покосившаяся - даже для пасмасов она была неухожена на вид. Он заглянул в узкие оконца. Света нигде не было. Наличие живых существ ни слух, ни обоняние не ощущали.
- М-м-м, м-н, м-м-м, - промычали где-то совсем рядом, и из соседнего домишки вышел пасмас.
Запах донес людомару, что это молодой олюдь.
Пройдя несколько шагов, пасмас вдруг осекся, быстро нагнулся и подобрал что-то на дороге. Внимательно оглядев находку, он растроенно сплюнул, отбросил находку и продолжил путь.
Охотник проследил, куда он направился и приблизился к развалюхе, почти землянки, из входа в которую тянуло жаренным мясом и овощами. Пахло еще чем-то протухшим, жухлым и застроявшимся, но основной запах еды был неотразим.
Людомар оглянулся по сторонам, прислушиваясь. Никаких звуков приближения кого бы то ни было к деревеньке он не услышал. Охотник прислонил к стене ближайшего домишки щиты, снял заплечный мешок, переменял плащ на оборотную сторону, которая оказалась похожей на рубище, убрал за куст шлем и, закрыв половину лица грязной тряпкой, вошел в землянку, оказавшуюся харчевней.
Все находившиеся внутри тут же замолчали и обернулись на него. Все четверо, включая хозяйку харчевни.
Затеряться не удалось. Это раздосадовало людомара, но уходить было нельзя. Все и без этого подозрительно его разглядывали.
- Пожрать мне дай, - сказал он как можно громче и сам вздрогнул о того, с какой силой его голос донес его слова. Даже голос поменялся за день пребывания в Боорбрезде.
Хозяйка - старуха, от которой во всю несло приближающимся тленом напряженно кивнула и указала рукой с зажатой грязной тряпицей направо. Там стоял рассохшийся стол и пень вместо стула.
Троица, среди которой был и невольный проводник людомара, придвинулась ближе друг к другу и стала что-то тихо обсуждать. Он не знали, что их шепот прекрасно ему слышим.
Вдруг один из троицы посмотрел на охотника с удивленным лицом. Его челюсть безвольно опустилась вниз, глаза широко раскрылись, он неулюже выдохнул и… залился мальчишеским хохотом.
Сын Прыгуна невольно вздрогнул. Слишком громкий звук.
- Ухо, - с трудом выдавил из себя хохотавший. - Ухо… у него… во-о… вот так. - Он приложил к голове ладонь лопухом.
- Где? - заинтересовались другие, беззастенчиво принявшись разглядывать людомара. - Нет же ниче-е.
- Было… было… оха-ха!
Сын Прыгуна все понял. Он и не подумал, что людомарские уши смогут его выдать. Видать, здесь не слыхивали о людомарах. Хотя…
Он уловил испуганный взгляд старухи. Она поднесла ему небольшой кусок жаренной ящерицы, какие во множестве здесь водились. Людомар ел их по пути, но сырыми.
- Деб, - сказала старуха.
Охотник непонимающе на нее посмотрел.
- Один деб, - повторила она, беря плошку в свои руки.
- Что ты говоришь?
- Плати один деб.
- Что это?
Хихиканье в харчевне стихло. Старуха помолчала пару мгновений и поставила плошку перед ним.
- Ешь и уходи, - ласково сказала она, но Сын Прыгуна видел в ее глазах животный страх. - Ешь и уходи. - Она стала медленно отходить, слегка кланяясь ему. - Ешь и уходи!
Он мигом загладил мясо, поднялся и вышел. Хорошо, что все так быстро закончилось. Но что она говорила про "деб".
- Погодь.
Людомар резко обернулся. Трое юнцов с насквозь пропитыми лицами стояли подле него.
- Про ухо спроси, - громко прошептал один. - Про ухо…
- Скажи нам, откуда ты?
- Я из… города… из замка…
Тот, который спрашивал продолжал улыбаться.
- Ты беглый, - просто сказал он. - Поэтому у тебя нет дебов. Ого, пасмасы, он даже не знает, что это такое. - Троица залилась дружным хохотом.
Людомар, сам не зная, почему, полез за голенище сапога и вытащил оттуда фиолетовый рочиропс.
- Это деб, - проговорил он утвердительно, и стал внимательно следить за пасмасами.
Лица последних побледнели. Вопрошавший его нервно сглотнул. Их глаза словно бы приросли к кристаллу.
- Откуда это у тебя? - прошептал пасмас.
Людомар и сам хотел бы это знать, но пришлось выдумать, что "мое".
Лица троицы вдруг приняли угоднически пресмыкающее выражение. Один из вышедших быстро исчез в харчевне. И почти сразу оттуда выбежала хозяйка. Она принялась обхаживать людомара с такой любезностью и даже неистовством, что он и сам не упомнил, как снова оказался внутри.
Столы были сдвинуты. Дверь в харчевню плотно прикрыта и подперта, чтобы никто не входил. На столах оказались сразу все запасы, какие могло произвести заведение. Квартет из присмиревших и благоговейно глядящих на него пасмасов робко расположился как можно дальше.
Что такое? Почему это? Что с ними со всеми стало? Что такого в этом рочиропсе? Да, он фиолетовый. Он дает больше тепла, но ведь и у них есть и желтые, и голубые, и серые. Кого они в нем увидели?
Запахи пьянили людомара. Он в который раз решил на время отставить вопросы в сторону и заняться более приземленным делом.
Скудные запасы харчевенки довольно быстро перекочевали в его желудок.
- Вы будете жрать? - спросил он, смутно ощущая себя кем-то значимым.
Квартет мгновенно занял места и набросился на питье. При это ни один не отводил взгляд от глаз Сына Прыгуна. Все ждали его указаний.
Старуха подала наикислейшую бражку. Людомар с трудом выпил ее. Зато пасмасы напирали исключительно на нее и вскоре так напились, что еле шевелили языками.
- А… када…к…када ты его нам аддаш, а? Атдавай… - вдруг обратился к нему один из молодцев. Он протянул руку, но получил такой удар дубиной, что побледнел и со стоном отпрянул назад, завалившись на спину.
Старуха испуганно улыбалась. Она отложила дубинку в сторону.
Людомар отметил, что лицо ее меняется сто раз за миг, когда она отворачивается от него, но ему в лицо она смотрит с неизменной наисладчайшей улыбкой.
Он вытащил рочиропс и протянул ей.
Старуха схватила кристалл и внезапно побагровела.
- О-о, - проговорил медленно второй пасмас. - Он… а-а-а. атдал… слышь? Атдал… Он… ей…
- Тиха, - не сказала, а выстрелила старуха. Она подскочила и стала метаться по харчевенке.
- Не упрячи-и-ишь… мы все ра. а-авно найдем… хи-хи. - И парень с довольной ухмылкой посмотрел на людомара. - Прячит она… ат нас… хи!
Лицо старухи исказила такая гримаса, словно тысячи игл вонзились в ее тело. Она расплакалась.
- Найдут, - прохрипела она. - Отнимут… не скрою… Ох! - Она внезапно выпрямилась и медленно оглядела всех вокруг.
- А а-а-ана миня… ударила-а… а-а-на миня, - стал подниматься из-под стола получивший по руке пасмас. - Нельзя миня… бить…
- Ох! - повторила старуха и дернулась. Ее лицо из багрового стало белым, а у рта и вовсе каким-то серым.
- Я тебе сей…сейчас… - Поднялся на ноги пасмас и пошел на старуху, но та вдруг выдохнула и стоймя рухнула на пол. - Че-е эта-а-а… а-ана? - Удивился парень.
- Ты ее убил, - проговорил второй пасмас.
- Я ее? Я не трогал даже! - тут же протрезвел первый.
- Нет, ты ее убил, - поднялся третий.
Взгляды всех их были обращены не на старуху даже, но на кристалл.
- Ана ж… мать мне, - проговорил первый, но получил удар в скулу. - Че-е ты… а? - Он рухнул подле мертвой старухи, которую начали быть конвульсии.
Два бывших друга принялись забивать его ногами. С пола послышались икания, плач, стоны и все стихло. Но не успел первый сделать последний выдох, как спрашивавший людомара пасмас - он был половчее - вытащил нож и ударил второго пасмаса.
- Ах ты! - вскричал тот и накинулся на него, но получил еще несколько ударов ножом и грузно опустился на пол обильно опорожняясь.
Людомар в ужасе смотрел на все происходящее.
Оставшийся пасмас наградил каждого из лежавших несколькими ударами ножа, схватил кристалл и хотел было бежать, но его повело на сторону и он упал спиной на стену. Только тут он вспомнил, что убил не всех. Отерев окровавленной рукой лицо и оставив на нем кровяные разводы, он с ненавистью посмотрел на Сына Прыгуна.
Людомар с трудом отходил от увиденного. Даже самый лютый хищник - даже огнезмей или омкан-хуут - не будут убивать вот так, ни с того ни с сего! В их убийствах есть смысл. Пусть малый, но есть! А что сотворил этот… этот!..
Пасмас с ошалелой улыбкой пошел на охотника. Людомар поднялся и вытащил из боков сапог два меча.
- Рипс, - почти разочарованно произнес молодчик. - Рипс ты… а-а-а! - Он закричал так, словно ему воткнули в спину кинжал и… разрыдался. - Оставь его мне… оставь! - Вдруг он изменился в лице. Она стало злым. - Не отдам. Не заберешь. Нет-нет-нет! - И снова разрыдался. - Оставь а?
- Сядь, - приказал ему людомар. Его трясло от злости и от желания тут же переломать все кости этому неолюдю.
Плача, парень присел за стол.
- Зачем ты сделал такое?
- Поживи, как я… мы здесь… ты бы сделал. Боги дали тебе сил быть рипсом. Посмотри на меня. Кто меня возьмет? Нож - то, чем я только и умею… - Он положил голову на стол и разрыдался так искренне, что ярость людомара несколько поутихла. Однако решение пришло ему в голову. Он не мог отделаться от него. Оно было навязчиво, сродни указанию свыше, будто бы приказ, который невозможно не исполнить. Охотник сжал зубы.
- Кто такой рипс? - спросил он.
- Ты и есть рипс. У тебя оридонские мечи. - Людомар нахмурился. Его взгляд бегло скользнул по лезвиям мечей. Ничего особенного, они вполне могли быть и холкунскими, и брездскими.
- Как ты это знаешь?
- Они отсвечивают красным. Все знают это. - Паренек перестал плакать и с некоторой опаской оглянулся себе за спину на трупы. До него, так показалось охотнику, стало доходить содеянное. - Да кто ты такой? - Почти накинулся он на Сына Прыгуна.
- Я людомар. - Сын Прыгуна стянул тряпку с лица.
Физиономия пасмаса вытянулась. Он смотрел на людомара, как смотрят на чудо или на божество.
- Что такое рипс?
Парень молчал, продолжая глядеть на охотника. Его глаза, казалось, остекленели, тело обмякло и безвольно расползлось по столу.
- Я как в сказке, - проговорил он, и людомар вдруг понял, что перед ним ребенок. Несмотря на сотворенную мерзость перед ним сидел ребенок.
- Рипс, - напомнил охотник.
- Рипсы служат оридонцам. Они из наших, но служат… оридонцам. - Говоря это, юноша почти не шевелил губами.
Удар тяжелой ладони людомара по лицу быстро привел его в чувство.
- За что ты их убил? Что такого в этом рочиропсе?
- Рочиропс. Я их не убивал.
- Я видел.
- Нет, это не я.
- Ты.
Пасмас в который раз с опаской заглянул себе за спину. Когда он повернулся к людомару на лице его отразился неописуемый ужас и отвращение.
- Я убил их, - пробормотал он. - Зачем…
- О том и я спрашиваю, - проговорил Сын Прыгуна, отвешивая пасмасу очередную оплеуху. - Выпей. - Он придвинул юноше бражки.
Тот долго фокусировал взгляд на кружке, а потом напал на нее с такой силой, словно не пил всю свою жизнь. Он долго и много пил, пока не достиг состояния, когда оборачиваться за спину стало не страшно.
Людомар вынул из его руки кристалл и поднес к его лицу с вопросом в глазах.
- За него ты получишь все, - проговорил пасмас.
- Что, все?
- Все… все! Что ты хочешь?
- Домой.
- Покажи рочиропс и ты купишь любой дом. Возьмешь любую женщину: пасмаску, брездку, оридонку - любую. Тебе даже приведут дремску, хотя их мало, мне говорили.
- Где другие рочиропсы? Почему мой?
- Их нет. Они были, но их нет… Много зим как нет… много…
- Где они?
- Я не знаю. Она бы сказала, - он безразлично мотнул головой на лежащую старуху, - но я ее прирезал. - Он вдруг залился таким диким хохотом, что людомару не удавалось его успокоить ни оплеухами, ни грозным рыканьем - ничем.
Охотник выволок пасмаса наружу и протащил к ручью. Пару окунаний в воду привели его в чувство.
- Говори мне: почему выход из Немой лощины закрыт; кто его охраняет; что за звери блуждают вдоль реки; что за язык у тех, кто едет на этих зверях… - Сын Прыгуна в неистовстве затряс парня, а после бросил в воду и отошел в сторону, приходя в себя. Новый мир навалился вдруг на него со всех сторон. Его мрачные стороны сдавили голову охотника словно в тисках.
- Я не знаю.
- Что не знаешь?
- Зверей.
- Они шестилапы.
- А-а, так это кеорхи. Только малые они. Больших там нет.
- Кто запер Немую лощину? Стена. Говори.
- Она там всегда. Я был еще мальцом, когда мы к ней бегали.
Людомар схватился за голову.
- Ты врешь, - закричал он. - Ты все врешь!!!
Пасмас только пожал плечами.
- Кто там стоит… на стене.
- Дыкки… Они большие?
- Да.
- Дыкки. А при них рипсы. Они разные. Если пасмасы, то…
- Что такое деб?
- Плата за все, что… ну, как это сказать. - Пасмас был несказанно удивлен. - Все, что делается для тебя. Ты за это платишь. Это и есть. Вот. - Он спохватился. - Смотри. - И протянул Сыну Прыгуна камешек неправильной формы с выемками. - Это деб. Он маленький. Он у меня один. А есть поболе. Есть из кристаллов.
- Из таких тоже? - людомар указал на рочиропс.
- Да. Это самый большой деб. Его нет даже у холларков в городах.
"Хотя бы города есть. И есть холларки. Значит, не все еще переменилось!" - с облегчением подумал охотник.
- Эй, вон они! - Внезапно из травы на склоне балки показалось несколько силуэтов. - Вы там… не смейте бежать!
Людомар рванулся вперед и скрылся за одним из домов. Пасмас даже не пытался бежать.
- Помогите! - закричал он. - Убийство… убийство!
- Стой! - Несколько воинов (их броня блеснула в свете луны) оказались подле паренька. - Ты кто такой?
- Я Вирь. Живу здесь, привысокие. Я не хотел бежать. Наоборот. Я звал вас. Я видел людомара. Он здесь. Я видел его лицо. Убейте его! Он убил… там убил. - Послышался плачь.
Воспользовавшись тем, что погоня остановилась, охотник сделал крюк к харчевне, схватил все свои вещи и побежал прочь.
- Руби его, - донесся до него приказ.
- Привысокие, я молю вас. У него рочиропс. Фиолетовый рочиропс. Я держал его своими руками. Он пришел из лощины.