Я был достаточно зол, в первую очередь на себя, что поддался на уговоры Карла. Уверен, он в курсе всего, но утаил это от меня, иначе я бы и пальцем не пошевелил ради его авантюры. Теперь же есть три варианта - привезти Хартвига в Богежом и надеяться на милость магистров, а следовательно, собственноручно убить человека, который мне доверился, потому что милости перед такой угрозой от Братства не будет. Отпустить его на все четыре стороны и знать, что его поймают достаточно быстро и опять же убьют. Или же довести до границы княжества и рассчитывать, что дальше он сможет о себе позаботиться.
Я хотел поделиться своими размышлениями с Проповедником, но не успел. Впереди, на дикой лесной дороге, появились всадники. Они выезжали из-за поворота один за другим, неспешно, медленно и неумолимо, словно смерть, шествующая во время чумы от города к городу.
Наездники были удивлены встрече не меньше моего и не проявили никакой агрессии, просто чуть-чуть подогнали лошадей с явным желанием узнать, кто мы такие. Проповедник, как и я, увидел ало-золотые мундиры солдат маркграфа и помянул Сатану и весь сонм его многочисленных бесов.
- Что мне делать? - Хартвиг тоже достаточно быстро сообразил, чего ждать от этой встречи.
- Разворачивай! - гаркнул я.
Наши внезапные действия не укрылись от солдат. Подул влажный, горячий ветер, и лошадь подо мной обмякла, словно из неё в одно мгновение вытащили все кости.
- Прочь! С дороги! Прочь! - крикнул я, неловко спрыгивая вниз.
Всадники уже неслись к нам со скоростью ветра. Проповедник молился и ругался одновременно, бормоча слова на корявой латыни. Плоть лошади таяла на глазах, я схватил арбалет, сумку с болтами и, словно ныряльщик за устрицами, головой вперёд, прыгнул в придорожные кусты.
Спина удиравшего Хартвига то и дело мелькала между деревьями. Я припустил за ним, через густой, мешающий бегу подлесок, слыша, как на дороге раздаются крики и резкие команды.
На бегу я забросил арбалет за спину, догнал Хартвига, дёрнул его за плечо:
- Не туда. Вдоль дороги. Быстро!
Мы неслись через кустарник, мимо молодых клёнов, уже зная, что преследователи рассредоточиваются по лесу. Затем я вновь изменил направление, двигаясь в самую чащу. Хартвиг, не привыкший к таким стремительным броскам по пересечённой местности, дышал тяжело, вытирал текущий со лба пот.
- Передохни минуту, - сжалился я, снял арбалет и начал крутить ворот.
Крики, приглушённые расстоянием, раздавались в противоположной стороне.
- Это ведь люди маркграфа.
- Верно, - сказал я, наблюдая за тем, как зубцы подтягивают тетиву. - Здесь недалеко замок Латка. Они, как видно, направлялись туда.
- Но теперь ищут нас.
- Угу. - Я положил болт в ложе, думая, куда подевался Проповедник. - Готов?
- Да. - Руки у него немного дрожали.
- Бежать не будем, но пойдём быстро. Как только устанешь, сразу скажи мне.
- А что случилось с твоей лошадью?
- Надо полагать, среди них оказался колдун, потому что на церковную магию это совсем не похоже.
- Колдун?! Но разве их не принято сжигать?
- Только тех, кто плохо себя ведёт, не чтит церковных законов или не служит богатому покровителю. Вроде маркграфа Валентина. Маркграфство в княжестве всё равно что государство в государстве, так что ему позволено иметь собственного… скажем так, волшебника. Всё, двинулись.
Троп не было, идти приходилось "как повезёт", и достаточно быстро кленовый лес превратился в смешанный. Гораздо более густой, влажный и тёмный. Меж корней текли узкие ручьи, по берегам которых росли густые папоротники. Голоса преследователей окончательно затихли, но я не обольщался.
С ними колдун. А для нас этот факт означает лишь одно - большие неприятности. Поэтому я сохранял осторожность, жалея, что на влажной земле прекрасно видны наши следы. Хартвиг зазевался, споткнулся о выступающий корень, с грохотом хлопнулся в ручей, подняв в воздух кучу брызг.
Ругаясь, встал, весь мокрый и грязный. Я смотрел на зелёную безмятежную стену за своей спиной.
- Нам повезло, что у них не было с собой собак. - Хартвиг отжимал стянутую через голову рубаху.
Я не стал с ним спорить. Он и так слишком нервничал.
Ещё минут через двадцать мы оказались среди замшелых деревьев с грубой, потрескавшейся корой, хвощей, ежевичных кустов и тенистых полян. На одной из таких, заросшей ядовитыми грибами и бледно-голубыми незабудками проплешине я сел меж бугристых, похожих на руки великана, корней, пристроил арбалет на колени. Хартвиг повалился рядом, отдуваясь и смешно шмыгая носом.
- Ты знаешь куда идти, Людвиг?
- Вон там замок Латка, значит - в этом направлении Тринский тракт, а там, если я всё правильно понимаю, течёт Грейн. Надо перебраться на другую сторону реки, так мы окажемся на землях, не принадлежащих маркграфу.
Я заметил, как сойка с бледно-голубыми полосками на крыльях сорвалась с ветки дальней осины, и взял Хартвига за плечо:
- Тихо. Они здесь.
Он быстро кивнул и вжался в развилку между стволами, надеясь таким образом спрятаться. Как и я, Хартвиг вглядывался в заросли и слушал лесные шорохи. Наконец я увидел, как между двумя старыми клёнами мелькнуло красно-золотое одеяние.
Первый из преследователей, в лихом чёрном берете, положил на плечо аркебузу, покрутил головой. До него от меня было шагов сорок. Его товарищ что-то негромко сказал и пошёл прочь, в противоположную от нас сторону. Я видел, как аркебузер поправил сбившуюся перевязь. Стоит ему всего лишь повернуть голову в нашу сторону - и игра в прятки закончится.
Я несколько раз глубоко вздохнул, поднял арбалет, прицелился в ярко-красную полосу на его груди, очень надеясь, что мне не придётся стрелять. Хартвиг рядом со мной втянул в себя воздух, потому что солдат маркграфа обернулся и посмотрел мне прямо в глаза. В то же мгновение мой напряжённый палец нажал на крючок, освобождающий тетиву.
Болт вжикнул и по самые летки вошёл в шею человека, пробив ему гортань. Тот упал в густой хвощ, и я не сомневался в итоге своего попадания.
- О чёрт! - поражённо сказал Хартвиг. - Ты его убил!
Я, не слушая картографа, напряг мышцы, взводя арбалет. У меня это получилось, я даже успел зарядить его, когда совершенно неожиданно появился приятель убитого, выскочив оттуда, откуда я совсем не ждал. Я развернулся целясь в него, но он вскинул руку, и мой арбалет завязался узлом, превратившись в бесформенное нечто. Человек прыгнул, замахиваясь на меня раскрытой, горящей бирюзой ладонью, за которой в воздухе оставался огненный шлейф, а я в ответ швырнул ему в лицо сломанное оружие.
Он этого не ожидал, не смог закрыться от удара и грохнулся на землю с разбитыми губами и распоротой щекой. Упал сильно, но попытался встать, чтобы швырнуть что-то в меня, однако Хартвиг, подскочив ближе, саданул его ногой в живот, и я, оказавшись рядом, прижал коленом плечо противника к земле, а затем приставил кинжал к его адамову яблоку:
- Даже не думай, колдун!
Он ожёг меня взглядом и расслабил мышцы, показывая мне открытые ладони. По его лицу и губам текла кровь, щека опухала, но в целом он был в порядке, если не считать некоторой потрёпанности.
- Я тебя знаю, - сказал он. - Ты страж и сопровождал Гертруду на балу летнего солнцестояния полтора года назад.
- Я тоже тебя помню. Поэтому ты ещё жив, - негромко ответил я ему.
- Да славится твоя память в веках, - произнёс он. - Глупо было нападать на людей маркграфа. Такое он не простит. Даже стражу.
- Об этом у меня голова как раз не болит. - Я был напряжён, он видел это и поэтому не совершал никаких магических глупостей. Понимал, что даже если и наложит на меня какое-нибудь проклятие, кинжал под моим весом всё равно успеет войти в его шею, как в мягкое масло.
- Не глупи, - осторожно сказал колдун, чувствуя на натянувшейся коже опасное остриё. - Нам нужен только твой спутник, и с ним будут хорошо обращаться. А ты можешь идти на все четыре стороны. Я замолвлю за тебя словечко перед его милостью.
- Что скажешь, Хартвиг? - спросил я, прекрасно зная ответ.
- Спасибо, но как-то не хочется.
Колдун не успел заметить, как кинжал исчез от его шеи, и я взял её в сложный удушающий "замок". Он дёрнулся, забил ногами.
- Пожалуйста, не сопротивляйся, - попросил я, ещё сильнее сжимая руки.
Он ожёг меня яростным взглядом, затем его глаза задёрнулись поволокой, и колдун потерял сознание. На всякий случай я подержал его ещё несколько секунд и только после этого отпустил.
- Он жив? - с тревогой спросил Хартвиг.
- Разумеется. Не собираюсь убивать без нужды. Особенно колдуна, иначе всё сообщество ведьм на меня взъестся. Он полежит какое-то время, как раз достаточное для того, чтобы мы ушли отсюда.
Придорожный трактир "Ездовая корова" с огромной вывеской, изображавшей очень довольную жизнью пегую бурёнку под рыцарским седлом позапрошлого века, стоял в некотором отдалении от деревни, у большого капустного поля и совсем рядом с берегом широкого, медленно текущего Грейна.
Из постояльцев в нижнем зале находились два купца с цепями Лавендуззского союза. Оба важные, в дорогой одежде из лучшего сигизского бархата, с многочисленными перстнями на пальцах. Их слуги и охрана остались на улице, рядом с телегами, а господа неспешно поглощали каплунов и дорогое ветецкое вино из личных запасов трактирщика.
Ещё одним, ставшим на постой, был господин в приметных красных чулках странствующего маэстро фехтования. Я не видел застёжки на его поясе, так что ничего не мог сказать о том, к какой школе он принадлежит, но, судя по берету с шашечками, она находилась в Южном Огерландере. Рядом с мастером, возвышаясь над столом, торчала рукоять двуручного меча с необычайно сложной гардой.
Кроме постояльцев были и просто посетители, в основном местные, пришедшие из деревни. Ремесленники и крестьяне - всего пятнадцать человек - пили пиво, не обращая на нас никакого внимания.
Мы решили остановиться здесь на ночлег. Хартвиг, отказавшись от еды, ушёл в комнату, я же сидел за столом, решая, что делать дальше и где добыть лошадей. Когда в трактире появился Проповедник, я ничуть не удивился:
- Ты никогда не можешь потеряться насовсем, - вместо приветствия сказал я ему.
- Я заблудился, как овца потерянная , - процитировал он. - Ты бегаешь так быстро, что за тобой не успеть.
- Скажи уж честно, что ты терпеть не можешь стычек и драк.
- В отличие от Пугала, я не кровожаден, - заявил Проповедник, усаживаясь напротив. - Кстати говоря, оно пришло со мной, сейчас сидит в курятнике. Мне кажется, несушки со страху забыли, что такое нести яйца. Хотел с тобой поговорить. Не то чтобы я волновался… Грубо говоря, мне плевать на твои поступки, но ты слишком рискуешь. Магистры могут разозлиться.
- Магистры в любом случае разозлятся, - не согласился я с ним. - Это их обычное состояние.
- Ты нарушаешь приказ.
- Ты ведь знаешь, что я не могу поступить иначе. Везти Хартвига, словно овцу на закла…
Я не договорил, потому что предмет нашего разговора спустился в зал, подошёл к стойке, взял две кружки с пивом и направился к столу.
- Его жизнь стоит таких неприятностей?
Я посмотрел Проповеднику в глаза, сказал негромко:
- Любая жизнь стоит неприятностей. Особенно, если из-за тебя она может прерваться.
- Надо поговорить. - Хартвиг поставил передо мной одну из кружек. - Если не в Богежом, то куда мы едем? Я помню местность, сам составлял карты, это другое направление, земли При под боком. И почему ты вдруг поменял решение?
- Если говорить о первом вопросе, то сейчас наша цель как раз При. До него всего три дня пути. Это морское государство не любит Фирвальден почти так же, как его не любит Лезерберг. Старые территориальные споры, ещё со времён Крестовых походов на хагжитов, сыграют нам на руку. Я доведу тебя до границы, а ты уже самостоятельно доберёшься до Пулу. Там, в порту, сядешь на первый же корабль и уплывёшь. Если поступишь по уму - когда прибудешь на место, сядешь на ещё один, который будет плыть ещё дальше. А там тебе придётся затеряться и сидеть тихо, точно мышка.
- Уплыть? Покинуть княжество? Ты с ума сошёл?! У меня здесь семья!
- Жена? Дети? Родители?
- Нет. Дядюшка.
- Думаю, ему не очень приятно будет хоронить племянника. Давай я тебе очень доступно объясню, какой ты дурак. О, я верю, что у тебя есть способности. Не сомневайся. Если бы их не было, никто бы за тобой так не бегал. Скольких ты успел избавить от грехов, прежде чем тебя сцапали?
- Ну, двоих, - нахмурился Хартвиг.
- Не так уж и плохо.
- Но слишком мало. Людей с мраком в сердцах очень много. Я хочу спасти как можно больше.
- Думаешь, за твои заслуги Папа подарит тебе свои алые башмаки, а ангелы проводят в рай с трубами и пением? - ехидно спросил я.
- Было бы неплохо, - нагло ответил он.
Я стал серьёзным и, наклонившись к нему, сказал:
- Не будет ангелов, Хартвиг. И папских башмаков. И людской благодарности тоже. Последняя - гораздо большая редкость, чем первое и второе. И мир тебе не спасти.
- Отчего же? - Он отхлебнул пива, посмотрев на меня из-за кружки. - Если я пойму, как управлять моим даром и как этому можно научить других людей…
- Придурок, прости господи, - обречённо вздохнул Проповедник, слушавший наш разговор. - Или опасный идеалист, что, впрочем, одно и то же. Послушай Людвига, сиди, как мышка. И тогда, возможно, ты проживёшь достаточно долго для того, чтобы увидеть райские кущи.
- Он хочет сказать, что как только ты начнёшь применять свой дар - сразу быстро умрёшь, - пояснил я. - Ты умеешь очищать души. Понимаешь это?
- Конечно, - с достоинством ответил он. - Но можно подумать, я такой первый.
- Нет, не первый, - усмехнулся я, не чувствуя никакой радости. - Был ещё один человек. Кажется, его звали Иисусом.
Хартвиг поперхнулся пивом и закашлялся.
- Честное слово, я не могу понять, почему ты не видишь всей опасности твоей ситуации, - устало сказал я. - Ты умеешь делать то, что не делает никто другой. Картограф Хартвиг, по сути дела, является гарантированным пропуском в рай. Как ты думаешь, сколько власть имущих вцепятся из-за тебя друг другу в глотки? Каждый хочет оказаться в райских кущах, а не в чистилище. И он ради этого пойдёт на всё, на любые преступления, потому что ты снимешь пятна с его души за эти поступки. Ты станешь очень ценным приобретением. Тебя запрут в золотой клетке, а может, в каменном мешке, и будешь спасать не мир, а одного князя, или герцога, или короля, или кардинала. Представь себе, князья Церкви рвутся попасть в рай не меньше простолюдинов, и у некоторых за душой достаточно много грехов, чтобы опасаться будущего. Даже наместник бога на земле не снимает пятна, а всего лишь отпускает грехи.
- Пока я слышу только о клетке, но не о смерти, - напомнил мне Хартвиг.
- Изволь услышать и о ней. Есть люди, которые убьют тебя за твои способности. Кто-то из зависти, кто-то из страха, кто-то из религиозного рвения, а кто-то из личной выгоды. Потому что ты представляешь угрозу. Для Церкви, к примеру. Они вряд ли готовы к тому, чтобы появился новый Сын Божий.
- Я не Сын Божий, - возразил он.
- Что с того? Найдутся люди, которые сделают тебя им. Поставят под своё знамя, повёрнут против Святой курии. В мире полно еретических учений. А если с ними будет Христос, способный на такие чудеса, не значит ли это, что правда на их стороне?
Хартвиг прикусил губу, задумался.
- Скажи, какому клирику понравится, что ты делаешь то, что не умеют они? Из-за еретических государств Церковь теряет стабильную власть, ты - тот, кто может пошатнуть её ещё сильнее, а потому солдаты Христовы постараются уничтожить тебя. Монахи из ордена святого Каликвия занимаются этим с зари христианства, и я бы не рискнул вставать на их пути. А если ты попадёшь в руки Ордена Праведности, они вытрясут из тебя всё, что ты знаешь, в надежде на то, что твоим способностям, действительно, можно научиться. Ну и потом закопают тебя в каком-нибудь безымянном овраге, чтобы ты не научил ещё кого-нибудь.
- А Братство? Что сделают стражи?
Я вздохнул, опёрся локтями о стол, поглядел по сторонам, но никто не интересовался нашей беседой.
- Братство, мой друг, убьёт тебя довольно быстро и без всяких колебаний. Мне кажется, ты жив лишь потому, что они не уверены, не научил ли ты ещё кого-то тому, что умеешь сам. Когда магистры убедятся, что ты такой - единственный и уникальный, - ты умрёшь. Видишь ли, для многих из нас ты представляешь весьма серьёзную опасность. Тёмные души остаются в этом мире лишь потому, что боятся ада. Грязные и злые, изменённые, они живут среди людей, и такие, как я, охотятся на них и уничтожают. Ты же - хочешь очистить людей, из которых появляются объекты моей охоты.
- Разве это плохо, избавить мир от тёмных чудовищ?
- Хорошо. В твоём понимании. Но вот только стражи останутся без работы. Потому что если появятся те, кто чистит пятна, и их будет много, Братство станет историей. Никто из нас этого не хочет.
- Речь ведь идёт не о том, что я берусь за чужую работу, - сказал Хартвиг, и взгляд его стал пристальным и понимающим. - Я знаю, что стражи получают, уничтожая души. От этого тяжело отказаться.
- Я бы сказал, невозможно, - тихо ответил я ему. - Именно поэтому тебя убьют. Чтобы не отказываться, и чтобы ты не попал в руки нашим врагам - Ордену, который бы обратил твои умения против нас. Твоя жизнь висит на волоске. Как только мой друг Карл поймёт, что в Богежоме нас ждать не стоит, магистры перестанут выжидать.
Хартвиг провёл пальцем по краю кружки:
- Но ты, несмотря на всё сказанное, меня спасаешь.
- Пытаюсь спасти.
- Это неважно.
Я переглянулся с Проповедником и сказал:
- Я тоже идеалист. Мне претит мысль, что я везу тебя на заклание, ибо мне не нравится библейская история про отца, решившего отдать своего сына в жертву Богу. Есть в этом что-то противоестественное тому, чему учит Всевышний. Что до угрозы от тебя - на мой век душ хватит. Если ты и изменишь мир, то очень нескоро. Стражи не всегда справляются с тёмными сущностями, потому что их слишком много, и поэтому люди гибнут. Я не вижу беды, если всем станет чуточку легче, и они перестанут бояться тех, кто живёт рядом с нами.
- А что Братство?
- Я скажу, что ты сбежал. Несколько наивно, но пусть они попробуют проверить.
- Тебе так просто этого не спустят, - скривился Проповедник.
Я знал это, но не хотел обсуждать. Ни к чему. И так каждому понятно, что я идиот, рискующий всем ради незнакомого человека. Впрочем, у меня была в этом своя цель - я искренне верил, что живой Хартвиг для будущего гораздо важнее, чем мёртвый. А тот, кто так не считает, пусть посмотрит на останки людей после того, как на них напала одна из тёмных душ.
Лично я хотел бы надеяться, что в будущем тёмных сущностей среди нас не будет.