****
Кроны деревьев весело бултыхались в солнечных лучах, размешивая их своими густыми ветвями. Множество птиц и зверья мельтешило всюду, куда бы не обрашался слух. Такого разнообразия, такого богатства, как в этом лесу, уже невозможно было найти в той части Чернолесья, которая выходила к Синим Равнинам.
Теснота между деревьями была небольшая, однако ее нельзя было назвать редколесьем. Отстоявшие друг от друга стволы позволяли во множестве произрасти иной, менее высокой растительности. Она буйствовала у корней исполинов, взбегала по их мощным торсам высоко вверх и игриво свешивалась с ветвей, образуя местами внушительные пространства обвешанные разноцветными занавесями.
Цветы всех форм и расцветок радовали глаз. Их ароматы кружили голову. Не было ни одного цветка, который бы угрожал живому существу.
Наложение лесного и холмистого рельефов образовывало порой настолько удивительные картины, что даже дети города - холкуны - невольно останавливались, ибо дыхание спирало от всеобъемной радости, при виде красоты и торщественного мирного спокойствия природы.
Пространство было наполненно невероятно красивыми звуками, издаваемыми птицами и мелкими дневными зверьками. Трели, клекот и мелодичный свист ублажали слух идущих. Каждый из них знал себя в этом мире, каждый звал себеподобного, чтобы не окончилась жизнь. Весна вступила в свои права, изгнав холод прочь за Великие воды и в Доувенское загорье.
Лоден, Унки и Бохт шли словно опьяненные. Их лица отражали великое умиротворение, поселившееся в душах. Стороннему наблюдателю могло даже показаться, что они просветлели глазами. Брезды, придерживая друг друга, ковыляли позади отряда. Длинные переходы не были их коньком. Все чаще воинам приходилось останавливаться для привала, и его отрицательно сказывалось на настроении Гедагта. Он был задумчив и раздражен.
Рана на его боку загноилась и нестерпимо болела. Лиар предупреждал его, когда давал травы.
- Они истянут проклятье из раны. Но ты будь готов к боли и не унывай.
Перед их уходом старик, казалось, смирился с предначертанным и больше не стенал впустую над какими-то легендами, бормоча их словно сумашедший.
Кломм шел небольшими шажками, отяжеленный телом своего товарища, но сносил треволнения и усталость с достоинством воина. И даже его лица коснулась улыбка, когда он отнимал глаза от земли под ногами и возводил их вверх.
- Какая же благодать! - неизменно выдыхал он на привале, с наслаждением вытягивая ноги и оглядывая прелестницу природу. - Раскинулась всей красой пред нами. Невозможно не залюбоваться.
Гедагт, глядя на него, криво усмехался. Он-то прекрасно знал, отчего вдруг Кломм стал таким романтичным. У него и самого подобное чувство попыталось пробиться сквозь боль, но было с рыком отброшено ей в самые дальние уголки сердца.
Лишь людомар и Рыбак шли впереди, будто бы не замечая окружающих умопомрачительных по красоте пейзажей.
Гонимый внутренним беспокойством, Сын Прыгуна уверенно двигался вперед. Никто не знал, что высокий охотник, которого воины знали до битвы с гирами, стал другим. Он никому не рассказал об этом. Он сам себе запретил рассказывать об этом. Слишком страшной была правда, слишком невыносимой, чтобы обрушивать ее на головы сотоварищей.
Нагдин устало следовал за людомаром, опираясь на свой тесак и поминутно отирая пот со лба. Лиар сменил ему одежды, поэтому Рыбак не выглядел больше как оборванец. После отравления, реотв сильно ослаб. Его мучили тошнота и слабость живота. Дошло даже до выпадения волос. Людомар успокоил Рыбака, сказав ему про яд и про то, как его остатки скажутся на нем.
Изредка Сын Прыгуна покидал отряд, чтобы вернуться поздней ночью, неся на плечах добычу. Охота в этих местах была символическим занятием, потому что зверье не знало людомаров и не боялось их.
Лес бесконечной прореженной чащей тянулся во все стороны. Все, кроме людомара, потеряли представление, куда идут. Высокие деревья не позволяли определить, с какой стороны поднимается солнце. Отряд видел его лишь тогда, когда оно всходило высоко над лесом.
Почва под ногами становилась тверже. Все чаще и чаще воины спотыкались о края плоских валунов, слегка вздымавших почву. Они были покрыты мхом и синим лишайником. Взбираясь высоко на вершины деревьев, людомар видел сквозь белесую пелену тумана и низко висящих облаков серые массивы гор, прорисовывающиеся в далеком далеке.
- Почему мы свернули? - удивился Бохт. Он единственным из всего отряда заметил, что их путь вдруг резко изменился.
По одному ему известным причинам Сын Прыгуна вдруг свернул круто влево и, не замедляя шаг, продолжил путь.
Нескончаемая вереница дней, в течение которых они двигались сквозь лесную чащу неожиданно прервалась порывом сильнейшего ветва, врезавшегося в лесную чащу, заставив деревья застонать от натуги, и растерявшего в борьбе со стволами свою былую силу.
- Ветер, - прошептал Унки, подставляя свое сильно исхудавшее лицо под порывы прохлады. Лес приучил его кожу к влажности и духоте.
- Объяснись, Маэрх, - подошел к людомару Гедагт. - Лиар указал нам идти к Меч-горе через Чернолесье, округ Холмогорья. Мы же пошли не туда. Это не Черные леса. Куда ты нас ведешь?
- Мы у Великих вод, - ответил охотник, медленно пережевывая свежеосвежеванную тушку мелкого зверька.
- Зачем мы здесь?
- Я не верил Лиару… и не верю.
Брезд помолчал некоторое время, размышляя про себя.
- Я тоже, - согласился он, - но почему ты не сказал мне об этом.
- Ты должен хранить силы и мысли при себе.
Левая бровь брезда взметнулась на середину лба.
- Не проси объяснить это. - Людомар проглотил пережеванный кусок мяса и отпил воды. - Сам пока не понял я… что это.
К ним подошел Кломм и грузно повалился наземь. Небольшое деревце заскрипело, принимая на себя вес его торса. Гедагт тоже сел.
- Поведай же то, что тебе понятно, - проговорил он.
- Мы должны идти к Великим водам.
- Почему?
- Не знаю. - Сын Прыгуна поднялся. - Оно ведет меня туда. Нам нужно идти туда.
- Боги, - ткнул локтем Гедагта Кломм. Тот нахмурился, но все же кивнул.
- Мы идем с тобой, - сказал он. - Веди нас.
Еще через два дня они вышли на холмогорское Прибрежье. Оно было поделено на неравные доли большими реками, стекавшими сюда с Холведской гряды и Доувенских гор и обрывалось в Великие воды каскадом водопадов, над которыми клубами вздымалась водяная пыль. Равномерный строй водопадов, низвергавшихся в море, был надвое разделен скалистым мысом, уходящим на несколько полетов стрел в Великие воды.
Путники, сокрытые от посторонних глаз густой прибрежной растительностью, рассматривали открывшуюся им великолепную панораму.
- Нам нельзя выйти к Великим водам. Нас могут увидеть, - сказал Нагдин. - За теми расщелинами… там… сокрыта рыбацкая деревня. Наши лодки повсюду. Мы не останемся незамеченными.
- Если мы спустимся там, - Бохт указал на едва заметную тропку, вьющуюся вдоль реки.
- Когда есть тропа, то недалеко и ноги, возделывавшие ее, - проговорил Кломм. - Мы не пойдем там.
- Посмотрите, - людомар указал вдаль.
Темная синева моря скрывала своими волнами приземистые корабли без мачт и парусов. Острый взгляд Сына Прыгуна без труда разглядел их. Всем остальным пришлось некоторое время всматриваться.
- Это саарарские гуркены, - сказал Рыбак. - Сколько их, Маэрх?
- Семнадцать.
- Семнадцать. - Реотв что-то забормотал про себя. - Четыре тысячи воинов. Проклятье, - он тяжело опустился и сел прямо на землю. Все обратили на него немые вопрашающие взоры. - Мы никогда не победим их, - прошептал Нагдин с неожиданной подавленностью, - никогда!
- Не надо так думать, - подошел к нему Унки. - Боги не любят, когда подобное лезет в голову. Зачем им помогать тебе, если ты заведомо обрек себя на поражение?
- Я не… - Лицо Рыбака дрогнуло. По нему пробежала тень то ли неимоверной усталости, то ли отчаяния. - Не… Простите меня, - тихо промолвил он, опустив голову. - Простите.
Слова реотва угнетающе подействовали на отряд. Все, кроме людомара, попросились на привал. Силы вдруг разом покинули их.
Шел третий день с тех пор, как охотник не спал. Сил у него было достаточно, чтобы продолжить путь, но остальные воины выглядели жалко. Оборванные, истощенные, грязные и подавленные длительными скорыми переходами и безвыходностью своего положения; оторванные от родных мест, вынужденные скрываться от всех и вся они представляли собой ту разновидность отряда, которому больше подходило название "шайка".
Углубившись в чащу, людомар принялся кружить вокруг места привала, выискивая дичь и все, чем можно питаться. Довольно скоро он набил несколько упитанных птиц, с десяток странного вида зверушек, выличиной с ладонь, а также набрал вкусно пахнущих древесных червей, прибавлявших силы.
Сложив все добытое в свой плащ, он взобрался на вершину дерева и подвесил его там. Прокормить пять дородных воинов было делом не простым.
Продолжая прочесывать лес, Сын Прыгуна отошел достаточно далеко от лагеря, когда услышал шум, напоминавший волновавшееся море. Поднявшись на вершину ближайшего дерева людомар оглядел небосклон. Небеса явили ему редкое в этих краях явление абсолютной безоблачности. Спустившись вниз, охотник прислушался к шуму, а после пошел в его сторону.
Ему пришлось пройти довольно далеко и оказаться на краю одного из водопадов, чтобы утолить свое любопытство. С вершины уступа бросавшего струи воды на скалы далеко внизу, людомар разглядел два небольших войска готовых к бою.
Они располагались на втором по удаленности от моря выступе, в месте как нельзя лучше подходящем для массового убийства. Оно было ровным, лишенным растительности и достаточным для того, чтобы вместе несколько сотен воинов.
Спиной к людомару стояла нестройная толпа реотвов, одетых вразнобой. Глаза Сына Прыгуна различали и железные шлемы, и простейшие кожанные обручи, не защищавшие даже от удара кулаком; кольчуги с доспехами и простые мужицкие рубашки, от пота прилипшие к телу; мечи и наскоро сделанные сучковатые дубины.
Напротив этого военного сброда ровными рядами стояли саарары. Все воины имели одинаковые шлемы, их тела закрывали кольчуги и тяжелые ростовые щиты. Вперед были выставлены длинные пики.
Реотвы неистово орали, понукая себя на битву. Многие из них прыгали и хохотали, доводя свой боевой пыл до бесноватости; иные просто орали проклятья и нелицеприятные посулы врагам.
Между этими небольшими армиями стояли несколько человек и о чем-то оживленно переговаривались. Они махали руками, кричали и топали ногами.
После, пребывавшие посредине разошлись в разные стороны, армии некоторое время постояли друг напротив друга и, по звуку труб, начали медленно сближаться. Реотвы ударили о строй саараров как горох бьется о землю при падении. Они оставили за собой не более десятка убитых и бросились наутек. Саарары их не преследовали. Бежавшие воины останавливались, снова приближались к противнику, кричали ему обидные фразы и тут же бросались прочь. Саарарские пехотинцы не реагировали на эти выкрики.
Внезапно внимание людомара привлек треск, донесшийся справа. Сквозь шум водопадов он отчетливо расслышал его. Охотник обернулся и увидел нескольких оридонцев в легких доспехах. Они внимательно наблюдали за битвой внизу, и когда она закончилась, поднялись на ноги и снова скрылись в чаще.
Последовав их примеру, людомар вернулся в лагерь
- Стой, - остановил его на подходе голос Унки. У холкуна был тонкий слух. - Маэрх?
- Да, поднимай всех. За нами погоня.
- Погоня?! Но как?..
- Буди всех.
Воины просыпались нехотя и тяжело поднимались с земли. Их качало от усталости.
- Кто они? Ты видел? - спросил Гедагт.
- Оридонцы. Видел двоих.
- Вдвоем они сюда не сунуться. Отряд поблизости.
- Я видел битву внизу. Реотвы и саарары.
- Битву? - вмешался в диалог Нагдин.
- Да. Реотвы разбиты.
- Это жители рыбацкой деревни. Не удивлен, - он как-то даже радостно усмехнулся.
- Ты смеешься над смертью собратьев? - насупился Кломм, слышавший их разговор.
- Нет. Я сожалею о том, что саарары раньше не заявились сюда.
- Что бы было тогда?
- Меня бы раньше услышали, - с горестью проговорил Рыбак.
- Тише!.. Ложись! - приказал людомар. Когда отряд залег, он взобрался на ближайшее дерево на уровень ниже нижних ветвей и принюхался. Обоняние донесло ему терпкий запах дремсов.
Соскочив вниз, охотник лег подле Гедагта.
- Дремсы, - произнес он и увидел, как брезд тяжело закрыл глаза, понимая, что бегать придется не долго.
- Нужно разделиться, - предложил Кломм.
- Нет, - вмешался Лоден. - Маэрх говорил про битву. Там уже никого нет. Пойдем туда и наши следы затеряются на том поле.
Вдалеке уже слышались шаги, когда воины поднялись на ноги и поспешили за людомаром.
****
Кин с неудовольствием поглядывал на небо, запертое в тесную клеть древесных ветвей. Он ненавидел леса. Как и всякий оридонец ему были любы бескрайние просторы, небольшие рощицы низкорослых деревьев, холмы и безбрежность Великого океана. Там, где он жил пространство всегда оканчивалось водой. Чувство безопасности дарила только вода. Пусть даже бущующая, но простая, понятная, честная и более открытая, чем бесконечные темные леса проклятой Владии.
Фод шел рядом с ним. Его глаза горели лихорадочным огнем. Он не отрываясь смотрел на небольшой отряд дремсов, который шел впереди, выискивая следы беглецов.
Кин давно уверился, что Фод из той плеяды оридонцев, коих без тени сомнения можно назвать фанатиками. Он сочетал в себе удивительно несочетаемые черты характера. Несомненным было, что Фод очень умен. Его познания распространялись настолько широко, что мировоззрение Кина казалось небольшим островком в сравнении с бескрайними пустынями, которые тянулись во владениях Тагта, каждый день пожиравшего свое дитя-солнце. Но, в определенные моменты, Кин это знал, Фод мог уподобиться наитупейшему существу: зациклиться на одном движении, на одном занятии, на чем-то одном настолько сильно, что отрывание его от этого дела доставляло оридонцу невыносимую боль.
Вот и сейчас Кин видел в глазах Фода тот взгляд, который говорил ему, что Фод зациклился на одном - на погоне. За несколько дней, прошедших с тех пор, как они прошли перевал у Меч-горы и козьей тропой миновали владения брездских недобитков, Кин и Фод не перекинулись ни единым словом.
Верный слуга Фода, которого Фод называл просто "ты", имел ровно ту же особенность характера и так же как и его господин блестел глазами, уперевшись взором в спины дремсов.
"Кто они такие?" - в который раз задавался вопросом Кин. В этих оридонцах, внешне, не было ничего не обычного, однако нечто тайное, темное и пугающее исходило от их тел.
Чувства Кина разделяли и все остальные воины в его небольшой армии, состоявшей из шестидесяти трех бойцов.
Фод и Ты пришли в неистовство, когда отряд набрел на обглоданные зверьем трупы гиров. Оридонец с изумлением подметил, как Фода затрясло от страха или от ярости - трудно отделить эти чувства одно от другого! - и он бросился перебирать кости зверей, облепленные мошкарой. Фод что-то бормотал себе под нос, что-то напевал, словно бы молитву. Ты неиствовал рядом. Он кружился вокруг места скопления костей, подпрыгивал и отвешивал небольшие поклоны убиенному зверью.
- Странные они, - процедил сквозь зубы Эк.
- Прикуси язык, - предупредил Кин. - И без тебя то видно. А потому прикуси язык.
- Привеликий, мы нашли их последнюю стоянку. Они были на ней только что, - подбежал к нему молодой дремс.
- Как ты обращаешься к нам? - проговорил стальным голосом Фод. Его нижняя челюсть тряслась от злобы.
Дремс удивленно посмотрел на Кина. Тот кивнул, и дремс присел на корточки, склонил голову и, уперевшись руками в землю, занял преклоненную стойку.
- Говори, - разрешил Фод.
- Мы нашли их, привеликий.
- Где они?
- Недалеко впереди нас, привеликий.
Фод кивнул своему слуге и они ускорили шаг.
Дремс поднялся во весь рост и проводил их злобным взглядом.
- Терпи, - хлопнул его по предплечью Кин. - Как и я…
Он также ускорился и вскоре стоял подле бесновавшегося Ты. Тот снова ходил кругами, приплясывая и вынув из ножен короткие кривые ножи-когти.
- Крови… крови твоей… - бормотал он, потрясая головой так, словно ему в уши залезли муравьи.
Дремсы, все без исключения сидели на корточках со склоненными головами.
- Ты подаешь им плохой пример, Кин, - проговорил надменно Фод. - Они всегда должны знать, кто они. Ты отучил их от этого.
Кин сжал зубы и согласно кивнул. Слова о том, что именно поэтому его отряд считается лучшим во Владии и Цур опирается на него в своем властвовании на Синих равнинах, - слова об этом оридонец с трудом проглотил. Его страх перед Фодом усиливался.
- Пусть все изготовятся, - приказал Фод. - Ты, иди вместе с дремсами. Не дай им попасть в засаду. Если ОН с ними, то они уже прослышали о нас.
Приказ, приготовиться к бою, быстро разнесся в хвост колонны. Послышался лязг вынимаемого из ножен оружия и веселый говор. Кин разделил свою армию на три части и только после этого двинулся вслед за дремсами.
Они вышли к реке и двигались у водной глади. Кин запретил своим воинам выходить из-под сени деревьев, поэтому они шли вдоль реки в лесу. Он не прогадал, ибо первая же стрела, вылетевшая из чащи, угодила в плечо одного из дремсов, но опытный глаз Кина заприметил, что по траектории целили не в дремса, а в Ты. Последний метался по берегу реки, как ужаленная под хвост белка и торопил дремсов. Когда же стрела сразила ближайшего к нему, Ты замер и возопил, что было мочи. У Кина невольно приоткрылся рот, когда Ты, не раздумывая, бросился в ту сторону, откуда вылетела стрела.
- Оставь его, - остановил Кина Фод, положив руку на затылок. - Им движут боги. Они охранят его.
Старый воин покосился на Фода и согласно кивнул. У него был иной опыт "охранения" богами подобных вояк, но он вновь предпочел попридержать его у себя.
Ты беспрепятственно достиг кромки леса и скрылся к нем. Округу продолжали оглашать его вопли. Дремсы у реки растерянно выглядывали из-за щитов, прикрывая ими раненного.
- Прикажи им бросить его, - сказал Фод, указывая на раненного. - Они должны делать свое.
Кин кивнул.
- Вперед, - крикнул он войску. Фод бросился вперед вместе с воинами. - Эк, - остановил Кин брезда, - отряди двух воинов. Пусть перенесут раненного от реки в лес. Тихо сделай.
Эк кивнул.
Погоня шла по следу довольно долго прежде, чем выйти на край скальной плиты, налегавшей на другую подобную же плиту в нескольких десятках метрах ниже.
Оридонец быстро распознал, куда людомар уводит своих воинов.
- Эк, найди Чоста, дай ему двадцать бойцов. Пусть, что есть сил мчится и обойдет вон ту долину с другой стороны. Сам возьми еще двадцать воинов и веди их к деревне. Видишь ее дымы?
- Ты не спешишь! - подскочил к нему возмущенный Фод. - Ты не хочешь догнать их?
- Я спешу.
Начался бешенный спуск вниз.