****
Подходя к йордону, на котором стоял донад Светлого людомар почувствовал присутствие другого охотника. Через некоторое время он заметил две ноги, высовывавшиеся из-под ближайшего куста.
- Спит, - сказал старец не оборачиваясь.
Они поднялись на верхний ярус ветвей.
Донад Светлого не представлял собой ничего особенного. Обыкновенное жилище старика: пяти шагов хватило бы, чтобы пройти его вдоль, и еще столько же - поперек.
- Наш народ уменьшается, - со вздохом перемешанным с кряхтением произнес старик, усаживаясь на сук дерева, удачно расположившийся в доме и заменявший ему скамью. - Почему ты не присядешь?
- Я усну. Говори свое, а потом я скажу, зачем пришел.
- Ты зол. Ты не спал. Если все так, значит и ты видел омкан-хуута.
Охотник кивнул. Неожидано его пошатнуло. Ноги подогнулись, и он оперся спиной о стену донада.
- Тот, который спит внизу, - тут же перешел к делу старец, - его зовут Темный лист. Он пришел ко мне по вчерашнему солнцу. Он рассказал, что перед дождем столкнулся в Чернолесье с омкан-хуутом у Прозрачного ручья, там, где Камень крови поддерживает кумира Зверобога. Он видел останки дремсов. Они свалены в кучу неподалеку от Камня, в чаще. Где видел зверя ты?
- Три солнца прочь от донада по тропе к Мертвому озеру.
Старик нахмурился.
- По всему выходит, что за один переход омкан-хуут прошел столько, сколько не преодолеет и самый лучший из нас.
Это замечание было верным: между двумя местами встречи было не меньше двенадцати дней пути. Даже лучший из охотников не смог бы предолеть это растояние за один день, в который шел дождь.
- Их двое, - сделал за него вывод Сын Прыгуна.
- Нет, такое не может быть. Чернолесье не выдержит двух омкан-хуутов. Они пожрут нас и все живое, что здесь есть.
- Тогда нужно убить их.
Оба: и старик, и охотник вздрогнули.
- Прости, Светлый, что пришел к тебе без спросу, но мое дело не терпит.
В донад протиснулся детина, от которого за версту разило терпким запахом пота и перегнившей еды. Он был огромного роста, одет в толстую шкуру. Голову и лицо его прикрывала густая шевелюра из волос и бороды. За спиной его висел толстый круглый щит, сплетенный из прутьев твердокаменного дерева, в руках детина сжимал два топора. Еще один, почти алебарда, висел у него за спиной. К поясу был приторочен широкий короткий нож.
- Ничего… ничего, - поднялся старик и улыбнулся: - Мы, людомары, к концу жизни становимся общительными. Нам в радость говорить с другими и многое приятно, что в молодости нашей было отвратительно. Заходи, Плакса.
Плакса покосился на Сына Прыгуна.
- И ты ко мне пришел с той же новостью?
- Если ты говоришь о громадных древовидных змеях, то да, я с этим, - кивнул он.
- Какие змеи? - спросил старик, усаживаясь удобнее.
- Мигрон прислал меня к тебе. Ты помнишь его?
- Помню. Мы встречались и не раз… Как поживает его сестра… кажется Зорона ее звали.
- Ха-ха-ха! - расхохотался Плакса. - Все наслышаны о вашем споре. Хорошо же ты его надул. Он до сих пор рассказывает нашим детям про этот случай и наказывает не верить людомарам.
Светлый улыбнулся.
- Ты говорил про змеев, - напомнил он.
- Да, после дождя к Мигрону пришли наши охотники, а после них выходил он прочь из деревни. Когда вернулся, то призвал меня и послал к тебе. - Плакса замолк, прокашлялся и, глубоко вдохнув, начал говорить:
- Роды Чернолесья в дождь лишились шестерых охотников, а те, кто вернулся, говорят о том, что повстречали гигантских древовидных змей. Те, дескать, и потаскали охотников. После дождя тех змеев и след простыл, а мы не знаем, что делать. Как теперь жить с Черным лесом. Я узнать хочу, не означало ли это, что Зверобог прогневался на нас?
Старик качал головой, в такт рассказам Плаксы, а когда тот окончил, долгое время молчал. После этого встал и ушел прочь.
****
Людомар спал долго и с таким наслаждением, с каким спят только малые дети. Когда он проснулся, то почувствовал, как слюна сладкого сна засохла на его щеке.
Перед глазами стояла пелена. Когда она разошлась, он увидел лицо другого людомара. Тот с интересом наблюдал за охотником.
Сын Прыгуна быстро сел, а потом вскочил на ноги. Пора было пускаться в обратный путь. Слишком многое предстояло сделать.
До его слуха донесся детский смех. Примерно в двух полетах стрелы от донада Светлого играли девочка и иисеп. За время его сна оба сдружились друг с другом с такой силой, словно бы были знакомы с младенчества.
Людомар потянулся, захрустев всеми костями и сухожилиями.
Путь домой затянулся лишь на пол дня. Это срока хватило людомару, чтобы зайти в смердящую яму и захватить порошка для женщины. Он не понял как, но ему еще всучили и идол Зверобога в виде разинувшего пасть чудища.
Проблема с прокормом малышки разрешилась сама собой. Иисеп вошел в интуитивный контакт и с ней, и заведомо знал, когда ей хочется пить, есть и справить иные нужды.
Лишь тогда, когда они подошли к Чернолесью, малышка заставила всех остановиться, потому что захныкала, поняв, что ее ведут во мрак. Пришлось взбираться на самый верх кроны для того, чтобы девочка не теряла связь с солнцем.
- Тссс! - наказал ей людомар, хотя это и было излишним.
Восторг ребенка по поводу того, что его вознесли на сотню метров к небесам быстро истощил силы и вскоре девочка крепко спала.
До дома Сын Прыгуна добрался без каких-либо заминок.
- Ты! - улыбнулась людомара и обняла его. От нее пахло жаренным мясом и лесными пряностями. Вопреки мнению окружающих, Чернолесье, при умелости, давало столько всего для жизни, что ее можно было назвать даже и роскошной.
Женщина заглянула к нему в глаза и быстро изменилась в лице.
- То был людоед? - Ее интонация чуть-чуть не дотянула до вопроса. - Людоед. - И она разочарованно оглядела свою вотчину.
Донад Сына Прыгуна не шел ни в какое сравнение с донадом людомара Светлого. Это была просторная площадка, прочно закрепленная на застывшем древесном клее и паутине окрунистых великоногих пауков - созданий безобидных, но трудно уловимых. На ней хватало места и самому дому, сложенному из сухих веток, обвитых несколькими слоями вьюна и прикрытых сверху аккуратно притянутой кроной дерева, и хозяйственному двору, располагавшемуся промеж четырех веток, где паслись и молочные гусеницы, располагалось лежбище иисепа, произрастало несколько сортов пряных трав и иных полезных в быту растений. Все это было нажито долгими годами упорного труда. Людомару было легче покидать это жилище, потому что охотник меньше привязан к постоянному месту, но он ощутил неясное растройство, рассмотрев в глазах женщины слезы.
- Я поем и уйду.
- Будешь искать новый мек?
- Да. Светлый научил меня многому, что нужно.
- Тогда иди поешь и в дорогу.
- Ессь. Ессь хосю.
Оба вздрогнули. Глаза людомары широко открылись. Она с опаской заглянула за спину охотнику, так, словно на его спине сидела опасная тварь.
- Это пасмасский детеныш, - вспомнил людомар и прошел к столу.
- Ты украл их детеныша? - изумленно проговорила женщина.
- Нет. Мне его заплатили.
- Детенышем?
- Да. Я вернул им одного. Они мне дали… этого. Не волнуйся. Его нужно хорошо отмыть… пока. Я продам его дремсам, когда уйдем отсюда. Ему не место с нами. Он громкий. - Людомар почесал затылок, вынул оттуда какую-то гниду и съел. Потом взял большой кусок жаренного мяса и жадно впился в него своими полузубами полуклыками.
Женщина принюхалась и пошла в сторону иисепа, который стал отчего-то отступать от нее.
- Се-е… Пить… хосю пить.
Краем глаза людомар наблюдал, как маленькие белые ладошки взвились над холкой зверя и ударили его. Девочка не только не боялась, она уже даже не просила, но требовала поесть и попить. Окончательно обвыклась.
- Иисеп, стой. Куда ты пятишься? Отдай ее, - подошла женщина к зверю.
- Р-р-р-р, - неожидано донеслось от него.
Людомара остолбенела. Иисеп никогда не рычал на нее. Удивило это и охотника.
- Иисеп, отдай ей детеныша.
Спорить с хозяином зверь не решился и людомара наконец-то заполучила ребенка в свои руки.
Едва девочка оказалась близко к женщине, она тут же намертво вцепилась в ее волосы и с силой потянула.
- Что ты делаешь? - вскричала та, а ребенок от всей души расхохотался:
- Впеле-е-ед… ессь… ессь…
- Отпусти. Людомар, она непонятная.
Охотник поднялся с места и подошел к ним. Девочка тут же приняла самый смиренный вид. Она отпустила волосы женщины и во всю ширь улыбнулась ему. Едва он отошел, она пнула ножкой людомару по руке и уже двумя руками вцепилась в прядь ее волос.
- Ай! - встрепенулась та. - Пусти же!
- Говори громче. Пасмасы плохо слышат… очень плохо, - пережевывая куски мяса прочавкал охотник.
Бросив часть еды иисепу, он пошел собираться в дорогу.
Войдя в удлиненный угол одной из двух комнат, он протянул руку и вытащил толстое древко. Древко оканчивалось виловидным наконечником состоявшим из двух острых как бритва кинжалов. Это был знаменитый людомарский хар. Традиционное оружие, которое выделяло людомаров из всех олюдей. Его толстое древко содержало внутри себя два небольших дротика и ниус - плевательную трубку, с помощью которой тихо убивалась мелкая дичь. Взял людомар и исконное оружие дремсов - обоюдоострый топор с длинным топорищем.
Покончив со сборами он вышел вон, даже не распрощавшись с людомарой, занятой борьбой с цепким пасмасским ребенком.
****
То, что посоветовал ему Светлый не шло ни в какое сравнение со всеми задачами, которые людомару доводилось выполнять до этого момента.
Оказалось, что отстроить донад - это не такая уж и легкая задача. На это потребуется очень много времени, учитывая те особые меры безопасности, которые должен предпринять людомар, чтобы уберечь свой дом от омкан-хуутов и гигантских змеев.
Сперва предстояло сделать самое простое: найти дерево-мек, на котором расположится донад, затем пойти в Глухие леса и раздобыть там взрослого окрунистого паука, после этого разыскать растения под названием крацирик и чапа, и только потом начать возводить дом.
Больше всего не нравилось людомару то, что Светлый указал ему переселиться ближе к Редколесью. Хотя там и больше пищи, но в Редколесье любой охотник чувствовал себя неуверенно, так как людомары привыкли к тесноте чащобы, полутьме и безмолвию. В редкие минуты, когда не нужно было идти на охоту или делать иные дела, Сын Прыгуна любил понежиться на гамаке, созданном из искусно переплетенных веток верхней кроны мека.
Бескрайнее сине-зеленое море колыхалось в те моменты прямо под ним, а он плыл в тишине его мощи, спокойный и безмятежный. В такие моменты в душе людомара поселялся тот особый вид покоя, который можно смело назвать вечным. Сотни звуков и запахов мерно вплывали в его голову. Он ловил их, делил или складывал, и составлял из них невообразимые букеты образов.
Добравшись до соуна, людомар остановился, огляделся по сторонам и выбрал ту, которая в противоположной стороне от донада Светлого.
Мек - дерево с приземистым широким стволом, имеющим множество толстых сучковатых веток, охотник нашел быстро, однако оно ему не понравилось. Еще несколько подобных деревьев почему-то не привлекли его внимание.
Он быстро шел по кромке Чернолесья и Редколесья и к концу второго дня достиг границы Чернолесья с Глухим лесом.
Глухолесье отличалось от Черного леса тем, что хранило под собой заливные луга. В незапамятные времена неизвестно по каким причинам ручьи изменили свои направления и стали стекаться в небольшие низменности. Растительность покрывающая подобные территории отличается однообразием. Это пышные фразаны, стоящие на длинных гладких стволах, уходящих наполовину под воду. Пышные шапки фразанов из изогнутых кругом тончайших ветвей, усыпанных мелкими листиками-пушинками создавали непроницаемую для воздуха словно бы перьевую преграду.
В фразанах селились тучи мошкары, которые привлекали пауков.
Убив по дороге нескольких мелких зверьков, людомир взобрался на дерево и разложил их на верхних ветвях, прикрыв листьями.
Меков в этих краях было множество. Удивительно, как эта мысль раньше не пришла ему в голову: здесь, в этом месте шла чересполосица из Глухолесья, Чернолесья и Редколесья. Сюда уж точно никто не будет заглядывать. Сизые болота, располагавшиеся в каких-нибудь четырех днях пути отбивали у олюдей всякое желание здесь жить или даже ходить. С другой стороны, в кроне Глухих лесов было так мало кислорода, что любой олюдь, кроме дремсов и людомаров не имел шансов выжить среди них даже один день.
Людомара охватила странная лихорадка. Он впервые в жизни создавал нечто свое - только свое! Все, что он имел досталось от отца, и он до сих пор не понял, насколько был готов к переменам.
Опираясь на пику, иногда используя ее для перехода с ветки на ветку охотник довольно быстро передвигался по вершинам вековых деревьев. Хотя он был готов всякий раз "встретиться" с Глухолесьем, его начало было несколько неожиданным. Разлапистое высокое дерево как-то резко оборвалось. Удивительно было видеть, как оно росло ветвями только в одну сторону - противоположную сторону от Глухолесья. Далеко внизу простиралась мягкая перина светло-серых вперемежку с желтым крон фразанов.
Держась за ствол дерева, людомар стоял над бескрайним, как ему виделось, серо-желтым морем. Его кроны напоминали сверху облака, неведомо как заблудившиеся на небесах и сбившиеся в испуганную кучу в этом месте, зажатые мощными древесными стенами Чернолесья.
Чувства охотника вмиг обострились. Зрение, слух, обоняние и осязание, но, самое главное, чутье хищника обострилось до предела. Пауки, за которыми он начинал охоту были ловки и быстры. Сами по себе они были неопасны, но место, в котором они обитали - не было опаснее этих полуболот полулесов. Комары размером с ладонь, разнообразные жуки и тараканы, мошкара, - все эти твари приняли в Глухолесье весьма недружелюбные формы. Особенно были страшны сурны - паукообразные ящерицы, размером с локоть, но обладающие мощнейшей челюстью и острейшими зубами. Они кишмя кишели под кронами фразанов.
Ко всем этим особенностям добавлялось и то, что фразаны пропускали под свой покров мало воздуха, а испарения делали внутренний климат леса чрезвычайно жарким и влажным.
Людомар знал, что проникать внутрь можно только через узкую щель, и делать это нужно как можно скорее, чтобы тучи обитателей не прознали по проникновению свежего воздуха, что в их мирок прошел чужак.
Обрубив несколько веток, охотник спустился на кроны фразанов и пошел по ним. Пространство вокруг него слегка колыхалось, однако разводы от его шагов не были слишком сильны.
Нос людомара беспрестанно двигался. Наконец он уловил запах паука. Наскоро сложив ветки одна с другой и покрыв их сверху щитом, увитым клибо, охотник соорудил небольшой шалаш.
Прорезав отверствие в кроне фразанов ровно настолько, насколько было необходимо для протискивания внутрь, людомар тут же заткнул этот прорез самим собой, глубоко вдохнул и скрылся внутри.
****
Несмотря на то, что крона фразанов была светла, у подножия деревьев царил полумрак.
Охотник спускался осторожно. Самым опасным был спуск по стволу фразана, ибо ствол этот был абсолютно гладким.
Людомар спустился по нему практически бесшумно. Лишь у самой кромки воды его левая ступня соскользнула и чрезмерно быстро вошла под воду. Раздался едва различимый всплеск.
Охотник замер, прижавшись к стволу и стал вслушиваться.
Его обоняние уловило тонкую струйку свежего воздуха, который витиевато проникал вслед за ним, поэтому Сын Прыгуна подтянулся и плотнее задернул место спуска.
Необычайная тишина поразила слух людомара.
Нос доносил ему, что под сводами деревьев есть жизнь, но она никак себя не проявляла.
Оглядевшись, он убедился, что его приход никем не замечен и осторожно спустился в воду, уйдя в нее по самые уши. Вода была нестерпимо горячая. От нее поднимались испарения щипавшие глаза, но людомар не обращал на это внимание. Ему нужна была паутина и он намеревался ее добыть. Закрыв уши пробками, он осторожно погрузился под воду. То, что он услышал повергло его в необычайное волнение. Вода молчала!
Такого просто не могло быть! Ни звука, ни одного раздражения не передавала водная толща. В абсолютное безмолвие не поверил бы даже и болван. А людомар болваном не был. Как ни пытался он сохранять спокойствие, но его сущность резко ощутила присутствие смерти.
Кровь рванулась, разрывая сосуды своим напором и давлением. Воздуха стало резко не хватать. Людомар приказал себе успокоиться и не двигался до тех пор, пока сердце не пришло в норму.
Легкий всплеск привлек его внимание. Вода передала не только всплеск, но и легкое шуршание влаги между ячейками. Шуршание было множественным и значит об воду задела сурна.
Людомар опустился под воду и стал вслушиваться. На звуковом уровне водная толща была абсолютно спокойна. Все жизненные процессы в организме охотника постепенно замирали. Он весь превратился в слух.
Внезапно его едва не смело нечто крупное. Оно с невероятной скоростью пронеслось мимо него и с легкостью забралось на ствол фразана, откуда он спустился. Раздался клекот.
"Нашли!" - пронеслось в мозгу Сына Прыгуна.
Очень медленно он вытащил с боков два кривых ножа и осторожно вогнал их в илистое дно. После этого, распластавшись над дном, он стал осторожно двигаться прочь от фразана, с которого слез.
Звонкая трель, хотя и приглушенная водой, сотрясла Глухолесье. Ее отзвуки в виде ряби еще некоторое время звенели вдалеке, но уже не могли сокрыть сотни, тысячи всплесков, которые буквально вскипятили заливные луга Глухих лесов.
Людомар чувствовал, что повсюду мимо него движутся тела: и под водой, и над ее гладью, - везде! Колыхания воды очень ему помогали. По их волнам он без труда ориентировался между деревьями. Воздух заканчивался. Нужно было подниматься вверх, дабы вдохнуть.
Необжиданно водную толщу прорезал натяжный скрежет и быстрое перестукивание, а после этого слух людомара донес, как нечто очень большое приближается к нему. Оно двигалось именно к нему, прямо на него, не мимо, не поверх него, а к нему. Хорошо развитое чутье подсказало ему, что его заметили.
Сгруппировавшись, людомар подобно пружине выскочил из воды и почти не останавливаясь устремился вверх по гладкому стволу фразана. Вода вокруг ствола вдруг закипела и вздыбилась. Охотнику не пришлось прорезать себе путь. Его вышвырнуло на поверхность Глухолесья вместе с деревом.
Земля и небо стали быстро меняться местами. Свежий воздух, ядовитый пар из-под фразана и дикий рев смешались в один тугой протяжный звук, оглушивший Сына Прыгуна. Это обстоятельство помешало ему собраться в нужный момент, поэтому он плашмя плюхнулся на кроны деревьев.