- Мало просто найти Лихослава, - Себастьян сел на пол, подсунув под зад еще одну подушку, которых в доме было множество. - Надобно сделать так, чтобы он вернулся. Я имею в виду не только Познаньск. А для этого я должен понять, кто и что с ним сделал. И как это, сделанное, можно переменить. Понимаешь?
- Я не дура… не совсем дура… я просто нервничаю, - Евдокия потерла глаза.
Сухие, к счастью.
Невыносима была сама мысль о том, что она разревется при нем… вот так, просто по - бабьи, с причитаниями и подвываниями, со слезами, которые градом из глаз сыплются, и с соплями, с носом распухшим красным…
- Ты умница.
- Льстишь?
- И это тоже, - Себастьян улыбнулся, и эта улыбка была вполне искренней. - Извини, если я… она права в том, что когда часто меняешь лица, легко потерять свое. Я привык быть шутом. И порой за собой не замечаю, когда это не уместно.
- Прости, - Евдокия обняла себя. - Он ведь… там… к ней отправился… к… хозяйке?
Это слово далось с трудом.
- К ней.
- Она…
- Колдовка. Просто колдовка. Сильная, это верно, но не всесильная. А раз так, то и ее можно переиграть.
- Опять утешаешь…
- Не без того, - он улыбнулся еще шире. - А на деле… мой братец, конечно, парень видный, но не настолько, чтоб ради него этакие игры затевать. Значит, все сложней, много сложней… смотри, волкодлак, который в Познаньске объявился… сваха эта… и сводня, которая… у нее в списке Лихо значится, но это ж ерунда… я братца знаю, как облупленного. Он в жизни не стал бы связываться с… не стал бы…
Себастьян замолчал и молчал несколько минут, которые показались Евдокии вечностью.
- Разве что… - черные глаза потемнели. - Разве что пытался кого‑то вытащить… выкупить… ну конечно!
Он вскочил, едва не запутавшись в полах халата, который стал вдруг мешать. И Себастьян содрал его, скомкал, отправив в пустой камин.
- Нужен список… дело или семейное, или приятели… Дуся, вспоминай, в последние дни не появлялся ли кто из старых друзей?
- Нет.
- Ты уверена?
Евдокия закусила губу. Как все было? Странно. Вроде бы и по прежнему, жизнь кое‑как наладилась, а она, Евдокия, увязла меж модных лавок, салонов, магазина и старого поместья, куда Лихослав наведывался частенько…
Приемы.
Визиты к его отцу, которые давались тяжело.
Ее собственные страхи и сомнения, которые теперь казались нелепыми… сколько же она времени потратила на них? Сколько всего упустила?
- Я… я не уверена, - вынуждена была признать Евдокия. - В последние месяцы мы… мы были вместе, но…
- Порознь, - догадался Себастьян.
- Да.
- Он ни о чем таком не упоминал?
- Нет… он… он несколько раз оставался на ночь в клубе… и я… я…
- Решила, что это из‑за тебя?
- Да.
- А поговорить…
Евдокия отвернулась.
- Мне было… страшно.
- Почему?
Как ему объяснить? Она и себе‑то не может. Страх? Быть брошенной? Или нет, не брошенной, Лихослав слишком порядочен, чтобы избавиться от надоевшей жены. Скорее уж оказаться ненужной.
Подведшей.
Ошибкой, которую уже не исправить.
- Ладно, опустим этот душещипательный момент, - Себастьян кончиком хвоста поскреб ступню. - Итак, мой дорогой братец, похоже, ввязался в авантюру… или его ввязали в авантюру, что куда верней.
Себастьян прикрыл глаза, вид у него сделался донельзя довольным.
- И ведь промолчал, когда я спрашивал… солгал, паскудина этакая, чтоб ему икалось… ничего, найду - выскажусь…
- Если найдешь.
- Найду. Запомни, Дуся, - Себастьян ткнул пальцем в нос. - От меня еще никто не уходил!
Прозвучало в высшей степени самонадеянно, но Евдокии очень хотелось поверить.
- Итак… допустим… допустим, к Лихо обратился некто с некой просьбой весьма деликатного характера… и не просто деликатной, но… клятва! Именно!
Себастьян кружил по комнате, сцепив руки за спиной.
- Клятва объясняет, почему он не сказал мне… или тебе… но первому попавшемуся человеку клясться кровью не станешь. Следовательно, что? Следовательно, человек этот был Лихо хорошо знаком. Настолько хорошо, что просьба подозрения не вызвала…
Себастьян резко остановился перед зеркалом, окинул себя придирчивым взглядом, пригладил волосы, шею вытянул, разглядывая что‑то, Евдокии невидимое.
- Хорош, безусловно, хорош, - пробормотал он. - Итак… в Познаньске Лихо всего год. И настолько дорогих сердцу приятелей у него здесь не завелось. Значит, это человек из прошлого… и вновь сие привязывает нас к Серым землям.
- Надо ехать.
- Надо, - согласился Себастьян. - И я поеду…
- Мы.
- Я.
- Мы, - Евдокия шмыгнула носом. - Если ты думаешь, что я останусь в Познаньске…
- Думаю, - Себастьян таки нашел в себе силы повернуться к зеркалу спиной, хотя со спины он был не менее хорош. - Более того, я надеюсь, Дуся, что в тебе есть хоть капля благоразумия.
- Нету.
- Дуся!
- Послушай, - принятое решение согревало душу. - Ты можешь, конечно, уехать один. Оставить меня здесь… и я сделаю вид, что останусь. На время. Но лишь подвернется возможность, и я отправлюсь за своим мужем.
- А может, в монастырь пока… - Себастьян склонил голову набок. - Там тихо. Спокойно. Безопасно.
- Только попробуй.
Евдокия не сомневалась, что с дорогого родственничка станется попробовать, но сдаваться она не была намерена. Хватит. И без того она ждала… слишком долго ждала.
Неоправданно долго.
- Сядь, - приказал Себастьян. - И послушай. Там не место для женщины. Там не место для людей вообще… Серые земли - это…
- Знаю. Лихо рассказывал.
- Мало рассказывал. Дуся…
- Нет, - она покачала головой. - Я сказала и… и поеду или с тобой. Или без тебя.
У нее, в конце концов, револьвер имеется. И людей Евдокия наймет, из вольных охотников, благо, денег у нее хватит…
- Вот я знал! - Себастьян поднял палец. - Знал, что от женщин одни проблемы… от родной жены и на каторге не спрячешься! Отправится следом и непременно всю каторгу испоганит…
Евдокия подняла подушку.
- Сдаюсь! - он подушку отнял и зашвырнул в тот же камин. - Порой мне начинает казаться, Дуся, что ты меня недолюбливаешь…
- Неправда!
- Вот и я так думаю… ведь если разобраться, с чего бы тебе меня недолюбливать? Я же кругом прекрасный…
- Особенно в профиль, - пробормотала Евдокия.
Себастьян величественно кивнул: его профиль ему очень даже нравился, впрочем, как и анфас, и все прочие ракурсы.
- Вот… а ты подушкой. Дуся, нельзя так с людьми! Люди ведь и оскорбится способны до глубины их души… в глубинах же души человеческой порой такое дерьмо зреет… - он менялся слишком быстро, чтобы Евдокия могла уследить за этими переменами, не говоря уже о том, чтобы привыкнуть к ним. - Отправляемся в понедельник.
- Почему? - Евдокия готова была отправиться немедля.
- Потому что поезд отходит в понедельник. В семнадцать часов пятнадцать минут. Восточный вокзал… третий вагон.
- Можно нанять…
- Можно, Дуся, и нанять, и купить, и целый полк отправить, да только этакие маневры нам скорей во вред. Нет… нам надобен именно этот поезд, который в семнадцать часов пятнадцать минут. С Восточного вокзалу… третий вагон… и еще, Дусенька, ты же понимаешь, что мы не на вакации отправляемся? И не на променад по королевским садам?
- Понимаю.
- Вот и ладненько, - Себастьян улыбнулся, обнажив длинные клыки, и лицо его потекло, теряя черты, проглянуло за ним, человеческим, нечто такое, заставившее Евдокию отпрянуть. - И потому ты будешь меня слушаться. Будешь ведь?
Будет.
Во всяком случае постарается.
- Умница моя, - Себастьян по - собачьи отряхнулся, и лицо его стало прежним. - И почему я нисколько в тебе не сомневался?
- До понедельника еще два дня…
Целых два дня.
Евдокия с ума сойдет от ожидания.
- Всего два дня, - возразил Себастьян. - А сделать нужно многое… и Дусенька, раз уж мы решили работать вместе, то будет у меня к тебе просьба одна… заглянуть в монастырь.
- Что?!
- Не волнуйся. С благою целью. Ты же запомнила тех добрых сестер, которые так желали с тобою… скажем так, породниться?
- Да, но…
- Дуся, - Себастьян взял за руку и наклонился, заглянул в глаза, - понимаю твои опасения, но поверь мне на слово, ныне не темные века… нет, будь ты особой королевской крови, которая чего‑то там измыслила недоброго, то века значения не имели, но ты у нас, к счастью, честная купчиха… поэтому просто поверь, что не принято в нынешние просвещенные времена постригать людей в монахи без горячего на то их желания.
Евдокия поверила.
Почти.
Сия гостья явилась заполночь.
Вошла она с черного ходу, что было несвойственно особе ее положения и родовитости, однако же характер, урожденная осторожность были сильней шляхетской гордости.
- Доброй ночи, панна Мазена, - Себастьян поприветствовал гостью поклоном. - Не могу сказать, что рад вас видеть…
- Ночи и вам, - усмехнулась она. - Радость мне не надобна. Хватит и приватное беседы.
- Надеюсь, вы не собираетесь вручить мне… некий приказ?
- Помилуйте, приказы пусть разносят адъютанты… у моего дражайшего супруга их трое. Не буду же я перебивать у бедолаг работу?
Темный, простой ткани плащ соскользнул с плеч панны Радомил - а Себастьян не сомневался, что, сменивши фамилию, любезнейшая Мазена не сменила сути своей. Но плащ принял, и простую полумаску, и с вежливым поклоном руку предложил.
- Панна желает чаю?
- Панна не отказалась бы и от коньяку…
Темная гостиная, пятерка свечей в серебряном канделябре, пустой камин за цветастою ширмой. Гардины, которые панна задернула самолично… следят ли за ней?
Несомненно, следят.
Генерал - губернатор, поговаривают, супругу уважает… а еще побаивается, поскольку человек он в высшей степени разумный, а разумным людям свойственно испытывать определенные опасения, ежели в ближайшем их окружении находится человек, сведущий в ядах.
Во всяком случае, коньяк Себастьян разливал сам.
- Все еще обижаетесь на меня? - поинтересовалась Мазена, принимая бокал. В темном платье, пожалуй, чересчур уж строгом, лишенном всяких украшений, она выглядела старше, нежели год тому.
И жестче.
- Мне представляется, причины на то есть…
- Есть, - Мазена не спешила сесть, оглядывалась с немалым любопытством. - В этой комнате прежде не бывала… Аврелий Яковлевич не любит гостей, но тот обряд…
- Обряд?
- Свадебный.
- Мне казалось, свадебные обряды проводят в храмах.
- И в храме был, конечно… вы же присутствовали.
- Пришлось. По долгу службы.
- Конечно, - она держала коньячный бокал в ладонях, подносила к носу, вдыхала аромат напитка. - Но храма недостаточно… иные браки по сути своей являются сделкой. А нет сделок более прочных, нежели заключенные на крови. Вам ли не знать, сколь прочен этот поводок.
Полуулыбка.
И тоска в темных глазах, но взгляд Мазена не отводит.
Значит, клятва на крови… и верно, странно было бы думать, что генерал - губернатор согласился бы на меньшее. Он желает союза, но не верит союзнику. Что потребовал взамен?
Верность?
Не ту, супружескую, которая нужна многим. Себастьян подозревал, что этакой верности генерал - губернатору будет мало… да и Мазена достаточно разумна, чтобы не угодить в скандал. Значит, речь о другой… верности короне?
Пожалуй.
- Вы здесь…
- Потому, что мне кажется, что вы способны меня понять… видите ли, мой дед… многие полагают его человеком специфического толка… неуживчивым. Злопамятным. Жестоким до крайности. И это правда.
Себастьян кивнул. Со стариком Радомилом он был знаком, не сказать, чтобы знакомство сие было давним и доставлявшим удовольствие, но… Радомилы замолвили слово за Лихослава.
Честью поручились.
- Однако он справедлив. Это первое. А второе - он не забывает долгов. Всех долгов, - подчеркнула Мазена.
- И чего он хочет?
Значит, явилась она сюда не по приказу супруга. Радомилы… во зло или благо?
Мазена молчит.
- Прекратите, - Себастьян демонстративно сел первым, и хвост на колено закинул. Бокал поднял, глядя, как искажается в коньячно - хрустальной линзе комната и сама Мазена. - Вы ведь пришли сюда напомнить, что я должен Радомилам. Должен. И не отступлюсь от этого. Потому прекратите играть. Я уже устал от всех этих… недомолвок, гишторий, из пальца высосанных. Скажите прямо, что вам от меня надо.
- Скажу. Вы слишком эмоциональны.
- Это врожденное.
- Врожденные недостатки исправляются.
- Вас, вижу, в свое время хорошо исправляли.
Она вздрогнула и коньяк выпила, не по - дамски, одним глотком, занюхала платочком и усмехнулась:
- А еще вы частенько говорите то, о чем следовало бы промолчать. Вы не игрок.
- Почему же. Но предпочитаю другие игры…
- Прямо… Радомилы вам не враги.
- Но и не друзья.
- Почему? - Мазена поставила бокал на столик и все же присела. - Все зависит от вас и только от вас… но у меня и вправду не так много времени, чтобы тратить его попусту. Мы с вами на одной стороне. Радомилы поручились за вашего брата.
- И я им за это благодарен.
- Хорошо. Чужая благодарность никогда не бывает лишней, - она отвернулась. Взрослая маленькая женщина, которая слишком рано заглянула на изнанку власти. И видать не зря шепчутся, что каменный венец Радомилов со смертью старика к ней отойдет. Удержит ли?
Удержит.
- Если вашего брата обвинят… вернее, его уже обвиняют, но пока все это, - Мазена взмахнула рукой. - Голословно. Но как только у обвинения появятся доказательства… хоть какие‑то доказательства, найдутся те, кто вспомнит Радомилам их неосторожность. Это огорчает дедушку.
- Мне жаль.
- Жалости мало, Себастьян. Найдите вашего брата.
- Его нет в городе.
- Знаю.
- Откуда?
Мазена коснулась виска.
- Когда все это началось, дедушка решил, что… за Лихославом стоит приглядывать.
- Вы за ним следили?!
- Только не говорите, что вас это возмущает.
Себастьян возмущаться не собирался. Напротив… если Радомилы следили, а Лихо не убивал… нет, он не убивал, потому что не был убийцей, но теперь появится свидетель, который…
- Ваш брат и вправду покинул город. Более того, не совсем в… человеческом обличье… более того, у дедушки имеются основания полагать, что вскоре его обвинят еще в одном убийстве. Поэтому важно, чтобы ваш брат вернулся и лично ответил на эти обвинения.
Она не спешила заговаривать вновь, разглядывая холеные свои руки.
Случалось ли ей убивать?
Помимо тех конфет, которые не идут из головы… ведь и вправду, был бы человеком… интересно, цветы на могилу прислала бы? Прислала… хоронили бы с помпой, старший актор сложил голову на государевой службе… и не прислать букет было бы моветонно.
- Мне кажется, вы снова думаете не о том…
- Лихо не убивал, - Себастьян пригубил коньяк, который показался не в меру горьким. - Есть ваш свидетель. Есть показания Аврелия Яковлевича…
- Который тоже заинтересован в том, чтобы вашего брата оправдали. Как и вы. Правда, интересно выходит? Убери одну фигуру, и еще минимум три исчезнут с доски. Хороший ход…и вам, быть может, будет печально слышать сие, но ваш брат в этой игре - пешка.
- Как и я.
- Что вы, вы себя, Себастьян, недооцениваете. Вы никак не пешка. Конь, а быть может, и ферзь…
- Ферзем скорее ваш дед является.
- Он будет рад услышать, - Мазена склонила голову. Пустой жест показной благодарности. - А теперь, пожалуйста, послушайте. Я рассчитываю, что вашей благодарности Радомилам хватит, чтобы… не распространяться о том, что вы сейчас услышите.
Она поднялась.
Обошла комнату кругом, остановилась у столика.
Сняла сумочку, в которых дамы веера носят, только в этой лежали куда более полезные вещи.
Платок, завязанный на три узла. И клубок черных спутанных волос, сперва показавшихся Себастьяну конскими.
- Не стоит прикасаться, - Мазена остановила его руку. - Чревато.
Пятерка ржавых, уродливого вида гвоздей. И золотая сеточка, которую Мазена поднесла к свече. Сеточка вспыхнула белым пламенем, поднялась к потолку, развернулась…
- Это сделает нашу беседу еще более приватной, - очаровательно улыбнулась Мазена.
Пламя свечей изменило цвет на темно - зеленый.
Запахло болотом.
И холодно стало, при том, что холод этот был неправильным, будто бы кто‑то незримый встал за спиной, и стоял, и дышал в затылок.
Себастьян обернулся.
- Привычка нужна, - Мазена разложила гвозди на столе. И платочек расправила.
- Я уж как‑нибудь…
- Руку.
Себастьян руки убрал за спину, отступил бы, но то, что стояло за его спиной, беззвучно рыкнуло, и ноги заледенели.
- Бросьте, Себастьян. Если бы я желала от вас избавиться, поверьте, вы были бы мертвы. Моему супругу достаточно отдать соответствующий приказ.
И на шее затянулась петля кровной клятвы.
- Или мне, - добавила Мазена, глядя в глаза. - Но предпочитаю иметь вас союзником. Поэтому не капризничайте, дайте руку…
Себастьян руку протянул, надеясь, что та не будет позорно дрожать.
Темный волос обвил мизинец. А Мазена, не дрогнув, царапнула ладонь гвоздем.
- То что сказано, сказано здесь и для двоих, - темная капля крови упала на волос, который ожил и сжался. В какой‑то момент показалось, что сейчас Себастьян останется без пальца, но нет, мизинец уцелел, только волос остался под кожей.
- То есть, если мне вздумается… поделиться информацией…
- Вы заболеете, - Мазена раскрыла ладонь.
Белая кожа.
Тонкая.
Истончившаяся даже, и под нею плывут, извиваются тончайшие волосы. Смотреть на это отвратительно до тошноты.
- У Радомилов множество тайн…
- И похоже, их они даже себе доверить не способны.
- Доверие… слишком дорого, чтобы тратить его вот так, - Мазена провела ладонью над пламенем, и оно, коснувшись нежной ее кожи, едва не погасло. - Но вас не это должно заботить. Некогда мой прапрадед был отлучен от двора и сослан на границу. Шла война… та самая, что породила Серые земли. В хрониках рода остались его воспоминания. А тако же документы, которые подтверждают права Радомилов на некоторые земли. Серые земли появились не в один день. Поначалу это был старый храм… после - деревенька у храма… две деревеньки и городок… зараза расползалась, люди бежали.
- А ваш предок совершал сделки.
- Он вовремя понял, что Серые земли - это не только безусловное зло…
- И стал торговать?
- Стал перекупщиком. Всегда находились люди, которые золото ценили больше, чем собственную жизнь. А еще свято верили в удачу.
Пламя соскальзывало с ладоней Мазены. Волосы под кожей ее исчезли, но Себастьян чувствовал их присутствие, как чувствовал незримую удавку на мизинце.