Мэннор (явился - не запылился!) возле другого воза обихаживал нашу сестру. Для каждой сыскал и приветливое слово, и подарочек. Конца не было лентам, зеркальцам из меди и серебра, веночкам с ряснами из скатного жемчуга, колтам, браслетам, гривнам и бусам, костяным высоким гребням, золотому шнуру, штукам полотна и кружеву… Скань, эмали, золотое и серебряное плетение, дорогое цветное стекло… Яхонты синие и красные, лалы, смарагды, златокамень, янтарь, бирюза…
А для Леськи Мэннор небрежным движением развернул шубу из лисы, крытую ржавым бархатом: под зеленющие глаза да рыжие косы. Последовали общий взвизг и вздох. Ох, хоть бы с воза стащили купчину да защипали, что ли…
Не могу простить ему слез Керин. Пусть тайных, пусть думала, что не вижу. Да и Тума обмолвился, что встретил Золотоглазую над Ясенькой ночью, накануне нашего отъезда. И что рукава у ней были мокрые. Тума пошел тогда следом на всякий случай и видел, как ее прогнали от Мэнноровых ворот. И нате вам, явился на готовое!
Мне бы радоваться за сестру: вон плывет и светится. Ну что поделать, если я такая дура?! Как из разбитого жбана, утекла вся моя радость. Пойти сыскать, что ли, плетенку: надо же и раненым сладкого отнести.
На пороге кладовой столкнулись со мной две девчушки: в полосатых плахтах, белых кофточках, только что дареных бусах. Девчушки были сильно похожи меж собой и смутно мне знакомы.
Ах, да, ту, что повыше, Тума в погребах среди ножей нашел, ее еще Леська выхаживала. Да и вторую вместе с другими пленными выволокли из ямы. Теперь и не скажешь.
- Тетя Наири! - защебетали сестрички наперебой. - Пособи, тетя Наири! Мы спасибо сказать хотим. Давно-о хотим. Ты к ней ближе. Ты за нас скажи!
- Кому спасибо?
- Тете Керин. Ой! - выговорили они разом и испуганно потупились.
- А сами?
- А сами мы боимся.
Я взяла девчушек под худые локти:
- А ну идем!
Мы шли через гомонящий двор. Девчонки норовили тянуть меня назад и испуганно попискивали. Нас углядел Тума и захохотал. Я легонько наступила ему на ногу.
- Ты чего?!
- Золотоглазая где? Стой! - я поймала старшую из сестричек, уже готовую убежать. - Тетю надо слушаться.
Мы нашли Керин, и девочки, промямлив свои благодарности, резво ускакали. Мне опять сделалось легко и весело. Я отломила себе медового пряника.
- Тетя! - держась за живот, приговаривал Тума. Я сделала вид, что сейчас схвачу его за ухо.
- Не надоело еще? - спросила Керин, глядя на нас.
- Нет. Можно, я спрошу?
Мы шли через двор. Ей кивали, улыбались, окликали то и дело. Она кивала и улыбалась в ответ. Наконец, двор закончился. Мы поднялись по сходам на продуваемое ветром забороло и, наконец, остались одни. И я радовалась этому.
Держась за выступающий камень зубца, Золотоглазая смотрела вперед, на излучину Ставы, на растекающиеся за ней яркой зеленью попловы и леса. Мир перед нами был огромен. И я спросила совсем не то, что хотела.
- Куда мы пойдем дальше, Керин?
Прохладный ветер взъерошил волосы, забросал ими глаза. Я стиснула их ладонью.
- Туда. За Ставу, на север.
Ну, конечно. Ведь именно с севера, из Туле, пришли Незримые. Как и Винар, создавший Легенду - из одного корня и горе, и радость…
Как-то в Ситане мне показывали парсуну: шелком по шелку вышитое девичье лицо. Шелк слегка пожелтел от старости и обтрепался по краю. Хозяин сказал, что это Марна, невеста Эстара Тулейского. Лицо запало мне в память: тонкое, с острыми скулами, полукругами бровей и чуть поднятыми к вискам уголками глаз - очень похожее на лицо Керин…
Меня до сих пор удивляет, что никто не пытается узнать ее прошлое. Кто она? Откуда? Покров беспамятства застит для нее эти дни. Эх, будь у меня чуть побольше времени… А может, не нужно дознаваться? Может, просто принять этот дар?
Так я и не спросила ничего… Слишком много у нас вопросов, на которые мы не знаем ответов…
Мы научились отыскивать ловушки Незримых. А Керин вздыхала: звери мудрее нас, и если бы люди были внимательнее к ним, то и вовсе от Незримых не страдали бы - чтобы уничтожить гиблое место, довольно хорошего удара меча…
Как-то раз в полдень мне примстилось, что я вижу легшую от пустоты человеческую тень. Пустота, которая может пожрать и зверя, и человека. Но еще страннее, когда люди впускают ее в себя… Объявляют себя Прислужниками, чтобы придать себе больше веса? Или просто служат новым богам? Или впрямь дают Незримым пожрать свою душу и становятся не человеком - чем-то другим? Сестренка, ты мне ответишь?
Керин вздрогнула, будто проснувшись. Запахнула на плечах новехонькое, коробом стоящее из-за жесткой росшиви, корзно:
- Нет, Наири. Еще нет.
Это был самый короткий путь к моему жилью. Праздник утомил меня, сделавшись к вечеру слишком вольным и шумным, и я просто сбежала, чтобы полюбоваться на закат: он растекался в половину неба, как пролитое варенье из вишни, тени делались лиловыми, а сбоку выбиралась из-за окоема рыжая лисица-луна.
Я медленно возвращалась к себе заборолами и, огибая квадратную угловую стрельницу, услыхала громкий голос. Первым моим порывом было вернуться, но я узнала Мэннора. Я осторожно высунула голову из-за угла: сестра сидела на парапете, прислонившись к зубцу спиной, подтянув к себе и обняв руками колени. Мэннор прохаживался рядом.
- Ты хоть рада мне?
- Да, очень.
- Не верится. Ты изменилась.
- Я оплакивала мертвых.
Мэннор молчал. А она продолжала ровным голосом:
- Ты видел, как людей кусают пчелы? Лезут под броню, под одежду. Люди распухают на глазах, делаются черными, воют и катаются по земле. Или когда кипящая смола сжигает кожу, волосы… А вон там, смотри, - она нагнулась, указывая - вон там плыли на надутых мешках из овечьих шкур те, кого Мелден послал в потайной ход: они должны были напасть изнутри, отворить ворота - там окошко под водой… А в переходе, куда оно ведет, мы поставили медвежий капкан… Они кричали тоже… А их расстреливали в упор.
Керин передернула плечами, точно замерзла.
- Это война…
- Да. Я понимаю. И если бы мы не сделали этого, они бы продолжали насиловать женщин и вспарывать животы мужчинам, оправдываясь тем, что служат Незримым. И все равно я плакала и по ним.
Она отвернулась в сторону серебрящейся, как меч, Ставы. Молчала.
- Странно…
- Что? - Мэннор подался к ней.
- Впервые ты говоришь со мной, как с человеком, не принимая все за пустую женскую прихоть.
Он принужденно рассмеялся:
- Ну да. Я бы и не осмелился. Ведь Старшинская Вежа дарует тебе должность воеводы Сарта со всеми привилегиями пожизненно. У меня будет вельможная жена.
Я распахнула рот: не скажу, какое заявление подействовало на меня сильнее. Мэннор же выдернул из-за пояса свернутую грамотку, распахнул небрежным движением, как давеча разворачивал Леське шубу. Закачались красные восковые печати. Особая важность.
Я вытянула шею, забыв, что меня заметят. И совесть не мучила: раз уж взялась подслушивать, должна узнать до конца. Керин читала, шевеля губами.
- Это несправедливо, - отчеканила она.
Мэннор сморщился:
- А когда девчонку без роду и племени равняют с именитыми мужами? Ясеню должно получить вперед за возможный урон. Это его право. А ну как отомстят Незримые?
- Прежде не мстили, - произнесла Керин раздумчиво.
- А Дракон? Да и раньше Ясень молчал, а нынче выставил войско против них.
- Так значит, это Ясень выставил?
- И снарядил.
- Это я его снарядила! - кипя от праведного гнева, заорала я.
- Наири!
- А разве не так?! - я оборотилась к Мэннору. - Ну, скажи! Эти жабы выжидали, чем закончится. А теперь примазываются. Сарт им нужен. Лакомый кус, ага? Так вот, подавятся! Наше войско - цена твоей крови, - сердито бросила я Керин.
Сестра озадаченно взметнула ресницами.
- Есть такой давний обычай, - неохотно произнес Мэннор. - Наири, не лезь. Ты глаза мне выцарапаешь.
- Есть за что, - пробурчала я.
- Вот что, - начала Керин, и мы немедленно замолчали. - Я не могу принять должность ясеньского воеводы, поскольку веду войско сражаться с Незримыми, а не завоевывать городу новые земли.
Она сердито топнула каблуком, выкрашивая плитку.
- Другое. Ясень делит шкуру неубитого медведя. Пусть спросит допрежь, променяет ли здешний люд на сытый кусок свою волю? Пойдет ли под руку Ясеня или захочет союзничать - и только?
Она вдругорядь топнула, словно впечатывая в нас каждое слово.
- Третье. Я тут не хозяйка и не мне одной решать. Соберу командиров - пусть думают. Грамотку-то дай…
Мэннор повиновался. На его лице писалось такое ошеломление, что впору было пожалеть беднягу: не получилось. Тут он сорвался с места и понесся вниз по лестнице. Та отозвалась утробным гулом. Я хмыкнула:
- Не горюй. Далеко не убежит. На ночь ворота заперли.
Золотоглазая потерла щеку:
- Боюсь, здешним весям зиму не выжить без Ясеня. Ох, не знаю…
Утренняя стынь попыталась подлезть в меховую безрукавку, холодом ударила по ногам. Но пока я оббегала военачальников, зовя на совет, согрелась - даже слишком.
В хлопотах не успела заметить, как развиднелось, и, пропуская мимо себя по узкому мостику широко зевающих Флену, Мирну и Леську, я затушила о кладку походню и тоже от души зевнула, прикрывая ладонью рот. Тряхнула волосами - все, готова сражаться.
Сидящие вокруг стола с удивлением поглядывали на меня и друг на друга, украдкой зевали. Гент и Гино одинаково терли небритые щеки. Привалясь к стене, тихонько всхрапнул Ратма. Этот глазастый, где присядет, там и заснет - соня известная. Лаймон, тот, наоборот, щурится и светлыми бровями двигает, чтобы не спать. Гротан с Велемом почти на себе приволокли ковыляющего Шатуна: еще за закрытой дверью слышно было, как ругмя он изругал каждую ступеньку, а их до комнатки на верху вежи было немало. Герой обороны плюхнулся на лавку и громко выговорил Гротану:
- До чего дожил! Меня, владетеля, будут с зайцегоном путать: мало, кличут похоже, так и хромаем одинаково!
- Ха, хромаем! - осклабился Шершень. - Зато я лицом вышел.
И подмигнул Леське. Та хихикнула.
Из моих объяснений поняли командиры немногое: вчера добрые ясеньские дяди обозом пожаловали, накормили, одарили, ни о чем таком не заговаривали, а тут на тебе - и вылезло посольство, ровно заячьи уши из мешка!
Круглощекий Гино посмотрел на приятеля и решительно потянул к себе грамоту с красными ясеньскими печатями.
- Ты вслух, вслух читай, - посоветовала я. - Пусть все посмотрят, как старшины горазды на готовое влезть!
Мэннор злобно ударил меня взглядом, но язык придержал. Хлебнул разбавленного вина из кувшина. По холеным щекам косо потекли розовые капли.
Вошла Керин. Махнула рукой, чтоб сидели, опустилась на покрытую вытертым ковром лавку.
- За ранний час не пеняйте, - вздохнула она. - Дело важное. Ясень в лице своего посланника, - кивок на Мэннора, - предлагает Сарту с угодьями перейти под его руку. А мне дарует воеводство в Сарте. Пожизненно.
- Читали… - прогудел Велем. - И что плохого?
- Интересно, а управителя нового он уже привез? Или тот позжее, с кметями пожалует? - Гротан почесал шею. - Уж вы не обессудьте… - вздохнул, обвел всех глазами с лукавой искрой, начисто противоречащей смиренному голосу. - Только как же это? Мы едва-едва прежний хомут сняли… Выя еще не зажила.
Девчонки в один голос пырснули. Мэннор побагровел еще больше, чем когда Гент интересовался про управителя. Чует мое сердце, у него в этом деле своя выгода. Знать бы - какая.
- Ясень к вам со всей душой, - на этих словах купца Керин ухватила меня за руку, чтоб не встряла. - Не подарками считаюсь. Кто за вас встанет, когда Горт перейдет Ставу? Уже старшинам Ясеньским доподлинно известно, что войска его по берегам изготовились. А еще в Фернахе дружину Мелдена не извели, там и наследники - мстить не станут?
До чего хорошо говорил, как пел, и голос ровный, звучный. Правды не знала бы - сама бы поверила.
- Так рыцарь Горт у него наследник и есть, - возразил Шатун. - Других нет. Потому и стоял вдоль берега: готовился порядок на землях родича восстановить. И не придерешься.
- Так чего не восстановил? - наивно встряла Леська. - У него на глазах мы Мелдена в речку гнали. Что ж он в него-то стрелять велел?
Шатун фыркнул:
- Ну, рыжая! Посуди сама. Разве ж при живом-то хозяине наследство светит? Вот когда убили…
Леська схватилась за косу, покосилась в окошко, у которого сидела: не спешит ли рыцарь Сарт воевать? Передохнула.
- Вести до Ясеня запаздывают, Мэннор, - сказала Керин устало. - Горт войска отвел. Тем же вечером, как Мелдена сложили. У нас лазутчики тоже имеются.
- Мы что Ясеню, что Горту - лакомый мосол, - сказал Гротан, ощерясь. - Нынче первый жалует в гости; думаю, можно и Горта с подарками ждать.
Я сморщилась:
- Что пнем по сове, что совой по пню. Рыцарь тем только хорош, что Незримым жертв не кладет.
- Ясень тоже не кладет, так и что? - покраснев, пробасил Велем. - По мне, уж лучше бы Ясень.
- Эх! - облизнулся бортник Гино. - Моя сестра вот так же женихов выбирала.
- А что в том худого? - спросил Мэннор. - Если в цене не сошлись, можно договор переделать. Ясень не откажет. Мыто убрать на время, помочь зерном до новины, даже подати на три года с края скостить.
- Ого!
Шатун, забыв про рану, вознесся над столом. Охнул сквозь зубы, налег на стол локтями:
- А мертвых они тоже воскресят? Порубленных, повешенных, Незримыми пожранных?! Да пошел ты!!..
Они стояли, готовые вцепиться друг другу в глотки.
- Ну, хватит! - Керин грохнула кулаками по столешнице. Сверкнула глазищами. - Еще кто скажет?
- Скажу, - Гротан потрепал закаменелое плечо Шатуна. - За все войско скажу. Я к тебе долго присматривался. Испытывал. Ты никакой выгоды не искала. Честно шла против Незримых. Тебе и рельмом владеть.
Общий вздох был Шершню ответом. Неловко хмыкнув, опустился на лавку Шатун. Я сглотнула. Так… вот так было, когда мы впервые увидели, что Керин - Золотоглазая. Сестра стояла прямо, но я заметила, как вздрагивают ее пальцы. Она перехватила мой взгляд и снова сжала их в кулаки.
- Спасибо, Гротан. Но не могу. За Незримыми мне идти, земли мне крылья подрежут. Шатун, ты берись: за разоренный дом тебе вира…
Шатун осклабился. Дотянулся, накрыл руку Керин своей. Но сказал отчего-то Гротану:
- Не, ты глянь… Как она рельмами раскидывается.
Шершень встал с другой стороны:
- А ты не позволяй. Становись при ней наместником. А я тебе занестись не дам.
Сестра крутанула головой от одного к другому:
- Да хоть наместником! Только держи рельм.
- Для тебя - буду, - сказал Рихт-Шатун серьезно. - Будет где и войско снарядить, и подкормиться. Да и не век за Незримыми гоняться будешь. Вернешься домой.
Глаза Керин предательски блеснули.
- И еще, - прибавил Гротан, - с твоего позволения возьму отряд. Дело посол сказал. Надо проверить, чем Фернах дышит. Чтоб заноза эта в спине не сидела.
Я взглянула на Мэннора. Не знаю, слышал ли, что добром помянут. До скрипа стиснул зубы, только желваки под шкурой гуляли. Не получилось у меня с ним повоевать.
- Хорошо, - сказала Керин. - Второе, что сделать надо - просить Ясень в союзники. Мэннор, возьмешься ли?
Он вздрогнул.
- Меня там теперь слушать не станут.
- Ладно. Наири?
Меня точно окунуло в кипяток: домой, вернуться! Но - это же все равно, что втиснуться в старую ужиную шкурку: тесно и жмет в плечах.
- Да.
- Спасибо.
Керин улыбнулась:
- Ясень в обиде не останется. Купим у них и зерно, и железо. Не все в пепле рыться.
- Да, без скобяного товара не отстроишься, - Шершень потер колено. - А еще и до будущего урожая надо дотянуть, и засеяться. И воинскую справу…
- Губу подбери, - подмигнул Шатун. - Разве у Ясеня столько всего найдется? Конечно, мы бы заплатили не чинясь, взяли бы все и очень благодарили…
Купеческая душа Мэннора такого не снесла. И обиду проглотил.
- Все есть. И ездить недалеко. Как раз у Заставной веси склад, - полыхнул синим взглядом. - Сколько воев снарядить требуется? Конных, пеших? Везти больше чего: мечей коротких, щитов ростовых, поножей для рубки пешими в плотном строю, или же брони и треугольные стальные малые щиты для конницы, и для них же копья, длинные мечи? Сулицы как обычно, по три на человека, или побольше прикажете? Стрелы сигнальные есть, со свистками, есть срезни, полулуния, вилочки, шипы… Панцири наборные из стальных пластин, или есть подешевле, из кожи с коровьих колен. Кольчатые рубахи в четыре кольца, в шесть колец, есть и четыре-по-два…
Я только пискнула: во натура оружейная! Только чуть не за меч хватался, а до дела дошло - чистый соловей. Мэннор покраснел и замолчал. Керин посмотрела ласково:
- Мы прикинем и точно скажем. Гино, Гент, ваше дело по весям проехать, приглядеться: кому чем помочь, что нужно? А кого и в войско зовите. Я ведь нынче всех, кто по домам захочет, отпущу.
- А не рано ли? - спросил Шатун. - Если и впрямь Горт в гости явится?
За канавами вдоль дороги цвел шиповник. Пах томительно и нежно, перемешивая аромат с запахом дымка и вересковых полян - небывалое ожидание чуда…
Это Ясень стоит на благословенной земле, на корнях мирового дерева, это там цветение в зничень столь же обычно, как в сочень, реки текут молоком и медом, поля просторны и плодородны, а стада приносят обильный приплод. Здесь же, на израненной земле, на переломе лета…
Над большими темными цветками гудели полосатые шмели. Мир делался золотым. Золото спелой ржи, золото свежей выходящей из-под фуганка стружки, золото солнца в небе… Золото зерна в мешках. Сытый скрип крыльев ветряной мельницы: на одной ноге избушка, водит старый за ушко. Золото только что ошкуренных, истекающих смолою бревен - на глазах поднималась слобода.
Я мягко покачивалась в седле, проезжая, и думала, думала. Словно выбирала косточки из крыжовника.
Когда я была маленькая, мне казалось, что вся война - только вершники на гарцующих конях, воздетые к небу мечи, блестящие, словно змеиная кожа, кольчуги. Я тогда не представляла, что одну такую кольчугу кузнец делает от полнолуния до полнолуния. Что ногу без поножа боевой жеребец может прокусить до кости. Что выезжать под боевое седло начинают трехлеток и не холостят их нарочно, чтобы смело шли в воду и на стену копий. Что в одном круглом шлеме ставится пятьдесят заклепок, на полный день кузнечного звона. Что в обед сотня кметей съедает пуд мяса, десять ведер наваристой похлебки и десяток-полтора караваев, каждый из которых во весь под печи. А кроме еды этой сотне надо мыться и ходить по нужде. И брить волосы, чтобы в бою не схватили за космы и живность не завелась. К тому же, голым и босым не повоюешь…