В этом мире ждут Избавительницу: одни - чтобы вместе одолеть врагов, другие - не позволить исполнить предназначение…
Ракитина Ника Дмитриевна
Кухта Татьяна
Ясень
Ясень. Сказка
Лето 3700 от Сотворения света - основание Вольного Ясеня
Лето 3936 - появление Незримых
Лето 3966 - исход дружины Винара
Лето 4156 - Ясень начинает приносить жертвы Дракону
Лето 4186 - в Ясень пришла Золотоглазая
Глава 1
Желтые языки пламени лениво колыхались над землей. С реки тянуло резкой прохладой. Вдали, в темноте, пронзительно закричала ночная птица. Люди, сидевшие у костра, невольно вздрогнули.
- Подбрось-ка веток, Леська, - сказал приземистый, до глаз заросший жесткой бородой пастух. - Такие разговоры лучше бы вести при большом огне.
Девушка в холщовой рубахе, прикрывающей колени и подпоясанной кожаным ремешком, послушно встала. Широколицый юноша-подпасок проводил ее тоскливым взглядом. Его сосед, рыжеусый силач, потянулся к стоявшему рядом кувшину, отхлебнул порядочный глоток:
- Разговоры как разговоры, друг Торас. А если подумать покрепче, странные пришли времена.
Леська бросила в огонь охапку сушняка. Пламя взметнулось, осветив лица. Девушка, присев на корточки, жадно вглядывалась в сидящих у костра людей.
- Почему странные, дядя Фарар? - тихо спросила она.
Фарар повернулся к соседке:
- А вот почему, Леська. Враг будто есть, а где - никто не знает. Так и прежде было, но тогда наших отцов хранила мощь Ясеня. А нынче город ослаб. С тех самых пор, как стал приносить жертвы Дракону…
- И мы с ним вместе! - выкрикнул Маст, тоже усатый, но лысый, как колено.
- Верно. Город нам сейчас не защита. Так и тянет жутью, будто Незримые уже за спиной… - Маст оглянулся, оглянулись и другие.
За кругом света было мрачно и тихо.
- Лучше уж помолчать, - сплюнул Торас. - Ясеню мы не поможем, а Незримые… Они везде. Все знают: старый Коран проклинал Незримых и их прислужников, а где он сейчас? И камня положить некуда. А ты, Фарар… Я тебе друг, и я прошу: поберегись - Леська вон, дитя неразумное, в рот тебе смотрит.
- Отец! - подскочила Леська, взметнув рыжей косой. - Я и сама думать умею.
- Умеешь? Да ты в лес только бегаешь, зелья сушишь! Волхвом, что ли, стать вздумала? Так ведь баб в волхвы не берут!
Пастухи расхохотались. Леська, сжав кулаки, обвела их гневным взглядом:
- Помолчали бы вы лучше… муж-чи-ны! Силы в вас больше, чем в быках стоялых, а сидите вон - как зайцы, хвосты поджавши, - о врагах шепчетесь. Во весь голос говорить разучились, еще не родившись! Правду говорит Легенда: мужчины потеряли мужество.
- А женщины найдут, да? - подхватил Торас. - Кто-кто, а ты, дочка, этих поисков не увидишь. И вряд ли кто увидит… Дева-Избавительница! Золотоглазая! Сколько лет назад сгинули в Мертвом лесу те, кто ее предсказал, а она все не приходит. Придет ли?
- Придет, - упрямо сказала Леська.
- Не верится что-то, - вздохнул Маст, почесав укушенную комаром макушку. - Легенды, они хороши, а жизнь потяжелее будет. Вот я слыхал на торге…
Он не успел рассказать, что слыхал - из темноты за Леськиной спиной прозвучал незнакомый голос:
- Вечер добрый!
Леська, вздрогнув, обернулась. Пастухи подняли головы: неясно освещенная вспышками пламени, в темноте стояла девушка. Потом шагнула к свету.
Незнакомка оказалась немногим старше Леськи. Лицо у нее было худое и усталое, волосы в беспорядке рассыпаны по плечам. Подол простого рубка густо забрызган грязью.
Пастухи молча разглядывали чужую. Удивлялись, почему не взлаяли охраняющие стада собаки, предупреждая ее приход. Первым опомнился Торас.
- Вечер добрый, - степенно, как и полагается старшему, отозвался он. - Далек ли твой путь?
- Да, очень, - девушка подышала на пальцы, переступила босыми ногами. - Можно мне погреться? Ночь холодная.
- Отчего же, грейся, - согласился Торас, остальные закивали. - Видно, ты во тьме в болото забрела, вон как извозилась. Ночью, в темноте, бродить опасно.
Гостья присела у костра, подобрав под себя ноги, протянула ладони к огню. Пастухи вначале косились на нее, после неспешно заговорили о своем - о дождях, больной скотине, предстоящем торге. Только рыжеусый силач Фарар молчал в глубоком раздумье, не вмешиваясь в общий разговор, да Леська, умостившись рядом, словно проглотила язык. Незнакомка подобрала веточку, загнала в костер откатившийся уголек, потом вдруг обернулась к Леське и улыбнулась. Леська засияла в ответ, спросила шепотом:
- Есть хочешь?
Девушка кивнула. Леська ткнула локтем в бок темноволосого подпаска:
- Тащи лепешку, Мартин. И молоко.
Торас мимолетно нахмурился, видя, что дочь собралась угощать чужую, но выговаривать не стал: скупости за пастухами не водилось. Лысый усач Маст вертелся, будто на угольях: ему, как и Леське, не терпелось расспросить гостью, но он не знал, как начать.
"На благородную она с виду непохожа, да и не станет благородная по ночам и без свиты бродить. Может, непокорная дочка, сбежавшая от отца?" - Маст невольно вздохнул.
Его единственная дочь уже неделю грозилась сбежать с соседским сыном, если отец не даст согласия на замужество. По совести, ее бы выдрать, но сердце у Маста больно мягкое…
Он не выдержал. Придвинулся ближе и нетерпеливо спросил:
- Издалека, видно, идешь? Устала?
Девушка отставила кувшин и посмотрела на Маста. И то ли почудилось ему, то ли пламя сыграло шутку, но глаза чужой вспыхнули золотом.
- Да, издалека.
Пастухи, враз замолчав, обернулись к ней. Подорожные издавна платили рассказами за гостеприимство, иной платы у них чаще и не было. Что-то расскажет эта?
- Пусто здесь. Сколько уж иду, а первые люди, кого встретила - вы. Дорогу не знаю, а спросить не у кого.
- Какая же тебе дорога нужна?
- В Ясень.
Пастухи переглянулись.
- Тогда тебе беспокоиться нечего, - сказал Торас. - Ты уже в пределах мощи города. От нашей веси прямая дорога к городу накатана. Сама пойдешь или найдешь попутчиков: скоро многие на торг тронутся.
- А одна-то зачем бродишь? И не страшно? - не удержался Маст. - Одной нехорошо.
Чужая покачала головой:
- Знаю, что нехорошо, да ведь иначе не выходит.
- Родичи у тебя в Ясене, что ли?
- Может, и родичи.
- А кто? Я там много кого знаю.
- Уймись, Маст, - Торас потер уши и широко зевнул. - Разболтались мы, а уже спать пора. Устрой гостью, Леська. Мартин, а ты куда? Она тебе не жена еще.
Он широким движением сгреб плосколицего подпаска за штаны. Пастухи захохотали. Мартин, покраснев до ушей, вернулся на место.
Леська указала гостье шалаш и сама влезла следом. Долго вертелась, умащиваясь на козьих шкурах.
- Тебя как звать? - спросила она, наконец.
- Керин.
- Какое имя красивое! А меня - просто Леська. Меня мать в лесу родила. Я лес с тех пор ой как люблю! А ты очень в Ясень торопишься?
- Не знаю, - Керин приподнялась на локте, слушая шумное Леськино дыхание.
- Не знаешь? Стало быть, не торопишься. А то - поживи у нас. Отдохнешь, я тебя в лес свожу. А?
- А отец твой?
- Отец? - Леська дернулась, едва не пробив головой крышу. - Отец добрый. И он за скотом смотрит. А в доме я хозяйка! Отец позволит.
Рыжая улеглась, завернулась в шкуру и прикрыла глаза. Сон не шел.
- Керин, - шепотом позвала она. - Спишь?
Керин молчала.
"Спит", - подумала Леська, прислушавшись к ее ровному дыханию, повернулась на бок и тоже заснула.
Разбудил их шум голосов снаружи. Торас бранил Мартина за какого-то неспутанного коня, забежавшего в тростники. Выманить его теперь оттуда было невозможно: кони любили молодой тростник без памяти. Голос Тораса перекатывался, как гром. Керин и Леська сели разом, едва не стукнувшись лбами, и выбрались из шалаша.
Было совсем светло. Пастухи сгоняли разбредшихся за ночь коней. Торас, увидев девушек, понизил голос и отпустил ухо Мартина. Леська захохотала, взглянула искоса на Керин, приглашая и ее посмеяться, потом вгляделась пристальней - и пронзительно вскрикнула. Пастухи, побросав работу, кинулись к Леське:
- Что? Что такое?
Леська не отвечая, глядела на Керин во все глаза. Мартин затряс невесту за плечи:
- Что? Змея?!
- На жабу наступила, - проворчал Торас, почесывая бороду.
- Смотрите, - сказала Леська тихо, - смотрите… у нее глаза - золотые…
Пастухи оцепенели. Маст открыл рот и позабыл его закрыть - нет, ему не померещилось вчера! - в ясном свете дня стояла перед ними самая обычная девушка, но глаза ее были золотыми, как пламя.
- Что с вами? - спросила она недоуменно. - Что случилось?
Фарар тяжело шагнул вперед:
- Здравствуй, Золотоглазая.
- Золотоглазая, - шепотом повторил Мартин.
- Пришла, - неуверенно сказал Торас. - Пришла, значит. Не уйдешь?
Они стояли, тесно окружив ее. Керин молча переводила взгляд с одного лица на другое. Леська крепко вцепилась в ее руку, будто боялась, что она исчезнет:
- Мы тебя все ждали, ждали. Не уходи, пожалуйста… Теперь все по-другому будет, правда? Все хорошо?
Керин молчала.
- Не знаю, - прошептала, наконец, она. - Не знаю.
- Должна знать! - Фарар придвинулся и тоже сжал ее руку. И только теперь до конца поверил, что Золотоглазая на самом деле здесь. Рука теплая… вот жилка бьется… а вот царапина от указательного пальца к большому… - Слишком долго мы ждали тебя, пойми!
Глаза Керин стали огромными. Золотое пламя билось в них, не угасая. Потом заблестели слезы и покатились по щекам.
Леська опомнилась первой.
- Уходите! Уходите все! Отец! Мартин! Маст! Ну, что уставились?
Она обняла Керин, закрывая от взглядов. Ошеломленные пастухи молча отошли. Маст подпрыгнул, шлепнул себя по лбу и, спотыкаясь, побежал было к селению, даже не подумав, что верхами быстрее и проще. Зато об этом подумал Торас, а после, нагнав Маста на полпути к веси и вернув назад, долго и нудно выговаривал за поспешность: мало ли что! Может, Золотоглазая вовсе не хочет, чтобы о ней болтали - пусть он, Маст, придержит язык. И другие придержат. Нашла Леська подружку, и все тут. Меньше говоришь - больше проживешь. Так-то.
Пастушья весь была большая. От площади с колодцем и раскидистым ясенем, под которым решались в теплую погоду общинные дела, разбегались в беспорядке улицы. Вдоль них густо зеленели яблоневые и вишневые сады. Среди садов светились белеными стенами крытые тростником дома. За домами располагались надворные постройки и огороды.
Все лето стада паслись в поле, и мужчины домой являлись редко - помыться и отъесться. Женщины же и дети помладше в веси сидели безвылазно, изредка только выбирались в дальний лес за ягодами.
Самым главным местом, сердцем веси, был колодец.
Целый день, начиная с рассвета, тянулись сюда хозяйки и девицы с ведрами. Здесь делились новостями, присуживали ухажеров, перемывали косточки отсутствующим, и порой разгневанный муж, так и не дождавшись ужина, волочил жену с площади за косы.
Поселившись у Тораса, Керин вместе с Леськой ходила к колодцу. Женщины вначале косились на нее, после пытались разговорить, но потом решили, что Леськина подружка хоть и миленькая, но тихоня - говорит, не подымая глаз - откуда только Торас ее взял?…как решился в дом принять?…впрочем, он богатый, может делать, что в голову придет, баловать свою чудную дочку… Только бы эта чужая у наших дочек женихов не увела, а другое нас не касается, - так решили женщины и успокоились.
Торас и вправду был богат: трижды в год гонял он на торги дойных коров и коз, растил на продажу коней. В веси он был уважаем - от отца принял обязанности главы общины и нес их исправно. Овдовев, Торас больше не женился, и они с дочкой жили вдвоем: Леська росла, как хотела. Пока была маленькая, отец во всем ей потакал, а когда выросла, возмечтал, было, приструнить, да поздно.
Сына у Тораса не было, и наследником должен был стать муж дочери. Однако Леська всех женихов отваживала острым язычком и неласковым взглядом, и охотней бродила одна в лесу, собирая травы, чем стаптывала башмаки на игрищах.
И все-таки молодые пастухи ходили за ней по пятам: Леська была красивая. Лицо смуглое, коса толстая, рыжая, стан гибкий, ладони и ступни не по-здешнему маленькие. Матери тех, кто из-за Леськи засиживались в девицах, втихомолку обзывали ее ведьмой.
Когда появился Мартин, Торас вздохнул с облегчением: наконец-то дочка образумилась. Леська была к Мартину снисходительна, как сытая змея к зайцу, но против мысли стать его женой ничего не имела.
По обычаю Мартин пошел к Торасу в подпаски, чтобы отработать себе невесту, трудился старательно, терпеливо сносил Леськины насмешки и исполнял прихоти - медленно, но верно, шел к цели. Торас уже задумывался о том, что к зиме надо готовить свадьбу.
Все это рассказала Керин сама Леська. Не сразу она разговорилась, вначале только пялилась зелеными глазищами, будто не веря, что это и есть та самая Золотоглазая из Легенды, запомненной с детства.
Когда Керин впервые взялась за ведра, Леська разинула рот. Но на второй день уже охотно принимала помощь, а на третий повела Керин в лес, на любимые свои места. Керин только улыбалась, глядя в Леськино разгоряченное лицо. Она одобрила возню с травами и возмутилась насмешкам пастухов над Леськиным волхвованием, после чего Леська сказала, что лучшей подружки у нее нет, и не было. Она даже открыла Керин свои тайные замыслы - уйти вместе с ней из дома исполнять предначертание Легенды. Керин вначале смеялась, а потом погрустнела.
Появление ее в веси не вызвало кривотолков - все, бывшие тогда с Торасом, держали язык за зубами. Труднее всех приходилось Масту: ничто на свете не ценил он так, как возможность первым о чем-то поведать. Но Торас умел убеждать и грозить, и Маст молчал, как мертвый, только изредка по ночам молился Велеху, выпрашивая терпения.
Так тихо прошла неделя, началась другая. Как-то вечером у колодца Леська разговорилась с худой темнолицей хозяйкой по имени Сетт. Оказалось, у нее болен сын. Вот уже три дня, как нога распухла, ходить не может и ничего не ест, а волхвов что-то не видно - пастухи сами не смели лечить людские раны и болезни, это делали для них бродячие волхвы, вмешаться без которых в таинство врачевания означало навлечь на себя гнев богов.
Узнав обо всем, Керин предложила помощь. Сетт вначале испугалась безмерно, но девушки быстро ей втолковали, что лечить будут они, а стало быть, и все беды падут на их головы. Сетт согласилась, но поставила условием, чтобы Леська не вмешивалась. Ворожбы чужой она боялась меньше.
Когда стемнело, подружки пробрались в дом Сетт. Керин занялась лечением, Леська глядела, а Сетт в углу молилась всем богам по очереди - на всякий случай - и с ужасом прислушивалась, не заорет ли дитятко. К счастью, все обошлось, и через два дня мальчишка скакал, как молодой козленок, ел за троих, а мать втихомолку кляла ненасытное чадо, вслух расхваливая чужую умелицу. Соседки с новым любопытством приглядывались к Керин, и наверняка дошло бы до большего, чем простая сплетня, но тут всколыхнула всех весть о Послах Дракона.
Весть пришла в праздник, когда мужчины обедали, вернувшись с пастбищ. Принес ее лесоруб из Бортной веси. Ему удалось опередить Послов на один пеший переход. Весть быстрее огня летела от дома к дому и, наконец, ворвалась во двор Тораса. Он сидел за столом с подпасками, Леська и Керин подавали. Услыхав, Торас побледнел и со стуком уронил ложку.
- Делать что? - задыхаясь, спросил посланец.
Торас вскочил:
- Как - что? Прятать немедля! Мартин, скачи в Заточную! Роден, Ярот - по дворам, предупреждайте! Леська, собирайся, живо!
Мартин выскочил, хлопнув дверью, за ним другие. Леська заметалась по горнице.
- Что случилось? - Керин схватила Леську за руку.
- После! - Леська увязывала узел. - Бежим!
Она схватила со стола лепешку, сунула к остальному и выскочила из дому, волоча Керин за собой.
В веси была суматоха. Хлопали двери, кричали женщины, надрывались псы. По улице бежали девушки с узлами и плетенками, торопились налегке парни. Леська и Керин помчались следом.
- Что это? - крикнула на бегу Керин.
- Послы Дракона! Молодых берут, чтоб им подавиться!
- Зачем?
- В жертву! В жертву Дракону! Скорее!
Керин вдруг резко встала. Леська едва удержалась на ногах и тоже остановилась. Их обегали с двух сторон, спотыкаясь о брошенный узел.
- Бежим! - сердито крикнула Леська.
- Прежде скажи толком. Что за дракон? Какие жертвы?
- У, нечистый! - не выдержала рыжая. - Поймают, пока болтать буду!
- Говори!
Леська торопливо перевела дух:
- Ладно. У Ясеня Дракон живет, слыхала? Говорят, возмездие Незримых за непокорство. Приносят жертвы, чтобы его умилостивить. Каждый год - пять девушек и пять парней, самых красивых. Послы Дракона выбирают таких по всем землям города. Много. Везут в Казанное святилище. А там волхвы приговорят волей богов. Кого отпустят, а кого… Поняла? И почему я зимой за Мартина не выскочила?! А теперь бежим!!
Она с силой рванула Керин за руку.
- Не побегу! - сказала та.
Леська с отчаяньем оглянулась: вокруг было совсем уже пусто.
- Керин, миленькая, - простонала она. - Ведь возьмут же…
- Беги, - велела Керин. - Я останусь. Пусть возьмут. Все равно мне надо в Ясень.
- Куда я одна? Я с тобой…
Их прервал хриплый низкий звук рога.
- Поздно! - вскрикнула с отчаяньем Леська. Керин обернулась: по накатанной дороге въезжали в весь Послы.
Семеро всадников в черном на вороных конях скакали впереди, поднимая густую пыль. За ними тянулись крытые повозки, сопровождаемые стражей.
Леська прижалась к подружке. Они стояли молча, одни на пустой улице. Всадники приблизились.
- Что, не успели схорониться? - усмехнулся один, наклоняясь с седла. - Хорошенькие…
Он протянул руку и потрепал Леську по щеке. Леська молча размахнулась и влепила ему пощечину. Всадник пошатнулся.
- Взять!
Стражники бросились к девушкам. Керин брезгливо отстранила их и пошла к повозке. Леська, подхватив узел, двинулась за ней. Всадник глянул им вслед, и его жесткое лицо вдруг сморщилось.
- Проклятье! - пробормотал он, стискивая поводья. Будто шею того, кто придумал скармливать Дракону людей.
Девушкам помогли забраться. Из полутьмы повозки глядели на них изумленные и испуганные глаза. Одна из схваченных плакала, остальные глазели на Леську и Керин.
Повозка тряслась по дороге и вскоре снова остановилась. Снаружи донесся крик, втолкнули растрепанную девушку. Леська охнула:
- Тинка!
Тинка, всхлипнув, уткнулась лицом ей в колени. Вновь заскрипели колеса, заглушая отчаянный женский плач.
Долго еще ползла повозка по улицам веси, но больше Послы, видно, никого подходящего не нашли. Тинка выплакалась и теперь молча сидела, склонив голову на Леськино плечо. Леська искоса поглядывала на Керин: рыжей было даже и не страшно, а только удивительно легко, будто тяжкая работа осталась позади. А Керин сидела, обхватив колени руками, и думала о своем.