Ох, милые, годы мои не те - по болотам скакать! Еще прихватит спинушку больную, а помочь-то в глухомани будет и некому, кроме рыси с дерева да волка из-под куста! - Бабка оборвала причитания и деловито сообщила: - Повезло вам, бродяги! Совсем рядом мой тайничок - за поворотом, в овраге. Только не очень-то облизывайтесь: ничего там особенного нет. Так, мелочишка на черный день.
- Черный день как раз и настал, - заверил ее Бурьян. - Но если ты, колода трухлявая, вздумала брехать… сама соображай, что с тобой будет!
- Соображаю, касатик, соображаю, я с детства ужас до чего сообразительная!
В этом разбойникам довелось убедиться очень быстро - вскоре после того, как встали они на краю оврага, вглядываясь в побуревшую листву.
- Что ж ты у обочины деньги прятала?
- Я же говорила: в глухомань не забираюсь. Годы мои не те…
- Эх, лопаты нет! - огорчился Горластый.
- И не надо, - предупредительно сказала бабка. - Там из земли корень вылез, так я под него маленькую такую шкатулочку запрятала. А чтоб лопатой махать…
- Слыхали уже, годы твои не те! Бурьян, повороши листву, а я за бабулей пригляжу.
- Пригляди, - кивнул Бурьян, - а то, может, по кустам сигать у нее годы как раз те…
Он спрыгнул вниз, уйдя по колено в рыхлую, не слежавшуюся еще листву. Тихо выругался: надо было хоть палку взять! Нагнулся, загреб охапку сырых листьев - и замер.
Листва взбугрилась, приподнялась шатром. Из нее, как жуткий гриб, выросла чешуйчатая голова со свирепыми красными глазками.
Несколько мгновений царило молчание.
А затем, яростно разметав листву, перед парнем поднялся на задние лапы ящер. Он был грозен и страшен, по темной чешуе струились сизые разводы, из распахнутой пасти хлынул хриплый рык.
- Ма-а-ама! - впервые за двадцать шесть лет завопил разбойник.
Он не вскарабкался по глинистому откосу - взмыл, взлетел! Опомнился лишь на ветке придорожного дуба - и совсем не удивился, увидев на соседней ветке Горластого.
Внизу возился ящер - шипел, хрипел, рычал, царапал кору, но на дерево, хвала Безликим, не лез.
Разбойники вцепились в жесткую кору и мысленно воссылали Безымянным клятвы, что будут отныне вести жизнь праведную и безгрешную.
Впрочем, срок таким клятвам - до первого облегченного вздоха. Бурьян и Горластый сразу забыли о своем духовном перерождении, как только увидели, что монстр опустился на четыре лапы и заскользил краем оврага прочь. За ним следовал второй ящер, поменьше, угольно-черный.
- А бабка куда делась? - нарушил молчание Бурьян. Голос его звучал так же сипло и надтреснуто, как у его приятеля.
- В ящера превратилась. Их же двое было!
- А я вроде видел - на небо улетела.
- А видел, так чего спрашиваешь? Ну, размазала она нас! Ну, стерва старая!
- Думаешь, уползли чудища? Можно спускаться?
- В кустах небось сидят, поджидают…
- Ах, поджидают? Плохо они знают лихую лесную братию! Мы еще посмотрим, кто кого… - Бурьян глянул вниз и закончил куда менее воинственно: - Кто кого пересидит!
* * *
Камышинка, новая гостья, оказалась милой, приветливой девушкой. Чуть всплакнув после расставания с Опекуном, она тут же осушила слезы и шустро обежала весь постоялый двор. Восхитилась козой Злыдней, окончательно скрепила дружбу с дворовым псом, с удовольствием понянчила маленькую Дагвенчи, рассказала Нурнашу сказку про богатыря Оммуката, который забросил на небо свой щит. А теперь не чинясь сидела в трапезной и вместе с Недотепкой весело чистила яблоки для пирога.
Барышню не смущало, что за соседним столом шумно гуляют четверо матросов с "Шустрой красотки", поднимают за удачное плавание кружки с кислым ягодным вином.
А для их капитана был откупорен кувшин наррабанского. Фержен, сидя отдельно от матросни, вдвоем с Кринашем наслаждался благородным напитком.
- Мы уж тебя и не ждали, - говорил Кринаш. Думали, до весны ни одного корабля не увидим.
- Да, я чуть не застрял на зиму в столице. Самая горячая пора, за перевозку грузов цены растут, а я торчу у берега и чиню свою лоханку! Чтоб этих троллей так об утес шмякнуло, как мой бедный кораблик!
- Как же ты по такой погоде пойдешь через Пенные Клыки?
- А что мне Клыки? - Фержен раскраснелся от вина и сознания своей лихости. - Главное - чтобы верный глаз и рука твердая! А парни в команде такие подобрались, что за хорошие деньги дракону зубы пересчитают. Да чтоб нас задержала какая-то непогода?! Нет уж, зазимую в Шаугосе.
- Семья небось заждалась, - сочувственно обронила Дагерта, проходя мимо.
- Семья? - хмыкнул Фержен. - У меня-то? Я - бродяга, перелетный ветер. Сейчас вот вздумал угомониться, купил домик в Шаугосе. А семья… - Капитан поднялся, выглянул в маленькое, похожее на бойницу окно. - Тучи-то какие, а? Все небо обложили!
- К вечеру грянет гроза.
- Пожалуй, ночью… - Лицо Фержена вдруг стало мечтательным. - А знаешь, хозяин, в такую же грозовую ночку я чуть не обзавелся семьей!
Дагерта, уже шагнувшая за порог кухни, заинтересовалась, вернулась:
- Как это, господин мой?
- Я любил грайанскую девушку… давненько это было! Ее родители не пускали меня на порог, не то что дочку замуж… Их можно понять. Завидный жених: в карманах пусто, в башке ветер, ноги не хотят стоять на месте, глаза ухитряются смотреть во все стороны разом. Непоседа, шатун, чудак! А дочке я вроде был по сердцу. И сговорились мы с ней бежать. Вот на такую грозовую ночку и условились, какая сегодня ожидается. Я же говорю: молодой был, глупый. А она умнее оказалась: взяла да и передумала в последний миг… Эй, хозяюшка, ты чего пригорюнилась? Все к лучшему вышло. Девушка, по слухам, выскочила за богача, а я остался вольной птицей. Куда хочу, туда лечу!
- Ясно-понятно, и залетел к нам на Тагизарну, - подхватил Кринаш. - И стало у нас больше одним смелым капитаном, которому и тролли нипочем, и непогода.
- Это так, - без ложной скромности признал Фержен. - Ставлю золотой против медяка, что этой осенью к твоей пристани не причалит больше ни один корабль.
- Можешь биться об заклад, хозяин, - послышался от двери веселый голос Верзилы. - Лови гостя на слове! Сверху по течению идет корабль!..
* * *
Первым по сходням сбежал на причал высокий, стройный молодой человек в нарядном бархатном камзоле. Не обращая внимания на встречающих, он обернулся и поймал в объятия хрупкое, изящное существо - облачко легких светлых волос, задорно вздернутый носик и сияние синих глаз. Не без сожаления выпустив прелестную добычу, молодой человек вновь повернулся к сходням, чтобы помочь сойти на берег еще одной путнице.
Две гостьи встали рядышком - и всем бросилось в глаза их сходство. Родственницы, явно родственницы! Обе невысокие, светлые, розовощекие, с покатыми плечиками и тонким станом. У обеих алые губки и длинные темные ресницы, которые даже не собираются прятать веселые дерзкие глаза. Обеим очень идут платья нежных, пастельных тонов и мягкие плащи из дорогой шерстяной ткани.
При взгляде на милых незнакомок можно было подумать - сестры. Но Кринаш этой ошибки не совершил. Если младшая глядела на мир с веселым нетерпением (какие еще восхитительные сюрпризы он ей готовит?), то спокойный, властный взгляд старшей говорил об умении видеть этот мир насквозь (а при случае - заставить его подчиниться).
Хозяин почтительно поклонился старшей путнице:
- Добро пожаловать в "Посох чародея"! Надеюсь, дорога не очень утомила госпожу и ее милую дочь.
Старшая заулыбалась, а младшая забила в ладоши, оглянулась на своего спутника:
- Ну вот, говорила же я! Говорила, что бабулечку все за мою маму принимают!
Бабулечку?!
Кринаш быстро пересмотрел свое мнение об этой семье. Она еще богаче, чем кажется с первого взгляда. Женщина имеет взрослую внучку - и сохраняет безупречно гладкое, без единой морщинки лицо. Тут не обойтись без рабынь, знающих все тайны женской красоты. Такая ухоженная внешность - дорогое удовольствие.
Он не ждал, что путники назовут себя. Но старшая приветливо сказала молодому человеку в бархатном камзоле:
- Что ж ты молчишь? Ты у нас теперь глава семьи, тебе нас всех и представлять.
Тот на миг смутился, но тут же приосанился и важно сообщил:
- Мое имя - Зарлек Береговой Стебель из Рода Шаурши. Я служу в грайанском торговом доме "Заморские пряности" и вместе с моей женой Ауриви еду в Джангаш - открыть и там наше отделение. Нас сопровождает почтеннейшая Науфина Ласковая Ягода, невестка владельца компании, господина Сауфеста.
Дагерта тихо ойкнула и поспешила в дом - проверить, все ли в порядке в лучших комнатах.
Кринаш низко поклонился. Весть о богатстве старого Сауфеста давно уже с ветром перелетела через Лунные горы. Этот человек не боялся конкурировать с Морскими Кланами. А теперь, похоже, добрался до Силурана.
Невестка… Кринаш слышал, что в "Заморских пряностях" женщины участвуют в делах наравне с мужьями и братьями. И единственный человек, с которым считается Сауфест, - его невестка, вдова погибшего в чужих землях сына, которая ведет счетные книги…
Эти мысли не заняли у Кринаша больше времени, чем требуется для почтительного поклона. А затем он радушно пригласил гостей в дом. Зарлек, нежно придерживая юную супругу за локоток, проследовал в калитку. Молодожены, можно спорить на золотой! Повезло парню: женился на правнучке самого Сауфеста, да еще такой красотке! Как забавно она старается держаться с солидностью взрослой дамы!
Науфина шла следом за молодой четой. Госпожу сопровождала служанка-наррабанка со злым костлявым лицом.
У крыльца гостей встретила Дагерта:
- Прошу, прошу! Комнаты готовы, обед скоро подам, сейчас пирог ставлю!
Старшая из женщин, милостиво кивнув хозяйке, начала подниматься на крыльцо. Ауриви задержалась, заинтересовалась:
- С чем пирог, хозяюшка?
- С яблоками, ясная госпожа, да еще с малинкой сушеной.
- А корица? Корицу ты кладешь?
Растерянная Дагерта забормотала, что корицу в еду сроду не клала, даже пробовать не приходилось, хотя слыхала, конечно, слыхала…
Юная госпожа весело заявила, что еда без приправ - что кошелек без денег или соловей без голоса. Сейчас служанка распакует сумку с образцами - и она, Ауриви Ароматный Ландыш, поможет готовить обед. Найдется для нее фартук?
Дагерта была очарована тем, как приветливо и мило держится богатая гостья. А Кринаш расслышал, как Зарлек негромко сказал "бабулечке":
- Она прелесть! Похожа на котенка, который пробует когти на клубке ниток. Учится ловить мышей.
Науфина ответила:
- Не учится, а уже ловит. С постоялых дворов по миру растекаются слухи. О "Заморских пряностях" будут чаще говорить, а за это не жаль щепотки корицы. - И повысила голос: - Девочка моя, пойдем!
Когда путницы вошли в трапезную, там смолк хмельной гул. Матросы и капитан "Шустрой красотки" на пристань не вышли из самолюбия: мол, плевать, кто там плавает по Тагизарне так же поздно, как мы! Но появление двух красавиц заставило всех замолчать. Под восхищенными взглядами гостьи скромно пересекли трапезную и ступили уже на лестницу, как вдруг услышали грохот отлетевшей скамьи и неистовый крик:
- Науфина!
Женщины обернулись.
Краснолицый плотный человек в потертой кожаной куртке простер перед собой руку, словно пытаясь задержать исчезающее видение.
Ауриви, испуганно пискнув, отступила на шаг. Ее муж, наоборот, шагнул к дерзкому незнакомцу:
- Да как ты смеешь!..
Науфина властным жестом остановила Зарлека. Подошла почти вплотную к человеку, окликнувшему ее по имени. Взглянула в глаза. Одним изумленным взмахом ресниц отбросила прочь почти сорок лет.
- Фержен!
* * *
- Когда стихли звуки волшебной песни, Великая Мать огляделась - и увидела созданный ею мир. Он был прекрасен: мелкие болотца, до дна прогретые солнечными лучами, и глубокие протоки меж ними, полные рыбы; коряги, выступающие из пышных облаков тины, и заросли, где неведомая живность шуршала так аппетитно, что Великая Мать жадно клацнула клыками. И поняла она, зачем пела Песню Творения: эти края должны быть населены! Но самке, даже самой могучей и мудрой, не дано в одиночестве дарить миру детей. Поэтому Великая создала самцов: первого - из ночного мрака, второго - из воды и болотной тины, третьего - из камня, четвертого - из ветра. Так возникла первая семья. Самцы подарили Великой Матери свою любовь и силу, и отложила она первую кладку. С тех пор и повелось, что семья - это самка и четыре самца…
- А почему вас у мамы было шестеро?
Тяжелый хвост взвился для удара, но замер, не коснувшись узенького хребта малыша. Конечно, перебивать учителя невежливо, но как познавать жизнь, не задавая вопросов?
- Наш народ переживает тяжелые времена. Черное колдовство смяло в ком наш мир и несколько соседних. Для тебя-то это привычно - движение складок, когда можно шагнуть в сторону и вместо родного болота оказаться в пустыне или посреди морских волн. Тебе забава, а каково самке, которая только что отложила яйца, лежит без сил и чувствует, как надвигается складка! А яйца ведь мягкие, их нельзя передвигать с места на место…
Сизый поймал себя на том, что разболтался. Может, ему надо было стать сказителем, а не следопытом? Досадливо закончил:
- Словом, самок мало, а каждому хочется, чтобы у него был ученик… Ты лучше смотри в три глаза!
Внизу, на дороге, люди чинили повозку. Один подвел под нее длинную палку, другой прилаживал колесо. Рядом лежали снятые с повозки тюки и паслось ездовое животное. От Короткого Хвоста ящеры знали, что оно называется лошадью.
Можно обойти людей, пересечь дорогу севернее. Но лучше идти знакомыми местами. Брести наугад по чужой территории - что ползти по лесному пожарищу: обязательно попадешь пузом на тлеющие под золой угли. Люди опасны, очень опасны! Уж как старательно они с Учеником зарылись утром в листву - а люди их все равно заметили. И сразу напали. Еле удалось удрать. Может, и эти только делают вид, что чинят повозку… а сами ка-ак набросятся!..
Пока зоркие красные глаза подмечают каждое движение врага, мысли заняты совсем другим. При малейшей опасности Сизый вернется в мокрый чужой кустарник, а пока можно плавно скользнуть в воспоминания о своем первом брачном сезоне.
Каким счастьем было учуять на замшелых корягах пахучие метки и услышать вдали гортанный рев самки, скликающей семью! Как заиграли мускулы под чешуйчатой кожей, как начал извиваться хвост, как упруго, толчками забились все три сердца!
Он нашел ее, эту незнакомку с манящим голосом, и приготовился к бою, обнаружив вокруг нее еще пятерых самцов. Но добрая умница, собравшая их, сказала: "Угодья богатые, дичи хватит. Оставайтесь все шестеро. Разрешаю придумать мне новое имя!"
Без споров они нарекли свою самку Желанной. Она была прекрасна: крупная, мускулистая, с широко поставленными глазами и зеленовато-коричневой, как тина, чешуей. У многих самок клыки маленькие, самцам приходится разрывать для них дичь на части. А в пасти у Желанной красовались такие клычищи, что можно дракону глотку перехватить! Но самцы все равно разрывали для нее мясо, выхвалялись перед ней силой, ловкостью, добычливостью.
Она была самкой, повелительницей, центром мироздания. Ей отдавали силу и любовь, на потеху ей затевали шуточные поединки, для нее со дна болота добывали лакомые корневища лиан-кровохлебок и от полноты чувств грозно рычали даже на безобидных каменных улиток: нечего ползать там, где гуляет наша красавица!
Это было чудесное время. Иногда в их охотничьи угодья забредали чужаки и смиренно просили позволения передохнуть. Тогда семья собиралась вокруг гостя и слушала новости из чужих краев или предания древних времен - Желанная была неплохой сказительницей и не упускала случая пополнить свои запасы легенд.
Однажды к ним сунулся дракон - и получил такой лихой отпор, что семья крепко себя зауважала. Желанная сказала: "Герои вы мои, бойцы, защитники!" Всего несколько слов - а при воспоминании по телу проходит сладкая тягучая судорога.
Им было так хорошо, что они начали сговариваться провести вместе следующий брачный сезон. Но Плоский Гребень, старший из них (он воспитал уже двух учеников) хмуро посоветовал не загадывать наперед. У самцов вся дружба - до дележки детенышей.
Прав оказался Плоский Гребень! Каким для них было ударом, когда Желанная отложила всего лишь три яйца!
Самцы, удалились в холмы, оставив Желанную охранять кладку. Время от времени кто-нибудь подбиралсяк яростно шипящей самке, бросал ей тушку только что убитого зверька и поспешно удалялся. И бродил, бродил вокруг логова, высматривая, не появятся ли враги…
Когда вылупились малыши, Желанная крикнула издали, что все дети живы и среди них даже есть самочка. Это хорошо, самок осталось мало.
Крадучись, как к добыче, подбирались самцы к логову, подглядывали, как играют на мелководье крошечные угольно-черные ящерки. С надеждой повторяли имена, что дала детям мать: Шустрый, Глазастик, Юркая. Растроганно вспоминали свое детство, первое имя, материнские уроки жизни.
Время стало бесконечным, неподвижным. Самцы продолжали охотиться вместе, но это была уже не семья, а стая. Дружба кончилась.
Наконец настал день, когда Желанная громко известила мир о том, что готова расстаться с детьми. И шестеро врагов спустились с гор в болото, бросая друг на друга злобные взгляды и прикидывая свои шансы в предстоящей драке.
Тут на бывшую семью обрушилась нежданная беда. Из зарослей крапивняка выполз еще один ящер. Седьмой. Белый чуть ли не до прозрачности, клыки от времени сточены почти до половины, один глаз давно кем-то выдран. Но хорохорился, словно он великий боец, не хуже Большелапого или Драконоубийцы. И заявил, что хочет взять ученика.
Ну, не хамство, а? Он самку весь брачный сезон кормил? Врагов от нее отгонял? Прочие семейные обязанности исполнял? Хотя какие от него, старого бронекрыса, "прочие обязанности"? А теперь притащился на готовенькое! Ученика ему подавай!
Самцы рассвирепели. Драки за детенышей редко кончаются гибелью, но все же пришлый доходяга крепко рисковал.
Но вмешалась Желанная. Она заявила, что этот мудрый ящер - ее учитель. Первый закон ученика - быть готовым умереть ради учителя. Так что драки не будет, пока она жива. Ну-ка, есть ли в семье выродок, который посмеет разинуть пасть на самку?!
Выродка не нашлось. Сбившись в кучу и гневно шипя, самцы беспомощно глядели, как Желанная подталкивает к старому негодяю перепуганную малышку Юркую. Наглец ритуальным жестом забрал головенку ящерки себе в пасть: мол, ты в моей воле, захочу - откушу башку! А потом, выпустив притихшую кроху, произнес положенные слова: "Я не хочу знать, как называла тебя мать. Отныне для меня ты - Одиннадцатая Ученица!"
Потрясенные самцы перестали шипеть. Ого! У старика в прошлом - десять взращенных учеников! Но Сизый все-таки подумал: "Ах ты, жадная старая коряга, пора бы тебе уняться, уступить молодым…"
Старик невозмутимо уплыл по протоке. За ним, бойко работая лапками и хвостом, следовала маленькая самочка. А на мелководье развернулся бой за оставшихся детенышей.