- Раздери меня гром, сколько же их?! - Крик Лодена также потонул в реве.
- Где Маэрх? Маэрх, тесак тебе в печень! - орал не своим голосом Рыбак.
Людомар остановился у кромки зарослей у подошвы холма и наблюдал, как небольшая группа олюдей, брездов и реотва, встав полукругом, что есть сил отбивается от наседающих гиров. Хищников было семь. Они теснили друг друга, расталкивали один другого плечами и устрашали воинов своими рыками.
Отряд орал им в ответ. Все забыли об усталости, о ранах - обо всем на свете. Для них теперь установился только очень узкий мир, их вселенная сузилась до размеров межхолмья, сдавленная с двух сторон древокустами и ограничанная с трех сторон мордами гиров.
Звери не знали, как подступиться к защищавшимся. Они тянули длинные лапы и пытались ранить руки или выбить мечи и топоры. Двое из гиров были уже раненны. Отряд медленно отступал.
Появление людомара осталось незамеченным для всех. Оба хищника очень удивились, когда их с силой дернули за хвоствы и подрезали жилы задних ног. Охотник успел поранить еще троих прежде, чем был замечен и своими, и хищниками.
- Маэрх, - весело вскричал Лоден и улыбнулся во всю ширь оцарапанного лица.
Обернулись на коварного врага и гиры. Один из них, самый крупный, без промедления бросился на него, но не долетел ибо был сбит стрелой Рыбака. Людомар, между тем, кубарем откатился в сторону и тут же метнул в зверя меч. Лезвие меча застряло между ребрами гира у передней лапы.
Не дожидаясь пока вожак стаи придет в себя, Сын Прыгуна бросился на ближайшего хищника. Тот отвлекся на него и тут же получил мощнейший удар топора по спине. Гир взвизгнул, протащил еще несколько шагов свой перерубленный зад и распластался на земле. Оставшийся целым единственный гир сиганул в ближайшие кусты.
Вожак еще пытался поразить всех своим грозным ревом, но когда сразу три громадных топора воткнулись в него, отбросив тело на пару шагов в сторону, тут же затих. Четверо подранков были быстро добиты воинами.
- Он… будет… мстить… - через силу выговорил Нагдин и рухнул наземь от усталости.
Его примеру последовали и другие. Все в отряде, кроме людомара, оказались переранены. До конца ночи, охотник бродил по округе, собирая полезные коренья и травы, которые после подложили под кровавые повязки на ранах.
В путь двинулись лишь поздним утром, содрав шкуру с одного из гиров. Рыбак сказал, что запах зверюги отпугнет лошадей саараров.
Ближе к концу дня голодные оборванные и измазанные в своей и чужой крови они достигли леса, и уже глубокой ночью набрели на овраг в ручьем, бегущим понизу. В начале овражка была искусно сделана небольшая запруда, лежал плоский камень, а нависшая над запрудой с вершины склона оврага трава скрывала вход в жилище Лиара.
****
- Здесь, - проговорил тихо Нагдин, спускаясь к запруде и скрываясь под нависшим над ней краем оврага.
Дома никого не оказалось. Но Лиар гостеприимно не запер рассохшуюся от влаги дверцу, подбитую изнутри разлезшейся на куски кожанной заплатой.
Внутри жилище оказалось на удивление удачно устроенным и даже уютным. Никто из вошедших не ожидал увидеть аскетичную красоту, чистоту и некое подобие планировки. Дом Лиара состоял из трех комнат, каждая из которых имела дымоход и длинное узкое оконце, пропускавшее скудный свет. Земляной пол был чисто подметен. Вдоль стен тянулись лавочки, уставленные растениями в горшках.
Холкуны тут же зажгли рочиропсы и разложили их по углам главной комнаты. Их тусклый свет выхватил из тьмы очертания самодельной мебели - довольно искусно выполненной.
- Лиар разрешает спать в этой комнате, - Рыбак указал направо. - Там все для этого устроено.
Брезды провели туда Гедагта и Бохта и уложили их отдохнуть.
Рыбак, между тем, по-хозяйски стал распоряжаться всем, до чего смог дотянуться. В углу стоял высокий ящик. Реотв подошел к нему и открыл. Все, кто был в комнате вздрогнули от его вопля.
Людомар обернулся и увидел, что левая рука Нагдина безвольно висит вдоль туловища быстро заливаясь кровью. Холкун и пасмас бросились к нему, а Сын Прыгуна остался стоять на месте. Он будто бы застыл, не в силах пошевелиться. Его глаза не отрывались от предмета, лежавшего у ног Рыбака.
Это был хар - людомарская короткая пика, помещавшая в себе два тонких копья из камнедрева, и ниус - плевательную трубку с ядовитыми дротиками.
Именно пика, выпав из ящика, двумя своими остриями поранила реотва.
Нагдин побледнел. Охотник видел это и с ужасом ждал. Наконец, Рыбак стал зеленеть и переходить в синий. Значит, хар был готов к бою. Только этим можно объяснить, что его острия были смазанны ядом.
Словно молния бросиля людомар к пике, схватил ее и обнюхал. Так и есть - яд!
- К воде! - приказал он. На него удивленно обернулись, но видимо вид охотника был таким, что холкун и пасмас решили сначала сделать, а уж потом спрашивать.
Они выволокли реотва наружу и подтащили к воде.
- Не давайте ему много дышать. Топите его! - Сын Прыгуна кричал последние слова, потому что мчался в лес, глубоко вдыхая в себя окружающие ароматы.
Краем глаза он заметил, как неясная тень метнулась параллельно его бегу, но решил сейчас не придавать этому значения. Время работало против него.
Хар, который он продолжал сжимать в руках, отличался от его собственного, оставленного неведомо где много зим назад. На этом, новом для него харе, помимо двух острых лезвий был еще один крюк, небольшой, но массивный, и тонкое лезвие ножа, прикрепленное вдоль древка. По всему было видно, что в этих землях хар претерпел влияние традиций реотвов - известных любителей бердышей.
Пика очень помогла ему взбираться на голые у подножия стволов деревья, служа охотнику крюком-зацепом. Сын Прыгуна кружил по лесу, раздувая легкие до боли, пока не услышал тонкий запах лежалой травы, которая ему и была нужна.
Рык раздался сзади него и топот тяжелых лап, но людомар уверенно передвигался по ветвям деревьев. Добравшись до нужного ему места, он стрелой метнулся вниз, срезал пожухлую после зимы траву и мгновенно забрался назад.
Не обращая внимания на тень крупного существа, которое промелькнула между стволами с угрожающим рыком, Сын Прыгуна направился в обратный путь.
Он едва успел пережевать траву на ходу и смазать этой кашицей язык и небо Рыбака. Лицо последнего было иссиня-черным и лишь белки глаз сверкали на этом фоне подобно ярким звездам на ночном небе.
- Уйдем в донад, - сказал охотник. - Здесь кто-то есть.
Они скрылись в норе входа плотно закрыв за собой дверцу.
Едва Нагдин занял свое место среди раненных, как людомар принялся внимательно осматривать найденных хар. Очень скоро он разглядел полузатертые знаки, значение которых не распознал. Охотник вертел пику и так, и сяк, но кроме этих двух непонятных символов на ней ничего не обнаружил. Та же самая процедура с копьями и плевательной трубкой дали такой же результат. Два символа на них были четче, но все равно не понятны.
- Людомар, если ты еще можешь не спать, оборони нас пока мы спим, - обратился к нему холкун. От пережитых треволнений его веко подергивалось, а рот постоянно открывался в широченных зевках.
Лоден и вовсе без предупреждения развалился на одной из лавок, сняв с них растения, и тут же захрапел.
Сын Прыгуна кивнул, хотя и сам чувствовал, что валится с ног от усталости.
Снаружи раздалось причмокивание. Некий зверь спустился к запруде на водопой. Охотник погасил кристаллы, осторожно пробрался к двери, открыл ее и выскользнул к воде. Ему не хотелось даром терять время.
Ночь стояла лунная. Он расположился на ближайшем к оврагу дереве, чутко поводя ушами и вглядываясь в полумглу леса.
Ожидания людомара были с лихвой вознаграждены. За ночь он набил немало дичи, слетавшейся к воде, поэтому, когда утром Кломм, тяжело дыша и прихрамывая, вышел из второй комнаты, он с удивлением заметил кучу свежеощипанной и свежеосвежеванной дичи. Лицо брезда озарилось улыбкой. Что могло быть приятнее еды после стольких дней беспрестанной борьбы.
На запах жаренного мяса отряд слетелся к очагу довольно быстро. Даже Рыбак, бледный и истощенный донельзя, вышел шатаясь и держась за стенку. Его подхватили под руки и усадили поблизости от готовящейся пищи.
- Случилось однажды мне бывать в Острокамье в ту пору, когда Холвед впервые начал ворочатся на своем ложе, - заговорил Унки, и время быстро побежало сдабриваемое хорошими шутками и полу фантастическими рассказами.
Людомар дождался, когда ему вручат самый лучший кусок мяса, быстро расправился с ним и скрылся в комнате справа.
Едва его колени коснулись мягкой постели, состоявшей из лежалых шкур и свежих веток, как сознание быстро покинуло его. Подобно пораженному обухом, он пал ничком и земля разверзлась перед ним, принимая в свое лоно.
Полет. Бесконечный полет вниз. Кружение и раскачивание. Он не знал, сколько длилось это расслабляющее безумие. Его разбудил возбужденный говор голосов.
- Не велю перед домом моим лихоимством заниматься, - слышался старческий голос. Он был строг и скрипуч. И чем более он становился строг, тем сильнее скрипел.
- Лиар, не знал он про то. Кабы сказали ему, то не стал бы… - пытался защищаться Рыбак.
- Каждый, кто в леса эти пришел жить должен по закону этого леса. Нельзя священный источник поганить лихоимной кровью!
- Мы принесем жертвы и… помолимся, - вмешался Лоден. В голосе его сквозили нотки раздражения.
- Жертвы не помогут. Слишком многое принесли вы с собой. Беду принесли вы в Холмогорье. Говорит легенда, когда падут…
- Нам не интересны твои легенды, старик, - вмешался рык Гедагта. - Мы пришли за помощью…
- … восемь из девяти хранителей мира, тогда прекратится старый мир и начнется новый…
- … ты же не хочешь нам помочь. Кабы мы…
- … мир. Обрушится небо на Холмогорье и возопят изгибы тверди, и сотрясутся. Тогда окрасятся воды Священного источника кровью безвинных…
- … не оказались среди гиров…
- … лихоимец принесет беду…
- Стой. Старец, что ты говоришь?! - вмешался Лоден.
- … лихоимец, кто порушит законы Священного леса, - почти закричал Лиар.
- Мы не нарушали законы Священного леса, - в тон ему затрубил Гедагт.
- Тихо, - рявкнул Лоден.
Все вмиг попритихли.
- Что ты говорил про защитников?
- Охранители Священного леса. Они не пускают беду на его порог. Когда падут они, то выйдет нечисть под свет Очей Владыки и Холведа. Тогда сотрясется…
Но Лиара уже никто не слушал.
- Их не было восемь, - прошептал Бохт Унки.
- Мы показалось, что их было несколько десятков, - кивнул тот.
- Может, речь о нас? - присоединился к ним Лоден. - Нас было девять.
- Там о восьми речь была.
- О девяти. Восемь из девяти, старик так и сказал, восемь из девяти.
- Маэрх получается… лихоимец? Тот самый?
- Нескладно все это… нескладно, - Бохт впервые изменил себе и проявил скепсис.
- Старик, ты говоришь о каких-то хранителях, - пробасил Кломм. - Кто они? Ты знаешь?
- Известно, кто. Девять великанов, братьев Холведа и Владыки, коих сбросил отец долу и втоптал их за строптивость в грязную твердь. С тех пор стоят они, а самый непокорный, Мирн, до сих пор тянется мечом к отцу своему, имя которого не должно слетать с уст наших, ибо грех великий…
- Ну уж тогда, - облегченно вздохнул брезд.
- В прошлую луну мы убили семь гиров у межхолмья, что прямо за лесом, - проговорил Нагдин.
- Что?! - возглас старика, казалось, сотряс стены норы. - Гиров? Вы убили гиров?!
- Они напали на нас.
- Нельзя убивать гиров!
- Они напали на нас, - Рыбак растерялся.
- Как вы могли убить столько? Они и есть хранители!
- Ты же сказал…
- Это не для твоего слуха. Когда… сколько? Семь?! Точно семь? - в голосе старика появилась надежда.
- Семь-семь…
- Восемь, - проговорил людомар, выходя из комнаты.
Он увидел небольшого старичка со свойственной всем реотвам небольшой козлиной бородкой. Поросль не любила лица реотвов. Лишь небольшой пятачок под носом да на подбородке иной раз облюбовывался ей. Старик был почти лыс, ибо те тощие лохмы, которые ниспадали из-за его ушей было сложно назвать волосяными прядями.
- А-а, - вытянул он, словно бы жизнь покидала его, и опустился прямо на пол. Некоторое время Лиар с ужасом смотрел на Сына Прыгуна, а затем неожиданно тихо залепетал: - И придет он из земель темных, и явит вам лишь свои глаза. В глазах его будет гореть тьма смерти… в глазах его… - Старик задрожал. - Лихоимец… ты…
Все, кто находился в комнате, с удивлением переводили глаза со старика на охотника и наоборот. Людомару показалось, что за один миг, из-за одной только тихой фразы Лиара, громадная пропасть разверзлась промеж ним и отрядом. Все они вместе со старцем оказались по ту сторону комнаты, а он по эту. В одиночестве.
Лиар перевернулся, встал на четвереньки и пополз к углу комнаты, где стояла вода. Не доползя до него нескольких шагов, он вдруг охнул и резко изменил маршрут. Старик с каким-то остервенением бросился на ящик в углу и вдруг отпрянул. Он посмотрел на свои руки.
- Кровь пролилась, - лишь Сын Прыгуна расслышал его слова.
Старик открыл ящик и стал судорожно лазить в нем, бормоча: "Где? Где же?"
- Он у меня, - ответил ему охотник и выставил перед собой хар.
- А-а-а, - во второй раз пораженно протянул старик. Он неестественно вытянулся, потом сжался, снова выпрямился и, наконец, сжавшись в комок, затих. Тело его начало все сильнее сотрясаться рыданиями.
- Что ты принес нам, лихоимец! Какую же беду ты принес нам! Все окончено… и новый мир пожрет старый, и не останется даже и половины того, что было!.. О, что же ты принес нам!..
Если бы не природное хладнокровие людомаров, Сын Прыгуна смутился бы. Однако людомары были из той категории олюдей, которых все вокруг, даже сами олюди считали дикарями. Они мало верили приметам. Поклонялись лишь двум богам: Владыке, око которого оглядывало Чернолесье днем, и Зверобогу, следившему на лесом в ночи.
Холкуны стояли угрюмо-молчаливые, почесывая свои длинные как у пасмасов бороды. Столетиями между ними и пасмасами шел спор о том, чья борода роскошнее: холкунья или пасмасская. Холкуны бороду аккуратно "облопативали" и очень этим гордились; пасмасы оставляли расти как есть, но он редко вырастала ниже груди, ибо питались пасмасы всегда плохо. Бороденки вырастали хлипенькие, жиденькие.
И вот теперь, после длительного похода, холкуны ничем не отличались от пасмаса Лодена. Его борода и их бороды были даже одинакового цвета, одиноково же подраны.
- Да, это он, - разрушил затянувшуюся паузу голос Гедагта. - И мы знаем это. Что же с того? - Он усмехнулся. - Ты плачешь о мире? Или плачешь о себе? Ты боишься крушения небес или этой своей норы? Мир поглотит себя, говоришь ты? Мир уже давно рухнул. Владия под игом оридонцев. Саарары хозяйничают там, у предлесья твоей Священной рощицы, и если им вздумается, то приведут свои орды сюда, к тебе, к ручью твоему. А когда ты им скажешь, что его святость, то я не возьмусь судить, чем тебя прибьют. Мир давно рухнул, старик. Плакать надо было раньше.
- Нет, это не так… не говори так, - дрожал Лиар, сворачиваясь в еще больший комок.
- Здесь изменения тебя не достанут. Будь покоен, - подошел к нему брезд и поднял за шиворот. - Не бояся мира. Он тебя не тронет. Скажи нам одно и мы покинем тебя. Успокойся же ты! - Он грубо встряхнул старика. - Саарарцы перекрыли нам путь к гряде через Холмогорье. Нэкз Оогода предал нас. Реотвы предали нас. - Он покосился на Нагдина. - Почти все… Как нам пройти на гряду?
Лиар отирал слезы и икал.
- Идите через Си… сизые болота или Чер… Чернолесье. Тог… Тогда обойдете… ик… Холмогорье…
- Ар-р-р!
Старик рухнул на пол, потому что Гедагты мгновенно выхватил топор из-за пояса. Все остальные последовали его примеру.
Рык донесся от запруды.
Один за другим олюди и брезды повыскакивали нарушу. Они увидели ужасающую картину: над трупом брезда, последнего, имени которого людомар не знал, склонился гир и медленно выдирал из его тела клоки плоти.
Заметив врагов, он не стал оставлять добычу, переступил через бившегося в конвульсиях брезда, и принял боевую стойку.
- Р-р-ра-а-а! - Заорал Кломм и бросился вперед, но зверь сделал ложный выпад, подловил брезда на этом, отскочил в сторону и отвесил ему такой удар лапой по голове, что тот кувырком покатился в запруду.
- Нет! - рыкнул людомар, останавливая холкуна и пасмаса. Он почуял своего ночного преследователя.
- Я сказал, что он будет мстить, - взволнованно прошептал Лоден.
Сын Прыгуна вышел вперед и стал распутывать узел между наконечниками пики. Все это время он не отводил взора от гира. Тот молча смотрел на него. Его черные глаза светились ненавистью и злобой.
Он слишком поздно понял, что делает его противник, а когда понял, то попытался напасть на людомара, но тут же повредил лапу о выставленную пику.
Два копья пронзили его тело, войдя в него плавно, так, словно гир был безкостным. Чудовище взревело, подалось вперед и получило в себя второе копье. Пика пронзила его грудь и подняла от земли на дыбы. Зверь попытался достать охотника лапами, то тот умело увернулся, в мгновение ока перепрыгнул к задним лапам хищника и вонзил в них оба свои меча. Животное тут же осело назад, загоняя пику глубже в грудь и дико заревело. Оно так и подохло, стоя на полу дыбах, и едва касаясь лапами земли. Кровь обильно стекала назель, заливая все пространство под пикой.
- О, Владыка-а-а, - благоговейно пролепетал старик, следивший за битвой.
- Тьфу! - выбрался из воды Кломм и с уважением посмотрел на гира. - Хорошо эт он меня… - Он помотал головой.
Людомар обошел труп зверюги и приблизился к нему со стороны копья. Повалив тушу набок, он попытался вытащить пику из груди хищника.
Внезапно, кровь гира обагрила пальцы, тыльную сторону и запястье людомара. Он в изумлении смотрел на то, как кровь сама, словно бы живое существо взбиралась по его рукам. Под кольчугой он чувствовал ход крови. Ему стало невыносимо горячо. Казалось, кровь начала бурлить, а острейшая невыносимая боль сошлась на затылке.
- А-а-а! - закричал, не в силах сдерживаться, людомар. Он схватился за разбухавшую безмерно голову. В глазах стало темно. Время замерло. Он повалился на землю.
Воины бросились к нему, подняли и втащили в дом.
Сын Прыгуна не знал, сколько времени он пролежал недвижим, но ему стало хорошо так же внезапно, как и поплохело до этого. Он поднялся с ложа, плохо понимая, что произошло, оглядел остеклевшими глазами встревоженные лица воинов, и произнес ровным, но властным голосом:
- Мы уйдем сегодня же… - И тут же повалился на спину, погрузившись в глубокий сон.