****
Охотник без труда нашел выгребную яму подле городских стен. От города - недаром людомары называют олюдские города смердящими ямами - во все стороны расходился терпкий запах, замешанный на таком количестве "ароматов", от которых мозг охотника приходил в обонятельное неистовство.
Запах отца семейства он запомнил прекрасно. Он не знал, чем от него пахло, но тонкий приятный аромат, не присущий пасмасу от него все же исходил. Еще одним кодом мужичонки была рана на ноге, которую людомар почувствовал сразу. Она давно гноилась, и мужичок прикладывал к ней пережеванные стебли пухтана. Судя по тому, что трава начала разлагаться, примочку он не менял давно.
Подле выгребной ямы копошилось много народу. Появление людомара в их рядах произвело на олюдей примерно такое же впечатление, как явление Божества народу.
Десятки бородатых чумазых лиц вытянулись в удивлении.
С трудом подавив в себе отвращение ко всему и всем, охотник несколько раз прошелся округ ямы пока не уловил запах гниющей травы.
Он увел его в сторону от ямы к старой покосившейся хибаре почти вросшей в землю. Это оказалась харчевня для сельского люда.
В столь поздний час она была до отказа набита посетителями.
Людомар благоразумно не решился входить внутрь хибарки, прошелся вокруг и к своему удивлению, в одном из углов, образованных харчевней и погребом, уловил тот же самый нежный сладковатый запах, который исходил от мужичонки.
Внезапно ему в нос бросился запах, от которого кровь в жилах закипела так, словно внутрь него бросили все рочиропсы этого мира.
Людомар почувствовал запах эвра.
Невольный рык вырвался из его груди. Никого из олюдей людомары не любят больше, чем эвров. Говорят, что эвры проживают на некоем уступе, вдающимся далеко в море. Их земли богаты, а города велики и удивительны.
Несмотря на все эти чудеса во всей Владии нет народца хуже, чем эвры. С виду глупые, ожиревшие и бледно-серые, как поганки, эти олюди отличаются удивительной живучестью и ничего не любят больше, чем отведать плоти олюдских детей. Нет, они не каннибалы, хотя и ведут свой род от грирников - вот эти уж чистейшие олюдоеды! Их культура развилась так, что страсть к поеданию была заменена неуемной страстью к пресыщению в плане плотских услад.
Сперва они воровали детей: всех подряд. Но после, когда достигли достатка, стали заявляться в менее зажиточные земли Владии и покупать детей у бедняков.
Как рассказывали те немногие, которые вернулись оттуда, дети служили им вместо жен. Притом, что в виде женщин они использовали как мальчиков, так и девочек. Когда же ребенок достигал зрелого возраста, они отпускали его, но единицы возвращались в прежние места. Подавляющее большинство занимало место эвров.
Эвры вымирали, ибо были не способны любить великовозрастных особей. Их тянуло к детям. Жили они, как говорят, мужчина с мужчиной, женщина с женщиной. Оттого и становилось их меньше, и воспроизводились они таким удивительным образом.
Людомар напал на след старого эвра. Он знал это. Он мог даже приблизительно описать его внешность.
Два дня не зная ни сна, ни отдыха людомар преследовал эвра. На одной из его остановок, охотник ощутил запах детских фекалий, дикого ужаса и тот же самый тонкий сладкий аромат, который исходил и от мужичонки.
Кровь вскипела в жилах охотника. Уже седьмые сутки он не знал ни минуты покоя, стремительно несясь на спине иисепа вслед за эвром.
Он нагнал эвра на повороте дороги, в нескольких полетах стрелы от очередной смердящей ямы.
Эвр тяжело шел вперед, ведя за руку маленького мальчика лет шести. Эвр представлял собой довольно крупного детину, грузно припадающего на правую ногу. Его лицо было заплывшим от жира, а потому походило на расплавленую грушевидную массу. Во всю дорогу, во всю округу, а людомару показалось, что и во все Чернолесье разносился сладковато-приторный запах его тела.
Охотник тут же свернул в сторону и некоторое время шел относительно далеко от эвра. Дождавшись, когда на дороге не окажется никого, кроме них, он стремглав приблизился к нему.
Окрестности сотряслись - так показалось людомару - от клокотания, которое вырвалось из живота эвра, когда тот увидел перед собой охотника и иисепа.
- Что такое? Почему вы загораживаете мне путь? - сделал вид, что удивился он. Его маленькие глазки испуганно уставились на охотника, а нос продолжал трястись даже и тогда, когда он перестал говорить.
Старательно закрывая уши, людомар приказал ему вернуть мальчика.
- Я его не крал. Вас обманули. Я его купил, - вот тут уж эвр действительно удивился, но оставался неизменно вежлив и предупредителен: - Скажи ему, малыш, я не крал тебя.
- Кто тебе его продал?
- Его отец. Он отдал его за три рочиропса.
- Когда это произошло?
- Когда? Когда… м-м-м… три луны назад… или четыре… впрочем, недавно. У харчевни было, что у стен Онеларка. Это туда идти нужно…
- Я знаю, где Онеларк. Ты врешь. Его отец сказал мне, что ты украл мальчика.
- Он сказал неправду, уверяю вас. - Нижняя челюсть дородного эвра затряслась. Колыхания пошли и по второму и третьему подбородку. Все-таки эти чудовища в олюдском обличье с легкостью могли казаться милыми и покладистыми существами.
- Папа отдал меня, - подтвердил неожиданно мальчик. Он был очень грустен. Его заплаканное лицо содержало следы недавних побоев и грязные разводы.
- Вы слышали, ребенок не врет. Пасмас отдал мне его… и немного себя, - вдруг не удержался и скокетничал эвр. - Он оказал мне очень полезную услугу… там. Мы договорились, что отца сменит сын… а потом он продал его, но с обещанием, что мальчик будет жить хорошо. Я пообещал и сдержу слово… обещаю еще раз…
Мальчик неожиданно сморщился и потрогал рукой себя сзади.
Глаза людомара застила пелена. Он оскалился.
- Малютка, взгляни, как птичка сидит вон там. Видел ли такую когда? - неожиданно обратился к ребенку эвр.
Едва мальчик отвернулся, лицо эвра словно бы съехало на лоб, а его прежнее место заняла огромная пасть, утыканная острыми клыками. Это преображение было бы неожиданным для любого, но только не для людомара. Он не придал никакого значения, что эвр с лицом добродушного толстого щенка вдруг явил собой пасть чудовища.
"Не подходи. Оставь меня. Иди вон", - беззвучно проговорил эвр.
Мальчик обернулся к ним и оскалы мигом сошли с их лиц.
- Хорошо, я вижу, что ты говоришь правду, эвр. Покажи, где твой дом и я уйду, - обратился он к мальчику.
- Вон там, - указал тот в правильном направлении.
Ни ребенок, ни эвр не уловили стремительного движения иисепа, которому людомар дал команду на атаку. Не издав ни звука эвр умер и был стащен с дороги.
Мальчик снова обернулся к людомару и стал молча оглядываться по сторонам.
- Где Пукки? - спросил он боязливо. - Мне нельзя без него. - Он снова потрогал себя сзади.
- Он ушел.
Мальчик еще несколько раз повертел головой и расплакался от радости.
- Верни меня к маме, людомар… пожалуйста, верни… - бросился он к охотнику.
- Идем, - кивнул ему тот.
Они пошли по дороге, а после и вовсе запрыгнули на выехавшую из полей телегу. И никто, никто, кроме людомара не слышал и не чувствовал, как далеко в поле, вместе с ними тяжелой поступью шел иисеп, сжимая в челюстях полу съеденное тело эвра.
****
Возвращение ребенка не оказалось радостным, как ожидалось. Мужичонка, протрезвев и поняв, что вместе со своей честью он продал у харчевни и честь сына скоро повесился, от чего его жена пришла в еще большее отчаяние. Она билась в истерике в тот момент, когда людомар вошел в покосившуюся хатенку.
- Ой, что же ты наделал-то! - набросилась она на сына. - Папку свел в могилу! - С этими словами она со всей своей бабьей дури начала хлестать ребенка по щекам.
Людомар стоял с заткнутыми пробками ушами и с удивлением смотрел на нее. Охотнику трудно понять то множество эмоций, которые часто охватывают пасмасов. Собственно этим да еще своей грязнотой и бедностью они и знамениты.
Даже рассказ о том, что мальчик никуда не сбегал, а был продан отцом за кристаллы тепла ничего не изменил. Потеряв кормильца, женщина вконец обезумела.
Разум ее просветлел лишь в миг, когда глаза натолкнулись на людомара.
- Ничего не дам! - не своим голосом заорала она. - Прочь! Ничего не получишь!
- Нельзя так, Дорива! - зацыкали на нее со всех сторон.
- Нечего мне ему дать. Нет у меня ничего!
- Надо отдать. Не то вернется он и скот наш порежет.
С чего пасмасы взяли, что людомары мстительны никому доподлино неизвестно, но факт оставался фактом: людомары не испортили ничего ни одному пасмасу, но этого словно и не было - все обвиняли их во вредительстве.
Людомар развернулся и хотел было уходить, но старая и дряхлая старуха в грязном рубище остановила его, преградив путь:
- Уходя - не уйдешь, возратясь - не вернешься! - крикливо припевала она, подпрыгивая. - Убереги нас, Зверобог, от возрата слуги твоего на веки вечные с дурными мыслями. Не уходи от нас, - по-доброму обратилась она к людомару, - а коли пошел, так возьми от нас. Не можем делиться ничем, так хоть плотью своей поделимся с тобой. Возьми вот нас в ней.
Из-за старухи к людомару вытолкнули малюсенький комочек, смотревший на него широко открытыми от ужаса глазами. Комочек дико трясся.
- Сиротка она. Не взыщи. Боле не знаем, что отдавать. Нету у нас боле ничего! - с этим старуха, подпрыгивая, отошла от него.
Людомар рыкнул, развернулся и пошел прочь.
Маленький комочек под науськивание и угрозы поселян заспешил за ним.
****
Пасмасский ребенок в Чернолесье сродни табуну дико вопящих ишаков в степи - слышно отовсюду и видно всем. Его шаги для слуха рядового обитателя лесной чащобы был слышим примерно так же, как громыхание молота о наковальню для слуха простого олюдя.
Раздосадованный и сильно уставший людомар, сморенный многодневным бодрствованием и тревогами, которые вселил в его душу омкан-хуут, не сразу заметил, что малышка преследует его.
Его оглушил ее вскрик, когда перед охотников, словно бы из-под земли вырос иисеп. Огромное пузо, забитое съеденым эвром делало и без того неприветливый вид животного ужасающим.
Писк из-за спины заставил людомара вздрогнуть и обернуться. Не будь он уже девятые сутки на ногах, они никогда бы не допустил такого промаха. Не заметить пасмаса позади себя для охотника то же самое, что самому забраться в пасть омкана.
Иисеп выглядел очень ленивым. Он хорошо выспался за то время, пока отсутствовал его хозяин.
Людомар посмотрел ему в глаза и приказал подобрать ребенка.
Понимание между людомарами и иисепами веками совершенствовалось, и достигло уровня тончайшей интуитивной связи.
- А-а-а! - закричал ребенок, когда громадное для него чудовище стало приближаться.
Не зная, что делать, девочка с удивительной для нее быстротой метнулась вперед и затерялась у ног людомара. Не успел он опомниться, как ребенок с несвойственной его годам проворностью взобрался на высокого охотника и повис на поясе.
Людомар осторожно снял девочку с пояса. Она была настолько маленькой, что умещалась у него на ладони.
Их глаза встретились: ясные светлые испуганно-наивные глаза ребенка и взгляд лесного хищника, хоть и с олюдским лицом.
Говорят, что многих олюдей завораживает взгляд людомаров. Глаза охотников радужны и этим самым необычайно красивы в понимании не лесников.
Ребенок, несмотря на свой испуг, также завороженно уставился на него и даже приоткрыл свой крошечный ротик.
Отставив руку подальше - людомар не переносил естественный запах пасмасов - он критически ее оглядел. По всему выходило, что нужно возвращаться домой. Однако сразу же за этой мыслью всплыл образ омкан-хуута. Людомар невольно сжал губы и глухо зарычал.
- Не бойся иисепа. Он мой друг. И твой тоже… - проговорил охотник и посадил девочку на холку зверя.
Он думал, что она начнет кричать, но ребенок на удивление быстро поверил его словам, удобно устроился в гладкой шерсти иисепа, превратившись во вторую холку и тут же уснул.
Впервые за много дней все вроде бы разрешилось хорошо. И хотя даже сопение девочки было громким для Чернолесья, но путь к людомару Светлому лежал не в сам лес, а на его окраину.
Оранжевые кущи, где проживал Светлый, сплошь состояли из зарослей йордона - пучкообразного безлистного дерева, привлекавшего стариков-людомаров тем, что его ветви были очень густы, прочны и прямы, что облегчало труд строительства донадов. Свои донады они по старинной традиции оставляли молодым охотникам.
Людомар прошел еще пару километров и остановился. Дальше идти не было сил. Он остановился, постоял в раздумье и резко свернул в сторону. Найти листья фриира не представляло большого труда. Сжевав несколько веток с этими листьями, людомар почувствовал, как силы стали прибывать.
Еще двое суток он безостановочно бежал в сторону Оранжевых кущ.
****
Издали он заметил заросли йордона, к которым стремился все это время. Со стороны они напоминали проплешины на голове старика и сверкали своей желтизной на сочном фоне зелено-синей растительности Чернолесья.
Редколесье, по которому шли людомар и его спутники, кишмя кишело всякой живностью.
Почти у самых Оранжевых кущ людомар услышал слабое:
- Кхи-кхи!
Он остановился и обернулся на звук.
Девочка лежала на холке иисепа и изможденным взглядом смотрела на охотника.
Людомар фыркнул: он совсем забыл про наличие ребенка. Испуганная бедняжка не ела и не пила два дня, но, в конце концов, голод и жажда победили страх и она решилась напомнить о своем существовании.
Жаль, что под рукой не было ниуса. С помощью его мелких дротиков с паралитическим ядом на конце людомар бы без труда добыл птицу или мелкого зверя. Теперь же, здесь в Редколесье да еще при свете солнца будет очень трудно добыть еды.
От необходимости покормить малышку сознание людомара вмиг прояснилось. Самое простое, найти ей питья. Это было не сложно. Сок йордана сладок и очень питателен, хотя охотник не знал, пригоден ли он для пасмасов. Но попробовать стоило.
Первым делом людомар тщательно обнюхал ребенка, пытаясь дотянуться до запахов из ее кишок: что она ела последний раз. От нее пахло прокисшим молоком и забродившим хлебом. Этого в редколесье никогда не найти.
Подумав еще некоторое время, людомар принялся действок жуков и иных насекомых, которые девочка брезгливо отвергла. Охотник с удовольствием съел их сам. И лишь к вечеру повезло добыть нескольких ящериц, вылезших погреться на солнце.
Завидев эту добычу, девочка заулыбалась, ловко скатилась со спины иисепа и вытащила из-за пазухи рочиропс. Он был замызган и очень грязен. К тому же зелен, что говорило о его нижайшем качестве.
- Пфу! - показала она, что плюет на него. - Пфу! - и протянула охотнику. Тот плюнул на кристалл.
Тихое шипение со временем превратилось с пышущий жар.
Девочка снова взобралась на людомара, без спроса вытащила с его бока кривой нож-клык и поделила ящериц на мелкие кусочки. Каждый из них она принялась зажаривать и тут же есть. Куски, причитавшиеся людомару и иисепу, она аккуратно раскладывала в стороны от себя.
Иисеп с интересом втягивал запах жаренного мяса, но по взгляду охотника понял, что ему нельзя подходить к девочке, ибо одного взмаха языка было достаточно, чтобы слизать не только кусочки мяса, но и самого ребенка.
- Людомар, ты ли так зовешься?! - раздался голос позади охотника.
Тот резко обернулся.
- А-а, это ты, Сын Прыгуна, - Светлый, появившийся в нескольких десятках шагов от троицы, быстро подходил к очагу.
Девочка подняла голову, быстро окинула взором лица людомара и иисепа, заметила спокойствие на них, и не нашла причин самой беспокоиться.
- Ты в Редколесье, не забывай это. Чернолесье сокроет тебя и твои следы. Даже мой старый нос учуял запах жаренного.
Светлый мало чем отличался от людомара. Может быть был немного выше него. Людомары все на одно лицо. Почти.
- Что произошло? Почему ты здесь? - спросил Светлый. - Ты оглох?
- Нет, людомар… Я не оглох. Я устал. С последнего дождя я не сомкнул глаз.
Светлый остановился, оправил пепельного цвета волосы - лишь настолько иссиня-черная шевелюра людомаров могла выцветать к старости - и внимательно посмотрел на охотника.
- Я знаю с чем ты пришел. Иди за мной.
Приказав иисепу приглядывать за малышкой, охотник направился вслед за старцем.