- Понимаешь… - она остановилась, уставившись под ноги. - Для некоторого кодирования, чтобы его нельзя было снять, применяют сильную боль, которая к тому времени, когда он встанет, проходит. Они же знают, что я врач, и мне не трудно вернуть его в нормальное состояние. В смысле, объяснить, насколько он здоров или болен. В этой области я для него непререкаемый авторитет. И все же… Боже, зачем мы его оставили?! Как я могла этого не понять, не заметить, думать, будто все хорошо, и что мой сын просто влюбился не в того человека?!
Затравленный взгляд матери смотрел в пространство перед собой, не замечая, что происходит вокруг, Кирилл едва успел оттащить ее в сторону, когда по дороге к их дому проехал еще один груженый древесиной и паклей КАМАЗ. Вчера дядя Матвей снимал мерки для надстройки и звонил кому-то на лесопилке, заказывая пронумеровать брус для сборки.
- Мам, на нас люди смотрят. Давай, отойдем, а то ты как маленькая топчешься. Ты ж не просто так, ты главный врач! - напомнил Кирилл. - Кстати, ты заметила, ты почти не кашляла утром!
- Я принимаю еще одно лекарство, - улыбнулась мать. - Артур Генрихович посоветовал, им из Германии прислали. В больнице лекарство нашла, импортный антибиотик. Я подумала, что на бронхиальную астму наложилась какая-то инфекция. Есть много неоткрытой заразы. Честно говоря, удивлена. Хорошая больница. Кирюш, главврач тоже человек… Я спасала людей, а сына спасти не могу. Я не людей обвиняю, себя.
- Мам, а поставить укол в череп… Ну, и лоботомию сделать, как у Славы, это трудно?
- Ну да, специалист работал, - кивнула она. - Спил профессиональный, сделан специальным инструментом. И опасно. Надо знать, как и что. Любое вмешательство такого рода может вызвать любые последствия - от эпилепсии до полной потери памяти. И кто мне скажет, в руках каких мошенников побывал мой сын?!
- Значит, кроме Иринки и ее дяди Родиона, им еще кто-то помогает, - выдвинул предположение Кирилл. - Подумай сама, Иринка на третьем курсе… едва закончила. Она даже не настоящий врач. Мам, помнишь, когда ты занималась со мной, ты утверждала, что память нельзя потерять: надо всего лишь найти инцидент и вспомнить его много раз, все детали и поднять боль, и тогда процесс восстановления проходит во много раз быстрее? Может, нам просто пройти с Сашей инцидент?
Мать покачала головой.
- Да, ты прав. Они забрали у меня фирму, квартиру, сына. Возможно, и мужа. Я уже ни в чем не уверена. Папа попал в аварию. Как? Он двадцать пять лет за рулем! А перед аварией тоже было помрачнение рассудка. Но я списывала на то, что у него кто-то есть, очень боялась потерять, делала вид, что ничего не замечаю, старалась работать и не думать. Но как такое возможно? - руки у матери опустились, она все еще дрожала и выглядела неважно. - Чтобы так запрограммировать человека, нужно специальное оборудование, которым пользуются военные. Мы не диссиденты, я не выступаю с антигосударственной пропагандой… И не государству все досталось - Ирине, Родиону…
- И тем, кто с ними был, - пожал плечами Кирилл. - Иринка и Родион исполнители. Они двадцать миллионов получили, могли десять квартир купить! А где? И как Сашку на автоматы подсадили? Нет, кто-то есть еще, кто забирает львиную долю!
- ну да, - согласилась задумчиво мать. - С другой стороны, если бы они могли так обойтись с любым человеком, давно уже были бы миллионерами. Получается, Саша наш оказался слабым звеном? - она достала носовой платок, высморкалась, вытерла глаза, поправив подводку. - Кир, иди-ка ты домой и посмотри за Сашей, - вдруг передумала она тащить его в школу. - Никуда не отпускай. Желательно, что бы он лежал в постели. Хотя, - она махнула безнадежно рукой, - вряд ли ты сможешь его удержать. Но проследи, чтобы он не поднимал тяжести, и не лез туда, откуда можно упасть. В общем, Кир, посмотри за Сашей.
Кирилл замер, понимая, что его освободили от школьной повинности. Предложение матери он сразу же счел благоразумным, пропуская мимо ушей последующие наставления. В школу его не тянуло. Он еще не успел осмотреть дом как следует и, вопреки насмешкам матери, верил, что клад существует. Кроме того, по всему огороду валялись старые вещи, там было и такое, что он видел впервые. Словно попал в музей, имея возможность забрать экспонаты с собой. У него вдруг появился шанс разобрать старые вещи, отложив то, что могло пригодиться в будущем, а брат, который остался дома, мог бы объяснить их назначение.
Кирилл просиял. Мать поправила ему воротник, развернула:
- Ну, иди! - и слегка подтолкнула. - Если что - что?
- Позвонить! - ответил Кирилл, утвердительно кивнув.
- Молодец! - похвалила мать, помахав рукой.
Кирилл вприпрыжку кинулся в сторону дома, который покинул минут двадцать назад. За ночь заморозило, и теперь снег хрустел под ногами. Странно розовое небо - и синее. Из печных труб к небу поднимался сизовато-голубой дым, принося с собой запах хлеба. Многие в Черемушках пекли его сами. Звезд уже не было, но все еще висел побелевший рожок полумесяца, а само небо казалось бескрайним. Кириллу даже почудилось, что он в сказке "Вечера на хуторе близь Диканьки", когда закончилась рождественская ночь. Такого неба в городе точно не увидишь. Где-то неподалеку закукарекал петух - и ему ответили издалека. И тут же залаяла собака, и снова ей ответили, словно переговаривались. Нехотя вылез из будки дворовый соседский пес, прислушался, но не присоединился, очевидно, вспомнив, что Кирилл почти свой. Обнюхал кость и, разминая ноги, залез обратно.
Наверное, таких чувств Кирилл никогда не испытывал. Такие же просторные и пространные, как пространство от горизонта до горизонта. Даже когда они ездили отдыхать на дачу к подруге матери тете Августе. Там, он знал, что может вернуться в город - туда, где его дом, не скучал по квартире и не испытывал любви к природе. Теперь чувства были противоположные: он скучал по дому и знал, что уже никогда туда не вернется, это был потерянный уголок рая. Но он вдруг с удивлением понял, что и здесь ему есть место. Лес, река, горы… - все это было его. Он еще не привык не видеть бетонные многоэтажки, но отчетливо осознал, что их нет и не будет.
А когда он дошел до своего дома, который внезапно перестал быть домом, пугая своим разрушением, ему вдруг захотелось не останавливаться, а идти, идти по асфальтовой дороге, которая не кончалась.
Глава 4. Смех сквозь слезы про любовь
- Саш, а это что? - Кирилл вертел в руках предмет, состоящий из рамки с вставленными в нее множеством тонких деревянных пластин, отшлифованных так, что на ощупь они казались шелковистыми.
Брат повертел вещь в руках, пожал плечами.
- Наверное, что-то от станка, может быть, ткацкого… да выброси, зачем тебе?
- Саш, может, придумаем куда их… - Приятные на ощупь пластинки выбрасывать было жалко, второй раз такие не достать. - Смотри, какие!
- Давай, бросим пока на стайку, потом придумаем, - предложил брат, заинтересовавшись. - Если вот так накрест наклеить на мебель или стену, будет здорово, можно штору сделать, тоже прикольно получится. Тут и дырочки готовые. А это у тебя что?
- Круг какой-то, ногой жмешь, он крутится…. Саш, смотри! - Кирилл хохотнул, развлекаясь.
- А я знаю, в музее видел, прядильная машина. Это можно сжечь, сейчас уже электрические есть.
- Саш, а где бы ты спрятал клад, если бы старым был?
- Не знаю… Где-нибудь в подвале, или между бревнами… Хотя нет, будет пожар, все к чертовой матери сгорит. Закопал бы в огороде.
- А на чердаке?
- Вряд ли.
- Почему?
- Старому человеку лезть на чердак? Сомневаюсь, - брат пожал плечами. - Нет, закопал бы.
Кирилл вздохнул с облегчением. Значит, рабочие, разбирающие крышу, если клад существует, вряд ли его найдут.
- А полы у нас тоже будут менять? - поинтересовался он.
- В пристрое, кажется, собирались. Там пол уложен на стояки, дал неровную усадку. А в капитальной половине вряд ли. Че их менять, установлен на фундаменте, сто лет ему ничего не будет. Может быть, несколько половых плах, там где была печь и рукомойник, А сверху, я слышал, собираются положить ламинат. А что, клад собираешься найти?
- Хорошо бы. А копают что? - Кирилл кивнул на экскаватор.
- Отстойные ямы, канализацию, газ подводят, водопровод от колодца.
- Так далеко!
- Чем дальше, тем лучше, их еще закроют сверху. Близко начнут вонять. Удобства в доме удобно, а чистят их примерно раз в три - пять лет. Вам повезло.
- А тебе? - пренебрежение брата больно кольнули в груди. Но свою боль Кирилл решил не показывать. - А когда это будет?! - вздохнул он.
- Скоро. Тут немного работы, меньше, чем ты думаешь. Кто-то сруб готовит, кто-то трубы ложит, кто-то канализацию. Кстати, я слышал, здесь в одной из бригад отец Ирины работает. Не пойму, зачем это ему? Яков… Яков… кажется, Самсонович. Как-то неудобно, может, в дом его пригласим? - предложил Александр. - Но он злой какой-то, я пытался с ним поговорить. Я вроде ничего плохого ему не сделал. Думал про Иринку что-нибудь узнать.
- Саш, ты чего? Они в нашей квартире живут, а нам неудобно? - опешил от предложения Кирилл и возмутился, задумавшись. - Не любит тебя ни Иринка, ни Родион, ни отец ее. Саш, ты поспи, а я пойду, соберу еще чего-нибудь, - и вдруг Кирилл просиял. - Есть клад! Он клад ищет! Думает, найдут, а он сразу на него права заявит!
- Кир, не подозревай всех, - рассердился Александр. - Яков Самсонович сварщик, у него бригада здесь работает.
- Ну и что! А клад ищет! Другим было бы стыдно в глаза смотреть!
- А чего ему стыдиться?! Не воровал, не убивал. Кирилл, - строго и назидательно приструнил Александр. - Они на законном основании выкупили нашу квартиру. И не надо ничего придумывать! Люди нам помогли, мне, в частности!
Кирилл вышел за новой партией вещей. Но на сей раз собирать он не пошел. Странно, что делает здесь отец врага? Он достал бинокль из коробки и залез на сеновал, рассматривая рабочих. Вот и тот, о котором говорил Александр. Глаза вороваты, следит за каждым движением своих товарищей - неприятный тип. О чем-то говорит с кривоватой усмешкой. Если пройти за бревнами и встать внизу, то, наверное, можно послушать, о чем они разговаривают…
Кирилл слез с сеновала и подобрался поближе к бригаде, которая работала с Яковом Самсоновичем.
Кирилл не ошибся, отец Ирины возмущался, что дом строят для приезжих, когда своим жить негде. Но его не поддержали, заметив, что уезжать он собирается как раз в квартиру этих приезжих, а работа на доме дело добровольное, и главврач уже проводит операции. Нашлись и те, кто с Яковом Самсоновичем согласился. Но по большей части его расспрашивали про Авдотью, про странное ее исчезновение после смерти. Яков Самсонович высказал предположение, что унесли ее те, кто не хотел вскрытия, то есть убийцы или воры, и подтвердил, что многие ценные вещи пропали. А еще заявил, что пока не собирается уезжать, но рад, что дочка устроилась в городе, и пожалел, что рассталась с Александром - парень ему понравился, да и мать у него культурная.
- Сань, я только что был там - тебя нет, и Иркин отец рассказывает, что ты чмошник поганый… - не краснея соврал Кирилл, чтобы Александр прочувствовал глубину своего падения.
- Не ври, - не поверил Александр, усмехнувшись. - Что он может обо мне сказать, если не знает совсем. Мы же с ним ни разу не встречались.
И все же, Кирилл заметил, как нервно дрогнула у брата губа.
- Ну, не говорил… - успокоил он Александра. - Только я все равно не понимаю, почему тебе нельзя любить меня и маму, почему ты начинаешь болеть, а когда думаешь об Ирке, то у тебя ничего не болит?
Кирилл задумался, вспоминая последние дни, когда они с Александром о чем-то разговаривали.
- Кирилл, это любовь, - объяснил Александр, нахмурившись. - Два человека любят друг друга.
- Но ведь она тебя не любит ни капли. И не болеет, - пожал плечами Кирилл.
- Я люблю. Мне плохо без нее, - признался Александр.
- Я не верю, должно быть какое-то объяснение… Тот же Слава, прозомбировали, и любит. Давай поэкспериментируем… Ты же не боишься? - вызывающе предложил Кирилл. - Если это нормально, то ты не должен болеть от того, что любишь меня и маму. Почему ее можно любить, а других нельзя? Я и маму люблю, и тебя, а если девушки у меня появятся, то не думаю, что стану чувствовать в отношении вас что-то другое.
- Я ничего не боюсь! - устало выдохнул Александр, понимая, что Кирилл не отстанет.
- Тогда давай так: сначала представь, что ты как будто любишь ее, желаешь ей добра и отдаешь ей много денег. Посмотрим, какое чувство у тебя появится. А потом думай так, как будто ты не о ней думаешь, а обо мне и маме, а про Иринку наоборот, как будто ты пытаешься вернуть то, что она у нас украла.
- Она ничего не крала, мне ваш бред уже надоел! - взорвался Александр, внезапно разозлившись. - Если ты думаешь, что я начну себе что-то внушать, то глубоко заблуждаешься!
- Значит, боишься! - констатировал с вызовом Кирилл.
- Хорошо, уговорил, экспериментатор! - согласился Александр, рассмеявшись. - Но я не верю, что будет что-то такое, чего я не жду. Любовь к тебе и к маме, это совсем другое, чем любовь к девушке. Подрастешь, поймешь. Это связанно с сексом, с половым влечением, продолжением рода, ну и так далее… Что там по плану? - Александр лег на кровать, сложил руки на грудь, полуприкрыв глаза.
- Расслабься, закрой глаза и говори мне, что ты чувствуешь и о чем думаешь, - попросил Кирилл, усаживаясь рядом с Александром. - Давай сначала по первому пункту, как будто Ирина твоя любимая.
- Ну что, чувствую прилив сил, бодрости. Хочется идти куда-то, что-то делать. Ощущение такое, что я дома с ней, она рядом, голос ее слышу.
- Теперь попробуй понять, о чем тебе говорит ее голос.
- … о любви… успокаивает… как будто она мне что-то дает.
- Но ведь она же сейчас не говорит о любви, не отдает ничего, - напомнил Кирилл. - Что еще? Послушай еще раз и посмотри, может еще что-то есть?
- Страх, боль, что потеряю ее, что вместе не будем… Это ты у тетки Верки научился?! - полюбопытствовал он.
- Нет, как раз таки нет, у твоей Иринки, - соврал Кирилл, сразу сообразив, что тетя Вера могла все еще вызывать у Александра изжогу. - Тетя Вера филолог, а Ирка твоя психолог. Саша, но ты уже потерял ее, вы не вместе, ей на тебя наплевать. Значит то, что она тебе говорит, вообще неправда? Теперь еще раз послушай и подумай, а почему она говорит тебе такое? Почему ты вдруг слышишь и чувствуешь какие-то ее объяснения?
- Кирилл, мне просто хорошо, когда я думаю о ней, - Александр открыл глаза и уставился на Кирилла с легкой усмешкой. - Так всегда бывает. Да прилепится муж к жене своей, и станут одной плотью.
- Ну, хорошо, - согласился Кирилл. - Теперь попробуй подумать о нас с матерью.
Минут через пять Александр взмолился.
- Что-то голова у меня болит и горло… - он не заинтересовался, но слегка был озадачен и напуган. - Словно веревка на шее то с одной стороны, то с другой.
- И да возненавидит он всех близких своих, которые добра ему желали, - пришла очередь Кирилла усмехнуться. - Странно да? А как такое возможно, если тебя не закодировали? - задал он ироничный вопрос.
- Ну да, я чувствую не так, как должен, - признал Александр, с силой потирая переносицу. - Я чувствую, что не люблю вас с мамой, недоволен вами, меня раздражает ваше присутствие… Но это не так, это не мои чувства, - опешил он, внезапно уже самостоятельно исследуя свое состояние. - А если сопротивляюсь, появляется боль. Никогда бы не подумал!
- Саш, а ты попробуй Ирку свою разлюбить в уме, у тебя вообще крышу снесет, - усмехнулся Кирилл. - Попробуй! Мама сказала, что людей так специально кодируют, чтобы они делали и не думали.
- Хорошо! Попробую! Кир, если человек не хочет или не поддерживает, его не закодируешь! Например, разведчика, - Александр снова расслабился.
- Значит, в глубине души ты давно мечтал нам отомстить и разорить нас? - поинтересовался Кирилл, подвигая кресло поближе и усаживаясь в нем. - За что? Что мы тебе сделали? И институт давно мечтал бросить? И проиграть столько денег, на которые мог бы посмотреть весь свет? В Америку съездить, а Австралию, в Египет, на Камчатку, как нам папа обещал? Для того, чтобы сопротивляться, надо помнить, что надо сопротивляться. А если у человека памяти нет? Если он не знает? Я сегодня понял: если бы люди чувствовали тяжесть или дискомфорт, но нет, выполнять команды кодирования приятно, тогда как сопротивляться можно только здравым рассудком. Следовательно, люди не чувствуют кодирования совсем!
- Так, ты опять начинаешь?! - рассердился Александр.
- Квартиру ты отдал, но это тебя не беспокоит, а то, что я на твой сотик сел, ты мне все утро выговариваешь! - напомнил Кирилл. - Но квартира намного больше. На нее можно миллион сотиков купить! Значит, потерять квартиру тебе было приятно, а раздавленный сотик злит? А если это как раз и заложено в тебе?
- Хорошо, я стараюсь… Что я должен делать? - и вдруг Александр застонал от боли, упал на кровать, схватившись за голову. - Кир, я умираю! У меня веревка на шее! - Александр уже катался по полу. Глаза у него покраснели и покатились слезы. - Ой, как глаза тоже колет! У меня сейчас голова треснет… М-м-м… - он глухо застонал.
- А ты Славу вспомни! - пошутил Кирилл. - Чем же ты его лучше?!
- Кирилл, заткнись! Звони маме! - прикрикнул Александр, перевернувшись и вставая на корточки. - Ой, как больно!
Кирилл перепугался до смерти, когда Александр, скатившись на пол, начал крутиться волчком, взмахивая руками. Наконец, он отполз, забившись в угол.
Кирилл выскочил на улицу. Кажется, у Александра началась паника, он здорово был напуган. Матвея Васильевича он нашел почти сразу, и тот последовал за ним, не задавая вопросов. Не говоря ни слова, Матвей на ходу отодвинул Кирилла, схватил Александра и посадил его, приказав твердым и спокойным голосом:
- Успокойся! Никто тебя не душит, но душили… Раньше. Ты просто вспомнил боль!
- А-а-а… а-а-а… а-а-а … - всхлипывал Александр. - Меня сейчас душат! Вы не понимаете, меня сейчас душат! - он тяжело дышал, задыхаясь, схватившись за голову.
- Соматические болезни, слышал о таких? - поинтересовался Матвей. - Просто ты думаешь не так, как тебе приказывали. Вот такое объяснение тебя дали, чтобы ты понимал любовь правильно. Пройдет, не переживай… Помучаешься маленько и пройдет.
Александр еще тяжело дышал, но глаза его заблестели:
- Я же говорил, что Ирка на меня как-то действует… С ней так легко, чувствуешь себя счастливым, отдаешь, и счастье в голову летит, никогда такого раньше не испытывал. Мать не жалко, Кира вон… - Александр плакал. - А как по-другому подумал, так и началось…. Помогите, дядя Матвей! - взмолился он.
- Прошло? - поинтересовался Матвей. - Вот оно твое счастье!
- Да! - ответил Александр. - Что это было?
- Любовь! На тебя, парень, шило наложили.
- Какое шило?! - жалобно простонал Александр.
- Обыкновенное. Да ты не переживай, ты не первый, не ты последний, Авдотья умела снимать, значит, и накладывать умела. Передала, видно, уменье…
- Как вы сказали? - вздрогнул Кирилл.
- Что как? - не понял Матвей.